С трудом попав ключом в замочную скважину, он переступил порог квартиры и увидел жену. Ее вид не сулил ничего хорошего. Соловьев знал этот напыщенный горделивый взгляд слишком хорошо.
- Ты где пропадал? - спросила она. - Уже час ночи!
- Работал.
- Что ж ты врешь! Да посмотри на себя, пьянь! На кого ты похож! А у нас сегодня, между прочим, годовщина свадьбы! А ты, небось, даже и подарок мне не принес!
- Заткнись! - заорал Соловьев не своим голосом. - Не смей тут качать права! У меня из–за тебя вся жизнь сломана! А тебе, суке, только подарки и нужны! Я ненавижу тебя, дрянь! Забудь обо мне и убирайся вон! Ты больше ничего от меня не получишь! Не будет ни меня, ни подарков, ни Парижа - ничего! Все кончено!
- Саша, Сашенька, ты что… - присмирела Даша. - Прости меня, дорогой. Раздевайся и ложись спать. А завтра…
- Не будет никакого завтра! Собирай манатки и катись к чертовой матери!
- Но куда же я пойду на ночь глядя? Сашенька, милый мой, успокойся…
- Я сказал, пошла прочь!
- Ну ладно, - вновь завелась Даша. - Но учти, больше я к тебе не вернусь! Чертов импотент!
- Катись отсюда, - сказал Александр и, закашлявшись, упал на кровать.
Он не услышал, как Даша собирала вещи. Не услышал множество бранных слов в свой адрес и целую тираду о ее любовных приключениях с молодыми красавцами, по сравнению с которыми Александр казался Даше лишь беспомощным слабаком. Соловьев был мертвецки пьян и видел уже десятый сон, когда супруга громко хлопнула дверью и ушла. Ушла навсегда.
***
Лишь под вечер Воеводин сумел добраться до редакции. Он был измучен так, что с трудом передвигал ноги, а в глазах уже третий час подряд стояли светящиеся круги. Люди на улицах шарахались от него в разные стороны, и это было неудивительно: в грязной, обгоревшей одежде, с перекошенным лицом и зажатой в руке черной папкой, весь в крови, Андрей внушал настоящий ужас. До редакции оставалось не более сотни метров, когда за его спиной раздался требовательный голос:
- Минуточку, гражданин. Предъявите ваши документы.
- Отвали, - ответил он, даже не обернувшись.
- Да как ты разговариваешь с милицией? - воскликнул молоденький сержант, хватая человека за раненое плечо.
Скорчившись от боли, Воеводин резко развернулся и нанес милиционеру удар в область печени, а затем срубил его локтем в подбородок. Бдительный страж порядка распластался на земле, а человек продолжил свой путь, не обращая никакого внимания на крики прохожих.
Когда трое охранников преградили ему дорогу в здание, Андрей понял, что не справится с ними. А объяснять что–либо не было ни сил, ни желания. Выдернув из–за пояса пистолет, он оттеснил охранников и пробрался внутрь. Голова кружилась так сильно, что Андрей с трудом держался на ногах. Так хотелось упасть и закрыть глаза, но он знал, что сначала должен передать папку. Войдя в лифт и с трудом отыскав кнопку четвертого этажа, Воеводин облокотился на стенку и чуть было не упал. Но он нашел в себе силы и с протяжным стоном вышел из лифта, когда тот остановился на нужном этаже.
Телохранитель не знал, как выглядит Лебедев. Более того, он даже не знал, на месте ли сейчас нужный ему человек. Оставалось рассчитывать лишь на удачу - другого выхода все равно не было. Сотрудники газеты шарахались от него, как он прокаженного, но Андрей, пошатываясь, шел вперед и шепотом произносил лишь одно слово: "Лебедев"…
Глаза закрывались, голова трещала так, будто по ней стучали молотками десятки человек. Внутренний голос молил остановиться и прилечь. Хотя бы на несколько секунд. Но он знал, что если позволит слабости одержать над собой верх, то все будет напрасно. "Лебедев", - все тише и тише произносил он, - "Лебедев"…
- Я - Лебедев, я, - раздался вдруг какой–то голос, - что с вами? Вам нужна помощь?
