– А потому! - ответил Денис и сделал паузу, в которой Вадим пропел, немного фальшивя, "ужасно интересно все то, что неизвестно, ужасно неизвестно все то, что интересно" - следующие несколько строчек песни про бабушку удава. - А потому, - продолжал Денис, - что у нас не было не только опыта больших денег, но даже идеи по-настоящему больших денег. Нельзя построить себе смысл жизни начиная с 1991 года…
– …или даже с 1989-го.
– Даже с апреля 1985-го. Смысл должен идти из детства, а не быть новоделом.
– Как лужковская реставрация, - вставил Иван и посмотрел на Дениса.
– Ну, я всегда тебе говорил, что с Москвы не убудет, - сказал Абросимов. - Сколько ни строй, она все переварит. Она же всеядная. Наши дети еще будет играть в скверике около Храма Христа-на-гаражах.
– Для наших детей, может, и деньги станут нормальным, американского типа, смыслом, - сказал Денис.
– Если, конечно, доллар не дорастет до пятидесяти рублей в ближайшие две недели, - сказал Абросимов.
– Даже если дорастет, - сказал Денис, - все равно. Потому что они с детства запомнят их запах.
– А говорят, деньги не пахнут, - сказала Маша.
– Как любит говорить единственный мой знакомый, который свои деньги удержал: "Так считают только те, кто настоящих денег и не нюхал", - парировал Абросимов.
– И как у него сейчас с деньгами? - раздраженно спросил Иван.
Абросимов с Денисом, перебивая друг друга, рассказывали, что давно поняли: современную жизнь можно построить только на том, что было в детстве и не подверглось девальвации за последние годы. Ни политика, ни экономика, ни даже великая русская литература на эту роль не годилась - а вот сказки и мультфильмы, говорил Денис, пришлись в самый раз.
– Но это как-то глупо все, - сказала Маша, - как-то по-детски. Какой в этом смысл - тем более, смысл жизни?
– В том-то и дело, что по-детски! Потому что любая вера - очень детская вещь, - сказал Абросимов.
– Просто есть универсальные архетипы, которые вселяются в кого захотят: то, что называется у нас лисой, у индейцев будет называться койотом, а у чукчей - вороном, - неожиданно серьезно пояснил Денис. - Не так уж много фигур изобрело человечество - просто в советское время для них придумали новые имена. Ведь кто такой Крокодил Гена? Это типичный мессия, который собирает учеников, чтобы построить новую Церковь - свой дом, Дом Дружбы.
– Помнишь, как много тогда говорилось о дружбе народов? - вставил Абросимов.
– Вот именно, - сказал Денис. - Это была вполне религиозная идея.
– Секта крокодилопоклонников, - сказал Иван. Было видно: он слышит все это уже в сотый раз, но не перебивает, чтобы не лишать Дениса и Вадима удовольствия пересказывать свои теории новому слушателю.
– Никакой секты, - ответил Денис. - Мы говорим решительное "нет" тоталитарным сектам.
– Мы - не "Аум Синрикё"!
– Мы просто понимаем, что смысл постоянно присутствует в мире и может воплощаться, например, в фигуре доброго крокодила. И самое важное - Гена полностью тождественен сам себе.
– Он же работал в зоопарке крокодилом.
– То есть всего-навсего был самим собой.
– Не это ли главное свойство любого мессии?
И оба замерли, ожидая восхищения, глядя на Машу слева и справа, будто ангелы на иконе.
– И, кстати, наше начальство вполне это все понимает.
– Конечно, оно не готово еще официально объявить, что каждому сотруднику должен соответствовать какой-то герой детских сказок, но все к тому идет.
– Например, на дни рождения мы всем дарим картинки с изображением соответствующего персонажа…
– Семин своего крокодила куда-то запрятал, - с обидой заметил Денис, - а Поляков зато Дядю Федора на столе держит.
– Что тоже не случайно, потому что Гена скромный, а Дядя Федор - нарциссический.
