Хватит капризов. Ты, до встречи со мной, с кем обменивалась своими инфузориями? Со всеми желающими, Фам Фамыч, вы же знаете, сконфуженно говорит балбейка. А теперь с кем? Только с вами одним, Фам Фамыч. А чего ж ты бегаешь к соседу нашему трусляку? Так он такой образованный, так говорит складно. Что ты можешь понять из его философских экзерсисов, глупая ты балбейка? Он мне, Фам Фамыч, никаких "филонских кисок" не рассказывает. Он мне сказки рассказывает. Про любовь. И ручку ласково гладит. Вы мне никогда так не гладите. А никаких обменов инфузориями у нас нет. Да и зачем мне его никудышные спорозавры. То ли дело у вас, Фам Фамыч, у вас такие огромные, могучие спорозавры. И упакованы хорошо, лучше некуда. А у трусляка… это не спорозавры даже, это просто спорозверьки никчемные. И прикид у них так себе, неряшливые какие-то, совсем не такие, как у вас. Правда, шустрые… Балбейка мечтательно закатывает глаза. Тебе-то откуда об этом обо всем известно? Я так думаю. Достаточно один раз посмотреть на этого труслячка – и сразу опытной балбейке совершенно понятно, какие у него хилые спорозверьки.
Ну, ладно, кончай болтать. Сложи свои инфузории в одну коробочку. Аккуратненько. Я их осмотрю. Опять у некоторых не хватает туфелек. Ты знаешь, я этого не люблю. Вот тебе пятищеповик (монета Мории ценой в пять щепов. – Примечание автора), чтобы завтра с инфузориями все было в порядке. Потом бывалый с балбейкой начинают обмен инфузорий балбейки на спорозавров бывалого. Бывалый следит, чтобы обмен был равноценным, одну на одного. Когда обмен закончен, усталые, но довольные, супруги ложатся отдохнуть. Теперь уже строго вдоль кровати. Он уткнулся лицом в её пушистое лоно, она приложила щечку к его шелковистому паху матерого производителя. "Моя балбейка, – ласково говорит бывалый, – моя лежейка, – имея в виду, как хорошо ему лежать с балбейкой. – Моя надейка". – Иногда, он даже называет ее своей любейкой.
Утром Фам Фамович уходит на работу. Жена осмотрит все предметы. Проверит, все ли ровно стоит, подправит картины, фамографии, занавески. Чтобы парфюмерия в туалете стояла ровненько, а не как-нибудь кособоко. Посмотрит на все это балбейка. И заплачет. От счастья, наверное. Утрет слезы, успокоится, попудрит носик, быстро соберется и побежит к соседу трусляку, живущему за стеной. После этого в пустой квартире бывалого за стеной долго слышатся смех и музыка. Танцуют, видимо. Быть может, целуются. Хотя это вряд ли. Балбейка же сказала, что только с Фам Фамычем обменивается инфузориями. Возвращается балбейка от трусляка веселая. Собирает все оставшиеся у нее инфузории и аккуратно складывает их в две коробочки. В одну – полностью упакованные инфузории, у которых сохранились все туфельки. И ставит коробочку на самое видное место. Это для Фам Фамыча. В другую коробочку – более растрепанные и помятые инфузории, некоторые даже не со всеми туфельками. Вторую коробочку относит в туалет и прячет за бачком, чтобы ненароком не попала на глаза бывалому. Теперь эти инфузории будут терпеливо ждать следующего визита к трусляку. Они любят бывать в доме трусляка. Там их не укладывают в коробочку. И не требуют, чтобы на каждой ноге была туфелька. В доме трусляка инфузории могут делать всё, что хочется. Носиться сколько угодно взад-вперед по всей квартире, разбрасывать вещи, хохотать, смеяться и обмениваться с любыми спорами, которые им понравятся, независимо от того, какой у этих спор прикид и хорошо ли они упакованы.
Никакой грусти в глазах балбейки нет и в помине. Непонятно, каких "филонских кисок" имел в виду Фам Фамыч? Никаких "кисок" в квартире у трусляка я не обнаружила. Может, приходят к нему, когда меня нет? Все равно, лучше меня он не найдет, думает балбейка. И совсем не задается вопросом, счастлива ли она.