Но даже взглянуть на этого человека телохранитель так и не смог. Его глаза отказывались фокусировать изображение, и образ распадался на тысячи мелких деталей.
- Папка, - прошептал Андрей.
- Что за папка? - воскликнул Лебедев.
- Бархатов…
- Валентин Борисович просил предать мне эту папку?
- Спрячь ее, - из последних сил произнес Воеводин.
- От кого?
Но ответить на этот вопрос человек так и не сумел. Он замертво рухнул на землю и закрыл глаза. Он выполнил свое последнее задание и теперь с полным правом мог оставить этот грешный мир…
Глава 10
Проснувшись утром с больной головой и вспомнив о вчерашних событиях, Соловьев решил, что его единственное спасение - полностью уйти в работу и ни о чем не думать. Проверенное годами средство и такое же ненадежное как бутылка водки, но, черт возьми, что ему еще оставалось делать? По сути, он лишился всего, кроме этой злосчастной работы. Но раскисать нельзя. Если он будет жалок, это вызовет лишь сочувствие и насмешки, чего Соловьев никак не желал.
Однако забыть о проблемах не получалось. Шел ли он по улице, ехал ли в машине, бегал ли по этажам телецентра, ему казалось, что люди косятся на него и показывают пальцем. Посмотрите, это, мол, тот самый Соловьев, который предал друзей. Посмотрите и запомните: этому человеку нельзя верить. Александр знал, что все это ерунда, что никто так конечно же не думает и ни о чем не догадывается, но упорное видение не желало исчезать …
Когда на столе раздался звонок, Соловьев вздрогнул от ужаса. Он даже отошел от телефона подальше, словно это был не механический аппарат, а змея, готовящаяся к броску. Но, поборов нелепый ужас, Александр все же снял трубку и услышал голос Красницкого.
- Ну что, обломался твой Париж? - спросил он.
- А… вы откуда знаете?
- Ну как же. Даша мне все рассказала.
- Да? А вы что, настолько близкие друзья?
- Теперь уже не только друзья, Саша.
- Я очень рад, - ответил Соловьев, еле сдерживая свой гнев.
- Ну и прекрасно. Но звоню я тебе совсем по другому поводу. Мне не нравится, что в нашей интернет–конференции ругают сюжет Беляева. Говорят, там какая–то лажа.
- Нашли кого слушать! Какая разница, что там кто–то думает?
- Не понял тебя! Это же наш зритель, мы работаем на него.
- Мы работаем на нормальных людей, а не на бездельников в интернете. Кроме того, Беляев делал материал за Дмитриева. А лажа произошла не по их вине, а из–за спецслужб, которые нагрянули в Останкино и мешали нормально работать, решая за нас, что пойдет в эфир, а что нет.
- Но это же не повод выдавать в эфир ерунду!
- Ну приезжали бы тогда и сами разбирались с этими цензорами. Я бы посмотрел, что у вас получилось.
- Не заводись, Соловьев, сбавь обороты. Я тебе всего–навсего говорю, что зрители в конференции негодуют. Мог бы почитать ради интереса.
- У меня других дел хватает.
- Ну смотри сам. Я предупредил.
- Предупредил он! - крикнул Александр, повесив трубку. - Подонок!
"А ведь я знал, что Красницкий давно к Дашке присматривается! Какая скотина! И еще кичится этим! Ну да ничего, и на вас всех управа найдется! Тоже мне, богатый Буратино, Рокфеллер сраный. Думаете, можно со мной, как с собачкой? Подразнить, пинка под зад дать? Только ведь собачка может и тяпнуть. И больно тяпнуть! Ах, мрази! Как же я всех вас ненавижу!" - терзал себя Соловьев.
