негодяй отплыл в Рио на "Ите", он купил билет уже на борту судна, куда ступил ровно в пять часов, когда начали поднимать трап.
- Подумать только!..
- Вот так Клотилде Мария да Ассунсан Фогейра стала "Обморочной штучкой" с разбитым сердцем и перешла прямо в разряд великих бакеан…
- И с тех пор у нее никогда не было жениха?
- Никогда, сеньорита Моэма. Во-первых, потому что ее гордость была жестоко уязвлена, она долгое время никуда не выходила и, запершись, играла на рояле. А когда спохватилась, то уже трудно было найти человека, которому бы она понравилась… Она живет с братом, иногда гостит у сестры в Рио, дает уроки музыки, ухаживает за своей собачкой - у великих бакеан всегда бывает собака или кошка, - страдает обмороками, но, как вы можете убедиться, еще не теряет надежды. Типичная бакеана!
- Грустная история… - сказала дона Домингас, - Мне ее жалко.
- Этот врач не из тех, кто отличается, как говорится, нравственной чистотой, - заметил священник.
- Если бы такое случилось в Натале, ему бы это так не прошло. По крайней мере надавали бы по щекам.
- Ну, а все-таки что же произошло с женихом? - улыбаясь, спросила любопытная метиска.
- Он женился в Рио на дочери одного богатого и влиятельного человека. По-прежнему служит в префектуре и благодаря деньгам тестя и красоте жены втерся в высшее общество. Его часто видят в Жокей клубе, у него скаковые лошади… Жена его стала чувствительной бакеаной. Чрезвычайно чувствительной, поскольку у нее самой весьма бурное прошлое. Как мне рассказывали, среди кобылок мужа она самая знаменитая…
- О! - воскликнул священник, а дона Домингас рассмеялась от души.
- "Кобылице моей в колеснице фараоновой я уподобил тебя, возлюбленная моя…" - продекламировал адвокат. - Это из библии, падре…
Преподобный Климако снова открыл молитвенник:
- А я вам скажу, сеньор, что пути господни неисповедимы. Может быть, бог нарочно хранил ее для капитана.
- Только он вручает ее немного поздно, падре. Уж очень перезрелый плод… - Адвокат замолк на мгновение и покачал головой: - Впрочем, нет, ничего подобного. Перезрелый плод - образ, применимый к чувствительной бакеане. Великая бакеана - плод, увядший еще до созревания.
- Увядший плод, как грустно… - сказала метиска.
Все стали расходиться, приближалось время обеда. Снова показались капитан и Клотилде, они шли, смеясь и не обращая внимания на взгляды любопытных. Над морем загоралась вечерняя заря. Сенатор и адвокат остались сидеть, провожая взглядом красивую метиску. Вот эта, размышлял адвокат, действительно опасна, просто соблазн для мужчины. Из-за нее можно пойти на любое безумство, бросить семью, жену и детей, пожертвовать карьерой, забыть о долге! о респектабельности… Сенатор же ничего не думал! но глаза его потемнели от страсти…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Где рассказывается о мелких происшествиях, по виду не имеющих большого значения, но оказавших влияние на драматические заключительные события
Комиссар почесал в затылке, он был слегка раздражен.
- Не знаю, найдется ли в Натале настройщик роялей. Неизвестно, есть ли там вообще хоть один рояль…
Жеир Матос рассмеялся:
- Вы наносите оскорбление населению штата, столь пренебрежительно отзываясь о его столице, славящейся своей культурой. Если бы сенатор услышал…
- Вы видели что-либо подобное, Жеир? Настраивать рояль! Наш врач-пианист не предъявлял такого требования. Он плавает с нами уже три года, каждый день играет на этом несчастном рояле и всегда считал его отличным. И вдруг появляется этот капитан из бакалейной лавки и требует настройщика. Разозлился, почему я не принял меры в Ресифе… Прочел мне нотацию.
- А почему вы не позвали настройщика в Ресифе? Приказ есть приказ… Теперь ищите в Натале.