Соприкосновение миров
Балбейка гладит любимого кота. Балбейка любит кота. Коту очень нравится, когда его гладит балбейка. Кот живет только здесь и сейчас. Он не знает, что такое прошлое, настоящее и будущее.
Балбейка знает, что до настоящего было прошлое. А после настоящего обязательно наступит будущее. Она гораздо просвещеннее и поэтому могущественнее кота. В точке касания руки балбейки и шерстки кота происходит соприкосновение двух миров. Кот своим звериным чутьем ощущает могущество балбейки. И правда, кто же охраняет кота и обеспечивает ему благополучную жизнь? Он чувствует себя в безопасности под покровительством балбейки. Воспринимает как должное. Ему нравится, как он устроился. Но любить балбейку? Любовь к балбейке? Это выше его понимания.
Трусляк обнимает балбейку. Трусляк любит балбейку. Балбейке очень нравится, когда ее обнимает трусляк. Балбейка знает, что живет вначале в прошлом, потом в настоящем, потом в будущем. Но не любит думать об этом, живет только в настоящем. Как кот. Трусляк – не такой, он может жить и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. Не всегда, конечно. Но часто. И поэтому он гораздо просвещеннее и могущественнее балбейки. Соприкосновение двух миров. Балбейка своим животным чутьем ощущает могущество трусляка. И правда, кто охраняет балбейку и обеспечивает ей благополучную жизнь? Она чувствует себя в безопасности под покровительством трусляка. Воспринимает как должное. Ей нравится, как она устроилась. Но любить трусляка? Балбейка не задумывается об этом. Плохо понимает, что это такое.
Ангел-хранитель присматривает за трусляком. Ему поручено это Создателем. Ангел-хранитель любит своего подопечного трусляка. Хранитель часто посещает трусляка. Трусляк иногда не замечает этого. А иногда замечает. Трусляку очень нравится, когда его посещает ангел-хранитель. Трусляк может жить в прошлом, в настоящем и в будущем. Но чаще всего живет в настоящем, здесь и сейчас, как кот и балбейка. Ангел-хранитель живет одновременно в прошлом, в настоящем и в будущем. И не только в нашем мире, но и в других мирах. И поэтому он гораздо просвещеннее и могущественнее трусляка. Соприкосновение двух миров.
Трусляк, так же, как и балбейка, так же, как кот, ощущает могущество ангела-хранителя. И правда, кто охраняет трусляка, кто обеспечивает ему благополучную жизнь? Трусляк чувствует себя в безопасности под покровительством ангела-хранителя. Воспринимает как должное. Ему нравится, как он устроился. Но любить ангела-хранителя? Трусляк не задумывается об этом. Он плохо понимает, что это такое – любить ангела-хранителя.
Соприкосновение миров. Миры плохо понимают друг друга.
Проснись, трусляк. Ты же умный, душевный, благородный. Не уподобляйся коту и балбейке. Разорви этот порочный круг. Тогда и сам станешь подобным светоносному ангелу.
Чуткость бывалого
Выходят бывалый и трусляк из Иоанновского собора по окончании службы. Там непонятно что вытворяли у алтаря балбейки-надейки-верейки. Бывалый говорит трусляку:
– Батюшки-светы, трусляк-трусляк, надейка.
– Вот так клюква, бвал-бвал, верейка, – отвечает ему трусляк.
– Вера, надежда, любовь?
– Верейка, надейка, охальница балбейка, – отвечает ему недоверчивый, ядовитый трусляк.
– Вишь ты, готика, панки, молебен, тропарь.
– Ни хрена себе, скотика, кощуница, феминисток алтарь, – ворчит в ответ недовольный трусляк.
– Воловяк, коровяк, от це гарно, хорошая погода, не правда ли?
– Козляк, скотиняк, дождь как из ведра, не видишь разве, бывляк недотепистый? Ты под зонтом стоишь, а я весь мокрый должен твои глупости слушать.
– Инфузорию? – примирительно говорит бывалый. – Неконтрафактная. У меня контрафактных не бывает. Пастеризована от балбеизма.
