Высоцкий приехал без Влади, весь какой-то посеревший и осунувшийся. Чтобы как-то его взбодрить, предложил посидеть за чашкой чая с малиновым пирогом, который специально к приезду гостя испекла Валя.
- Выпить нет? - негромко спросил Высоцкий, когда Валя ушла наверх к сыну.
- Выпить есть, но в этом доме ты пить не будешь! - решительно заявил я, поражаясь собственной решимости. - Во-первых, ты за рулем, хотя и мог бы в принципе у меня переночевать... Но все равно, завязывай с этим делом, или хочешь, чтобы сбылись худшие прогнозы?
- Черт, меня как-то потряхивает... Обычно в такие моменты стакан водки выручает... Ну или доза на крайний случай.
- Так, Володя, тем более никаких 'доз'. Ты же сам себе могилу роешь!
- А что ты предлагаешь? Я же ведь вернусь сейчас на Малую Грузинскую, один черт не выдержу. Каждый раз под капельницу ложиться?
- Можешь какое-то время пожить у нас, на свежем воздухе. Думаю, Валя будет не против. Затаишься на месяц-другой, отоспишься, отъешься... В театре отпустят?
- Да причину-то можно найти, хотя Любимов - калач тертый, захочет - пронюхает, что к чему. Но как я без Маринки?
- Она в Москве сейчас?
- Послезавтра улетает в Париж.
- Ну вот, чем не вариант? Провожай ее и прячься на моей даче. Сиди себе в тишине, спокойствии, сочиняй песни на новый альбом, телек смотри, радио слушай... Моя вот живет тут безвылазно - и ничего, не жалуется. Да ей и скучать некогда, если честно, с малым на руках. В общем, думай, организму нужна передышка. Был бы я любителем гор - предложил бы на полгода куда-нибудь в Приэльбрусье махнуть. Но как-то не сложилось, поэтому предлагаю вот такой вариант.
- Горы, - мечтательно протянул бард, устремив взгляд куда-то мимо меня. - Там я чувствую себя по-настоящему свободным. Не то что среди этих серых многоэтажек.
Обратно в столицу Высоцкий уехал следующим утром, с вечера предупредив Влади, что останется ночевать у меня. Хотя он и не пил ничего крепче чая, однако его так и продолжало колотить, пока он, наконец, не уснул тревожным сном чуть ли не за полночь.
А с утра был вполне бодр и даже улыбался.
- Старик, спасибо тебе за поддержку. Ты не представляешь, как мне было хреново вчера. Одно дело, когда тебе говорят, что может быть, ты умрешь через месяц, а может, через десять лет, и всегда надеешься на лучшее, и совсем другое, когда тебе точно предсказывают дату ухода. Но после нашего вчерашнего разговора я понял, что действительно можно самому взяться за ум. Послать к чертям таких друзей, которые тебе в стакан подливают и шприцы подсовывают. Начну с Янкловича, или вовсе в другой театр уйду. И спасибо за предложение, может быть, и правда поживу у тебя какое-то время. Кстати, не хотел говорить... Но мне сегодня приснился Леня Енгибаров. Грустно так на меня смотрит, а потом говорит: 'Володька, живи столько, сколько тебе Богом отпущено, а встретиться мы всегда успеем'. Вот именно так и сказал. Эти слова словно впечаталось в мой мозг.
Распрощавшись с Высоцким, подумал, что если он и впрямь надумает пожить у нас с Валей, то первым делом я пойду на станцию, зайду в магазинчик и предупрежу, чтобы Владимиру Семеновичу не вздумали продавать спиртное. Потому как может сорваться, а так хоть какой-то тормоз будет.
