Не углубляясь в уговоры, отряг нахлобучил любимый шлем, закинул за спину топоры, сноровисто скатал ковер и водрузил его на плечо.
– Ну, что? Всё спокойно было? – словно спохватившись, повернул он голову к Ивану. – А то я, кажется, так дрых, что тут хоть Суртр на Хель женись – не проснулся бы.
– Д-да нет, всё спокойно, – пожал плечами их штатный ночной дозорный.
– Посох! – воскликнула за их спинами Сенька.
– Что?! – подскочили юноши.
– Гораздо мутнее стал… если мне не кажется…
Но ей не казалось.
– Заряд кончается? – предположил Масдай.
– Так быстро?
Лица путников вытянулись.
– Наверное, кончается… – неохотно признал за всех Олаф. – Надо торопиться в Шантонь.
– Надо, – согласились его спутники – и заторопились.
К избушке-развалюшке за утренней кашей.
Расплатившись с ошеломленной хозяйкой четырьмя золотыми багинотскими кронерами – по одному за постояльца, как обещали – путешественники водрузились на ковер и первым утренним рейсом выбыли в сторону Эльгарда.
Следуя старушкиным указаниям, ковер быстро нашел дорогу, сориентировался, и бодро помчался к цели, показательно игнорируя восторженные и изумленные восклицания пеших и конных странников с серой каменной ленты внизу.
– А муж с сыном ее так где-то в горах и заночевали, видать… – рассеянно заметил Олаф несколько часов спустя, когда впереди горы стали расти уже не вверх, а вниз, что было верным признаком приближающейся равнины.
– Если они у нее вообще есть, – не отрывая напряженного взгляда от небосклона у них в арьергарде, проговорила царевна.
– Почему ты так решила? – оторвался от созерцания своего сектора ответственности Иван.
– А ты при свете дня ее хозяйство видел? – оглянулась на него жена. – Сарай косой, дровяник кривой, дом раненый на все углы, крыша поехала…
Юноши задумались над ее словами. Но первым молчание нарушил Иван.
– А кто же тогда, пока вы спали?.. – обращаясь, скорее, сам к себе, нежели к спутникам, недоуменно сдвинул он брови и тут же болезненно поморщился от потревоженного ожога.
– Что?! – подскочили все трое, включая Масдая.
– Да нет, ничего, ничего, всё ведь мирно было!.. – отпрянул от них лукоморец и успокаивающе вскинул ладони. – Просто среди ночи мне показалось, будто два человека тихонечко прошли мимо нашего сарая… и я подумал, может, это хозяин и сын… но если их вообще в природе не существует – значит, просто померещилось… ведь если бы это были ренегаты, мы бы до утра… до утра…
– Что? – снова подалась вперед вся троица.
– Посох, – плоским голосом выдавил лукоморец. – Он же голубой. А ночью светился золотом. А утром стал тусклее…
– И что это значит? – не понял Масдай.
– Это значит, – Серафима одарила мужа взглядом, приберегаемым до сего момента специально для про-Гаурдаковской коалиции, – что у таких часовых … такими часовыми… таким часовым… растаким… и разэтаким… часовым…
Иванушка покраснел и пристыженно втянул повинную голову в плечи.
– … таких часовых книжек надо пожизненно лишать! – безжалостно договорила она. – Без права переписки!
Приговоренный к высшей мере наказания и сознавая всю ее справедливость до последней буквы, царевич развел руками, пробормотал сбивчивые слова раскаяния и прощения и, готовый искупить вину чем получится, с удвоенным рвением уставился в пустое синее небо на юге.
А с запада на них надвигалась гроза.
Первые капли дождя застигли их ближе к вечеру на подлете к большому и веселому городу на самой границе Эльгарда и Шантони.
– "Добро пожаловать на весеннюю моринельскую ярмарку", – прочел Иванушка красные буквы на желтой растяжке над дорогой.
– Ярмарку? – оживился Олаф.
– Ярмарку?.. – скис Масдай.
– Ты что-то имеешь против весенних моринельских ярмарок? – удивилась Сенька, воодушевившаяся при этом праздничном слове.
