Я шел на заставу. В кармане лежали аккуратно упакованные медали, а на гимнастерке блестел подаренный орден.
Вот уж странно: раньше я полагал, что награды существуют только для награждения. А оказывается, что и героем быть необязательно. Вот ведь взял рыжий литовец и орден мне подарил. А со стороны кто скажет, что этот орден подаренный? Гимнастерка настоящая, стало быть, и орден на ней заслуженный. А что, если прав литовец, и не стоят эти регалии из золота и серебра человеческой жизни, крови, самопожертвования. Ведь не за них люди воюют, а за нечто высшее, за Родину, за Сталина.
Свернув на малоприметную тропинку, я сверил по компасу свой путь. С дороги не сбился. Можно идти дальше.
Тропинка петляла, пряталась, пыталась улизнуть из-под ног. По ней, видимо, давно не ходили.
Заброшенные тропы не любят, когда о них вспоминают.
– Стой! Руки вверх! – Сбоку из-за дерева выглянуло дуло нагана.
Я остановился, поднял руки. Сопротивляться было бесполезно, тем более, что я был без оружия.
Из-за дерева вышел изможденный мужчина. Лицо в кровоподтеках. Кожаная куртка замазана кровью.
– Откуда? Кто? – Он подошел ближе.
– С погранзаставы, – ответил я.
– Красной?
– Да.
– Опусти руки, – мужчина облегченно вздохнул.
Я заметил, что наган он держит в левой руке.
– Комиссар Ижев, – он протянул мне руку с наганом.
Я пожал запястье.
– Уж и не думал наших встретить. Побег – это еще не спасенье.
– А откуда вы бежали?
– Из белой контрразведки, со станции Максатихи.
– Максатихи?! – Название станции показалось мне чертовски знакомым.
– Да. Там у белых временный штаб. Какой-то шальной снаряд попал прямо в состав с боеприпасами. От станции одни рельсы покореженные остались. На соседних путях ихний санитарный стоял, так, наверно, с полчаса после взрыва по ветру бинтики кружились. Здорово их бомбануло!
– Это в четверг было?
– Да, – кивнул комиссар. – Суматоха сразу поднялась. Половина беляков сразу в лес драпанула – подумали, что наши наступают. Мы в подвале сидели. Вдруг дверь открывается и юнкеришка кричит: "Бы стрее в лес уходите! Скажете, что Несмогов вам спастись помог!" Я бы этого юнкеришку на месте прихлопнул! Но сначала капитана б ихнего. Вот сволочь из сволочей!
Неожиданно комиссар сцепил зубы и прижал руку с наганом к правому предплечью.
– Вы ранены?
– У-гу… Наши далеко?
– Не очень.
– Дорогу знаешь?
– Конечно.
– Пошли.
Мы шли медленно. Комиссар то и дело останавливался, оглядывался назад, прислушивался.
– Здесь никого нет! – успокоил его я.
– Нельзя терять классовое чутье и бдительность!
Вдруг он остановился, сошел с тропинки и лег за кустом орешника.
– Живо сюда! – выпалил он скороговоркой.
Я прижался к земле рядом с комиссаром. Было тихо, только ветки потрескивали на ветру.
– Никого же нет? – прошептал я.
– Никого?! – Он ехидно скривил губы.
Я напряг слух. С левой стороны действительно надвигался какой-то невнятный шум. Потом раздалось ржание коней.
Где-то недалеко запели песню. Несколько зычных глоток. Пели они не под шаг.
– Казаки! – шепнул комиссар.
…Из-за лесу блещут копия мечей.
Это сотня казаков-лихачей.
Э-ге-гей! Жги! Коли! Руби!
Это сотня казаков-лихачей.
Комиссар ловил языком травинку, щекотавшую ему нос. Он смотрел на нее с такой ненавистью, словно в этой травинке видел всех своих прошлых и будущих врагов. А казаки задиристо продолжали.
…Впереди наш командир удалой,
Он скомандывал: "Робя-аты, все за мной!"
Э-ге-гей эгей! Жги! Коли! Руби!