Подойдя к куртке и достав кошелек, Александр отправился в столовую. Там можно было посидеть в тишине и покое, не опасаясь телефонных звонков или неожиданных визитеров. Заказав еду, Соловьев уставился в какую–то точку и смотрел на нее, не отрывая взгляд. Он даже не заметил, как к нему за столик присел его коллега с ТВ-Н Виктор Николаев.
- Привет! Что это с тобой, дружище? - поинтересовался Виктор.
- Да так, не обращай внимания, - ответил Александр, встряхнув головой. - Рад тебя видеть!
- Не против, если я присяду?
- Конечно, нет проблем.
- Ну рассказывай, как дела, как жизнь? - поинтересовался Николаев.
- Да помаленьку… Нечего в общем–то рассказывать.
- А к тебе вчера ГБ-шники не наведывались?
- Как же, наведывались. А ты откуда знаешь?
- Так, они у всех были. И у меня в том числе. Вообще работать не дают.
- Это точно. А еще говорят, что раньше, в союзные времена, цензура была. Так сейчас ее в сто раз больше - и от государства, и от владельцев канала. А мы, знай, крутись, как белка в колесе, чтобы от всех отбрехаться, и при этом еще нормальный материал в эфир поставить.
- Да у тебя, видать, наболело?
- Да задрало все, Вить. Иногда таким идиотом себя чувствуешь!
- Это еще что. Вот всем ведущим политических ток–шоу недавно запретили выходить в прямом эфире.
- Маразм. Пора завязывать с этой профессией.
- А что делать будешь? Кому ты нужен?
- Наверное, никому…
- Вот то–то и оно…
***
Сегодня у Дмитриева был выходной, и он решил использовать его на полную катушку: до обеда понежиться в кровати, почитать интересную книгу, до которой никак не доходили руки, посмотреть телевизор, в конце концов. Трудно передать возмущение Алексея, когда настойчивый телефонный звонок вырвал его из сладких грез и заставил подняться с постели. Мысленно обматерив человека, нарушившего его покой, Дмитриев нехотя подошел к столу и снял трубку.
- Леша, это я.
- Кто я?
- Дмитрий Лебедев из "Вечерней зари", журналист. Помнишь меня?
- А, это ты к нам на ЛТН приезжал, а потом о нашей компании в своей газете писал?
- Ну да, он самый. Ты мне еще телефон свой оставил на всякий случай.
- Было дело. Так чего ты хочешь?
- Леша, я сейчас от телецентра звоню. Мне нужно срочно с тобой увидеться.
- Ну, во–первых, я сейчас дома, а не в телецентре. А что стряслось–то?
- У меня в руках компромат на нашего губернатора Полищука. Компромат страшный, Леша. Если его опубликовать, полетит не одна голова.
- Да ладно! - воскликнул Алексей. - А чего ж ты его в своей газете не хочешь обнародовать?
- Я еще жить хочу, Леша.
- Все настолько серьезно?
- Ну в общем, да. Просто ЛТН - крупная компания, вас наверняка прикроют в случае чего. А вот "Вечерней заре" с губернатором точно не справиться.
- Ну хорошо. Записывай адрес и приезжай со своим компроматом ко мне домой. Разберемся.
- Отлично. Уже еду.
Сон как рукой сняло. Через час в дверь позвонили, и на пороге появился Лебедев. Выглядел он не самым лучшим образом: растрепанные волосы, уставшие глаза. Парень заметно нервничал, и Алексей тут же предложил ему выпить, дабы тот мог расслабиться и спокойно обо всем рассказать.
- А ты чего так волнуешься? - спросил Алексей, когда они позавтракали и опустошили несколько бутылок пива.
- Потому что из–за документов, которые я тебе привез, у нас в области завалили уже несколько человек.
- Да ладно!
- Слыхал про Бархатова?
- Это ваш местный олигарх? Слышал краем уха. Так там вроде несчастный случай был.
- Ага, как же! Это по указке Полищука было сделано - не иначе.
