- Наш человек, - указав на Арсения, сказал майор оперу, когда тот прибыл, - лепила бывший из госпиталя нашего. Меня как-то на ноги поднимал. Можешь идти работать… А отпечатки твои, - обратился Рюмкин к Арсению, - я вытащу, если они еще в картотеку ЗИЦ не ушли. Вот мой телефон. - Майор на клочке бумажки записал номер и протянул бывшему подозреваемому: - Звони, если что.
Что такое ЗИЦ и можно ли стопудово доверять майору, Арсений не знал, но от сердца все равно отлегло. Хотелось верить, что отпечатки майор вытащит. В жизни всякое бывает, мало ли где еще наследить придется… В то время в милиции творился полный беспредел, многие занимались крышеванием, зарабатыванием денег на стороне, в кадрах была ужасная текучка, и Арсений утвердил себя в мысли, что раз причастности к содеянному он не имеет, то и на кой черт конторе его пальцы. Есть более важные, приносящие доход листы. В отделении бумажек миллион, а сейф один - чего зазря его захламлять…
Милиционеров Арсений не любил. Одно дело лечить, когда они тихо, без погон, немощные лежат в своих люльках. Или пить с ними водку - это еще куда ни шло. А вот когда они здоровы, полны злости и видят во всех людях преступников - тут уж мил не будешь. Поэтому на всякий случай Арсений внес номер майора в память своего телефона и покинул отделение с надеждой больше сюда не попадать.
…Как впоследствии и произошло, новая работа оказалась такой, что поневоле контактировать с органами пришлось еще не раз. Буквально через неделю в пять утра в квартиру Арсения позвонили. Двое крепких мужичков в штатском, сунув ему под нос какое-то удостоверение с гербом, вошли на кухню, уселись на табуретки и предъявили для опознания три бумаги. Одна из них была ксерокопией сметы Арсения с оторванным сверху адресом заказчика, вторая - цирковой плакат, на котором злоумышленник был изображен на фоне леопардов с большим удавом в обнимку, на третьей фотографии злодей размахивал флагом на каком-то митинге в поддержку компартии. Сыщиков интересовал адрес, по которому выполнялись работы.
Казенные люди очень нервничали и просили хоть что-нибудь вспомнить по смете о заказчике. Они даже раскрыли свои карты, сказав Арсению, что злодей, изображенный на фото, на совместной пьянке украл у них табельный ствол и теперь разгуливает с ним по городу. Как Арсений ни напрягал мозги, вспомнить адрес он не мог: квартира была стандартная, каких было уже переделано большое количество. Самого же злодея, который очень напоминал Алешу Воробьева, Арсений, обладающий хорошей памятью на лица, не помнил, хоть убей.
Посетители в расстроенных чувствах оставили ксерокопию сметы, свою визитку и очень попросили позвонить, если Арсений вдруг чего вспомнит.
Семью программиста, окончательно проснувшись, он вспомнил через пару часов. Сдавать ее Арсений не стал по многим причинам. Люди они были замечательные: красавица хозяйка кормила его вкусными бутербродами, детишки помогали таскать цемент на восьмой этаж, когда сломался лифт, и рассчитались заказчики по совести. Пусть менты сами свою работу делают. Нечего людей будить в пять утра. А как смета попала к злодею, было не суть важно, наверно случайно, да и не верилось, что между такими прекрасными людьми и злодеем из цирка существует какая-то криминальная связь.
По какому-то случайному стечению обстоятельств в том же районе, подконтрольном пятидесятому отделению милиции, пострадал Коля Йогнутый. В пятницу вечером, когда бригада уже собралась расходиться с планового собрания на его квартире, явился весь трясущийся от страха и негодования Коля и рассказал о том, что несколько часов назад его чуть не убили люди в масках. Но самым обидным и несправедливым было то, что они забрали у него любимую немецкую отвертку из набора инструментов, подаренного ему на день рождения Маратом Васильевичем. Когда наконец потерпевший мог адекватно отвечать на вопросы, он рассказал следующее. В одной из квартир Коля под тихую музыку Бона Джови устанавливал унитаз, хозяйка на кухне готовила ужин для своей семьи, и ничто не предвещало беды. Раздался звонок в дверь. Дама пошла открывать. Потом послышалась какая-то подозрительная возня, шум падающего тела, на который Коля и вышел из туалета, чтобы посмотреть, что случилось, и предложить в случае надобности свою помощь. В комнате ему быстро приставили к голове пистолет с глушителем, поинтересовались, кто таков, забрали любимую отвертку и вместе с хозяйкой приковали наручниками к батарее.