– Две. Чтоб все туфельки были. Одну – от крашеной брюнетки, другую – обычную.
– Не боись, моряк трусляка не обидит. Поедем в моем экипаже. Чтоб дождь не попортил инфузории.
Трусляк с волнением прижимает к себе инфузории (одну – от крашеной брюнетки) и ждет, пока кучер бывалого подгонит к собору экипаж.
Квартира на Киммерийской
Квартира трусляков на Киммерийской улице. Третий этаж старинного дома. Почему квартира трусляков? Потому что жили там преимущественно трусляки. И трусляки же любили собираться именно в этой квартире. Никто не знал, где она заканчивается. Никто не доходил до ее края. Бесконечные коридоры, закоулки, тупички, переходы, поворотики. И двери, двери, двери. Шикарные, резные, дощатые, ветхие, щелястые, обшарпанные, облупившиеся, обитые железом, крохотные, покосившиеся, с помпезными литыми ручками, с жалкими ручками на одном гвозде, вообще без ручки… Жилые комнаты, чуланы, кладовки, коммунальные кухни, сортиры, убогие закутки, которые с большой натяжкой можно было называть ванными комнатами. За дверьми живут трусляки, одинокие, семьями, за каждой дверью все новые и новые семьи. Молодые трусляки, совсем старые, мыслители, музыканты, учителя, пенсионеры, мелкие клерки, чиновники, медсестры, церковные служки… кто только не обитал за этими дверьми. Бывалых здесь не было замечено. Бывалые не живут в коммуналках. Разве что кто-то забежит по делу, на минутку, и тут же убежит, брезгливо сбрасывая с себя мимолетные впечатления. Балбеи, может, и жили в те времена. Но, видимо, их было мало. Не приживались. Поживут, поживут и переедут куда-нибудь. Поближе к своим, к балбеям. За дверьми тишина. Или тихо звучит музыка. Смех. Всхлипывание, кто-то плачет за дверью. Выбегают и забегают какие-то дети. Кто-то рассказывал, что побывал в комнате, окна которой выходят на Рейнский. Как? Этого не может быть, это же другой район Петромории. Вот так. Все возможно на древней морийской земле.
В парадную дверь дома на Киммерийской входят и выходят, входят и выходят гости, гости, гости. Прямиком на третий этаж. Среднего возраста. Иногда, пожилые. Старые – очень редко. Все больше молодежь. С горящими глазами. Молодые талантливые трусляки. Перспективные. Или считающие себя такими. Глаза их светятся.
Мы в гостях, в семье Филов. У них блок из нескольких комнат, выделенных из большого зала. Лепные потолки, разрезанные перегородками, поднимаются на высоту до четырех метров, может, и выше.
Старший – профессор Фил, философ. Заведующий кафедрой народной диктатуры и перманентного онароднивания земной цивилизации Института культуры Мории и истории гражданских морийских войн. Тема его докторской диссертации, которую он защищал в молодости, – "История переноса народной диктатуры из Мории в Китай". Это было давно. Но до сих пор он постоянно ездит в Китай с лекциями "Антинародные теории антидиктатуры и борьба с ними". Ответственные товарищи из руководства страны, все поголовно бывалые, признают большое значение борьбы с антидиктатурой. Старший Фил – уважаемый человек. Бывалые не могут так складно излагать свои взгляды, извергать такое количество страстных слов в защиту власти народной диктатуры, пылко клеймить антидиктатуру. Фил – пламенный борец! Так он же трусляк, замечают скептики.