А тем же вечером диктор программы 'Время' Вера Шебеко без тени радости на лице - эмоции вообще были нехарактерны для советских дикторов - сообщила, что советский фильм 'Марсианин', снятый по одноименному роману Сергея Губернского, получил высшую награду в области киноиндустрии - премию 'Оскар' как лучший зарубежный фильм. После чего перешла к другим международным новостям. Блин, могли бы хоть сюжет с церемонии сделать, интервью взять о того же Тарковского. Не сказать, что я был уверен в победе нашего фильма, и потому не прыгал с воплями до потолка. Если бы я находился лично на церемонии, то наверняка дал бы какую-то волю своим эмоциям. А так просто позвал Валю, которая собралась укладывать Даньку спать, и сообщил ей о нашей общей победе. По такому случаю чуть позже, уже уложив сына, супруга извлекла из своих запасов бутылочку наливки, и мы пропустили с ней по стаканчику. Ну вот, приятно, черт возьми, когда твое имя внесено в скрижали киноистории. Да, книга не моя, что уж тут скрывать, но я же не виноват, что меня забросило в это время с 'ридером', откуда мне пришлось черпать материал для того, чтобы прокормить себя и жену, а заодно для собственного продвижения наверх. Интересно, дадут хотя бы подержать в руках позолоченную статуэтку? Или просто спрячут ее в архивах 'Мосфильма'? Нужно будет озаботиться этим вопросом по возвращении Тарковского из Америки.
Ага, хренушки! Если в той реальности режиссер только в 80-х 'завис' с семьей на чужбине, выбрав солнечную Италию, то в этой все произошло лет на пять-шесть раньше, а вместо Италии Тарковский выбрал Соединенные Штаты, причем оставив жену и сына в Советском Союзе. Видно, опьянил его воздух свободы. Об этом я узнал от товарища из 'конторы', к которому явился по повестке через два дня, недоумевая по поводу своего вызова в здание на Лубянке.
- Здравствуйте, Сергей Андреевич, присаживайтесь.
Все это мне живо напомнило визит в региональное управление КГБ в Пензе, правда, здесь обстановка в кабинете оказалась посолиднее. Единственной приметной особенностью сидевшего напротив человека была некрасивая родинка слева у основания крыла носа. Он практически не поднимал на меня глаз, а разговор вел как бы между делом, перекладывая и просматривая какие-то бумаги. Когда наконец выяснилось, зачем все-таки меня пригласили в этот кабинет, я едва не выпал в осадок.
- Что?! Тарковский остался в Америке? Он попросил политического убежища?
- Пока официально ничего не подтверждено, ясно только, что Андрей Арсеньевич не вернулся в отель, и нашей делегации пришлось улетать без него. Сергей Андреевич, вот вам бумага, ручка, и излагайте всю историю ваших отношений с Тарковским. Как познакомились, как снимали фильм, как он уговаривал вас лететь в Штаты...
- Да не уговаривал он меня, сказал только, что попробует пробить поездку на церемонию вручения 'Оскара'.
- И это тоже упомяните. Пишите, время у нас с вами еще есть.
Лишь спустя два с половиной часа я покинул этот кабинет, при этом меня изрядно потряхивало. Подумалось, что, наверное, и Высоцкого так же колотило, когда он ехал ко мне. Ладно, с меня взятки гладки, я с Тарковским закулисных бесед не вел, мне скрывать особо-то и нечего. Да и в разряд стукачей вроде не попал, не донос же в конце концов писал. А жаль, очень жаль, подпортил прославленный режиссер чувство радости от победы. Теперь вполне вероятно, что после таких событий 'Оскар' я так и не увижу. Надеюсь, Тарковский хотя бы не присвоил статуэтку, перед тем как стать невозвращенцем, а то это было бы совсем по-свински с его стороны.
На следующее утро позвонил Боярский:
- Сергей Андреевич, приветствую вас! - прокричал он в трубку своим знаменитым голосом с хрипотцой. - Вот приехал в Москву на съемки, заодно решил узнать, как там продвигается дело с песнями?
- Утро доброе, Михаил, с песнями все нормально, я их даже успел в ВААП зарегистрировать. Давайте пересечемся где-нибудь в центре, я вам отдам текст с нотами. Правда, без аранжировки, это уж сами там как-нибудь сообразите.
- А можете подъехать на Шаболовку часам к трем? Я как раз с записи должен освободиться.
- Не вопрос, тогда с трех до четырех дня буду ждать вас на Шаболовке-37, на входе в здание.