Через два часа пришел хозяин, потом приехала следственная группа во главе с Рюмкиным, и через некоторое время Колю отпустили. Но уходить он никуда не собирался. Он настолько допек оперов просьбой быстрее найти его отвертку, что те даже помогли ему установить унитаз и, применив силу, подвезли на воронке к ближайшей станции метро, лишь бы поскорей от него избавиться. Хорошо, что хоть Бона Джови не украли, а то Коля, по его словам, заночевал бы прямо у них в отделении.
На следующий день Коля на работу не вышел. Он явился в кабинет к Рюмкину и принес полароидную фотографию, на которой был запечатлен в рабочей одежде с любимой отверткой в руках. Снимок этот подарил Коле Конго, когда опробовал только что купленный фотоаппарат. Фотография, по которой Рюмкин должен был опознать и найти похищенный инструмент, очень ему понравилась. Сыщик повертел ее в руках и повесил на стенку рядом с портретом Мао, подаренным ему делегацией китайских милиционеров, недавно приезжавшей в Москву для обмена опытом, по соседству с портретами находящихся в розыске злодеев и неопознанных трупов. Майор пообещал Коле в ближайшее время обезвредить банду, строго ее наказать и вернуть владельцу нагло похищенный инструмент, за что Коля сердечно поблагодарил милиционера и в знак благодарности подарил ему специально переписанную для этих целей кассету любимого исполнителя.
Когда посетитель ушел, Рюмкин сунул в магнитофон кассету, вызвал к себе опера Иванченкова, показал фотографию и велел, привлекши к работе агентуру, где угодно найти и купить точно такую же, как на фотографии, отвертку, иначе покоя в отделении не будет никому. Потом он вытащил из магнитофона кассету и приказал подчиненному записать на нее последний альбом Анжелики Варум для своих детей.
На следующий день Иванченков выполнил приказ. Рюмкин торжественно вручил Коле отвертку и, с облегчением вздохнув, выпроводил его за дверь. Еще через пять дней майор обезвредил банду. Среди похищенного добра нашлась Колина отвертка. Рюмкин повертел ее в руках и положил в стол на память.
Интенсивная терапия
На семейном совете в кухне Самцова дома между ним, бомжем дядей Геной и Будякиным состоялся серьезный разговор. Забыв старые обиды и объединив умственные усилия с целью помочь дорогой жене, любовнице и хозяйке, чокнувшись за удачу, мужики стали ворочать мозгами, как все-таки вытащить Веронику с того света, вернуть любовь и уважение к своей душе и заставить и впредь радоваться жизни.
Решили действовать методом от обратного. Раз Вероника так хочет уйти из жизни, может быть, стоит сделать вид, что все родные и близкие ей люди только и желают увидеть ее в красивом лакированном гробу, в белых ботфортах, с бриллиантами в ушах, такую же красивую, как при жизни, и одетую по последней моде. Внесли предложение, по очереди ходить к Веронике в палату, делиться соображениями по организации похорон, узнавать ее мнение по поводу места на кладбище, памятника, оградки и растительности на могилке. Даже Андрюшу привлекли. Позвали парня, объяснили, что к чему, втолковали, что маме при встрече сказать. Выработали основную стратегию и, выпив на посошок, разошлись, напоследок договорившись корректировать свои действия по обстоятельствам.
