– Веселишься? – так и не отдышавшись, пробормотал Никита.
– Стараюсь по мере сил… – ответил Марик, но улыбка уже сползала с его худого лица. – У тебя действительно что-то случилось?
– Случилось… – Никита вдруг почувствовал, что ему нестерпимо жарко, сорвал с плеч куртку, вытер ладонью взмокший лоб. – Но не у меня. Я все видел там, внизу…
– Ну, умеешь ты напугать, натурал-интеллигент… – Циммершлюз умело изобразил облегчение, опустился в кресло, закинув ногу за ногу, закурил. – Да, пришлось призвать к порядку одного крайне невоспитанного типа. Причем исключительно гуманными методами, ты сам видел…
– Хватит кривляться, – Никита пришел в себя и чувствовал злость, ясную и холодную, как текущая из крана вода. – Как ты мог? Она же ждет, она живет этим…
– Как все-таки насчет красного вина? – Марик потянулся через стол за бутылкой. – "Шато ле Раль" пятого года, вполне даже приличное…
– Слушай, хватит!.. – Никита сильно ударил ладонью по столу, даже не почувствовав боли.
Марик преспокойно плеснул вина в бокал и поднес его к губам.
– Никита, веди себя прилично, прошу тебя… Я понимаю, ты человек творческий, талантливый, да и воздержание тебе не на пользу…
– Ты знаешь, о чем я говорю, – Никита постарался произнести это как можно спокойнее и тверже.
– Понятия не имею, – пожал плечами Циммершлюз. – Сделай милость, объясни. Только спокойно, если можно, а то ты похож на обманутого вкладчика, который опоздал на автобус…
– Ты прогнал пришедшего к Шон старика Копейкина, – глядя прямо в черные глаза еврея, отчеканил Никита. – Избил и прогнал. Только не говори, что это был не он, его нельзя не узнать! Ты предал Шон!.. Да, конечно, она неприятная и грубая тетка, ругается матом и пьет водку, но… Ты же сам нас учил – каждый имеет право на свою главную мечту!.. Ведь учил?! И она, Шон, считает тебя своим другом! А ты… Ты… Теперь я понимаю: ты поступишь так с каждым из нас – со мной, с Витей Иконниковым, с Харалдаем!..
Марик чуть поморщился.
– Перестань, Никита, ты говоришь жестокие и несправедливые вещи…
– А ты их делаешь! – оборвал Никита. – Что хуже?!
Марик немного помолчал, задумчиво разглядывая вино в бокале.
– Знаешь, я могу все объяснить… Действительно могу. Но сейчас мне, честно говоря, очень неохота…
– Не ебет. Придется.
Марик поднял глаза, Никита крутанулся на стуле. Витек и Шон стояли рядом у лестницы.
– Причем прямо сейчас и без жидовской брехни. Понял меня?
В глазах Витька застыла холодная спокойная ярость. Шон казалась неживой – не девушка, а тряпичное чучело ведьмы.
– Зови Харалдая, – приказал ей Витек, но, не дождавшись реакции, сам громко закричал: – Харалдай!.. Харалдай!..
– Тута я, – тихий голос шамана прозвучал совсем рядом. Он вышел из темноты за стеной кухни. – Давно вже. Водою занимався…
– Ну все, обложили… – шутливо отреагировал Марик. – Сдаюсь…
– Не зубоскаль, Циммер, – процедил сквозь зубы Витек. – Не доводи до греха…
Марик перестал улыбаться, но выглядел при этом не испуганным, а непривычно грустным.
– Только пожалуйста, антисемит Витя, не бросайся на меня, ладно? Я и так уже сегодня дрался – вон Никита видел. А это так отвратительно… Не будешь?
– Посмотрим по ситуации, – жестко ответил Витек и, подойдя ближе к столу, кивнул в сторону Никиты: – Он правду сказал? Хотя что я спрашиваю? Ясное дело, правду… Ну и что теперь прикажешь с тобой сделать?
"А ведь он убьет его, – со странным спокойствием понял Никита. – Вот прямо сейчас возьмет и убьет…"
– Витя, не психуй. Пожалуйста… – тихо попросил он.