Он скомандывал: "Робя-аты, все за мной!"
Комиссару наконец удалось поймать ртом травинку. Он подтянул ее языком к зубам, потом прикусил ее и чуть-чуть приподнял голову. Травинка натянулась, как струна, но не отрывалась. Тогда он еще выше приподнял голову. По травинке на землю сбежала капелька крови. Ижев дотронулся пальцем до рта. Палец был в крови. Травинка резанула нижнюю губу по самой середке. Комиссар чертыхнулся, сплюнул кровью. Отпущенная травинка, обмякшая и вялая, легла на землю. А песня еще продолжалась, но теперь она не приближалась, а уже отдалялась от того места, где мы прятались.
…Ня баимся мы ня пуль и ня снаряд,
Разобьем мы весь буден-ноский отряд!
Э-ге-гей эгей! Жги! Коли! Руби!
Разобьем мы весь буден-ноский отряд!
Песня затихла. Казаки пересекли наш путь где-то метрах в пятидесяти от нас, но из-за густого кустарника и деревьев мы их не увидели. Только конское ржание, песня и топот копыт.
– У, гады! – прохрипел комиссар, сжимая наган. – Будь они поближе, попели бы у меня на том свете! Штук пять бы уложил, а там уже и погибать не жаль!
– Бессмысленно, – сказал я негромко. – Мы правильно сделали. Лучше сейчас их отпустить, а потом, когда нас будет больше, разбить их наголову.
– Потом?! – Ижев посмотрел на меня с недоверием. – Откуда тебе знать, что потом будет? А если они поскакали, чтобы село сжечь или расправу произвести?!
Я промолчал.
– Сам-то с орденом. Стало быть, не трус, а такое говоришь! – сказал он уже мягче. – Ну, вставай. Пойдем. Далеко они уже.
Мы снова вышли на тропинку и продолжили свой путь.
Застава встретила нас неласково. Окна разбиты, на полу разломанные кровати, доски. Ощущение такое, будто черносотенцы погром учинили.
Солдаты играли в шахматы. Седой капитан просматривал карты военных действий.
Комиссар, ступая по битым стеклам, подошел к капитану и представился.
Капитан кивнул, не отрывая взгляда от карт.
– Казаки? – Ижев рассматривал последствия погрома.
Капитан пожал плечами.
– Нас здесь не было, – ответил он, не глядя на комиссара. – Уходили на ученья.
– А что ж они в бирюльки играются! К бою готовиться надо! – возмутился Ижев. – А если снова атака будет?!
– По распорядку дня сейчас личное время и никакой атаки быть не может, – холодно произнес наш командир.
– Да вас под суд надо, под трибунал! Или даже без суда и следствия по законам военного времени! – Голос комиссара сорвался на хрип. – Сначала войну выиграть надо, а потом уже в эти буржуйские игры играться!
Капитан отложил карты и хмуро уставился на Ижева.
– Война, товарищ комиссар, – он четко выговаривал каждую букву, – это не временное явление, а перманентное состояние.
– Я знаю это слово, – Ижев почему-то улыбнулся. – А что же русско-японская, русско-турецкая? Все еще продолжаются?
– Прошло время отдельных войн. Давно прошло.
– Вы – враг народа!
– Не бросайтесь такими высокими, но устаревшими словами. Я выполняю свой долг, подчиняясь установленному порядку и исходя из боевой обстановки.
В комнату вбежал солдат.
– Товарищ капитан! Разрешите доложить! В нашу сторону движется неприятель. От просеки.
Капитан взял со стола бинокль и жестом пригласил комиссара следовать за ним. Они забрались на крышу заставы. Вместе с ними поднялся и солдат, доложивший о приближении неприятеля.
– Забавно! – сказал капитан, не отрываясь от бинокля. – Такого я еще не видел.
– Что там? – нетерпеливо спросил комиссар.
Капитан передал ему бинокль.
– Генералы?! – вырвалось у Ижева.
В сторону заставы стройными рядами в походной колонне шагали генералы.
– Форма какая-то незнакомая! – констатировал Ижев. – Может, интервенты?!