Слишком важная идеологическая должность – заведовать кафедрой народной диктатуры. Это управляемый трусляк, отвечают им, он нас не подведет, он даже в гражданских войнах участвовал. Трусляк воевал? Не смешите меня, у него и ранение есть. А ты знаешь это, видел его? Да. Ну и где у него ранение? На заднице…
Фил-мама работает педагогом в школе. Бебой зовет ее сын, неизвестно почему. Конечно, она преподает морийскую литературу. Ученики и ученицы у нее разные: и подростки бывалые, и юниоры трусляки, и милые девочки балбейки. Младший Фил, маленький Фил, сын старших Филов, учится в университете клоунады, скоморошества и музыкального стриптиза. На теоретика, конечно. Ярмарковеда. У младшего Фила много друзей, в основном, из молодых трусляков. Они часто бывают в гостях у Филов. А Филская мама приводит в гости своих учеников, в основном, учениц. Они любят Фил-маму, смотрят ей в рот, ловят каждое слово. Она знакомит их с друзьями младшего Фила, в основном, из педагогических соображений. Познакомьтесь, говорит, вот этот молодой трусляк – всесторонне развитое существо. Он – крепкий и сильный, как бывалый. Умный, как физик, нежный и чувствительный, как лирик. Креативный, каким и положено быть трусляку. Выносливый, непритязательный и сексапильный, словно лучшие балбеи. Неужели такое бывает? – спрашивают ученицы, обращаясь к всесторонне развитому существу. Что делать скромному другу Фила? Он утвердительно кивает головой – он должен поддержать Бебу.
Младший Фил – тоже крепкий малый. Зимой, когда дворники собирают снег кучами вдоль тротуаров, любимое его развлечение – бежать вдоль тротуара, перепрыгивая через кучи снега, как через барьеры.
– Геть-геть, – выкрикивает он при каждом прыжке, – геть-геть, бутсой – по морде, геть-геть, по морде, геть-геть, – вспоминает славную спортивную юность, когда, будучи совсем маленьким, Фил в раздевалке отлупил нахального бывальчика. Короче, он тоже был всесторонне развитым существом. Может быть, и сущностью. И нахальным, почти как бывалый. Входя в магазин, обращался к продавщице балбейке: "Послушай-ка, милочка…". Милочка окончательно балдела и готова была на все, включая публичный обмен инфузориями.
Малыш Фил отличается фантастической активностью. Спускается по лестнице только бегом через две ступеньки. Постоянно приводит домой веселые компании талантливых молодых трусляков и труслячек, актеров, поэтов, танцовщиков. Приходят и другие всесторонне развитые сущности или существа, даже и такие, которые не являются ни актерами, ни поэтами, ни танцовщиками. Здесь, в этой квартире, можно узнать все новости из мира скоморошества и клоунады.
Здесь бывала Нататинья, тогда еще студентка, ныне – прославленная актриса. Играла на фортепьяно и пела популярную песенку: "Я развеселая балбейка, всегда мила, всегда мила". Ее муж, Левый Удод, тоже студент, слушал любимую жену и плакал. Он знал уже, что Нататинья вот-вот покинет его. "Надо было жениться на обычной балбейке, с ней не было бы никаких проблем", – думал он. Как мы теперь знаем, впоследствии он так и поступил. Потому и стал знаменитым режиссером.
Там же бывал и непризнанный тогда поэт Иоссф, а также признанный уже молодой танцовщик Бар Малышников. Иоссф читал грустные стихи: "Мимо цирка и кирхи, хаус и маус мимо, бременем славы томимы, бредут мастера пантомимы". А веселый Бар танцевал между стульями, столами и комодами квартиры танец Кифы Великого. А может быть, это и не Кифы Великого танец, а вождя народной диктатуры. Он крутил фуэте, выбрасывая указующую руку: "Мория, вперед!".
Бывал в этой квартире и мим Толян. Очень талантливый. В белые ночи он бродил по набережным Мории с огромным котом на плече. Думал о том, что здесь, в Мории, его не понимают. Совсем не тянет его, Толяна, к морийскому скоморошеству. Мимов ценят по-настоящему только во Франции. И пора бы уже ему, Толяну, ехать в Париж.
Много молодых талантливых трусляков посещало квартиру Филов. Это было заветное, быть может, сакраментальное место. Приходили туда талантливые существа. То есть, тогда это еще не было точно известно. Впоследствии выяснялось, что они очень талантливы. И поэтому со временем становились популярными. И не только в Мории. Во всем мире. И уважаемыми. Занимали высокое положение в обществе. Большинство из тех, кто не был знаком с ними в молодости, считают их теперь вовсе не трусляками, а бывалыми. Хотя трусляки к этому никогда не стремились. И других друзей младшего Фила многие теперь тоже считают бывалыми. Не могу сказать, что они, друзья Фила, очень этим гордятся. Совсем не гордятся. Ну, пусть считают, раз так хотят. Зачем их переубеждать? – раздражать только.
