В углу просторного, отведенного под курятник сарая рядом с другим скарбом стояло несколько листов толстого стекла. Арсений помог Михаэлю вытащить каждый лист на двор, отмыть от пыли с помощью поливочного шланга и уложить на садовый стол. Затем Михаэль, словно заправский стекольщик, сноровисто отмерил и отчертил две линии, сломил лишнее и выкинул остатки в мусорный бак. Внимание Арсения привлек стоявший посреди сарая дизельный "Мерседес" маловразумительного серого цвета. Со всех сторон машина была обляпана куриным дерьмом, а на крыше, в маленькой копне сена, сидела рыжая несушка и тревожно смотрела на незваных гостей.
Арсений осторожно, чтобы не спугнуть курицу, открыл водительскую дверь и заглянул внутрь. В салоне царили идеальный порядок и чистота, казалось, что машина только вышла со сборочного конвейера и лишь по недоразумению оказалась в столь неподобающем месте. В том, что машина действительно новая, Арсений убедился, заглянув под капот, а затем посмотрев на спидометр, - всего сорок пять тысяч километров пробега. Вроде все честно. "Вот оно: не то золото, что блестит", - подумал он и пошел к Михаэлю расспросить о странной судьбе автомобиля.
К машинам немцы относятся намного лучше, чем к своему внешнему виду. Автомобиль в Германии гораздо важнее одежды, поэтому отношение к нему особое. Действует даже негласная субординация, кто на чем приезжает на работу. Осуждать за то, что молодой управленец приехал на стареньком "Гольфе", коллеги, конечно же, не будут, а вот неухоженную машину не простят. Да и грязи вокруг нет как таковой. Немцы вылизывают свои улочки специальными пахнущими растворами так, что водители жидкость в бачок омывателя и ту раз в год заливают…
- Что это за машина? - спросил Арсений у Михаэля. - И чем она заслужила столь непочтительное отношение?
- Дедушкина машина, - ответил Михаэль. - Она тут уже лет десять стоит. Купил, поездил года три, а потом умер от сердечного приступа. Бабушка не может за ней ухаживать. Сам видишь, в каком она состоянии…
- А не лучше ли ее продать?
- Ты знаешь, нам почему-то это и в голову не приходило. Стоит себе и стоит, курам на радость.
- А она в рабочем состоянии?
- Думаю, да. Что с ней будет! Разве только аккумулятор подсел.
- А почему ты мне про эту машину ничего не рассказал? Ведь ты же знаешь, зачем я в Германию приезжаю.
- Я тебе еще раз повторяю: мы все про нее забыли.
Пока Михаэль ходил в дом за ключами, Арсений переставил аккумулятор с его машины на "Мерседес", открыл капот, проверил масло и охлаждающую жидкость и, вставив ключ в замок зажигания, провернул его в положение "два". Когда потухла лампочка нити накаливания, еще чуток довернул ключ. Машина завелась, как говорят, с полтыка. Басовито заурчал мощный трехлитровый мотор, магнитола заголосила речитативом новостной радиостанции, воздуховоды повеяли приятным холодком.
Ухаживать за внешним видом машин в Германии принято исключительно на мойках. Во избежание досадных недоразумений Арсений с Михаэлем загнали "Мерседес" за сарай, подальше от соседских и бабушкиных глаз, и долго отмывали от засохших куриных сталагмитов. Не обидели и квартиросъемщицу-несушку, аккуратно переместив ее, в комплекте с копной сена и яйцами на верхнюю полку металлического стеллажа, стоящего у стены. Курица поначалу недовольно бухтела, но потом освоилась с новым местом жительства и, зажмурившись, уснула.
Уговаривать бабушку, которую звали, как и известного мастера детективного жанра, Агата, долго не пришлось. Сговорились на трех тысячах дойчмарок.
Арсений расплатился, помог Михаэлю загрузить стекло в багажник, и друзья, обмыв покупку крепким, толком не опознанным пойлом из бабушкиного загашника, усадили непьющую Ольгу за руль и отбыли в Бремен. "Мерседес" в сарай, где его опять могли обгадить птицы, разумно решили не загонять. Выгнали на улицу и припарковали напротив дома. Наклонившись к правому зеркалу заднего вида, Арсений улыбался бабушке Агате, махавшей вслед журналом "Шпигель", который выпал из рук старушки, стоило машине скрыться за поворотом.