– Вы лучше посмотрите, кто их в атаку ведет!
– Не может быть! Ефрейтор?!
– Да, ефрейтор, судя по погонам. Красиво шагают.
– Надо готовиться к бою! – требовательно произнес комиссар.
– Зачем?! Они же не вооружены. Только ефрейтор с пистолетом.
– Что же вы собираетесь делать?! – удивленно воскликнул Ижев.
– Пресечем атаку.
– Как?
– Сбегай за снайперской винтовкой и живо сюда! – приказал капитан солдату.
Солдат быстро исполнил приказание.
– Целься в ефрейтора!
Капитан поднес бинокль к глазам.
– Стреляй!
Винтовка дернулась, словно хотела вырваться из рук солдата.
– Молодец! Будешь награжден!
Генералы остановились в нерешительности. Несколько человек из первой шеренги подошли к лежащему ефрейтору, посовещались. Один из них поднял с земли пистолет и, обернувшись к остальным генералам, что-то сказал. По рядам пробежало то ли волнение, то ли возмущение. Шеренги нарушились.
Генералы развернулись и уже сами по себе, гурьбой зашагали назад.
– Вот вам и вся атака! – усмехнулся капитан.
– Здесь что-то не так, – комиссар насупился, глянув в сторону просеки. – Они наверняка вернутся. Это маневр.
– Может быть, и вернутся, – спокойно сказал капитан. – А пока можем спуститься на землю и выпить чайку.
В комнате по-прежнему играли в шахматы. Я внимательно наблюдал за партией. Честно говоря, игра шла вяло и неинтересно. Никаких неожиданностей. Сплошные Е-2 – Е-4.
– Что это за карты?! – спросил Ижев, присаживаясь за стол. – О, у вас такие данные?! Отлично работает разведка!
– Нам разведка не нужна, – бросил капитан.
Ижев непонимающе посмотрел на него.
– А мне кажется, что вы знали об этой атаке заранее! – Выражение лица комиссара мгновенно изменилось, он с хитрецой улыбнулся.
– Сегодня не должно было быть атаки, – вздохнул капитан.
Снова вбежал солдат, дежуривший на крыше.
– Товарищ капитан! Они снова идут!
– А я говорил, – Ижев довольно усмехнулся.
– За мной! – приказал мне командир, поднимаясь из-за стола.
Вчетвером мы залезли на крышу. Капитан внимательно смотрел в бинокль, комиссар нетерпеливо ерзал рядом с ним, а снайпер протирал прицел.
– То же самое, только без ефрейтора, – сказал капитан.
Ижев выхватил бинокль и жадно, словно флягу ко рту, поднес его к глазам.
– Сколько генералов сами идут к нам в руки! – Его голос задрожал от азарта.
– И что же вы с ними будете делать? – полюбопытствовал капитан.
– Надо применить боевую хитрость, подпустить их поближе и всех до одного, гадов!
– Какую хитрость?
– Мы вывесим белый флаг, – комиссар опустил руку с биноклем. – Они подойдут сюда, решив, что мы сдаемся. И тут их из пулемета…
– Но это же не честно! – Капитан скривил губы. – Белый флаг?
– Они нас тоже так обманывали! – В глазах комиссара застыла жестокость.
– А может быть, вы и правы. Солдат, спустись вниз, нацепи наволочку на какой-нибудь шест и назад!
Снайпер, оставив винтовку, побежал исполнять приказ. Через пару минут он уже размахивал импровизированным белым флагом. Капитан и комиссар по очереди смотрели в бинокль, негромко переговариваясь.
– Отставить! – вдруг резко выкрикнул капитан.
Снайпер, испуганно обернувшись, опустил шест с наволочкой.
– Ну, а теперь что делать? – Капитан обернулся к Ижеву.
Комиссар вздохнул.
– Вы, конечно, не ожидали, что, увидев белый флаг, эти генералы прокричат свое "ура!!!" и, с радостью поздравляя друг друга, повернут назад?!
– Может, это ловушка?! – предположил Ижев.