– Послушайте, как смешно, - сказала Маша. - Вот мы сидим в ресторане, которого и быть не могло в совке, и ностальгируем по временам СССР.
– А разве мы ностальгируем? - спросил Абросимов.
– Нет, - сказал Денис, - мы не ностальгируем. Мы просто ищем непрерывность.
– У меня лично нет особо теплых воспоминаний о том времени, - сказал Вадим.
– У меня тоже, - кивнул Денис. - Я бы сказал, тогда только сказки и были хорошие.
– И то половина переводная.
Денис и Вадим говорили, перебивая друг друга, захлебываясь словами, еще быстрее и задорнее, чем всегда, и Маша подумала, что они напоминают двух испуганных мальчиков - заблудились в лесу, громко подкалывают друг друга, отпускают шуточки, бахвалятся собственной смелостью, которой давным-давно уже не осталось, потому что кругом темный лес, дороги назад не найти, ни одного знакомого деревца, ни одного знакомого лица, банкоматы не работают, полки в магазинах пустеют, среди корявых корней вырастают грибы, а у витрин магазинов - забытые очереди. Они говорят, убаюкивая свой страх звуками собственных голосов, будто поют сами себе колыбельную. Волки, крокодилы, кошки, собаки, поросята и чебурашки мелькают меж стволов, кажется, все уже не так страшно, и не такое видели, вот и официант уже появился, карточки по-прежнему принимают, все хорошо.
19
Света Мещерякова никогда не хотела покорить Москву. Она просто всегда знала, что, когда окончит десятый класс, поедет туда поступать, зажав в крупной ладони золотую медаль, спрятав поглубже пять червонцев, что даст с собой мама, поедет, уверенная в себе, непоколебимая, обреченная на победу. Она не плакала, когда не добрала полтора балла в университет, спокойно взяла документы, пошла в Губкинский, куда направлялись другие неудачники, недобрала полбалла там, но была охотно принята в МИСИ, огромный строительный институт на несколько десятков тысяч студентов, располагавшийся где-то на окраине Москвы. Света послала маме телеграмму, перекантовалась две недели у дальней родственницы, без особой охоты согласившейся перетерпеть новоиспеченную студентку до начала занятий, и в первый же день, когда открылось общежитие, вселилась в комнату с тремя другими девочками, точно так же приехавшими с разных концов Союза, чтобы попытать счастья. И только повесив в шкаф два платья и поставив на полку пять книг, привезенные из Бреста, она поняла, что не знает, как быть дальше.
Последние три года жизни были подобны стреле, устремленной к единой цели - поступлению в институт. В тот момент, когда наконечник с металлическим лязгом вошел в центр мишени, движение прекратилось. Света не знала, что делать дальше, и это мгновенное замешательство запомнилось ей надолго. Лежа без сна на общежитской кровати, она сделала необходимые выводы - это она всегда умела. Теперь следовало обдумывать цели заранее, рассчитывать наперед - не на год, не на пять лет. Держать в уме цель столь всеобъемлющую, чтобы идти до нее можно было хоть всю жизнь, шаг за шагом.
Цели этой у нее не было, да Света и не надеялась, что цель появится за одну ночь. Пока что Света знала, что ей предстоят пять лет института; предстоит пять лет есть, пить и спать в одной комнате с тремя незнакомыми девушками. Она никогда не обращала внимания на одноклассниц - в школе слишком была занята учебой, а после школы шла домой, куда с первых классов была приучена не приводить подруг. Теперь предстояло научиться жить вместе с другими людьми - и перво-наперво надо было их полюбить и сделать так, чтобы они полюбили ее. Это было куда сложнее, чем сдать все грядущие зачеты и экзамены - но Света была готова к этому, как была готова к золотой медали, поездке в Москву, неизбежному поступлению.