Следующим вечером, пока Арсений ремонтировал террариум, Михаэль оформил сделку, получил транзитные номера и пригнал авто к дому. "Неужели все немцы такие добрые и душевные люди? - думал Арсений. - Или это сказывается влияние русского менталитета?" Он развязал мешок, аккуратно вытряхнул Флю в отремонтированное жилище и, положив ему перед глазами белую мышку, пожелал приятного аппетита. Недолго думая Флю заглотил угощение, распух посередине, благодарными немигающими глазами посмотрел на Арсения, медленно уполз в угол под лампу и притворился спящим.
- Мы с тобой одной крови, - подмигнув, ответил благодетель знаменитой фразой из Киплинга.
На следующий день, распрощавшись с дружелюбной межнациональной семьей, Арсений отбыл домой.
- Ты насчет автомата Калашникова пошутил, наверно? - с грустью спросил Михаэль.
- Да, - честно ответил Арсений, - извини.
- Чуз, - сказал немец и, хлопнув по крыше "Мерседеса" рукой, по-русски добавил: - Удачи.
В том, что страсть к коллекционированию статусных безделушек присуща соотечественникам ничуть не меньше, чем немцам, Арсений убедился на второй день пребывания в Москве. С капота оставленной под окнами машины ночью оторвали круглые логотипы, а с крышки багажника заодно умыкнули и цифры, символизирующие объем двигателя. И не только Арсений испытывал подобные неприятности. До того доходило, что продавцы, пригнав товар на рынок, сами снимали опознавательную символику и укладывали ее под лобовое стекло рядом с написанным от руки ценником и техническими характеристиками своей шайтан-арбы. Чаще всего курочили "Мерседесы", привлекавшие внимание нагло выпяченной в небо символикой, отломать которую проходящему мимо ночному вандалу не составляло особого труда.
Спустя несколько лет этот нездоровый бум поутихнет и сойдет на нет. Но пока что на выраженную в металле несправедливость трудовой люд повсеместно точил пролетарский зуб. Однажды под Новый год некий ледащий мужичок, особо и не прячась, отодрал опознавательный знак - решил, вероятно, положить "эту штуковину" сыну под елку или просто чтоб дома "это" лежало… а там подумаем, куда присобачить… Злодеяние Арсений наблюдал с девятого этажа, из окна собственной кухни. Догонять мужика было бессмысленно: тот с завидной прытью скрылся с места преступления, шустро скакнув в подъехавший к остановке рейсовый автобус.
"Вот уже и дачи виднеются. Как все-таки странно думается в дороге! - размышлял Арсений. - Вроде едешь, будто бы и вовсе не замечаешь все эти дорожные знаки, посты ГАИ, встречный и идущий на обгон транспорт, машинально сбрасываешь скорость в населенных пунктах…"
Он опять погрузился в размышления о вандализме.
Однажды во время поездки за грибами знак с оставленного в кустах "Мерседеса" оторвали проезжавшие на мотоцикле деревенские байкеры. Ну, этих-то еще можно было понять: знак очень красиво смотрелся бы на коляске их мотоцикла. Приладить его для трудолюбивого крестьянина дело не хлопотное, скорее, почетное: все будут завидовать…
Еще один случай с неизвестно каким по счету знаком был вообще уникален. Если человеческое поведение хоть как-то поддавалось осмыслению, то поведение одного наглого животного вызвало у Арсения легкий шок, переходивший в гневное недоумение, которое чуть позже сменилось на милость, осев в памяти веселым анекдотом. Неизвестно, можно ли с полной уверенностью считать лошадей скотом, но тот молодой скакун непременно таким и являлся. Без всякого сомнения, конь был порядочным подонком, потому как его поведение не вмещалось ни в какие поведенческие лошадиные рамки. Арсений тогда следовал к Веронике на дачу. Путь движению перегородил табун лошадей, перегоняемый с одного пастбища на другое угрюмым пастухом в спортивном контрафактном костюме. Наглый жеребец гнедой масти остановился напротив капота, обнюхал, а потом принялся облизывать мерседесовский символ. Воровато озираясь по сторонам, он откусил знак, попробовал его на зуб и, разочаровавшись во вкусе, выплюнул добычу на асфальт.
