Обеспокоенная развитием событий, бабушка Галя послала в разведку дедушку. Разведчиком тот был, мягко говоря, непрофессиональным. Всё, что он сделал, так это посидел на скамейке в городском саду, загородившись газетой. Понаблюдав две-три минуты за совершенно случайно проходившими мимо папой и его избранницей, он свернул газету и отправился домой. Результатами этих наблюдений он был вполне удовлетворён. Что касается женщин, то дедушка был в этом отношении прост, как выключатель, - для него существовало только два положения: красивая и некрасивая. На все вопросы бабушки он отвечал: "Красивая". Кратко охарактеризовав умственные способности дедушки, бабушка в очередной раз разжаловала его в рядовые и отпустила с глаз долой.
Что-то надо было делать. Причём срочно. И тогда бабушка откомандировала на передовую гостившую в то лето в Новоград-Волынском дочь, её мужа и даже трёхлетнего внука. На сей раз местом встречи стал городской кинотеатр, вернее небольшая площадь перед ним, по которой кругами расхаживали разряженные в местечковый пух и прах пары перед тем как посмотреть в пятнадцатый раз "Большой вальс" или "Иван Бровкин на целине". Кстати сказать, в кино приходили как минимум за час до начала сеанса, чтобы успеть поддержать отечественных производителей газированной воды и мороженого до полного обморожения переполненного мочевого пузыря. Встреча удалась, причём моему дяде мама понравилась даже больше, чем хотелось бы его жене.
Тут бабушка крепко задумалась. Ситуация стала выходить из-под её контроля. А бабушка была не из тех людей, которые легко дают порулить другим. Взять, к примеру, дедушку… Впрочем, его лучше оставить в покое. Итак, бабушка решила взглянуть на маму сама. Но просто так встретиться и поговорить или даже пригласить её в дом она не могла. Это было бы равносильно отступлению и началу официальных переговоров. Бабушка решила понаблюдать за влюблёнными тайно. Но как? Прикрыться газетой, как дедушка? Сроду она не брала в руки никаких газет. Вместо них она читала Флобера или Чехова. Прикрываться томиком Флобера в Новоград-Волынском - всё равно что в положении Штирлица из анекдота идти по берлинским улицам с волочащимся парашютом за спиной. Разведка доносила, что следующая встреча моих родителей должна была произойти на железнодорожном вокзале, точнее в его буфете. Кстати сказать, буфетчицей там работала тётя Клара. В те времена никакой охранной сигнализации не существовало, поэтому каждый вечер Клара складывала в старую детскую коляску самое дорогое из небогатого ассортимента своего буфета и увозила домой на сохранение. Самым дорогим были коробки с окаменелыми шоколадными конфетами и разноцветным зефиром, которые она прятала у себя под кроватью. Однажды, когда Клара куда-то отлучилась, сестра Райка и мама… Они хотели попробовать. Только по одной конфетке. Только попробовать!.. От Клары их спасла соседка, пришедшая за солью, а заодно и на крики. Но мы опять отвлеклись.
Перед вокзалом рядами сидели торговки съестным. Приезжие и местные ходили между рядами, хрустели на пробу малосольными огурцами, покупали детям липких петушков на палочках и скорострельно плевались крупнокалиберной шелухой жареных "семачек". Бабушкин наблюдательный пост был оборудован неподалёку от входа в вокзал. Для этого дедушка просто попросил на время у одной из знакомых торговок мешок семечек и усадил рядом бабушку. Так она и просидела несколько часов в ожидании объекта наблюдения. Мама её никогда не видела и узнать не могла, а вот про папу этого сказать было нельзя. Для пущей маскировки бабушка и оделась соответствующим образом. Экипировку довершал надвинутый до бровей платок такой яркой расцветки, которая могла бы отпугнуть и акулу, случись ей заплыть в Новоград-Волынский.
Вечером того же дня бабушка совещалась сама с собой. С одной стороны… таки да. Красиво. А с другой… клятва Гиппократа, которую бабушка мечтала принять у будущей невестки, не говоря уже об отсутствии даже и намёка на приданое. Что такое отсутствие приданого, бабушка знала не понаслышке. Взять, к примеру, дедушку… Да что его брать! Тут бабушка вспомнила, как дедушка сам взялся на её голову лет тридцать назад…
На следующее утро она объявила папе, что против этой женитьбы. Но папа уже не мог перестать быть за. И тогда он, неглупый сын своей матери, пригрозил ей немедленным отъездом на Кавказ в Серпухов. Раз счастья нет здесь, так почему бы ему не найтись там? Тут бабушка не на шутку испугалась. Что такое этот Серпухов, эта далёкая и заснеженная Россия? Там даже деревья, даже листья на них - и те русские. Что уже говорить о девушках?! Мысль о варианте "и ушли к бизонам жить жираф и антилопа" довела бабушку до сердечного приступа. Иметь такое от любимого сына… Нашим врагам! Выпив полпузырька валерьянки и сказав дедушке всё, что она о нём думает… бабушка дала согласие на брак.