Когда старших Филов не стало, когда не стало многих других соседей-старожилов, в квартире на Киммерийской больше никто уже не собирался. Младший Фил переехал для проживания в другое место. А кто живет сейчас в квартире на Киммерийской, мы не знаем.
Любовный треугольник
Балбейка влюблена в трусляка. Буквально души в нем не чает. Все готова для него сделать. А он – ноль внимания. Без ума от бывалки. Бывалка – ухоженная, классная. Почти недоступная. Муж – состоятельный бывалый. Ну, очень бывалый. Очень состоятельный. Бывалка к трусляку относится так себе. Крутится под ногами какой-то. Пусть крутится. Иногда снисходит к нему, иногда отдает ему свои инфузории. Под настроение. Не лучшие, конечно.
Трусляк бережно хранит инфузории бывалки. Складывает их в одной коробочке.
Чтобы ни ветерок, ни дождик не попортили их. Инфузориям плохо без солнечного света. Они теряют свою зеленую окраску, желтеют. Вянут. Ножки у них скручиваются, теряют туфельки. Да, говорит трусляк, эти инфузории уже никакого вида не имеют. Подарю-ка я их балбейке. Как будет случай. На Рождество. Или на День благодарения. На День солидарности трудящихся, в конце концов.
Балбейка счастлива. Подарок от столь дорогого ее сердцу трусляка. Уж как она следит за инфузориями. Как она их холит, лелеет. И на солнышко выставляет. И розовой водичкой опрыскивает. Оживают инфузории. Силушку набирают. Становятся вполне себе крепенькими, да зелененькими.
Вывалка дружит с балбейкой. Балбейка – добродушная, симпатичная, пухленькая, безотказная. Приглашает бывалка подругу к себе в гости. Поболтать о своем, о девичьем, всем-всем косточки поперемывать.
Берет балбейка с собой инфузории. Какая же взрослая сущность женского пола пойдет куда-то без инфузорий? Инфузории выглядят отлично. Совсем за них не стыдно. Берет их в подарок для бывалки. Умная бывалка с первого взгляда узнает свои инфузории. Все понимает. Но виду не подает.
С грустью говорит она трусляку при встрече: "Сколько в одном месте убудет, столько в другом прибудет. Круговорот веществ в природе". Ничего не отвечает ей трусляк. А сам думает: "Спорозавры мои, или спорозверьки, как вы изволите их называть, любезная бывалка, переданные вам от меня в свое время с нежностью и любовью в обмен на ваши инфузории, тоже ко мне благополучно возвращаются. Через балбейку. Круговорот веществ в природе".
Вершина высшей категории
Трусляки любят проводить отпуск в горах.
И забираться на труднодоступные вершины. Так как в Мории нет гор, трусляки едут в Альпы или на Кавказ, в Россию. Самые труднодоступные вершины называются π-вершинами. На них поднимаются наиболее квалифицированные, подготовленные группы. Хотя неизвестно точно, люди ли трусляки, но дышат они, несомненно, как и мы, воздухом. И при подъеме в горы испытывают его недостаток. Когда воздуха не хватает, мысли путаются. И трудно вспомнить то, что твердо знаешь и помнишь, находясь внизу. Каждая вершина имеет свою категорию. Категория определяется наибольшим количеством знаков после запятой в числе π, которые может воспроизвести группа спортсменов, поднявшихся на эту вершину, воспроизвести по памяти, без подсказки. Каждая новая группа стремится побить рекорд предшественников и повысить категорию вершины, то есть вспомнить (без записи, по памяти) большее количество знаков.
Есть вершины менее сложные. Это, так называемые е-вершины. Туда поднимаются менее подготовленные группы. Вершины эти гораздо менее трудные с точки зрения сложности подъема. И знаков там после запятой числа е требуется вспомнить меньше. Члены е-группы могут быть попроще, не такими интеллектуальными, так сказать, как в π-группах, восходящих на π-вершины.