Не успел положить трубку, как вновь раздался звонок. Чертыхнувшись, поднял трубку. На этот раз оказался Высоцкий:
- Старик, можешь меня поздравить, на следующей неделе я улетаю в Тибет с командой Эдика Мысловского. Они по своим альпинистским делам, а я задержусь в какой-нибудь деревушке, поживу там какое-то время на воде и хлебе, или рисе - хлеба-то у них, наверное, нет. В общем, буду дурь из себя выгонять. Глядишь, познакомлюсь с самим Далай-ламой. Хотя он вроде в Индию сбежал... Ну не важно, короче, вот так.
- Ничего себе новость! И надолго задержишься?
- Пока сам не знаю, на месячишко пока постараюсь визу выбить, а там как получится. В театре я отпуск за свой счет взял, хотя если не уложусь - могут и уволить за прогулы, Любимов меня в последнее время что-то недолюбливает... Хм, интересная игра слов, Любимов недолюбливает... Одним словом, беру гитару, и, как в песне - за туманом и за запахом тайги.
Глава 18
А через день Высоцкий снова набрал мой номер и грустно сообщил, что ему почему-то запрещают выезд в 'братский' Китай, на территории которого находился Тибет. В то же время Мысловскому и другим альпинистам из его команды никто препон не чинил, им уже почти все документы оформили. А может быть, виной тому еще и песни, в которых бард стебался над китайцами?
- Блин... А ты еще кому-нибудь рассказывал, что планируешь задержаться в Тибете?
- Да нет вроде, только тебе... Даже Марина не в курсе, хотел ей перед отъездом просто записку оставить на кухонном столе.
- И я тоже никому не говорил... Надеюсь, тут ты мне веришь?
- Обижаешь, старик!
- А ты мне из дома тогда звонил?
- Ну да.
- Хм, это что же получается, мой или твой телефон... того?
- Понял, о чем ты, - подобрался на том конце провода Семеныч. - Мог бы и сам догадаться, как-то не сообразил. Впредь умнее буду.
Распрощавшись с расстроенным Высоцким, я подумал, не задействовать ли административный ресурс? Имея такие связи чуть ли не в высшем руководстве страны, почему бы не попросить за несчастного барда? Плохо, конечно, что Андропов не наш человек, и нет никого в 'ближнем круге' из КГБ, ведь это по-любому их рук дело. Не удивлюсь, если Семеныча вызовут в комитет давать показания.
Конечно, тревожить лишний раз Машерова по таким пустякам немного неудобно, тем более вряд ли он большой поклонник творчества Высоцкого, но тут у человека жизнь висит на волоске, можно сказать. С первого раза дозвониться до первого секретаря ЦК КП Белоруссии не получилось, сказали, что он в полях, проверяет коровники где-то в области и будет если только к вечеру. Перезвонил вечером, на этот раз удачно.
- Здравствуйте, Сергей Андреевич, что случилось? - спросил Машеров, когда нас, наконец, соединили.
- Петр Миронович, просьба огромная к вам. Не за себя прошу, за Владимира Семеновича Высоцкого.
- Что с ним стряслось? И почему ко мне обратились? Он же не в Белоруссии живет...
Стараясь не отнимать много времени у собеседника, вкратце обрисовал ситуацию. В завершение намекнул, что у Машерова имеются хорошие знакомые в силовых структурах в Москве, которые могли бы поучаствовать в судьбе поэта и музыканта.
- Я понял, о ком вы говорите, можете не продолжать. Ситуация тоже ясна. По идее надо бы помочь человеку прийти в себя, отвыкнуть от вредных привычек (про наркотики я благоразумно умолчал). Но кто даст гарантии, что Владимир Семенович не останется в этом Тибете сверх обещанного вам месяца или двух? В любом случае нарушение визового режима аукнется ему проблемами с китайскими и затем уже советскими пограничниками. Почему он не хочет махнуть на Эльбрус? Там тоже можно найти тихую деревушку у подножия горы и жить в ней без всяких проблем хоть до морковкиного заговенья, вдали от мирской суеты и настойчивых поклонников. Вот именно загорелось в Тибет!