Папа бросился к маме. Выбегая из дома, он от радости перепрыгнул все ступеньки на крыльце, но споткнулся обо что-то, упал и сильно подвернул себе ногу. До мамы, конечно, доковылял. На следующий день, однако, ходить он мог, только опираясь на мамину руку. Так они и пошли подавать заявление в ЗАГС. Кларина соседка Рива, увидев со спины идущих маму и папу, не преминула сказать Кларе: "Я таки не понимаю, почему надо было так торопиться? Ваша Ларочка такая красивая - и собралась замуж за хромого?"
Свадьба была шумной. Девяносто человек гостей, плюс скрипка, плюс саксофон, плюс аккордеон, плюс Изя-барабанщик. Платье невесте шила сама мадам Перецман. И сейчас шили бы такие платья, если бы могли, конечно. Правда, была одна заминка - никак не могли найти подходящих пуговиц. И что же? Подобрали несколько фасолек одинакового размера и обшили их белой тканью. Это не голь, а Голда на выдумки хитра. То есть мадам Перецман. Одних анекдотов за столом было рассказано столько, что если их все разом рассказать кому-нибудь одному - так этот один лопнул бы от смеха на мелкие кусочки.
Гуляли весь день и всю ночь. Каждого вновь приходящего объявлял Изя-барабанщик, после чего оркестр играл туш. Дяде Грише с тётей Цилей сыграли такое музыкальное вступление… Гриша от избытка чувств дал оркестру крупную купюру. Настолько крупную, что после свадьбы ему пришлось держать ответ перед Цилей. Нашим врагам держать ответ перед Цилей. Гриша не удержал. Через день он наведался к Изе, чтобы… Не то чтобы всё вернуть, нет. Но хотя бы часть…
А Фишманы подарили молодым шахматы. Возмущению дедушки не было предела. И это подарили соседи и лучшие друзья! Дедушка клялся, что когда дочка Фишманов, Света, будет выходить замуж, чтоб мы все прожили ещё сто лет дождаться этого момента, так он пойдёт на её свадьбу с шахматами или даже с колодой карт. Ну, если бы папа женился на Свете, то мог быть и другой подарок… Но это была бы уже совсем другая история.
Барабан
Нет такого нормального ребёнка, который не мечтал бы в детстве иметь барабан. Взрослые, конечно, скажут, что ребёнок, имеющий барабан, имеет этим барабаном… Много они понимают, эти взрослые. Я рос нормальным ребёнком. И такая мечта у меня была. С ней я и вырос. Правда, без барабана. Но кто сказал, что мечта умерла? Как сказал поэт, "она затаилась на время".
Три или четыре года спустя после рождения сына мечта дала о себе знать. К тому времени их уже было две. У меня и у сына. И обе воспалились. В ответ на слёзную просьбу ребёнка приобрести барабан жена, глядя мне в глаза, высказалась в том смысле, что барабан купить можно, но барабанить ребёнок будет только над её трупом. Нет, конечно, если я твёрдо решил купить это орудие убийства, то… Мы отступили, роняя скупые мужские и щедрые детские слёзы. Пару-тройку раз сыну давали побарабанить друзья во дворе, причём бабушка его друга Витьки хотела даже отдать Валере барабан насовсем, но эта попытка была пресечена бдительной супругой. Один раз ребёнок отвёл душу с казённым барабаном на новогоднем утреннике в детском саду, поскольку мама неосторожно сшила ему костюм зайца, но разве это могло быть воплощением мечты…
Затаившаяся мечта, однако, упорно ждала удобного случая. И он настал. В тот день жена уехала в однодневную командировку в Москву, а мы с сыном остались на хозяйстве. В списке необходимых покупок среди картошки, сахара и подсолнечного масла оказался… нет, не барабан. Калькулятор. Надо сказать, что магазин, торговавший калькуляторами, имел ещё и отдел детских игрушек. Так что, пока я глазел на калькуляторы, сын времени даром не терял и отправился в соседний отдел. Там и произошла их встреча. Его и мечты. Мечта была изумрудного цвета, расписанная по жестяному боку зайцами и волками из мультфильма "Ну погоди!". Разноцветный ремешок имел золотую пряжку для подгонки по росту юного барабанщика. Палочки… Да что там говорить. Ребёнок знал, что нельзя. Он и не просил. Просто стоял и смотрел, открыв рот. С глазами, полными слёз. Пожилая продавщица за прилавком, казалось, вот-вот тоже смахнёт слезу, глядя на него. Наверное, если бы он плакал, даже кричал и бросался на пол, то я бы устоял. Но он выбрал единственно правильную тактику. Я сделал последнюю попытку - напомнил ему о том, что есть обстоятельства непреодолимой силы, которые… Ребёнок всхлипнул так, что я пришёл в себя только тогда, когда продавщица спросила: "Вам упаковать в коробку или так понесёте?" Странный вопрос.