…Первым желанием Арсения было отлупить наглое животное каким-нибудь тяжелым и длинным предметом, но под рукой ничего, кроме лежавшего на пассажирском сиденье яблока, не оказалось. Этим-то "оружием" ожесточенный автовладелец и прицелился ворюге промеж глаз. Конь, увидев фрукт, весело заржал, подошел поближе и жадно на него уставился. Тут уж ничего не оставалось делать, как сменить гнев на милость. На открытой ладони, как научил его когда-то дед, Арсений протянул яблоко жеребцу. Тот с удовольствием проглотил предложенное и, громко фыркнув, закивал головой, то ли требуя добавки, то ли выражая благодарность и раскаиваясь в причиненном ущербе. С уверенностью не скажешь, но конь явно преследовал какие-то личные животные интересы.
В багажнике и в салоне автомобиля ничего съедобного и полезного для лошадей не нашлось. А без подарка отпускать конягу было негоже. Немного поразмыслив, Арсений достал из аптечки бинт, оторвал приличный кусок, приладил к импровизированной ленте мерседесовский знак и, опять припомнив Киплинга: "Мы с тобой одной крови, скотинушка", водрузил регалию на шею жеребца-разбойника. Коню подарок, судя по всему, очень понравился, и этот скот-подонок, весело заржав на прощание, стукнув копытом об асфальт, убежал в табун хвастаться перед собратьями необычным приобретением. А может, и к дожидавшемуся на пригорке пастуху, чей цепкий, выдававший склонность к насилию взгляд так не понравился Арсению.
"Господи, да что я к этим взглядам привязался? - размышлял Арсений, смутно улавливая схожесть у пастуха, всплывшего из далекого северного прошлого Алеши Воробьева, и этого, как его, Леопольда. - Так не бывает, - поежился он, - но все же это взгляд одного и того же человека".
Вероника
Арсений и сам удивился, как быстро он приехал на дачу. Время, проведенное за размышлениями, казалось вдвое сжатым. Интересно, а как оно проходит в дороге у других водителей? Надо будет поинтересоваться у Самца, хотя тот дальше Истры на машине не ездит. Однако ж и ему есть о чем подумать. О бизнесе, например, в котором лишние сомнения и неуверенность во всем только помеха…
- О, какие люди! Явился не запылился, - поприветствовала Арсения Вероника и заторопилась в дом. - Давай к столу. Шашлык почти готов.
- Привет, - поздоровался Арсений. - А дядя Гена здесь?
- Нет, в Москве на хозяйстве остался, - ответила сестра.
В кресле-качалке под молодым грецким орехом восседал Самец - муж Вероники. Укутанный в полосатый махровый халат, он читал газету "Аргументы и факты" и изредка покровительственным, поверх очков, взглядом посматривал на суетящихся вокруг гостей.
Рядом с ним в новой, добротно сколоченной песочнице желтым совочком ковырялся отпрыск Андрюша - мальчишка не по детским годам рассудительный, большую часть времени погруженный в самосозерцание. Арсений всегда считал, что между ними много общего. "И о чем там думает своей детской головой? - часто спрашивал он себя. - Ну уж точно не такую ересь, как я… А то, что в нас эта черта общая и передалась по наследству, - это точно. Это даже Вероника однажды подметила".
- Интроверты херовы, - как-то сказала она, увидев Андрюшу и Арсения сидящими рядышком на бревнышке возле бани и битый час рассматривающими в чистом небе одинокое белое облачко.