К концу первого курса она стала неформальным лидером своего потока. Черноволосая, крепкая, большегрудая, она вихрем проносилась по коридорам МИСИ, с уверенной улыбкой входила в комсомольские кабинеты и была знаменита тем, что могла на радость общаге пробить еженедельную дискотеку, а на радость комитету комсомола организовать посещаемость субботника. До третьего курса она избегала выборных должностей, по школьному опыту зная, что официальных лидеров всегда недолюбливают. Но по мере того, как приближалось распределение, она стала присматривать себе место в комсомольской элите - и зимой 1987 года стремительно ворвалась в иерархию ВЛКСМ, все еще казавшегося незыблемым. Теперь Света принимала участие в пьянках и оргиях школ комсомольского актива с теми же целеустремленностью и напором, с какими еще год назад плясала на дискотеке и соглашалась перекантоваться где-нибудь лишний час, если кому-то из подружек срочно требовалось уединиться с очередным Гришей, Колей или Ренатом в их комнате. Когда через два года Света закончила МИСИ, она уже могла выбирать между местом освобожденного секретаря и небольшой должностью в кооперативной фирме под крышей все того же райкома комсомола. Она выбрала второе и уже через два с половиной года купила себе квартиру и прописку, расставшись с ощущением бесприютности, как думала - навсегда. Еще через полгода выяснилось, что райком больше не служит надежной крышей, и летом 1992 года новоиспеченная москвичка Светлана Мещерякова оказалась без работы и без коллег, внезапно растворившихся в огромном городе. Нескольких потом нашли в подмосковном лесу, и вежливый следователь аккуратно записывал в протокол лаконичные Светины показания: "не знаю", "не помню", "не встречала". У нее еще оставались деньги, но испуг почти парализовал: полгода Света сидела в новой квартире, почти не отвечая на звонки и раздумывая, что делать, - пока во время одного из редких выходов в город не встретила Марину, бывшую соседку по комнате в общаге. Теперь Марину звали Вика, и она рассказала Свете, как жить дальше.
Света сидела напротив Маши в "Венской кондитерской", лениво гладила местного кота, лежащего на соседнем стуле, и пила кофе. Странно подумать: они сидят в кофейне и спокойно едят пирожные, а во всех окрестных магазинах оставалась только просроченная крупа и сахарный песок, подорожавший в четыре раза. В обменниках доллар покупали по семь рублей без малого и продавали по червонцу, а когда ввели ограничение в 15% на разницу курса покупки и продажи, доллар вообще исчез из пунктов обмена. Банкоматы либо выдавали рубли, либо вообще не работали. Никто не знал, что будет дальше, страховой рынок замер, и деловая активность в "Нашем доме" тоже замерла.
Поэтому, когда Маша Манейлис, каждый день заходившая в офис в поисках свежих новостей и компаньонов на вечер, предложила Свете сходить куда-нибудь, та легко согласилась. И вот - "Венская кондитерская", торт "Лесная ягода", чашка кофе.
– Нет, - говорила Света, - я не хочу больших денег и карьеры. Я вообще стараюсь не ставить перед собой глобальных целей. Это очень мужской взгляд. Надо отдаться потоку событий, позволить им случаться. Понимаешь?
Про поток событий Маша уже слышала, последний раз - от Ивана, до этого - от Марика, и потому спросила:
– Почему - мужской?
Света откусила пирог, отпила из маленькой чашки и сказала:
– Мужчины подобны стреле, а женщины - волне. Стрела летит, куда ее посылают, а волна неизбежно накатывает на последний берег. В наших жилах течет кровь древних ведьм, и мы должны этим гордиться.
– Ведьм? - переспросила Маша.
– Ну да. Каждая женщина по своей природе - ведьма. Разумеется, не злая ведьма из детских сказок, это все клевета, брейнвошинг, промывание мозгов, попытка обмануть маленьких девочек, сделать их послушными. Нам, в России, еще повезло: у нас хотя бы инквизиции не было, а в Европе вообще - словно огненный шар прокатился. Ты знаешь, что, если бы не христианство, люди бы уже летали?
– Почему?