- Действительно, какие-то гарантии в этом случае давать бессмысленно, - грустно согласился я. - И что же делать?
- Есть у меня одна мысль...
Оказалось, что где-то в самой глубине Беловежской пущи, среди болот, затерян хутор, где доживает свой век старинный товарищ Машерова, Нестор Кузьмич. Вместе со своей столь же немолодой, но такой же бодрой супругой. Единственный сын партизанил вместе с Петром Мироновичем и погиб во время облавы, прикрывая отход товарищей. Так и живут с тех пор вдвоем на этом хуторе. Скотина, птица своя, имеется даже собственная маслобойка, разве что за мукой раз в полгода на подводе выбираются в райцентр. Машеров бывал у них в прошлом году, гостил с ночевкой, и с удовольствием пожил хотя бы недельку, если бы не дела.
- Чем не вариант? Поживет у них твой Высоцкий месячишко-другой, может, еще и понравится, подольше задержится. Тем более за постой денег не берут. Если согласится - все организуем в лучшем виде, пусть Владимир Семенович не переживает.
Владимир Семенович согласился, хотя и после некоторого раздумья. Я вместе с Севой Абдуловым провождал его в аэропорту ветреным апрельским днем. Обнялись на прощание, посадили Семеныча в самолет, и с Абдуловым, не сговариваясь, направились в кафе, где заказали по сто граммов беленькой за успешный полет и столь же успешное приземление. К счастью, по пути домой ни один гаишник мне не попался, иначе, тормозни они мою 'Волгу', могли и права отнять. Или в СССР за вождение в нетрезвом виде не отнимали? Ладно, неважно, проскочил и проскочил, тем более и выпил-то - нет ничего. А вот если бы попал в ДТП или сбил кого-то, тогда мои промилле вышли бы мне боком.
Дома сын встретил меня радостным: 'Папа!', а следом заявил 'Дай!'. Еще он научился говорить 'Мама', и таким образом пока его словарный запас состоял всего из трех слов. Впрочем, как мне сказала Валя, старшая дочь у нее начала говорить в два с лишним годика, так что Данька заговорил еще с опережением. А чуть позже супруга завела разговор, не отдать ли Даниила в ясли. Мол, найду хоть какую-то работу, буду в дом деньги приносить.
- А как ты найдешь тут работу с пензенской пропиской? - спросил я.
- Думала об этом. Единственный вариант - выписаться из нашей терновской квартиры. Жалко жилплощадь терять, а что делать...
- Ну если так решила, тогда выписывайся, будем оформлять тебе московскую прописку. А куда работать пойдешь, опять в овощной? Так ведь завмагом тебя сразу никто не поставит.
- Ничего страшного, могу и продавщицей на первых порах.
- А если в Союзе писателей завтра власть сменится, и нас попрут с этой дачи? Тогда что, по съемным квартирам мыкаться? Да еще и с ребенком?
- То есть ты хочешь сказать, что согласишься вернуться в Пензу? Сережа, не смеши меня. Я-то уже привыкла к Москве... Ладно, к Переделкино, но все равно! А у тебя тут работа, постоянные встречи, знакомства... Забыл, как мотался на 'Суре' туда и обратно? Так что я думаю, что ты и сам предпочтешь съемную квартиру Пензе. А ведь можно и в ЖСК ступить.
- Куда?
- В жилищно-строительный кооператив. Говорят, однушка три тысячи стоит, а 2-комнатная - пять тысяч. Разве не потянем?
- Хм, как-то я раньше над этим не задумывался. А ты права, своя квартира не помешала бы. Разузнаю в Союзе писателей, может, и правда что-то выгорит с жилплощадью.
- А можно и не в ведомственный ЖСК вступить.
- Ты думаешь? Этот вопрос тоже постараюсь выяснить... А вообще-то время обеда, что у нас там вкусненького? Супчик гороховый с утра сварила? С копчеными ребрышками? Ну ты ж моя молодец. Давай разогревай и со мной садись.