Выйдя из магазина, я сказал сыну:
- Давай договоримся. Ты будешь барабанить только тогда, когда мамы не будет дома. Всё остальное время барабан будет спрятан в надёжном месте. Согласен?
- Да, пап, - ответил счастливый сын.
- Точно обещаешь?
- Точно-точно.
- Тогда начинай барабанить прямо сейчас, чтобы успеть набарабаниться до маминого возвращения.
И сын стал барабанить. К своему дому мы подошли с грохотом сводной роты суворовцев на военном параде. Потом ребёнок барабанил за обедом, сидя на горшке после обеда и ещё немного после того, как. За это время моя детская мечта осуществилась как минимум раз пять и скончалась оглохшая и пресыщенная. Его же, судя по тому азарту, с которым он барабанил, была живее всех живых. До приезда жены оставалось менее часа. С немалым трудом, отклеив сына от барабана, я стал думать, куда бы спрятать улику. Вообще-то я тугодум, и в ситуациях, когда надо быстро принимать решение, как правило, принимаю единственно неправильное. Этот раз не был исключением. Почему-то я решил, что лучше всего спрятать барабан под нашей кроватью, среди коробок с зимней обувью. Нашёл пустую коробку, положил в неё барабан, прикрыл старыми газетами и задвинул подальше в пыльную темноту За всем этим внимательно наблюдал безвременно обезбарабаненный сын.
Раннее утро следующего дня было субботним. Сквозь сон я услышал какое-то шебуршанье и пыхтенье рядом с кроватью. Потом кто-то чихнул. Открыв глаза, я увидел торчащие из-под кровати голые детские ноги. Случилось то, что должно было случиться: ребенок пришёл воссоединиться со своим барабаном. Сон как рукой сняло. Немедленно вытащив пыльного барабашку за ноги, я отвёл его в другую комнату и стал трагическим шёпотом увещевать. Увещевался он из рук вон плохо. Даже норовил вырваться из этих самых рук и устремиться к месту захоронения барабана. Поняв, что я не выпущу его из комнаты, он стал меня уговаривать: "Папочка, я побарабаню совсем чуточку, совсем тихонько. Мама же всё равно спит! Когда она проснётся, я сразу перестану!" Такая перспектива обрадовать меня никак не могла. Что же касается спящей жены, соседей… Пришлось нарушить устав молодого отца и дать мучителю две шоколадных конфеты до завтрака. У ребёнка в таком возрасте голова маленькая - в ней нет места для нескольких мыслей сразу. Либо барабан, либо шоколадная конфета. Две конфеты могут вытеснить из детской головы не только барабан, но даже рояль. Так мне казалось.
Через час, когда запахи гренок и кофе из кухни стали оглушительнее звона любого будильника, жена велела мне умыть ребёнка и приходить завтракать. Сын нашёлся в нашей спальне. Он сидел на полу, с лицом, перемазанным до пупка шоколадом, рядом с кроватью, и задумчиво катал пожарную машину. Я попытался отвести ребёнка умыться, но… попробуйте отогнать сенбернара от того сугроба, под которым он нашёл альпиниста. Я посмотрю, как у вас получится. Мы стали препираться. Сообразительный ребёнок предложил мне отвести маму погулять хотя бы на часок. А он тем временем… В ответ я пообещал ему дать по тому месту, на котором он так упорно отсиживался. И немедленно сдержал обещание. На шум пришла жена. На вопрос: "Что случилось?" мы оба не смогли дать вразумительного ответа. Начался допрос. Пока я охотно каялся в том, что дал конфеты не вовремя, не в таком количестве и вообще не тому, кому следовало бы… того, кому не следовало бы, как гвоздь магнитом втянуло под кровать. Вытаскивала его уже мама. Вместе с магни… то есть с обувной коробкой, в которой лежал… В это мгновение как наяву я увидел перед собой картину - арена цирка, посреди которой стоит шпрехшталмейстер и громовым голосом объявляет: "А сейчас - смертельный номер!" И раздаётся леденящая душу барабанная дробь…
После завтрака приехала моя мама. Мы обещали отдать бабушке и дедушке внука на выходные. Жена собрала Валеру в дорогу. Уже прощаясь и вручая бабушке сумку с детскими вещами, она обронила:
- Там у Валеры кое-какие игрушки. Пусть у вас ими играется. Можно не привозить обратно. Мы уж и так не знаем, куда их складывать.