– Знаешь, как инквизиторы определяли ведьм? Взвешивали девушку, и если она была аномально легкой, сжигали. Аномально легкой - это двадцать килограмм при моей комплекции. Это может значить только одно - они начинали левитировать. В Средние Века в Европе случилась грандиозная мутация, я не знаю отчего. И если бы их всех не уничтожили, их дети или внуки уже могли бы отрываться от земли - а может, они и сами летали, ведь есть документальные свидетельства о шабашах, полетах на метле и тому подобном.
– Я всегда думала, что это не на самом деле… ну, галлюцинации.
– Это очень мужской подход, - сказала Света. - Что значит "на самом деле"? Когда тебе кажется, что ты летишь - кто тебе может потом сказать, что ты не летала? Кто-то, кто видел твое тело, неподвижно лежащее на кровати? А если кто-то другой в ту же ночь видел тебя за много миль, тогда что? Может, лучше предположить, что у тебя два тела - одно тело полета, а другое - тело покоя? Мужчины навязывают нам логику, навязывают свое "или-или", но если мы не хотим вечно быть рабынями целей, которые ставят нам другие, мы должны разорвать этот круг и сотворить на его месте другой: древний, магический круг викки, ведовства.
Света потянула за серебряную цепочку и извлекла из выреза черного платья перевернутую пентаграмму в круге, старинный магический знак.
– Видишь? - сказала она. - Вот в чем наша сила. Настроив ум на волну Великой Матери, мы должны отдаться течению событий - и тогда все сбудется в нашей жизни. Посмотри на меня: шесть лет назад я была никто, не знала зачем живу, не представляла, как выжить в Москве. И тогда я встретила Вику, девчонку из МИСИ, с которой я училась вместе. Тогда ее звали Марина, а потом она изменила имя, ну, когда поняла свое предназначение. Она бросила работу и стала ворожить, предсказывать будущее и помогать обрести потерянное.
– Как это?
– Дает объявления в газетах, к ней приходят люди, которые хотят, скажем, вернуть мужа или найти какой-то предмет, который потеряли. Механизм один и тот же: будь это мужчина, который ушел к другой, или колечко, закатившееся под диван, - надо просто нащупать нити, ведущие к центру силы, и научить человека этими нитями управлять. Но ты не думай, Вика помогает не только женщинам, мужчинам тоже, они, хотя и заблудшие, все равно дети Великой Матери. А для женщин она ведет специальные занятия по духовному развитию. Тебе надо обязательно сходить. Это изменит твою жизнь, как изменило мою. После того, как Вика меня инициировала и посвятила в магические таинства, я сразу поняла, что власть над миром принадлежит тем, кто хочет от мира, только чтобы он продолжал существовать таким, каков он сегодня. И когда я это поняла, я доверилась течению событий, взяла газету, позвонила по первому же телефону и устроилась на простую работу: операционисткой в "Нашем доме". Поверь мне, я ничего не делала для того, чтобы стать сейлом. Это само собой вышло. Посмотри на меня и посмотри на девочек, с которыми я начинала. Аля Исаченко делает карьеру, и это съедает ее жизнь. Таня Зелинская рожает детей, ублажает мужа и материально полностью от него зависит. Это все потому, что они не хотят следовать пути, который для них проложен в сердце Великой Матери.
– А чего плохого в муже и детях? - спросила Маша.
– Ничего, - ответила Света, - я сама когда-нибудь выйду замуж. Только нужно будет найти человека, чтобы в нем тоже было… понимание, что ли.
– А секс? - спросила Маша.