– Я про то же самое хотив сказать, – негромко согласился шаман, присевший на табурет в темном углу. – Давайте по-мирному… Як люди…
Шон за все время не пошевелилась и не издала ни звука, из-за чего казалось, что ее просто нет.
– А я спокойный, – очень нехорошим тоном ответил Витек. – Давно таким спокойным не был… Мы с вами, дурачье, все гадали – что да почему, да? Вот сейчас все и узнаем… Узнаем, узнаем, Циммершлюз, не сомневайся. Даже если мне придется из тебя кишки выпустить…
– Как ты отвратительно выражаешься… – поморщился Марик и с видимым сожалением поставил недопитый бокал на стол. – Ужас…
– Ужас будет, когда я не говорить, а действовать начну!! Понял, ты, жидяра?!! – очень страшно заорал Витек.
Марик устало потер ладонью покрытое вечерней щетиной лицо.
– Ну что я тебе смогу объяснить в таком состоянии, сам подумай… Да и вообще, все вы какие-то напряженные… Сядьте-ка за стол, выпьем вина, все спокойно обсудим…
Движение за спиной Никита почувствовал на миг раньше, чем все остальные. Но сделать ничего все равно не успел. Вдруг ожившая Шон уверенным жестом кухарки вынула из деревянной подставки самый большой нож и, шагнув к Марику, с утробным всхлипом рубанула его сверху вниз, целясь прямо по центру головы.
То, что началось дальше, было сном. Во всяком случае, психика Никиты отказывалась осознавать, что это происходит на самом деле. Да и застывший с открытым ртом Витек явно чувствовал что-то похожее.
Шон не могла промахнуться. Но она промахнулась. Потому что Марик каким-то фантастическим образом оказался не в кресле, где был долю секунды назад, а рядом с ним. Обезумевшая Шон резко вскинула нож, но его огромное лезвие просвистело в воздухе, опять не причинив никакого вреда Циммершлюзу, сделавшему едва уловимое движение. Завыв, англичанка сделала еще несколько выпадов и рубящих движений – и снова без всякого результата. При этом Марик ни разу к ней не прикоснулся, не закрылся блоком, не попытался выбить нож. Это было не умение драться, а какое-то непостижимое небесное кунг-фу, превращающее поножовщину в магический танец, в котором участвуют женщина с кинжалом и мужчина, неуязвимый для ее оружия. Казалось, этот танец будет длиться бесконечно, но он прекратился – резко и неожиданно. Шон устала и, хрипло дыша, замерла посреди кухни, беспомощно опустив руки. Нож с отвратительным лязгом упал на пол.
Марик провел ладонью по лацкану пиджака, хотя тот вовсе не был помятым.
– Ну все, все… – с отеческой теплотой сказал он. – Шура, девочка моя, успокойся. Пожалуйста… И, – он оглядел обалдевших Витю, Никиту и Харалдая, – попрошу всех одеться, господа, мы уезжаем. Придется посетить одно дивное место…
К "мерседесу" они подошли вчетвером – шаман неожиданно отказался выходить из дому.
– Оно мени без надобности, – спокойно объяснил он.
– Даже так?! – взвился Витек. – Ну-ну… А ты, Харалдай, очень скурвился за последнее время. Сам-то хоть замечаешь?
– Оставь его, – мягко сказал Марик. – Он не скурвился, а просто стал мудрее…
Словно в подтверждение этих слов шаман поднял пухлые пролетарские ладони на уровень лица и пропел что-то заунывно-фольклорное.
…Ехать пришлось недолго, но дороги Никита все равно не запомнил. Они с Витьком забрались на тесноватое заднее сиденье, оставив переднее кресло бледной и напряженной, как струна, Шон. Несмотря на подозрительность ситуации, никто не сказал ни слова. Лишь один раз Никита нагнулся к Витьку и шепотом спросил:
– Ты хоть что-то понимаешь?..
Но тот только нервно дернул плечом и заскрипел зубами.
Марик остановил машину в совершенно жутком месте – тупиковый проулок заканчивался мрачным, тускло освещенным трехэтажным зданием с наполовину облущенными кафельными стенами. После теплого салона мороз казался лютым, ледяной мартовский снег хрустел под ногами, как битое стекло, выли на ущербную луну невидимые дворняги.
Шон закурила папиросу, сплюнув на снег.