– Против ярмарок – нет, – недовольно пробурчал ковер, брезгливо подергивая кистями, смахивая первые крошечные теплые капельки. – Чего я не люблю, так это переполненных постоялых дворов, гостиниц и прочих таверн, где приличной печки и целой крыши не найти и с городской стражей. И вообще – не знаю, как вы, а я приземляюсь. Погода нелетная.
В таких вопросах спорить со старым ковром было бесполезно, и уже через три минуты в город, не без удовольствия разминая затекшие за день ноги, вступили трое пеших путников и одно средство передвижения, прикидывающееся обыкновенным предметом роскоши.
Первым горожанином, попавшимся им навстречу, оказался подвыпивший мужичонка в соломенной шляпе и со связкой кур подмышкой, не слишком успешно пытавшийся открыть калитку собственного дома.
– Скажите, пожалуйста, где находится ближайший постоялый двор? – обратился к нему Иван.
– И весенняя моринельская ярмарка, – нетерпеливо присоединился к опросу свидетеля отряг.
Мужичок при виде увешанной сталью и закованной в сталь рыжей рогатой громады значительно протрезвел, нервно сглотнул, прижал кур к себе и быстро ткнул дрожащим пальцем в ту сторону, откуда пришел.
– Там.
– Что из вышеперечисленного? – учтиво уточнила царевна.
– Всё, – коротко сообщил куровладелец и юркнул во двор, хлопнув неуступчивой калиткой так, что отвалилась и упала в пыль медная ручка.
– А вам с какой целью? С набегом? – высунулась из-за соседнего забора грузная чернявая тетка в синем чепце и таком же платье, одним взглядом оценила род занятий одного гостя Моринеля и заподозрила темное прошлое, мутное настоящее и туманное будущее его компаньонов. – Так вы опоздали. Там еще вчера всё раскупили-разобрали, одни карусели да выставки остались. Кто ж на ярмарку в воскресенье вечером ходит?
Главного специалиста по набегам, к удивлению пухлой эльгардки, новость сия отчего-то не огорчила.
– Карусели – это… – на мгновение вспыхнули его глаза как у мальчишки, но тут же кодекс поведения бывалых отрягов – скитальцев морей взял свое, и он степенно, как бы нехотя, продолжил. – Это мы, наверное, поглядим… если время останется… и желание будет.
– А как насчет постоялого двора? – напомнила Серафима.
– А как вы на Южный поселок, где ярмарка на окраине, пойдете по этой вот улице, налево, никуда не сворачивая, так у вас по дороге их штук пять будет, не меньше. Хоть в одном-то местечко, поди, отыщется, – посоветовала женщина, махнула то ли им, то ли на них рукой, и поспешила к натянутой поперек двора веревке – спасать от дождя высохшее за день белье.
– Большое спасибо, – выкрикнул ей вслед Иван, и маленький отряд торопливо направился в указанную сторону.
Постоялых дворов в действительности по пути было десять – больших и маленьких, в стороне от улицы, по которой они шли и совсем близко, приличных и не очень, но всех их роднило одно: комнат внаем даже на половину ночи не было ни на одном из них. Вернее, именно на эту ночь их и не было: приглашений приходить завтра утром, когда гости, покупатели и продавцы разъедутся по домам, и арендовать едва ли не все комнаты, вместе взятые, даже на год вперед, было хоть отбавляй.
– Благодарим, мы обязательно так и сделаем, – любезно раскланялся Иванушка в последней гостинице и задом-задом выпятился на улицу. Там под фонарем и мелкими, редкими, лениво падающими на мостовую каплями его ждали голодные и усталые спутники. По грустной физиономии царевича они всё поняли и без слов.
– Может, попроситься к кому-нибудь из местных на постой на ночь? – предложил отряг.
Масдай хмыкнул.
– Если бы ты был на месте этих местных, ты бы на ночь под одну крышу с собой самого себя пустил?
– А почему нет? – обиделся конунг, склонил упрямо голову, набычившись и выставив вперед рога. – Что я, такой страшный?
– Их мебель на тебя не рассчитана, – кинув быстрый укоряющий взгляд на слегка сконфузившийся ковер, подсказал Иван.
