- Не знаю. Зато точно знаю, что скорее проглочу этого самого котенка. Да мне даже слышать эти слова…
Ричард театрально содрогается и переключается на Хлою-Зою, с немым призывом к сочувствию заглядывая в шоколадно-пуговичные глаза нимфетки.
- Да, но теперь мы остались без бумажных полотенец, а на кухне, если ты не заметил, всемирный потоп!
- Вижу, но что я мог поделать? Я же не знал, сгодится "Трехслойная впитывающая мягкость" вместо твоих "котят" или нет. - Он издает лосиный рев. - Ну не могу я, Кейт! И не проси.
- Любопытно бы узнать - на будущее, - какие еще слова мужчина не в силах выговорить?
Порядок не запомнила, но список таков: "Туалетный утенок", "Лесная свежесть", пряный аромат, рыбное филе, половник, "Уош энд Гоу", депи-лятор, заварной крем, прокладки.
08.01
Надо бежать. Сегодня важнейшая презентация. Что называется, пан или пропал: шанс поразить боссов профессионализмом, небывалым знанием рынков и т.д. Стираю черносмородиновую лакировку с туфель, оставляю Поле записку с просьбой купить бумажные полотенца и - РАДИ БОГА - отдать "Белоснежку" в видеотеку. Боюсь, прокат этой кассеты обошелся нам дороже, чем Уолту Диснею - съемки мультика. Хватаю сумку, шлю воздушный поцелуй смородиновому Бену, который кидается ко мне, как Дэниэл Дэй-Льюис в сцене прощания с Мадлен Стоу в "Последнем из могикан".
- Мам, "кретинный двигатель" - что такое? - На пути к двери возникает Эмили.
- Не знаю, радость моя. Удачного тебе дня. Пока.
15.26
Презентация в полном разгаре. Идет на ура. Директор-распорядитель, сэр Эласдэр Кобболд, только что высоко оценил мое понимание проблем европейской интеграции. Лондон, будто сложенная из кубиков "Лего" деревенька, раскинулся под окнами конференц-зала "ЭМФ" на семнадцатом этаже, и на один головокружительный миг я чувствую себя владелицей всех тех миллионов, о которых идет речь в моем обзоре.
Заключительную часть прерывает чей-то кашель. Селия Хармсуорт маячит у двери, проделывая фокус, который неизменно помогает изображающим скромность особам попадать в центр внимания.
- Прошу прощения, Робин, - с жеманной улыбочкой выдыхает она. - У охраны в вестибюле возникли проблемы с каким-то пьянчужкой…
Робин Купер-Кларк вскидывает бровь:
- А мы при чем, Селия?
- Дело в том, что он назвался отцом Кейт.
6
Знакомьтесь: мой папа
Характер наших с папулей встреч за двадцать лет не сильно изменился. Месяцами от него ни слуху ни духу, если не считать отчетов моей сестры о родительских скандальных дебошах и недомоганиях, которые, по идее, приказали долго жить вместе с лордом Нельсоном: столбняк, цинга и тому подобная экзотика. Но в один прекрасный день, когда я и ждать-то перестаю, а ноющая боль в сердце стихает, на горизонте возникает папа и пускается в разглагольствования о нашем родстве душ, которого нет и в помине. Отец всегда путал сентиментальность с близостью. Для него я по-прежнему его маленькая девочка, хотя когда я в самом деле была маленькой девочкой, отцовские претензии ко мне требовали поистине женской силы. Теперь, когда я выросла, он ждет от "малышки" детского послушания и страшно злится, получая отпор. Бывает, он приходит навеселе - по нему не определишь, - но денег он просит всегда. Всегда.
На фоне хромированно-белого вестибюля Джозеф Алоиз Редди выглядит неандертальцем. Взгляды деловой публики, при костюмах и кейсах, прикованы к нему. Он не вызвал бы большего шока, если б вдруг публично испортил воздух. В пальто на рыбьем меху из лавки старьевщика, с нечесаными седыми космами, Джо похож на гончара, решившего всучить свои горшки экипажу космического корабля из "Звездного пути". Попытки двух охранников с крякающими рациями выпроводить его за дверь успеха не имеют - угнездившись на металлической скамье, с полиэтиленовым пакетом в ногах, папуля держится с хмельным достоинством и упорно не желает покидать стены "Эдвин Морган Форстер". Завидев меня, расцепляет горделиво сложенные на груди руки и победоносно тычет пальцем:
- Вот она, моя Кэти! Ну?! Что я говорил?