Вокруг суетились и галдели слегка подвыпившие гости. Возле свежесрубленной бани две незнакомые женщины "тараторили" между собой жестами на языке глухонемых, время от времени кидая на Арсения быстрые оценивающие взгляды. Одна - высокая, в голубых джинсах и белой футболке дама лет тридцати, с похотливой улыбкой и "божественным", как его окрестил про себя Арсений, бюстом, другая - совсем еще молоденькая, пустоглазая девица с торчащим из центра затылка жестким пучком мелированных волос. Неподалеку от них, размахивая над дымящимся мангалом черными ластами для подводного плавания, суетился майор Артемов - личность загадочная, чрезмерно хитрая, предрасположенная к порочным склонностям и в гражданской одежде щеголявшая редко. Его карие глаза, скрытые дымчатыми очками, светились холодной расчетливостью и свинством. В доме под попсовые шлягеры тоже колготились и гремели посудой какие-то люди, видимо помогая хозяевам накрывать на стол. В небольшом пруду, вырытом рядом с баней, плавали четверо утят, уже начавших избавляться от желтого пуха. Птичью малышню Вероника каждый год покупала специально для сына, с ранних лет прививая ребенку ответственность, любовь ко всему живому, да и просто ради забавы. Птенцов охраняла черная собака по имени Матильда - помесь водолаза с аутентичной, привезенной из Германии немецкой овчаркой. Внимательный взгляд и авторитетный вид псины поневоле внушали единственную мысль: "Все под контролем".
Для полноты компании недоставало лишь бомжа дяди Гены, о существовании которого Арсений знал, но воочию не видел пока что ни разу. Когда гости собирались на Вероникиной московской квартире, дядя Гена всегда оказывался на даче, а когда веселились на даче, у дяди Гены непременно возникали неотложные дела в Москве. История появления дяди Гены в семье кузины была такова… Одно время Самец занимался исключительно шабашками. Ездил в другие города, сколачивал бригады, заключал договора на отделочные работы. Затем передал отлаженные связи кому-то из своих подельников, а сам переключился на более доходный бизнес, не требующий командировок и значительных нервных затрат. Одну из бригад, занимавшуюся покраской фасадов, верой и правдой возглавлял дядя Гена - мужичок крепкий и надежный во всех отношениях. Бомжевал дядя Гена не всегда. Да и вообще, если задуматься, все те парии, от которых мы воротим глаза и нос на улице, когда-то были такими же, как и мы все, среднестатистическими гражданами, только вот в какой-то момент жизнь у них не заладилась и пошла наперекосяк.
Печальная история: однажды дядя Гена вернулся домой в Воронеж раньше времени и банально застал жену в объятиях любовника. Недолго думая вынул из-под ванны топор и порешил обоих. Сильно не буйствовал, тюкнул пару раз обушком в темя - и делу конец. Обрубил рога, чтоб не ветвились. Собрал вещички, покурил, сидя на колченогом табурете у окна, и укатил к сестре в Семипалатинск ближайшим скорым поездом.
Через пару месяцев, почувствовав нездоровый интерес к своей персоне со стороны казахского РОВД, за коим маячило неотвратимое "бралово", дядя Гена таким же скорым поездом убыл в Москву. Там он предстал перед Самцом с Вероникой, исповедался, покаялся в грехе и попросил убежища. Супруги остригли дядю Гену наголо, экипировали новыми большими очками, демократичной неприметной одеждой так называемой "православной" моды и отправили плотничать на Истру.
Существуют люди особой породы - незаметные в толпе. Вроде и ощущаешь человека рядом, а взгляду зацепиться не за что - хоть в костюм от Армани его ряди, хоть в костюм индейского вождя, хоть в тряпье с дворовой помойки. Быть незаметным - это искусство, которому специально обучают сотрудников элитных спецслужб, а дяде Гене сей талант был дарован, что называется, от Бога. Ни сотрудникам милиции, ни рядовым обывателям, ни даже дворовым и породистым домашним собакам - решительно никому до дяди Гены не было дела. Сколько ему лет, тоже враз не определишь. Иногда он выглядел на сорок, а иногда на полновесных шестьдесят.
- Ангел хуев, - ласково говорила про него Вероника. - Кому захочет - во плоти себя явит, кому нет - серой тучкой мимо прошмыгнет.