- А ты откуда знаешь?
- Слухи, Леша. Бархатов с нашим чиновником крепко поцапался. Виктор Сергеевич сначала его в прессе грязью облил, затем налоговую натравил, а когда не помогло, случилось то, что случилось.
- Ну и дела у вас творятся!
- Вот поэтому я и нервничаю. У меня на руках, считай, человек Бархатова умер. А перед смертью папочку мне передал любопытную. Я ее как открыл - мне дурно стало. Знал я, что губернатор наш не святой человек, но чтоб такое… В общем, Леша, я тебе ее оставлю, а ты изучай. В своей газете я точно не смогу это опубликовать, поэтому, если тебе это по силам - хорошо, а нет, так, глядишь, и жить спокойнее будешь.
- Ты меня прямо застращал.
- Да не в этом дело. Просто Полищук - страшный человек. Если узнает, что кто–то против него недоброе затевает - пиши пропало. Поэтому аккуратнее с этими документами и никому их не показывай.
- Что ж я, маленький, что ли, не понимаю? Ну ты хоть в двух словах опиши, что там?
- Не хочу, Леша. Я лучше домой поеду. Дела.
- Что ж ты такой запуганный, Дима?
- А вот прочитай и узнаешь. Спасибо за бутерброды и пиво. Пора мне.
- Ну хорошо. Счастливо.
Проводив Лебедева, Алексей взял папку и принялся тщательно ее изучать. Уже от первых страниц волосы на голове Дмитриева зашевелились. Теперь он понимал беспокойство своего приятеля из "Вечерней зари" и в полной мере осознал, что случится, если опубликовать эти бумаги. Здесь было все: миллионные зарубежные счета губернатора, фотографии любовных утех с мальчиками и девочками, доказательства незаконных сделок и многое другое. Одним словом, настоящая бомба, взрыв от которой мог аукнуться даже здесь, в Москве…
Быстро одевшись, Алексей сел в машину и помчался в телецентр. Ему не терпелось показать эту папку Соловьеву, от которого теперь во многом зависела ее судьба. Дмитриев твердо решил, что не будет лезть в это дело: слишком опасно ссориться с действующим губернатором. Опасно и неразумно. Никакая карьера, никакие деньги не стоят того, чтобы ставить на карту свою жизнь. А уж если этот Виктор Сергеевич не побоялся завалить Бархатова, то что для него какой–то там журналист? Раздавит и не поморщится. Конечно, Алексей любил рисковать, но только в том случае, когда риск не сулил значительных неприятностей. А эта папка могла похоронить его навсегда. Она жгла руки, и от нее хотелось поскорее избавиться.
Теперь он понимал Лебедева. Если на него, столичного журналиста, этот компромат произвел такой ужас, то что испытывал житель провинциального городка, где этот самый губернатор был царь и Бог? Алексей проклинал себя последними словами за то, что встретился с Лебедевым у себя дома. А что, если за ним следили, и теперь прихвостни чиновника знают, где он живет? Черт, какая непредусмотрительность, какая детская ошибка! Вот что значит расслабиться и не просчитать всех своих ходов. Стареет он что ли?…
Припарковав машину, Алексей со всех ног бросился к телецентру. Он влетел в кабинет к Соловьеву, как метеор, начисто забыв о нанесенной ему обиде. До обид ли, когда в твоих руках такой убойный материал?
- Михалыч! - закричал Дмитриев. - Срочно бросай все дела!
- Что стряслось–то?
- Узнаешь сейчас. Скажи секретарше, что тебя ни для кого нет. Это очень серьезно.
- Ну хорошо, - сказал Александр, набрав номер Ленки. - Рассказывай, что у тебя.
Когда Соловьев бегло просмотрел папку, он тяжело вздохнул и пристально посмотрел на Дмитриева.
- Откуда это?
- От надежного человека. Что об этом думаешь?
- Я думаю, что это пиздец, Леша.
- Согласен. А еще?