– Где это мы? – подозрительно спросил Витек, оглядываясь. – Циммершлюз, опять туману напускаешь? Смотри…
Впрочем, прежнего задора в его голосе не было – он явно еще не до конца пришел в себя после увиденного на кухне.
– Наоборот, – без улыбки ответил Марик. – Куда уж яснее! Вы же все момента истины желали, если я не ошибаюсь…
– Знаю я твои истины… – чуть слышно буркнул Витек.
– Так что теперь получите, мои юные друзья. Добро пожаловать в дом скорби, филиал городского морга номер четыре. На внешний вид не смотрите. Все равно самых богатых клиентов сюда привозят – сервис хороший… Главное – с охраной договориться.
Но никакой охраны у поднятого шлагбаума не было. Фанерная будка выглядела так, словно последний часовой покинул ее лет сорок назад, – выбитые стекла, покосившаяся обледенелая крыша, обрывки проводов.
– Есть кто живой? – негромко крикнул Витек.
– Не шумите, гражданин Иконников, – тихо сказал Циммершлюз. – Живые нам как раз без надобности. Мы не к ним…
Он толкнул старую, обитую войлоком дверь, из-за которой повеяло тошнотворно-сладковатым теплом, и уверенно шагнул внутрь. Шон и Витек, не раздумывая, вошли следом.
"Что я здесь делаю? Бред какой-то…" – с запоздалым ужасом подумал Никита, последним переступая порог заведения.
В следующую же секунду его психика, спасаясь от безумия, отказалась верить в реальность происходящего.
В центре холла, за истертым канцелярским столом сидел огромный лысый мужик в грязно-белом халате с закатанными рукавами и жадно ел человечину (во всяком случае, в первые секунды Никита готов был поклясться, что это именно так). Лицо мужика выражало сосредоточенное удовлетворение, крепкие желтые зубы с механической равномерностью отрывали от багрового мосла и пережевывали рваные ломти мяса. Тонущий в полумраке цинково-деревянный коридор за его спиной уходил в вечность.
Чуть попятившись, Никита покосился на спутников. На скулах Вити Иконникова вздулись волевые желваки, даже в глазах Шон сквозь оцепенение проступили искры визгливого женского испуга. И лишь Циммершлюз излучал обычный бодрый позитив.
– Здравствуйте, уважаемый! – приветливо сказал он, расстегивая дубленку.
Мужик, не удивившись, уставился на вошедших злым взглядом и, дернув кадыком, проглотил недожеванный мясной лоскут. Затем откинулся на заскрипевшем стуле и нехорошо улыбнулся.
– Пришли… – цикнув зубом, констатировал он. – А ведь доходчиво просил, по-людски… Бил умеренно, больше убеждал… Так нет, снова заявились, мертвожопники… Еще и барышню с собой привели… Что, невтерпеж, твари?! Так валите во второй филиал, там же вам полная малина!..
– Слышь, санитар, рот закрыл, да?! – злобно выкрикнул Витек и пружинисто шагнул вперед, дернув плечами.
Мужик медленно поднялся на ноги и вышел из-за стола. Теперь его можно было рассмотреть получше. Под халатом виднелась застиранная футболка с эмблемой московской олимпиады, синие ментовские галифе упирались в стоптанные белые кроссовки.
Ростом он был под два метра. Бугристые, как у Тайсона, мышцы выпирали даже сквозь огромный мятый халат. Рядом с ним Витя Иконников казался хрупким, как балерина.
– Я тебе, щенок, не санитар, а кандидат медицинских наук Арсений Вениаминович Кутепов, понял, нет? А ручонками помахать – милости прошу! – Он совершенно уголовным движением почесал бугристыми пальцами шею. – Тут у меня много чудиков остывает, так что – одним больше, одним меньше…
– Секунду, господа! – быстро вмешался Марик. – Кажется, мы совершаем непростительную ошибку! Доктор, за здоровую сексуальную ориентацию всех присутствующих я ручаюсь лично! Проявите гостеприимство…
И он ловко выудил из-под дубленки бриллиантом сверкнувшую в дергающемся полумраке водочную литруху.