Первым к Веронике пошел Самец. Он принес жене лучшие платья из ее гардероба, последний номер глянцевого журнала "Вог" с летней коллекцией женской одежды и попросил Веронику подобрать, в чем бы она желала быть похоронена - в старой одежде из своего гардероба или необходимо приобрести к погребению что-либо новенькое. Услышав такие слова, Вероника слегка оживилась и внимательно посмотрела на мужа. Она перевернулась на бок, превозмогая боль в треснувших ребрах и поврежденных внутренних органах, оперлась головой на руку и стала с интересом перелистывать модный журнал, слюнявя палец бледным языком с белым налетом. Она поблагодарила Самца за фрукты, которые он оставил на прикроватной тумбочке, попросила забрать старые наряды домой и в следующее посещение принести еще пару журналов, с помощью которых обещала выбрать себе погребальный кутюр.
Под вечер явился дядя Гена со знакомым священником отцом Варфоломеем из церкви Всех Святых во Всехсвятском. Священник спросил, крещеная ли Вероника, желает ли она быть отпетой в их храме на Войковской, велел молиться за жизнь вечную.
- Храни тебя Господь! - три раза перекрестил батюшка грешницу и ушел в притворном, понятном только Веронике, галантном сопровождении бомжа дяди Гены.
Она улыбнулась им вслед.
Потихоньку умирающая начала приходить в себя. Она проклинала тот день, когда пошла на прием к алтайскому магу. Копаясь в прошлом, костерила свою судьбу, акцентируя внимание на некоторых особо важных моментах жизни, в которых, поступи она немного по-другому, все могло бы сложиться иначе. Сомневалась в своих женских достоинствах. Быть может, она недостаточно красива и сексуальна, раз ее муж заводил на стороне романы. Всеми этими и другими сомнениями, а также тайной о заказной порче она поделилась на следующий день со своей "лучшей подругой" - добрым ангелом дядей Геной.
- Ты самая обаятельная и привлекательная, - сказал дядя Гена. - Посмотри на себя. Ты даже на больничной койке выглядишь как Нефертити на троне.
Он взял с тумбочки маленькое зеркало, в которое Вероника не смотрелась уже много дней, и поднес к ее лицу.
- Да уж, красавица - хоть в гроб клади.
- Не гневи Бога, хозяюшка, у тебя с ним и без того неважные отношения. Жизнь устроена так, что надо жить нынешним днем. Она слишком короткая, чтобы озираться на прошлое и копаться в нем, терзая мозги глупыми попытками что-либо там изменить. Делать это умеют немногие, и тебе, моя красавица, это не по силам. Прими как аксиому. Вот посмотри…
Дядя Гена взял со спинки кровати пояс от халата Вероники, зажал его кончик двумя пальцами, перебросил через указательный палец на другой руке и медленно протянул его до конца. Потом продолжил:
- Поясок - считай, твоя жизнь. Вот так она проходит, - еще раз, на секунду остановив поясок примерно на середине, наглядно продемонстрировал дядя Гена. - Вот эта вершина - указательный палец - то, что называется "здесь" и "сейчас", назовем ее "точка жизни". Та часть, которая у меня в руке, - твое прошлое, и оно не должно тебя волновать, а на другой стороне - твое будущее, и осталось его не так уж много. Так вот, жить нужно настоящим, находясь в самой верхней точке бытия. Именно отсюда можно сделать все так, как пожелаешь. Хотя в прошлом иногда и полезно бывает покопаться, но не до такой степени, как делаешь ты. Чуть позже научу, как именно надо. Устроена ты так, что за свои неправедные дела получаешь расплату в этой жизни, а не в следующей. Не каждому такое дано. Про карму небось слыхала? Живем мы не один раз, независимо от того, веришь в это или нет. Так вот, завернув поганку Самцу и Будякину, теперь страдаешь сама. Что ж поделаешь, не вся наша жизнь устроена из радостей, мы пришли на землю для того, чтобы страдать и учиться, а те, кто не страдают, либо заслужили сие благо в прошлой жизни, либо полные дураки, что порой тоже неплохо.