– Вы, я вижу, во всем или хитрости усматриваете, или ловушки!
– Они еще могут вернуться.
– Вряд ли! – сказал капитан. – Морально они победили.
Комиссар чувствовал себя неловко, мрачно поглядывал на солдат и их командира.
– Я назад пойду! – наконец выговорил он.
– Зачем?! Оставайтесь! – равнодушно предложил капитан. – Здесь безопаснее. А там вас могут убить…
– Пока не истребим всех врагов, я нигде не останусь! – твердо сказал Ижев.
– Покажите товарищу комиссару дорогу! – приказал мне командир.
Я вывел комиссара на тропу, ведущую к рыжему литовцу, и вернулся на заставу.
Солдаты занимались уборкой. Стекла и обломки кроватей были собраны посередине комнаты. Капитан сидел за столом и уныло водил карандашом по карте военных действий.
– Этим картам нельзя верить, – пробурчал он себе под нос. – Все они врут! Вот так и доверяй истории, пока в спину тебе не стрельнут в самое мирное время…
Солдаты переглянулись.
Капитан встал из-за стола, послал снайпера снова дежурить на крышу, а сам заперся у себя в кабинетике.
Посреди ночи в комнате-казарме загорелся свет. Я проснулся и увидел в дверях капитана и снайпера. Оба выглядели очень уставшими.
– Подъем! – скомандовал командир.
– Почему ночью?! – недовольно заворчал солдат, спавший у разбитого окна.
– Отставить разговоры! В ружье!!!
Мы выскочили в темноту и разобрались по росту.
– В районе заставы обнаружен одиночный неприятель. Приказываю прочесать местность и обезвредить его.
С автоматами в руках мы рассыпались по окружавшему заставу лесу. Я стукнулся лбом о дерево и остановился… Мрак плотной завесой все заслонял от моих глаз. Потоптавшись на месте, высмотрел тусклый огонек и направился в его сторону… Когда огонек превратился в единственный фонарный столб на территории заставы, я присел на приземистый валун и решил переждать поиски одиночного неприятеля.
– Вот он! Сюда! – раздались крики солдат.
Пришлось подняться.
Солдаты выпихнули из леса какого-то человека в военной форме.
– Сюда ведите! – выглянул из домика капитан.
Неприятеля втолкнули в комнату-казарму. Усилия, с которыми солдаты вели пленника, были явно излишними. Это был немощный старичок в генеральской форме. На дряблых щеках редкая седая щетина, глубоко запавшие глаза.
– Оружие есть? – строго спросил командир.
Старичок вытащил дрожащей рукой из кармана темные очки, горсть мелочи и допотопную авторучку.
– Кто вы, откуда и за кого воюете?
Генерал устало оглянулся. Словно искал, куда бы прилечь.
– Вы слышали вопрос? Кто вы? – повторил капитан.
– Я?! Я – бухгалтер из Праги…
– Кто?!
– Раньше был бухгалтером… – дребезжащим голосом ответил старик. – Потом путешествовал… был в Латинской Америке…
Капитан терял терпение.
– Вы участвовали вчера в нападении на нашу заставу?
– Вчера? Может быть… Я плохо помню… Да, мы вчера кого-то атаковали…
– Кто это "мы"?
– Хунта…
– Какая хунта?
– Обычная… военная.
– Почему вы атаковали нашу заставу?
– А мы всех атакуем… – невинно, по-детски произнес старик.
– Зачем?
– Уже так просто, без цели…
– А раньше какая была цель?
– Тогда было много целей… лет тридцать назад. Мы хотели власть захватить, – старик немного оживился, припоминая прошлое.
– Где? В какой стране? – выпытывал капитан.
– Нам все равно, в какой угодно. А какая же хунта без власти?! Разве что наша… Да если бы нам взвод рядовых или ефрейторов, мы б давно уже были у власти, и не пришлось бы стареть и умирать в неизвестных лесах, без родины, без родных и близких!
– Куда ушли остальные генералы вашей "хунты"? Почему вы остались один?