Работал и жил дядя Гена в семье Вероники, как сказывают в народе, за харчи. Летом трудился на даче, зимой обитал в просторной трехкомнатной квартире у станции метро "Войковская", в одной комнате с Андрюшей, выполняя всевозможную работу по дому. Стирал, убирал, готовил. Иногда подрабатывал в Вероникином видеосалоне недалеко от дома. Денег дяде Гене давали иногда только на вино. Он скромно приобретал бутылку портвейна, употреблял ее без особого фанатизма и пел Андрюше вместо колыбельных грустные каторжанские песни, а порой придумывал веселые сказки с легким уклоном в восточную философию…
- Здравствуй, хозяин, - поздоровался с Самцом Арсений. - Кто эти странные дамы? - кивнул он на незнакомых женщин, активно жестикулирующих возле бани.
- Дальние родственницы Артемова, из Сибири откуда-то, - ответил Самец, - приехали в Москву судьбу свою устраивать. Знаю про них мало. Та, что постарше и повыше, - малярша, а та, что моложе, ничего не говорит, да и не слышит, по-моему, тоже. Но хороша, чертовка… Ладно, придумаем что-нибудь, а то они у себя там с голодухи помрут. Маляршу, кстати, собираюсь у себя дома припахать. Мы ремонт как раз затеяли. Плитку в ванне поменять пора, еще кой-чего по мелочи. Дядя Гена как раз сейчас подготовкой занимается.
По словам Вероники, мужа с Артемовым связывали давние и нынешние темные дела. Хороводились они давно, были друзьями по жизни и партнерами по бизнесу. Арсений всегда удивлялся, какой у военного человека может быть бизнес, кроме как Родину защищать, однако лишних вопросов Самцу не задавал. Да и Артемову, постоянному гостю на совместных кутежах, тоже. Зачем? Меньше знаешь - крепче спишь. У мужиков свои дела, возможно даже криминальные, и коль они своими секретами не делятся, следовательно, их и знать ни к чему…
Кивком головы Арсений поздоровался с Артемовым. Тот в знак приветствия помахал ему ластами.
Из песочницы не торопясь выбрался Андрюша, степенно подошел, разместился на коленях Арсения и вежливо поздоровался:
- Здравствуй, дядя Арсик. Ты мне что в подарок привез?
- "Феррари" 1963 года, - ответил дядя и вручил малышу модель масштаба 1: 43, купленную во время последнего заграничного вояжа в Германию.
Мальчишка давно собирал автомобили, его коллекция насчитывала более двадцати разнообразных красочных экземпляров.
"Еще один коллекционер", - пронеслось в голове у Арсения.
- Prachtig, великолепно! - восхитился на двух языках вундеркинд и убежал с подарком в песочницу.
- А это тебе. - Арсений вручил Самцу пачку долларов. - Спасибо.
- Пятьдесят листов, - пересчитал деньги Самец. - Благодарю, что не забываешь. Молоток. Когда опять едешь?
- Не знаю. Решил тут другими делами заняться. Надоело. Кстати, ты плиточников уже нашел?
- Да есть там какой-то у Вероники, а что?
- Давай я сделаю?
- Ты? Ну, смотри. Дело твое. Но если накосячишь, добра не жди, хоть ты и родня. Пошли за стол, уже все готово.
Самец похлопал Арсения по спине, и они пошли в дом.
Семья Вероники всегда веселилась с размахом, во всю широту русской души. "Самцы гуляют", - говорили жители дачного поселка Академический, прикрывая окна с целью приглушить грохот охотничьего ружья, из которого гости, пребывая в состоянии крайнего безрассудства, по традиции расстреливали пустые бутылки, а иногда и подбрасываемую в воздух посуду. Именно под эти традиционные залпы, дребезг расстреливаемых мишеней и песни про камыш Арсений заснул. До этого он всласть повеселился с гостями и лихо сплясал мазурку с высокой дамой, которая представилась Джулией. (В отличие от глухонемой родственницы, она прекрасно слышала, а говорила порою даже слишком много.) После мазурки Арсений впал в депрессию, выпил в одиночестве под кустом смородины, побеседовал с утятами, отматерил не по делу Артемова, поплакал за баней. Вроде очнулся на втором этаже дачи и тут же отключился в тревожных предчувствиях и легких судорогах. Похоже, сказывалась и усталость, и травма головы, и буйная пьянка с доктором Шкатуло. Проспал до утра - на удивление без всяких тревожных и дурных сновидений…