- Я не знаю ни одного человека, который возьмется раскрутить это дело. Разве что ты?
- Нет, Михалыч, я тоже не возьмусь.
- То–то и оно. Ладно, в любом случае, я один не могу решать такие вопросы. Мне нужно посоветоваться с Ладыгиным.
- А что ты надеешься услышать от этого цербера?
- Можно ли вообще оглашать материал такого рода. Ты же понимаешь, что будет, если мы это сделаем.
- Понимаю.
- Вот как поступим. Ты здесь посиди, а я скоро приду.
Но Дмитриев не мог усидеть на месте. Он мерил кабинет тяжелыми шагами и каждую минуту смотрел на часы. Если Лыдыгин не даст добро, эту папку нужно будет немедленно уничтожить и забыть о ее существовании. А вот если даст… В этом случае последствия могли быть самыми непредсказуемыми. Алексей уже пожалел, что отнес папку Соловьеву. Надо было сразу избавиться от документов, как только он ознакомился с их содержанием. И зачем он пришел сюда? Ведь если что, все стрелки теперь переведут именно на него. Кто получил папочку от Лебедева? Дмитриев. Кто отнес папочку в ЛТН? Тоже он. Если будут копать, то все нити приведут к нему. А копать будут непременно, в этом даже не приходилось сомневаться… Какой дурак! Ну почему он не разорвал ее и не сжег? Ведь это было так легко. И никто ничего бы не узнал. А сейчас… Сейчас оставалось только ждать.
Соловьев вернулся минут через двадцать.
- Ну что, - сказал он Алексею. - Ладыгин дает добро.
- Твою мать! - вырвалось у Дмитриева.
- Ты не матерись. А думай, кому лучше это дело поручить. Я успел связаться с самыми отчаянными нашими ребятами, но они отказались.
- Неудивительно. А почему цербер дал добро? Это на него не похоже.
- Он в Кремль звонил, пообщался там с кем–то. Говорят, этот Полищук у многих в печенках сидит.
- Получается, они хотят свалить его нашими руками.
- Скажем так, они буду не против, если мы это сделаем.
- Но человек, который возьмется за такой материал, очень рискует.
- Возможно. Но нам нужно его найти. Не пропадать же такому компромату. Я подумал и могу назвать только одного корреспондента, который взялся бы за такую работу.
- Да? Очень любопытно узнать, кто же этот безумец.
- Твой стажер.
- Володька?! - вскричал Алексей. - Прекрати. Это же подстава!
- Но он ведь может и отказаться.
- Ты же знаешь, что он не откажется. Он еще молодой дурак. У него один ветер в голове.
- Молодость - это его козырь. Он не задумывается о последствиях, как мы с тобой, и ничего не боится. К тому же, не забывай, Кремль дал добро. А это что–то да значит.
- Сегодня дал, а завтра взял. Ты же не хуже меня знаешь, как это обычно бывает. Нельзя Володьке такое поручать!
- Не справится?
- Не об этом речь. Он думает, что ему море по колено. Володька бросится в это дело очертя голову и очень рискует сломать себе шею!
- Послушай! Мы выделим ему аналитическую программу в субботу. Представляешь, целых полчаса и только он один. А? Да кто в его возрасте добивается такого успеха? Парень с ума сойдет от радости!
- Но ведь это мерзко, Михалыч! Давай лучше избавимся от папки раз и навсегда. Незачем связываться с этой чернухой. Оставь стажера в покое, я тебя очень прошу.
- После такого выпуска он станет звездой. Его никто и пальцем тронуть не посмеет, ведь всем будет ясно, кто это замыслил. Губернатор не такой дурак. Чего ты боишься за своего стажера? Он что тебе, сын родной? Его ждет слава, которая нам с тобой и не снилась.
- Ага… Слава с пулей в голове.
- У тебя есть другие варианты?
- Нет.
- Тогда о чем разговор? Предложи ему. Я же не собираюсь силой к этому принуждать, на нет и суда нет.