- Да, мам, - сказал я. - У тебя дома, кроме свистка милицейского, и поиграть толком нечем. А тут… ну… веселей, в общем.
Сын стоял молча.
О выборах
Эта история случилась больше двадцати лет назад. Как сейчас помню, было воскресенье. Выбирали депутатов Верховного Совета. Или не Верховного. Или не Совета. Тогда это имело ещё меньше значения, чем сейчас. Просто добавь во… то есть бюллетень. Не дай властям засохнуть. Утром я поехал из Пущино в Серпухов, в роддом, проведать жену. В роддоме что-то передал, постоял, задрав голову перед окнами, высматривая жену. Был как раз тот самый случай, когда на вопрос: "Как дела?" супруга с полным правом могла ответить в рифму: "Ещё не родила". Родители жили неподалёку от роддома, и я после посещения пошёл к ним повидать двухлетнего сына, который на это время был изъят из моего обращения бабушкой.
Только мы сели пить чай, как раздался телефонный звонок. Трубку взял отец. Через мгновение отдал её маме. "Из милиции, - сказал он и поморщился. - И в выходной житья от твоей работы нет". Мама послушала, сказала "хорошо" и положила трубку. "Опять вызывают?" - спросил папа. Оказалось, что не вызывают, а разыскивают меня. Так получилось, что я уехал в роддом, совершенно забыв об отправлении культа. Тогда ведь уже к полудню все избирательные участки рапортовали о том, что мы все как один, в едином порыве… Меня же в порыве не оказалось, поэтому сработала аварийная сигнализация. На участке всегда дежурил милиционер, он позвонил в отделение, в отделении сказали номер телефона "товарища подполковника", то есть моей мамы, а уж мама… Как писал Пригов, о котором я тогда и слыхом не слыхивал: "Но придёт милицанер - скажет им не баловаться!" Баловаться, то есть попить чаю с плюшками, мне не дали, как я ни сопротивлялся. Быстро собрали в дорогу. Не то чтобы родители мои были большими любителями исполнять свой гражданский долг, но… так было тогда принято. Ильич в звёздах и бровях, Кобзон в телевизоре с песней "Ядерному взрыву - нет, нет, нет" и исполнение гражданского долга с утра пораньше. Принято и всё. Вдруг представил себе, как Кобзон вышел бы на сцену Кремлёвского Дворца Съездов с этой антивоенной песней. За ним краснознамённый хор московского военного округа. Медь сверкает, трубы горят, а на Кобзоне татушная маечка с надписью: "Хуй войне"… Впрочем, я отвлёкся. Меня выпроводили в Пущино. От Серпухова до моей деревни час езды на автобусе. В одной руке у меня были банки с вареньями и соленьями, а во второй с соленьями и вареньями. И вообще был я нагружен солью, спичками, керосином и тёплыми вещами так, что мог бы и до канадской границы доехать, ни в чём себе по пути не отказывая. Изрядно упрев в переполненном автобусе и практически оборвав все имевшиеся в наличии руки, я доехал. Не успел я ввалиться домой, предвкушая душ и рюмку водки, как раздался звонок в дверь. Вспомнив мать того, кто пришёл, я открыл. На пороге стоял милиционер.
- Бару? Михаил Борисович?
- Он самый.
- Вы почему ещё не проголосовали?
- Да я, собственно… Вот только вошёл..
- Нехорошо получается. Надо проголосовать. Уже все отстрелялись, а вы…
- Я обязательно. Обещаю. Ведь ещё только четыре часа, а голосовать можно до восьми.
- Нехорошо получается. Надо проголосовать. Уже все отстрелялись, а вы…
- Да я точно проголосую. Дайте дух перевести. Честное слово, проголосую.
- Нехорошо получается. Надо проголосовать. Уже все…
- Всё. Пошли.
- Вот и молодец. Пройдём со мной. Я провожу. Тут недалеко. А то нас, знаешь, тоже мучают с отчётностью. Собираем по квартирам таких вот…
И мы пошли на избирательный участок. На участке уже всё затихало. Голосующих почти не было. Пиво и бутерброды в буфете кончились, принаряженные тётки за столами уже скучали. Конвой мой довёл меня до входа, попрощался и пошёл, наверное, в другую квартиру, вытаскивать "таких вот". Оглядевшись, я двинулся к столу с табличкой, на которой были буквы А, Б, В, Г… И тут из угла раздался возглас: "Бару! Кто здесь Бару?" Я обернулся, чтобы сказать… чтобы всё сказать. Я приготовил для этого простые, незатейливые и понятные любому у нас слова. В углу стоял милиционер, который держал в руках телефонную трубку.
- Бару? - переспросил он.
- Да сколько ж можно… С самого утра…
- У вас дочь родилась, - сказал страж порядка и заулыбался.