Хоть Вероника немногое уразумела из слов дяди Гены, но кое-что для нее прояснилось. Она вдруг стала понимать, о чем конкретно говорил ее гувернер, намекая, в каком направлении она должна поразмыслить. Она набрала номер одной из своих подруг и попросила организовать ей срочную встречу с алтайцем, чтобы подправить некоторые детали своего заказа. На другом конце провода ответили, что были бы очень рады помочь, но гуру в городе давно уже нет и, по непроверенным данным, он находится в Ульяновске, где им плотно занимается местная прокуратура.
- Дядя Гена, - обратилась к своему благодетелю Вероника, - я, кажется, понимаю, о чем ты толкуешь. Надо разыскать алтайца и попросить его отмотать ситуацию назад. Об этом прошлом, к которому нужно вернуться, ты толковал?.. Но подруги сказали, что он теперь недосягаем. И что же теперь делать?
- Подруги! - горько усмехнулся дядя Гена. - В мужском понимании этого слова они нужны только для того, чтобы принять участие в совместном пролитии слез, совратить мужа, если у самой такового не имеется, и незаменимы только на панихиде. Единственная твоя подруга - это Матильда. Остальное - от лукавого. Ладно, лежи, вспоминай, о чем вы там с этим чернокнижником болтали… Не мог он просто так безвозвратно напакостить. Должен был какие-то якоря оставить. Постарайся полностью вспомнить, о чем вы там толковали, - сказал дядя Гена, приложил свою холодную ладонь Веронике ко лбу, посидел рядом еще немножко и ушел, не попрощавшись.
Арсений с Андрюшей тоже навестили больную. С нравоучениями не лезли. Арсений рассказывал Веронике свежие анекдоты, Андрюша хвастался новыми игрушками - трансформерами, которые подарил ему любимый дядя… Посидели немного, вежливо поговорили ни о чем - все это входило в план интенсивной терапии. Каждый, как мог, делал свое дело.
После слов дяди Гены и визита сына с кузеном Веронике стало немного полегче, даже боли притупились. Пытаясь вспомнить, какой же такой якорь должен был оставить ей гуру, он уснула. Под вечер пришел Будякин и брутальным поцелуем в переносицу разбудил Веронику. Вероника медленно раскрыла глаза:
- В лоб целуешь, алмазный мой?
- Дык, это, как его… по делу я, - немного стушевался Будякин. - Пришел вот посоветоваться. Тебе что больше по душе: мрамор, гранит или лабрадор? Я вот принял на себя смелость и заказал памятник из лабрадора. А че, красивый черный камень, синеньким отливает, толщиной сделаем миллиметров триста, восемьсот в поперечнике, высота - два метра. Сверху - бронзовая ты. Я уже обо всем договорился и аванс занес, - сказал Будякин и протянул Веронике эскизы будущего монумента в ее память.
"Господи, - взглянув на Будякина, подумала Вероника, - кто он, этот воняющим потом и вчерашним дешевым портвейном мужлан? Неужели тот самый мальчишка - моя первая и единственная любовь, ради которой я променяла все самое дорогое, что есть у меня в жизни? А еще эти словечки из ленинградской подворотни… И гуру ими злоупотреблял… Тьфу на тебя… Тьфу три раза… Господи, какой же он чужой!.."
- Будякин.
- Че?
- Поди на хер, - сказала Вероника и, демонстративно закрыв глаза, повернулась на другой бок.
Как бы там ни было, но Будякин, будучи натурой цельной и слов на ветер не бросающей, обещание насчет памятника сдержал. Для этого он обратился к местной московской знаменитости - скульптору и мухоморному трип-путешественнику по прозвищу Роден. По фотографиям Вероники Роден вдохновенно наваял эскизы, отлил оригинал в бронзе и передал на финальную шлифовку своему другу, каменных дел мастеру по прозвищу Данила Филевский. Данила быстро изготовил каменный параллелепипед, высек на фасаде дату рождения будущей покойницы, покрыл надпись сусальным золотом и даже доставил памятник домой к Веронике на собственной машине.