– Если бы они знали куда идти, я пошел бы с ними… Нас уже нет. Последнего ефрейтора, внука одного из генералов, убили вы. А я им еще лет пятнадцать назад говорил, что надо…
Старичок неожиданно замолчал, закрыл глаза и захрапел.
– Что-то многовато у нас гостей в последнее время, – задумчиво произнес капитан.
Утром командир вызвал меня к себе и приказал вывести старичка-генерала на дорогу, ведущую в ближайший город. Снова дал мне компас и карту.
Вот так, кажется, и должность у меня появилась, военная специальность – провожатый или сопровождающий. Неутомительно и неопасно. Я был всем доволен. В каждом собеседнике чувствовал потенциального попутчика: кто знает, вдруг мне прикажут вывести его на ту или другую дорогу.
Старичок был неразговорчив. Казалось, что он вот-вот остановится и заснет, прислонившись к какому-нибудь дереву. Идти было скучновато, но, как я думал, намного безопаснее, чем оставаться в это время на заставе. Все эти атаки и погромы меня обеспокоили. Теперь я бы вряд ли сказал кому-нибудь, что у нас на заставе тихо и мирно.
Впереди показался заросший мхом шлагбаум, некогда закрывавший железнодорожный переезд. Теперь за ним и рельс-то не было: только насыпь кое-где сохранилась.
– Всего доброго! – Я остановился у шлагбаума и протянул старичку руку на прощанье.
Он непонимающе посмотрел на меня.
– Дальше вы пойдете один. Так приказал капитан. Вот по этой дороге, за шлагбаумом.
Старичок хмыкнул что-то невразумительное и, не попрощавшись, потопал в указанном направлении.
Я облегченно вздохнул.
Назад можно было не спешить. Кто его знает, что ждет меня на заставе.
Я развернул карту, изменяя свой маршрут так, чтобы вернуться на место к вечеру, и свернул с тропинки.
Идя по лесу, я вышел на поляну, где горел костер, а на вертеле жарился кусок мяса. Рядом, улегшись на плащ-палатку, дремали двое белогвардейцев.
Услышав мои шаги, они проснулись. Один пристально глянул на меня и вскочил на ноги.
Я обомлел. Передо мной стоял живой штабс-капитан Бургасов.
– Вы живы? – вырвалось у меня.
– Как видите. И не только я. История слишком часто ошибается!
Во втором я узнал вихрастого фельдфебеля из казаков.
– И он жив, – с улыбочкой произнес штабс-капитан.
"Да, – подумал я. – Командир истории не доверяет, Бургасов считает, что она слишком часто ошибается… Хорошая штука история, если по ее ошибке человек остается жить, хотя должен был уже несколько раз погибнуть!"
– О чем задумались, господин солдат? – штабс-капитан присел у костра, протянул к пламени руки.
– Об истории, – сознался я.
– Бросьте, пустое это дело. Лучше мяса возьмите. Правда, подгорело немного. На огне жарилось, не на углях…
Мясо было жестким и невкусным, но из вежливости я его старательно разжевывал.
Штабс-капитан крутил в руках револьвер, уставившись на пламя.
– Вот и все, – он поднялся, отрешенно глядя на горящий костер, – пора прощаться, господин солдат.
– Вы уходите? – спросил я.
– Скорее, вы остаетесь, – дуло револьвера заглянуло мне в глаза. На мгновение показалось, будто черный глаз револьвера мне приветливо подмигнул.
– Вы что, серьезно?!
– Вы меня поймите. Я не могу вас так часто не убивать. Гуманизм гуманизмом, да и вы мне симпатичны. В другое время я бы с удовольствием играл с вами в шахматы в моем имении, но война, вы понимаете, война.
Я попробовал понять, но не успел. Резкий толчок в грудь свалил меня на землю. Рука инстинктивно зажала рану, и по пальцам заструилась теплая липкая кровь.
Дышать стало трудно. Воздух до боли теснил легкие. Я выдохнул его, и весь окружающий меня мир провалился в темноту.
Я был убит, хотя по отчетности и сводкам всего лишь пропал без вести.