– Я бы заплатил за новую! – с готовностью щелкнул по висящему у пояса пузатому кошельку Олаф.
– Ну если бы заплатил бы…
Супруги переглянулись и пожали плечами. В конце концов, хуже, чем ночевка на камнях мостовой под открытым протекающим небом, придумать что-то было сложно. Даже реакция робких горожан на ломящегося в их дом огромного рогатого воина, увешанного топорами и, несомненно, отобранным у купцов ковром, не шла с этим ни в какое сравнение.
Приют на ночь, к немалому, хоть и тихому изумлению трех четвертей их маленького отряда, найти удалось.
На самой окраине города, временно превратившейся в форпост, отделяющий его от ярмарки, гуляющей во все тяжкие и куролесящей каруселями и циркачами, в самом крайнем домике их пустили, даже не дослушав до половины слезную мольбу.
– Конечно, конечно заходите, мальчики!
Улыбаясь почти беззубым ртом, отчаянно-близоруко щурясь поверх тяжелых, как линзы телескопа очков в роговой оправе, высокий худой человек лет шестидесяти в длинном черном потертом до состояния марли сюртуке гостеприимно распахнул перед ними дверь своего домика.
– Вы, наверное, издалека? На нашу ярмарку пришли? – дружелюбно кивая при каждом слове, заговорил хозяин. – А родители ваши знают, что вы здесь? Вы их предупредили? Они не станут беспокоиться из-за вашего отсутствия дома такой темной ночью?
На "мальчиков" истребители гаурдаков среагировали почти достойно. Но неожиданное, как яблоко на голову, "беспокойство родителей" пробило зияющую брешь в их не успевшей оформиться обороне.
– Мои родители умерли, – хмуро буркнул Олаф.
– Ах, ах… – сочувственно заохал хозяин. – Прости меня, малыш… прости… Но, надеюсь, у тебя остались родственники, которые позаботились бы о тебе?
Все четверо вспомнили о Хлодвиге Сутулом, о том, что больше всего на Белом Свете лукавого жреца заботило благоденствие его племянника, и трое из них твердо кивнули.
– Остались.
– Вот и славно, вот и хорошо… – снова и совершенно искренне заулыбался хозяин и учтиво взмахнул рукой, приглашая войти. – Располагайтесь, милые. Хоть жилище мое и невелико, но места на полу у камина вам хватит. Извините, что не предлагаю вам свою кровать…
– Что вы, что вы!!! – замахал руками Иванушка. – Нам у камина будет очень хорошо!!!
– Нам, ты хотел сказать, – тихо прошуршал ковер.
– …Ну, вот и славно, – не расслышав исходившую непонятно откуда ремарку, хозяин ободряюще похлопал по плечу не расстающуюся с посохом Сеньку. – Давайте тогда познакомимся, ребята-пастушата. Меня зовут мастер Мэрхенвальд. Я преподаю естественные науки в моринельской благотворительной школе имени Юлиауса Агграндара. Это был самый выдающийся исследователь, естествоиспытатель и ученый всех времен, ребятки! К сожалению моему, увы и ах, это замечательное имя в последнее время стало забываться – время идет, появляются новые герои, или старые просто выпадают из памяти легкомысленных потомков – но это имя не должно изгладиться из памяти людской никогда.
– Не изгладится, – со стапятидесятисемипроцентной уверенностью подтвердили путники.
– Вот и славно, ребятишки, вот и хорошо, – довольно кивнул мастер Мэрхенвальд и тут же махнул рукой себе по лбу.
– Да чего же я стою, детей на дожде держу, старый лопух! Проходите, малыши, проходите… Сейчас поставлю на огонь чайник, похлебка капустная с ужина еще осталась – троим мальчикам вашего возраста должно хватить, чтобы спокойно проспать ночь, хоть я и представляю, сколько в вашем возрасте обыкновенно требуется еды…
Путешественники переступили через порог маленького жилища старого учителя, и первое, что бросилось им в глаза, было отсутствие стен.
– Книги!!!.. – восхищенно выдохнул Иванушка. – Сколько книг!!!..