- Приказ этого опереточного капитана, который взял на буксир старушку и флиртует с ней всем на смех? Ведь пианист говорит, что не надо…
- Послушайте, старина: капитан может быть всем, чем угодно, но все-таки он наш капитан, он был единственным, кого удалось найти в Баие, и теперь он командует нашим судном. С другой стороны, можно твердо сказать одно: старушка, которая, кстати, преподавательница музыки и знает свое дело, я, вон тот падре, что расхаживает по палубе, любой кочегар или матрос из команды - все мы смыслим в музыке больше, чем ваш пианист. Я думаю, этот тип, до того как явился на судно, ни разу в жизни ни на чем не играл, даже на патефоне. Когда он начинает бренчать, это настоящий кошмар, старина. Вдобавок он такой же врач, как и пианист!.. Вы посмотрите, ведь если бы не фельдшер, он бы не сумел прописать даже клизму.
- Да, вы правы. С этим капитаном кончился беспорядок на нашем идиотском судне. Таким образом, даже Ллойд…
- Что наш капитан обладает дьявольским достоинством, этого вы не можете отрицать… Орден на груди, не выпускает из рук подзорной трубы… У вас, старина, плохое настроение. Поступайте, как я, - развлекайтесь. Я, например, веселюсь вовсю и намерен позабавиться еще больше… - Он рассмеялся, как бы предвкушая удовольствие.
- Что вы там затеваете?
- Занимайтесь своим делом, а в остальном положитесь на меня. И добудьте настройщика, самого лучшего в Натале.
Этот диалог явился следствием строгого внушения комиссару, сделанного ему капитаном из-за рояля. Разве он не приказал, когда пароход пристанет в Ресифе, вызвать настройщика, чтобы привести в порядок рояль на судне? Он сошел на берег, будучи уверен, что его распоряжения выполняются. И тем не менее сеньорита Клотилде, первоклассная пианистка, дипломированная преподавательница, специалистка по Шопену, оперным ариям и другим сложным произведениям, сказала ему, что рояль в прежнем состоянии и гремит, Как ржавая железная банка. Чтобы барабанить самбы и прочие дурацкие танцевальные мотивчики, он, может быть, и годится. Молодежь не замечает, расстроен рояль или нет, ей лишь бы можно было топтаться по салону, прижавшись друг к другу, да шаркать ногами, Ну, а настоящие мастера, вроде доны Клотилде?
Разве у них нет прав, разве пароходная компания не гарантирует им пользование роялем?
- Эта вредная старушка, капитан, очень уж требовательна. В прошлом рейсе среди пассажиров оказался один пианист из Сан-Пауло, так он даже дал концерт у нас на борту. И не жаловался на рояль.
Капитан вспыхнул от возмущения:
- Потрудитесь, сеньор комиссар, относиться к пассажирам корректно и не употреблять грубых выражений. Что касается вашего пианиста из Сан-Пауло, то это был, как видно, просто шарлатан… Извольте добыть в Натале настройщика. Непременно…
"Вредная старушка"… Какая непочтительность, вот грубиян! Конечно, Клотилде не девочка, но какая же она старуха, она призналась, что ей тридцать семь лет, немного меньше, чем думал капитан. Он полагал, что ей около сорока пяти и между ними пятнадцать лет разницы (он уже отпраздновал свое шестидесятилетие) - не так уж много. Но Клотилде в разговоре упомянула мимоходом, что встречает уже тридцать седьмую весну, и капитану пришлось скинуть себе несколько лет и сказать, что ему пятьдесят пять. Впрочем, все эти мелочи не имели никакого значения. На пять - семь лет больше или меньше - неважно! Важно родство двух одиноких душ, жаждущих нежности и понимания, двух существ, готовых подать друг другу руки, чтобы залечить раны, нанесенные жестоким прошлым, и пойти навеки вместе по дороге любви. Капитан был влюблен, и это делало его сильным и храбрым. Он не допустит пренебрежительного отношения к своим приказаниям!