Вопрос вырвался у нее почти против воли: последние два дня она много думала о сексе. Дело было, конечно, в Иване: если первые дни Маше просто было приятно смотреть на него и слушать сдержанный, мужественный голос, то последнее время она уже не могла обманывать себя: это сильная влюбленность, из тех, что в ее жизни обычно предшествовали бурным романам. Сейчас, однако, все шло не так, как раньше. Два дня назад Иван подвозил Машу к отелю. Всю дорогу Маша нахваливала Амстердам, и беседа так их захватила, что когда Иван припарковался в у входа в гостиницу, они проговорили еще полчаса. Блики неоновой рекламы бежали по лицам, Маша взяла Ивана за руку, и потянулась к нему, чувствуя, как сердце стучит в груди. Но тут неожиданно Иван полез в карман, достал мобильный, два раза нажал кнопку, сказал "вот черт, мне показалось, кто-то звонит", - и начал прощаться. Момент был упущен, и перед тем как уснуть, Маша лежала, измученная, в гостиничной кровати, подсчитывая, когда последний раз занималась любовью. Оказалось - три месяца назад, сразу после возвращения из Праги, с Роником, старым приятелем, случайно встреченным на Нордау. Три месяца! С ума сойти! Это потрясло Машу, и эти два дня она снова чувствовала себя девочкой-подростком, которая глядит на прохожих и не может поверить, что все эти люди - страшно подумать! - трахаются.
– Секс - прекрасная вещь, - радостно сказала Света. - Открывает каналы, наполняет энергией. Я же не имею ничего против мужчин. То есть, я могу спать и с женщинами, но это всегда большая ответственность, мы же все-таки сестры. А мужчина - это как ключ, чтобы открыть чакры. Но разве мне есть дело до чувств ключа?
Бедный Абросимов, подумала Маша. Так влюбиться в женщину, для которой ты - всего лишь ключ.
– Я больше всего люблю такие связи, которые не обязывают ни к чему, - продолжала Света, - когда мужчина тоже понимает свое место. Вот, например, Федор Поляков - фактически, он мой любовник. Но он женат, у него дети, разводиться он не собирается. Иногда мы вместе делаем любовь, он хорош в постели и ни на что не претендует. Но он недалекий человек, у него нет чувства своего пути.
– То есть?
– Вот была прекрасная история. Несколько лет назад Федор сделал себе специальную красную книжечку, чтобы показывать гаишникам и не платить денег. Типа он член какого-то элитного подразделения ГАИ. На корочке, как и положено, было написано "МВД". И вот однажды Федор пришел на важные переговоры, к какому-то конкретному клиенту… ну, вроде как бандиту или бывшему бандиту, неважно. Страхует роскошный особняк под Москвой, миллиона за три-четыре. Он тогда еще сейлом работал. Бандиты, надо сказать, довольно редко страхуются, потому что боятся, что их кинут. Но на этот раз клиент был уже почти готов, дело шло к подписанию бумаг, и тут Федор нагибается к своему кейсу и роняет удостоверение из кармана. Клиент видит буквы "МВД", меняется в лице, Федор смеется, все объясняет, показывает, все тоже смеются - но договор не подписывают. Ссылаются на какую-то формальность, отправляют Федора восвояси, завтра не могут, послезавтра не могут, как-нибудь на той неделе, вообще в другой раз.
– Грустная история, - улыбнулась Маша.
– Федор расстраивается, говорит, лучше бы он все эти годы платил гаишникам, а тут получил бы такой процент, что покрыл бы все с лихвой. И через месяц выясняется, что этот бандит застраховался-таки в "Возрождении", а через две недели дом сгорел, причем когда хозяина вообще не было в России. Справки из милиции, все, что положено. Не подкопаться. Пришлось им выплачивать эти четыре миллиона. Гена, когда об этом услышал, едва землю не начал целовать. И что ты думаешь? Федор так ничего и не понял. Считает - ему просто повезло, книжечку оставляет в машине, чтобы не дай бог снова не подставиться. Я бы на его месте всегда носила с собой, как предмет силы.
Маша рассмеялась. Ей показалось, что это история совсем о другом: один раз вступив на путь фальсификации и обмана, ты обречен вечно находиться в этом круге. И слава богу, если минус на минус случайно дает плюс.
Она попыталась представить себе Федора и Свету вместе. Они, наверное, хорошая пара: оба невысокие, крепкие, мускулистые, с древней, звериной силой, рядящейся в одежды русского бизнеса и нью-эйджевского викканства.
– А ты к его жене не ревнуешь? - спросила Маша.