Если бы мастер Мэрхенвальд придумал способ пристроить книжные полки на потолок, он бы это сделал, не откладывая ни на минуту. А пока середину единственной комнатки занимал домотканый половик, пестрый в далекой молодости, а под потолком висели, раскачиваемые прогуливающимся по дому ночным ветерком, три чучела невиданных зверюшек размером с небольшую собаку, повышенной лохматости, когтистости и зубастости, хоть и с забавными рылами.
– Ты любишь читать, постреленок? – заулыбался хозяин Ивану, почуяв родственную душу.
– Больше всего на Белом Свете, – гордо сообщила за него Сенька.
– Молодец, малыш! Молодец! Это значит, из тебя выйдет толк! – старик убежденно похлопал лукоморца по плечу.
– Я надеюсь, – скромно хмыкнула его супруга.
– Мастер… Мэрхенвальд, – первое и единственное внимание конунга привлекли отнюдь не книжки. – А этих… зверей… вы сами убили?
– Зверей?.. – учитель поднял голову и заулыбался. – Нет, что ты, милый, что ты! Это – школьные наглядные пособия. Накосень, выкусень и покусень. Редкие виды, эндемики. Встречаются только в Шоколадных горах. Эх, чего бы я только не отдал, чтобы подобно непревзойденному Агграндару увидеть хоть одним глазком их или хоть каких-нибудь других так называемых монстров живьем!.. Да только отдать-то у меня и сейчас нечего, а раньше, пока был еще молодой, и подавно не было… Но вы только поглядите, ребята, какая грация, какой напор, какая сила дышала в этих красавцах! Убить таких животных!.. У меня бы рука на такую прелесть не поднялась никогда. Но если уж кто-то решился на подобное кощунство до меня…
Губы хозяина осуждающе поджались, и Серафима подумала, что если бы этот "кто-то" в недобрый час попался на пути старого учителя с хладными тушками этих зверюшек, то вполне мог бы к ним присоединиться.
– …Они куплены на деньги меценатов – покровителей школы, и там и находятся, в моем кабинете, – тем временем, старик охотно продолжал повествование. – Я просто перенес их домой на время праздничных каникул. Это очень редкие экземпляры, боюсь, как бы с ними чего не вышло – нравятся они не одному тебе, мальчуган, хотя, откровенно говоря, не представляю, чтобы какая-нибудь мать согласилась жить с такими… нетрадиционными украшениями под одной крышей. Но самые восхитительные экземпляры – и самые разнообразные – выставлены на ярмарке, в шатре с горгульями, его отсюда можно видеть… Пятьдесят экспонатов! Шестиногий семирук, семирукий шестиног, дракон и камнеежка, правда, маленькие, каменный скорпион, восьмихват, жаборонок, щупальцерот, рукоеды большой и малый, гиперпотам…
– Гиперпотам?! – вспыхнули глаза отряга. – Где?!
– Так вы обошли всю ярмарку и проскочили мимо самого большого павильона?! – не поверил своим ушам старик. – Идите скорее! Может, они еще не закрылись! Деньги на вход у вас есть? Они довольно дорого просят!..
– Есть!!! – радостно выкрикнул отряг уже с порога.
– Мы только поглядим, и сразу вернемся, – вежливо сообщил Иванушка не только хозяину, но и уже вольготно расположившемуся у пылающего камина Масдаю.
– И чего-нибудь купим по дороге к вашей похлебке, – практично добавила царевна.
Оказывается, капустная похлебка для трех буйно растущих организмов и одного давно уже выросшего – пища вполне питательная и полезная, если ее ненавязчиво, но вовремя усилить и сопроводить двумя десятками пирожков, жареным бараньим боком, фаршированным сомом и гусем с яблоками.
Мастер Мэрхенвальд, впервые после благотворительного новогоднего пира в школе отведавший таких деликатесов, озадаченно улыбаясь забавным поворотам судьбы, улегся спать на единственную не занятую книгами поверхность на четырех ножках. Олаф и Сенька, помыв на скорую руку посуду, последовали его примеру, стараясь не разбудить давно досматривающего десятый сон Масдая. Иванушка, горестно вздохнув в направлении готовящихся ко сну, сел за стол, положил на видное место поверх устилавших его манускриптов еле-голубой посох и раскрыл перед собой "Чудный животный мир северо-западного Бхайпура" в поисках заинтересовавшего на выставке монстров горилловидного слона.