Плавание продолжалось без происшествий, если не считать бурного политического спора, завязавшегося накануне прибытия в Натал, - в него оказались втянутыми и пассажиры, и офицеры. Спор между сторонниками либерального альянса и приверженцами правительства начался во время обеда за столом второго помощника. Одни превозносили достоинства и преимущества Жетулио Варгаса, другие - Жулио Престеса, перечисляли шансы того и другого на победу на президентских выборах, говорили о войсках, которыми располагают оба претендента. Второй помощник был гаушо и потому ярый сторонник Жетулио. Он восхвалял Флореса да Кунья и твердил, что гаушо из Рио-Гранде-до-Сул непременно вступят в Рио-де-Жанейро на конях со шпагами в руке (шпага ведь классическое оружие обитателей пампы) и снесут головы этим мошенникам, насквозь прогнившим политиканам.
Шум донесся до стола капитана, где Клотилде занимала теперь место, принадлежавшее прежде депутату Отону, высадившемуся в Ресифе. Сенатор беспокойно заерзал на стуле, как будто шпаги гаушо, предводимых Жоаном Франсиско, - как предсказал второй помощник - уже нависли над его головой. Спор перекинулся на другие столы. Дона Домингас, мать министра и федерального депутата, также сидевшая за столом капитана, противопоставила копьям и шпагам кавалерии Рио-Гранде-до-Сул карабины и пистолеты северо-восточных жагунсо.
- Достаточно двух-трех отрядов кангасейро, и мы покончим со всем этим фанфаронством. А на вашего генерала Жоана Франсиско у нас есть Лампиан…
Не потребуется даже ни одного офицера регулярной армии в форме с погонами. Этих гринго - немцев и итальянцев с Юга - давно пора проучить…
Громкий энергичный голос доны Домингас заглушил остальные, и спорщики умолкли. Эта дама привыкла повелевать. Когда обычное спокойствие покидало ее и она поднимала голос, даже сын-министр не смел ей противоречить и подчинялся ее решениям.
- Мы ведь такие же бразильцы, - возразил второй помощник.
Студенты все были за альянс, они цитировали речи ораторов - сторонников Жетулио, говорили об обновлении страны, о перевороте в мышлении людей, о необходимости реформ.
Сенатор, не очень склонный ввязываться в полемику, улыбался с видом превосходства, но был бледен.
Он нагнулся к капитану, который держался нейтрально, занятый обслуживанием Клотилде, и спросил тихонько:
- С каких пор компания, подведомственная правительству, берет на суда агитаторов?
- Не знаю, сенатор. Как я уже имел честь вам сообщить, я не принадлежу к персоналу компании. Я лишь оказал им услугу, взявшись довести судно до Белема…
- Ах да, я забыл… Как бы то ни было, но, по-моему, это никуда не годится, если офицер, сидя за столом с пассажирами, устраивает митинг и сеет смуту, угрожающую общественному порядку. В конце концов я сенатор, член правительства, а этот юнец проповедует революцию, рассуждает о закрытии сената и палаты депутатов, об убийстве представителей власти…
- Вы совершенно правы, сенатор…
После обеда дискуссия продолжалась в салоне, где молодые люди намеревались устроить танцы по случаю расставания с теми, кто на следующий день собирался сойти в Натале. В одном углу уселась группа пассажиров, настроенных против президента республики, они критиковали положение в стране, кричали о низком уровне жизни, о том, что выборы всегда подтасовываются и необходимо полное обновление всего государственного аппарата. Возмущенный сенатор удалился.