…После третьей всем стало совсем хорошо. Даже Никита почувствовал спасительное мутное отупение, делавшее все происходящее не то чтобы совсем нормальным, но все же происходящим по эту сторону условных добра и зла. Даже брус мяса оказался не человечиной, а килограммовым куском сырокопченой ветчины, которую доктор грубо порезал на ломти вынутой из кармана финкой.
– Как все-таки хорошо, что вы не трупоебы, друзья мои, – тепло произнес он. – Ко мне, знаете ли, нормальные люди не часто заходят. Особенно в ночную смену…
– А скажите, их… ну, этих… реально так много? – искренне поинтересовался Иконников.
– Не то слово, Виктор! – Кутепов сокрушенно покачал головой. – И кто только эту гнилую моду завел! А главное – с виду вполне приличные люди приезжают, на дорогих машинах. Нет, врать не буду – непосредственной близости с усопшими не все хотят, так, процентов сорок. Большинство посмотреть любит, или там пофотографироваться в неприличных позах… Или заняться сексом – между собой, но непременно в антураже из мертвой натуры! Грустно это… – Доктор задумчиво поковырял финкой в зубах. – Да и зрелище убогое, нужно признать… Декаданс…
– А зачем тогда вы здесь работаете? – грубо спросила Шон, застывшая на подоконнике с недопитым стаканом. – Вы же кандидат медицины!
– Деньги, – коротко ответил доктор. – И потом, я, как многие врачи, писательствую, знаете ли… А здесь материала – у-у-у!.. К примеру, в прошлую субботу привозят трупоединицу. Молодой еще человек, одет дорого, пуля в голове, все, как положено. Вот на первый взгляд – обычно до банальности, да? А у него за спиной не то что история – сага!.. Он, оказывается, промышленными драгметаллами занимался…
Никита, едва не подавившись, проглотил недожеванный кусок багряной докторской ветчины. "Неужели Микеша?" – пронеслось в голове. Он бросил взгляд на Марика, но тот смотрел на писателя-трупореза, вежливо ожидая продолжения рассказа.
– Я, правда, не очень понимаю, что это значит, – признался тот, – но его друзья, ну, которые его сюда вместе с ментами доставили, – мне за бутылочкой "Реми Мартэна" так объяснили: бизнес это потрясный, но очень уж рискованный, даже по нынешним меркам. Вроде русской рулетки. В смысле: повезло раз – хорошо. Повезло другой – беги подальше и судьбу больше не испытывай… – Арсений Вениаминович задумчиво цыкнул зубом. – А этот… То ли жадным был до крайности, то ли слишком уж в свою шальную удачу верил…
– А вы, случайно, не помните, как его фамилия? – не выдержал Никита.
– Так в этом же как раз все дело! – обрадовался доктор и ловко налил всем водки в разнокалиберную морговскую тару. – Они, ну, которые по промышленным драгметаллам, вообще, я так понял, народ суеверный. Видно, специфика бизнеса требует… – Он поднял стакан. – Ну, за все, что движется и дышит… Уфф… А этот, ну, который теперь мой клиент, он вот чего удумал – каждый месяц имя менял. Не только имя, а все вместе, конечно: фамилию, имя, отчество, как положено. Вроде как другим человеком становился, смерть хотел обмануть. И что вы думаете? Полтора года продержался! Мне его кореша сказали – по Москве это абсолютный рекорд!..
– Наш человек! – уважительно отозвался Витек.
Даже погруженная в себя Шон, казалось, слушала с интересом.
– А что же тогда случилось? – с аристократическим безразличием спросил Циммершлюз. – Система сбой дала?
– Не поверите, – глаза труполога засветились писательским счастьем. – Дальше просто шикарно!.. Он, ну этот, который теперь тело, человек был занятой, поэтому процедуру выстроил четко: начальник паспортного стола, нотариус, представитель ЗАГСа вместе в определенный день собирались, он заезжал, расплачивался, брал новую корку – и все дела! А тут тетка из паспортного стола, как назло, накануне сына замуж выдавала! Ну, пьянство, песни, драки – все в лучших традициях… Утром, ясное дело, – никакая. Но – старой школы человек, звонит ему, покойнику, мол, не переживай, я сейчас такси возьму, пива по дороге выпью, за час ксиву новую справим. А клиент, видно, расслабился, поверил в свой фарт окончательно. Да ладно, говорит, завтра увидимся, какие проблемы? Расслабься, мне смерть пока не звонила, подождет денек… Так и сказал. Ничего, да? Вот, спрятал он сотовый, закурил. А тут "жигуль" старый рядом притормаживает. И из него – хлоп! Бедняга мозгами и пораскинул… Минуты не прошло!