– Надо же… гиперпотам… – сонно дивясь своим мыслям, улыбнулся и хмыкнул рыжий отряг. – Я его таким и представлял… Где, ты там прочитала, он водится?
– В южном Узамбаре, – зевнула царевна.
– А это нам не по дороге?
– Не-а…
– Жаль… У Аос на стене в спальне его четыре башки неплохо бы смотрелись… Она бы на рога платье вешала… чтоб не мялось… а на клыки… на клыки…
Олаф задумался.
Представления о том, чтО богини любви и красоты вешают в спальне обычно хоть на что-нибудь, не говоря уже о восьми саблевидных клыках гиперпотамов, у него имелось отчаянно мало, чтобы не сказать, не имелось вовсе.
– Тапочки… – сонно предположила Серафима, переворачиваясь лицом к огню. – С помпонами… И пакет с зефиром…
– Зачем? – юный конунг вытаращил очи, едва не растерявшие весь сон. – Злых духов отгонять?
– Угу… их самых… – нечленораздельно подтвердила она, на ночь глядя не решившись начинать лекцию на тему "на что женщине можно глядеть по утрам без того, чтобы не свалиться со страха с кровати". – Спокойной ночи…
А ночью Олафу приснился сон, будто попал он волшебным образом в южный Узамбар, чтобы поохотиться на гиперпотамов. Солнышко сверху припекает, снизу от прогретой до самого донышка земли жаром несет, сбоку горячий ветер обдувает – ни убежать, ни спрятаться бедному отрягу. Но делать нечего, назвался истребителем гиперпотамов – полезай в саванну. Взял он тут поудобнее два самых больших топора, и пошел на охоту. Идет, идет – не видать не то, что гиперпотама, а и выкусня малого. Даже птички, уж на что вне сферы его трофейных интересов, а и те попрятались куда-то меж ветвей, и свиристят на разные заполошные голоса оттуда ему на голову. И только подумал разочарованный конунг, что не худо было бы спросить у кого-нибудь, а водятся ли тут вообще гиперпотамы, как земля под его ногами задрожала, будто он не на камнях с глиной, а на барабане стоял. Но не успел он и это обдумать как следует, как вдруг большое разлапистое растопыристое дерево на него кааааак рухнет, кааааак огреет по плечам, потом другое, третье, а четвертое кааааак заорет дурным, но знакомым отчего-то человеческим голосом, хоть и знакомых говорящих деревьев у него отродясь не было не только в южном Узамбаре, но и дома: "Вставай скорее!!!". "Да как же я тебе встану, если ты на меня завалилось?!" – хотел было ответить возмущенный охотник, как пятое дерево осыпало его кучей большущих жестких угластых плодов, один из которых пребольно угодил ему в глаз…
– Вставай, быстрей!!!
И тут он понял, что голос это – Ивана.
– Чевототакое?!..
В следующую секунду он был уже на ногах, топоры наготове – не в видении, а наяву, замутненные сном очи дико обшаривают комнатушку приютившего их старика в поисках страдающего бессонницей и бессовестницей противника.
– Что, посох?.. – рядом с ним с мечом в руке ту же самую операцию проделывала Сенька.
– Нет, посох голубой! – недоуменно пожал плечами Иван, не опуская меча. – Но все книжные стеллажи отчего-то вдруг попадали… и мне показалось, будто снаружи кто-то… что-то…
– Что?.. Землетрясение?.. – донесся слабый голос мастера Мэрхенвальда с кровати у дальней стены, погребенной под сошедшей лавиной фолиантов. – Ребятки, бегите на улицу!..
– …что-то.
Смачный треск сворачиваемого забора ворвался в открытое окно вместе с утробным ревом нескольких луженых глоток.
– Гиперпотам?!..
Дальше на очереди была стена с запертой на засов дверью.