Второй помощник был настроен весьма воинственно:
- Мы еще покажем этим канальям. Они, конечно, опять надеются смошенничать на выборах и с помощью разных махинаций не допустить победы кандидата либерального альянса, в результате чего пострадает народ. Но бразильцы не намерены больше терпеть тиранию и держать в конгрессе мошенников. Скоро загремят трубы в Рио-Гранде-до-Сул, сзывая всех бразильцев на бой…
Слуга прервал блестящую тираду:
- Капитан просит вас к себе, сеньор…
- Сейчас иду…
Второй помощник поспешно пересек Санта-Катарину и Парану, а тем временем Исидоро и Мигел Коста уже подняли восстание в Сан-Пауло, и вот он вместе с Флоресом да Кунья и Жоаном Франсиско вступает в Рио-де-Жанейро… Но, к сожалению, пришлось остановиться и идти к капитану, - "какого черта нужно этому дуралею?" И именно сейчас, когда метиска не сводила с него глаз…
- Мой юный друг, я ничего не имею против ваших идей… Каждый думает, как ему угодно. Я, признаться, давно уже не вмешиваюсь в политику. В былое время я принимал участие в политической жизни и здесь, и за границей. Здесь - когда в Баие губернаторствовал блаженной памяти Жозе Марселино, другом которого я имел честь быть. В Португалии - в связи с убийством короля дона Карлоса, когда, возмущенный этим преступлением, я отдал себя в распоряжение королевского двора. Но потом я уже никогда больше не занимался политикой, не хотел даже ничего знать о ней. Вы по-своему правы, и я не собираюсь спорить с вами…
- Это правительство ведет страну к пропасти…
- Не спорю… Может быть… Однако не обижайтесь, если я вам скажу, что, по-моему, офицеру не полагается сеять смуту среди пассажиров. Я не упрекаю вас, я далек от этой мысли. Но смотрите - сенатор пожаловался мне. Он даже хочет писать в компанию… По-моему, вам, мой юный друг, лучше избегать подобных разговоров.
- Этот сенатор хуже всех. Я знаю за ним множество поистине скандальных дел. Одной истории в порту Натал довольно, чтобы засадить его в тюрьму на всю жизнь. А девица, которую он устроил на работу в сенат? Марио Родригес даже написал статью об этом года два назад. Вы не читали?.
- Он пассажир, находящийся на нашем судне, мы должны считаться только с этим. Прошу вас не участвовать больше в подобных разговорах.
- Я бразильский гражданин и имею право говорить, о чем мне угодно и где мне угодно.
Васко Москозо де Араган взглянул на раскинувшееся впереди море, он твердо стоял на палубе своего корабля:
- А я капитан. И я вам приказываю. Спокойной ночи. - Второй помощник отошел пораженный. ("Этот тип начал заноситься".) Помощник не знал, как поступить. Сначала он хотел было вернуться в салон, но гнев сенатора и угроза пожаловаться компании заставили его призадуматься. В конце концов помощник решил, что следует немного проветриться, и отправился на капитанский мостик.
Васко вернулся в салон, где Клотилде озабоченно искала его. Он подошел к ней.
- Подождите меня минутку, я сейчас вернусь…
Сенатора нигде не было видно, и капитан направился в игорный зал. Парламентарий сидел там, мрачно уткнувшись в журнал.
- Сенатор, приходите в салон составить нам компанию. Ваше отсутствие очень заметно.
- Я не расположен выслушивать оскорбления и угрозы. Я сенатор республики.
- Не беспокойтесь. Я уже принял необходимые меры.
- Тогда прекрасно. Вы меня не знаете, я очень вспыльчив. Если бы я стал слушать дальше варварские рассуждения этого юноши, то не смог бы сдержаться и дал бы ему по физиономии.
- Забудьте об этом. На судне, где я командую, экипаж хорошо вышколен. В Индии меня прозвали Железной Рукой…
Он танцевал с Клотилде до полуночи. Рассказал ей этот инцидент со всеми подробностями, потом - одно тянет за собой другое - о своем участии в борьбе монархистов против республиканцев в Португалии из благородного чувства признательности к королю дону Карлосу I. Он плавал из Португалии в Индию, и матросы прозвали его Золотым Сердцем и Железной Рукой, так как обычно он был мягок, как бриз, и держался с командой дружески, но в случае неповиновения бриз превращался в жестокий неумолимый ураган, вот почему ему дали такое прозвище.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
О помолвке и клятвах в вечной любви, или о том, как капитан при свете луны бросил якорь в сердце Клотилде
В Натале капитан трепетно произнес первые слова о помолвке и свадьбе. Они шли вдвоем вдоль пляжа Черного Песка, и красота пейзажа, очарование города были столь велики, что они не могли не ощутить их и не прийти в восхищение. "Ита" задержалась в порту ненадолго и рано утром должна была выйти в Форталезу. Капитан и Клотилде спешили увидеть все. Клотилде всякий раз взвизгивала от восторга при виде изгибов пляжа, белых домиков, крепости Трех Волхвов и серебряной реки, сверкающей под лучами солнца.