– Какой ужас, – выдохнул Никита. Он уже не сомневался, что речь шла именно о Микеше.
– А я о чем! – радостно согласился доктор в грязном халате. – Тут что ни дежурство – сюжет! У меня уже и договор с издательством есть…
– Я с первого взгляда понял, что вы – человек творческий, Арсений Вениаминович, – признался Марик, бросив быстрый взгляд на часы. – Поэтому не буду с вами лукавить. Нам тоже крайне необходимо проникнуть в ваше… э-э-э… скорбное хозяйство…
– Ищете что-нибудь конкретное? – оживился доктор. – Если не секрет.
– Вообще-то, конечно, секрет, – неохотно признался Циммершлюз. – Но вам, как писателю, я вполне могу его доверить. Скажите, богатых людей вам сегодня привозили? То есть не людей, конечно, а их, так сказать…
– Неужели краплеными интересуетесь? – Глаза доктора романтически заблестели. – А я, не поверите, все ждал – спросит о них кто-нибудь или нет?.. Вот и дождался… Есть, как не быть! – Он воодушевленно дернул ящик и выложил на поверхность стола несколько свечных огарков разной длины. – Только придется огонь прихватить, иначе ни черта не увидим, они во втором зале…
– А там что, света нет? – подозрительно сощурился Витек.
– Предохранители выбило, наверное. Или перегорело что… – Доктор вытер финку о рукав халата и сунул ее обратно в карман. – А я в электрике копаться не люблю – гуманитарий…
"Вот так я и живу, бабушка, – стыдливо признался Никита, вместе с остальными ступая по гулкой черноте бесконечного коридора. – Брожу со свечкой по ночному моргу. Ты лучше не смотри, родная, я тебе потом все расскажу…"
Он представил себе голого холодного Микерина, лежащего где-то совсем рядом, с картонной бирочкой на ноге, и ему стало совсем невесело.
– Прошу сюда! – скомандовал доктор медицинских наук, останавливаясь возле узкого черного прямоугольника двери. – Только под ноги смотрите…
Комната была не очень большой, поэтому пять подрагивающих огоньков быстро развеяли черноту, придавая происходящему мрачную торжественность. Два накрытых простынями трупа лежали на большом столе в центре, с десяток – на двухъярусном деревянном стеллаже у стены, еще несколько – на высоких узких тележках с колесиками.
– Кажется, этот… – Доктор бодро придвинул одну из тележек, задрал простыню, но тут же опустил ее на место. – Нет, виноват… А, точно, вон тот, в углу…
– Секунду, милый доктор, – Марик удержал руку в белом халате. – Позвольте сначала несколько слов…
Никита поднял глаза. Они стояли кольцом вокруг мертвеца, словно готовясь к совершению тайного магического ритуала. Пламя свечей изменило лица тех, кто их держал: Шон казалась нежной и чувственной, в лице Витька проступило что-то очень лейтенантское, а Марик и лысый доктор очень напоминали двух жрецов-антагонистов, связанных клятвой молчать о страшной правде мира.
– Сначала я скажу то, что должен сказать, – голос Циммершлюза звучал с такой глухой торжественностью, что у Никиты заслезились глаза. – Хотя бы для того, чтобы Шон, которую я люблю как сестру, и вы все не считали меня предателем и жестокой сволочью…
Марик выдержал пронзительную паузу и заговорил чуть мягче:
– Да, старый колдун Джошуа Манипенни существует. И сегодня я разговаривал с ним. И хотел убить. Но конечно же не убил, потому что он бессмертен… Он бродит по земле множество лет, и почти все, что говорила о нем Шон, – правда. Вернее – тысячная, миллионная ее часть…
Никто ничего не сказал. Никто не пошевелился. Только Шон теперь смотрела не на пламя свечи, как все, а прямо на Марика, и в ее золотистых глазах подрагивали искры. Накрытое простыней мертвое тело казалось мраморной плитой с высеченным скульптурным наброском.