* * *
На Гданьской судоверфи имени Ленина рабочий день близился к завершению. Вернее, закруглялась дневная смена, а на самой верфи работа кипела круглосуточно. Сейчас здесь готовили к спуску на воду рыболовецкий траулер для Советского Союза под названием 'Ангара'. В трюме судна рабочие тоже
- Эй, Лех, заканчивай! Ты же вроде собирался с нами пивка выпить сегодня вечером.
- Уже заканчиваю, парни. Буквально две минуты, осталось контакты подкрутить.
- Ну давай, мы тогда в душ, и ждем тебя в раздевалке.
Электрик Лех Валенса, как и обещал, управился за пару минут. Быстро помылся по примеру товарищей, и вскоре они уже направлялись в трактир 'Морячка', расположенный буквально в десяти минутах ходьбы от судоверфи.
В этот вечер здесь мелькало немало знакомых лиц. На судоверфи трудилось почти 20 тысяч работников, и многие после смены заходили сюда попить пива. Неудивительно, что к открытому несколько лет назад трактиру пришлось делать пристройку, и теперь тут могли уместить до сотни любителей хорошего пива.
Леха узнавали, приветствовали, похлопывали по плечу, жали руку. Личностью он был известной, принимал активное участие в жизни судоверфи, входил в профсоюз, и рьяно бился за права простых работяг, чем и снискал у них уважение.
- Парни, ваш столик, как обычно, держу за вами, - кивнул подошедшим протиравший пивную кружку трактирщик и крикнул официантке. - Марыся! Обслужи товарищей вон за тем столиком.
После второй кружки Леха потянуло на разглагольствования. Как обычно, предметом нападок стал социалистический строй и коммунистическая идеология, насаждаемая Москвой в Польше и других странах Восточной Европы.
- В сентябре 39-го Советы без объявления войны перешли нашу границу, взяли в плен 240 тысяч польских военнослужащих, а офицеров расстреляли в Катынском лесу. И после этого мы должны благодарить русских за то, что они якобы освободили нас от немцев? Да, кто-то скажет, что Советы потеряли в боях за Польшу несколько сот тысяч своих солдат. А кто их просил лезть к нам? Мы бы и с немцами прекрасно поладили. Они хотели всего-навсего избавить мир от коммунистической чумы... Марыся! Принеси-как еще пару кружечек пива.
После третьей кружки Валенса понял, что ему срочно нужно отлучиться.
- Парни, я отойду на пару минут, - сказал он окружившим их столик соратникам. - Потом я вам объясню, почему у власти в Польше оказались продажные политики.
Уже после наступления темноты он подходил к своему дому, находясь в весьма приподнятом настроении. Валенса всегда так себя чувствовал после таких вот стихийных выступлений, пусть даже не с трибуны, а обычном трактире. Да еще и четыре кружки пива изрядно его взбодрили. Улыбаясь своим мыслям, он не сразу заметил движение сзади тебя. А затем вдруг что-то укололо его слева в шею.
- Что за!..
Больше ничего сказать Валенса не успел. Он с ужасом чувствовал, как немеют мышцы пальцев рук, ног, шея, спина, даже глаза отказывались повиноваться. Рухнул на брусчатку и при этом ничего не почувствовал. Работал только мозг, который понимал, что тело медленно умирает, что кровь густеет, все медленнее циркулируя по венам, что сердце бьется все реже и реже.
Недвижимыми зрачками Валенса увидел, как возле его лица промелькнули ноги убийцы, обутые в простые, но качественные ботинки на мягкой подошве. А затем он остался один, умирать на холодной брусчатке, в желтоватом свете редкого уличного фонаря.
Некролог в местной газете 'Гданьский вестник' появился на второй день после того, как запоздавшая парочка влюбленных обнаружила тело известного активиста. В последний путь электрика гданьской судоверфи Леха Валенсу провожали несколько сотен человек. Многие шептались, что из Валенсы мог бы получиться в будущем неплохой политик. Правда, учитывая его антикоммунистические высказывания, политик, скорее всего, опальный. И возможно, в изгнании. Жаль, ах как жаль, такого хорошего человека потеряли.