Изготовленная в рекордные сроки и пока не скомпонованная в единый ансамбль скульптурная композиция являла Веронику, застывшую в балетной позе "арабеск", в балетной пачке, на пуантах и с пуделем на поводке. На боку бронзового пса красовалось исполненное готическим шрифтом тиснение "Matilda", а на веере в руках танцовщицы значилось почему-то кириллицей: "Вероника".
Заседавшие на очередном семейном совете дядя Гена, Самец, Будякин и Андрюша долго смотрели на этот китч. Потом стали высказывать мнения.
- Матильда не пудель, - взглянув на творение, заметил Андрюша и, расстроенный, ушел к себе в комнату.
- Очень даже ничего! - одобрил Самец и спросил: - А что, если мы сейчас возьмем ножовку и эту кучерявую шаву отпилим?
- Не стоит пилить, - возразил дядя Гена. - Я полагаю, что этот памятник быстро приведет Веронику в чувство. А вам, милостивые государи, не советую попадаться ей на глаза ближайшие дня два.
…С решающим мнением дяди Гены согласились все. Тут же, на кухне, мужики перфоратором просверлили вверху могильного камня отверстие, намертво чуть сбоку при помощи эпоксидной смолы закрепили на нем бронзовую малую форму с собачкой и попросили Андрюшу запечатлеть их всех на американский "мгновенный" фотоаппарат "Полароид". На следующий день, увидев мемориальный кухонный снимок в свою честь, Вероника пошла на поправку. За неделю она набрала недостающий вес, снизила до нормы количество лейкоцитов в крови, восстановила идеальное артериальное давление, чувство юмора и аппетит.
Вернувшись домой, она уже ничем не отличалась от себя прежней, так горячо обожаемой матери, жены и сестры. Первым делом Вероника распорядилась вывезти свой мемориал на дачу, вписать его там в ландшафт недавно затеянной альпийской горки, отвезти Матильду на случку к ее давней симпатии - беспородному кобелю по кличке Полтинник (всех остальных "благородных особ" Матильда отвергала) и накормить себя грибным супом, который всегда так вкусно готовит дядя Гена. Потом она улеглась в своей комнате на диван, вооружилась полным собранием сочинений любимого писателя Ирвина Шоу и, включив в телевизоре фоновую попсовую муть, полностью окунулась в волны живительного литературного и домашнего кайфа.
Серебряная пуля
Будучи по природе своей большим лентяем, Арсений очень удивлялся тому факту, что он сумел сплотить вокруг себя группу людей. Мало того что они приносили ему доход, позволяющий день ото дня гасить ставший мизерным долг Самцу, - удивляло более всего то, что работники, зарабатывающие ему на жизнь, превратились в близких и дорогих сердцу друзей. Из умных американских книжек, которые рассказывали о входящем в моду понятии "менеджмент" и учили русских делать бизнес культурно, с улыбкой на лице и скорбью в душе, он вынес основную мысль: руководитель никогда не должен посвящать подчиненных в свои беды и радости, быть с ними на равных и, что самое опасное, распивать с ними вместе спиртные напитки. С одной стороны, американцы были правы… А с другой?
- Самое главное, - учил его на кухне дядя Гена в один из визитов Арсения к Веронике (надо было занести сестре недостающую в ее коллекции книжку "Ночной портье"), - чтобы человек был счастлив. Неважно, процесс ли зарабатывания денег делает его счастливым или коллекционирование граненых стаканов. Путь у каждого свой. Лишь бы не убивал никого. Поэтому не особо заморачивайся этими новомодными американскими мировоззрениями… Тем паче, что ты уже для себя все решил.
- Что решил, дядя Гена?
- Арсик, я не буду реагировать на твои тупые вопросы - ответы ты знаешь сам, - сказал дядя Гена и понес в комнату Вероники тарелку с ее любимым грибным супом.
Погребальная терапия пошла Веронике на пользу. На следующий день домашнего пребывания она сделала несложный гимнастический комплекс, колченого кривляясь перед зеркалом в новом, подаренном мужем к выписке, белье от "Roberto Cavalli", разукрасила яркой косметикой свою бледную физиономию, потрогала три маленьких шва на правом боку.