- Вы столько всего видели, столько красивых мест, что, должно быть, уже устали и вас больше ничто не удивляет, не правда ли? - сказала Клотилде, когда они остановились полюбоваться кокосовыми пальмами на фоне песчаных дюн.
- Да, я повидал немало, весь свет. Но когда ты один, многого не замечаешь. Просто не хочется смотреть…
- Ах! - вздохнула Клотилде. - Это правда… Просто не хочется.
- Тяжко тому, кто одинок.
- Ах!
- Скажите мне, вы не думаете, что если бы когда-нибудь…
- Что?
- Если бы вы когда-нибудь встретили человека, умудренного жизнью и одинокого… С любящим сердцем… Вы не согласились бы связать с ним свою жизнь, иметь свой дом, быть счастливой?
- Я боюсь. Мне кажется, я никогда не буду счастливой…
Она наклонила голову и погрузилась в воспоминания. Капитан мучительно подыскивал слова. Ни разу в жизни он не просил руки ни одной женщины, его единственным опытом подобного рода был вальс, который он танцевал с Мадаленой Понтес Мендес, но тогда дело не дошло до предложения. Что ей сказать и как?
- А я, если бы встретил девушку, которая мне понравилась бы и которая смогла бы понять старика, я…
- Это вы-то старик? Что вы!
- Так вот, которая могла бы…
- Капитан! Капитан!
К ним приближался сенатор с двумя приятелями.
- Несносный! - сказала Клотилде.
- Кто?
- Да этот сенатор… Почему он не сходит, чего он еще хочет?
Сенатор хотел всего-навсего проявить любезность по отношению к капитану, авторитет и морские познания которого произвели на него впечатление. Он представил его своим друзьям и соратникам - пользующимся большим уважением политическим руководителям края - депутату штата и полковнику из провинции.
- Капитан Васко Москозо де Араган, много путешествовавший и переживший немало приключений. Он плавал по всему свету… Герой.
Оба политических деятеля были того же мнения о Васко, они с восхищением смотрели на героя, представленного его превосходительством сенатором.
- Пойдемте со мной, я хочу показать вам одно интересное заведение. Такое есть только здесь, в Натале, единственное в Бразилии. Замечательная штука! Вам надо обязательно посмотреть, капитан. Ручаюсь, что во всех своих странствиях вы никогда ничего подобного не видели.
Сенатор уговорил их посетить прекрасно оборудованную школу домоводства, которая готовила девушек из богатых семей к замужеству, вооружая их всеми необходимыми познаниями.
Пришлось согласиться. Капитан проклинал благожелательно настроенного сенатора, который прервал их разговор с Клотилде как раз в ту минуту, когда ему наконец удалось отыскать нужные слова и приступить к делу. Клотилде шла с отсутствующим видом, все еще витая в облаках и сохраняя на лице мечтательное выражение.
В школе домоводства они пробыли дольше, чем ожидали. Директриса не упустила ни одной детали; она давала пояснения и, гордясь своей школой, показывала все, что только можно показать: здание, оборудование, учениц. На корабль пришлось возвращаться чуть не бегом.
- Теперь скажите мне, капитан: видели вы когда-нибудь что-либо лучшее или хотя бы похожее, с чем можно было бы это сравнить? - И, не ожидая ответа, сенатор продолжал: - Во всем мире нет ничего подобного. Между прочим, даже швейцарцы - да-да, сеньор, швейцарцы! - и те признают это. Мы получили много писем с просьбами сообщить сведения о школе. Да, сеньор, из Швейцарии!