- Спасибо, Джералд, - скороговоркой благодарю я охранника. - Папа сегодня не в форме. Я им займусь. - И тащу Джо на выход, глядя прямо перед собой, чтобы избежать жалостных взглядов - вечного проклятия семьи Редди.
Оказавшись за пределами "ЭМФ", предлагаю отцу посетить кофейню на Чипсайд, подальше от орбиты вращения коллег, но он тянет меня в соседний "Кингз Армз". В древнем пабе, куда еще Диккенс захаживал, пол посыпан опилками, а у школьного возраста официантки с ослепительно белой кожей язык украшен стразами. Садимся за угловой столик, под портретом краснощекого графа; отец - с двойным виски и пакетиком арахиса, я - с бокалом горького тоника. Мама всегда пила "Биттер лемон": поначалу просто безалкогольный напиток, позже он превратился в состояние души.
- Ну и как там крошка Эмма? - Отец дышит на меня убийственной смесью ароматов: "Джонни Уокер" и вареные яйца, если не ошибаюсь.
- Эмили.
- Ага, Эмили. Должно, семь стукнуло?
- Шесть. Будет. В июне будет шесть, папа.
Он кивает, довольный. В самом деле, шесть, семь - невелика разница.
- Ну а парнишка? Джулия говорит, весь в меня. О господи. Ни один, даже самый дрянной или вовсе отсутствующий родитель не прочь поймать кайф от своего следа в генетическом фонде человечества. Я сверлю злобным взглядом пузырящуюся воду в бокале. Сама мысль о том, что какая-то залетная спираль ДНК с автографом Джо Редди раскручивается в моем мальчике…
- Бен похож на меня, папа.
- Во! И я ж о том. Мы с тобой, рыбка, завсегда были одно. На лицо не подкачали, счет уважаем, маленько норовисты, э-э-э? - Он ополовинивает виски и набивает рот арахисом. Перебор во всем. В этом мы точно похожи. - Чё ж не спросишь папочку про жизню? Во-она куда к дочурке-то притопал.
Акцент уроженца северных графств так очевиден - хоть ножом режь, но слышится в нем и примесь напевных ноток Корка, откуда родом его мать. Неужели и я когда-то говорила так же? Если верить Ричарду, в первые дни знакомства он меня с трудом понимал, но я довольно быстро сменила северный выговор на столичный и накрепко запомнила, что вместо слова "зад" лондонцу следует говорить "попа" или "пониже спины". Детям своим я тоже говорю "попа", всякий раз спотыкаясь на этом гладком, жеманном словце, будто и у меня, как у нашей официантки, пирсинг во рту.
Папа желает облегчить себе задачу, ради которой он ко мне "притопал", да только я не желаю ему помогать. До сих пор помню, как он, слюнявя пальцы, пересчитывал десятки, что я выделила ему со своей первой зарплаты. И это родной отец. Нет уж, хочет денег - пусть сам попросит.
- Повторить? - Официантка конфискует пустые бокалы.
- Нет.
- Ага ж, мне то же самое, и себе плесни, куколка.
Девчонка вспыхивает и на глазах подтягивается - эффект от улыбки папули я наблюдала не раз. Он был когда-то красив, мой отец. Не просто хорош, а именно красив, и потому гниение, а не расцвет стало его уделом. "Тайрон Пауэр", - любовно поглядывая на него, бормотала бабушка, и я, по молодости лет не знавшая старых голливудских звезд, думала, что это не имя, а тот заряд, который получали люди в присутствии Джо Редди. Заряд неуправляемый, но и неотразимый. Я разглядываю отца, пытаясь увидеть то же, что и все остальные: опухшее лицо, нос и щеки в красных прожилках, все еще длинные ресницы, обрамляющие, если верить маме, когда-то самые синие глаза на свете: омуты цвета ультрамарина, куда и канули обаяние его и ум. "Дамский угодник" - так отозвался о нем мой первый приятель. Папаша твой - находка для баб, Кэш. Видела бы ты его в субботу с красоткой Кристиной. Боже, как я краснела при каждом упоминании о похождениях отца.
- Ну-ка, поглядим, чего моя дочурка на это скажет. - Пошарив под столом, Джо вытаскивает из пакета черный пластиковый файл, откуда на свет божий являются несколько прилично измусоленных листов миллиметровки. На одном из них изображено нечто мордастое, пухлое, с разбросанными прямоугольными крыльями. Хорошо, что коровы не летают? Переворачиваю рисунок вверх ногами - ясности не добавилось.
- Что это?
- Первый в мире биологически разлагаемый подгузник.
- Ты ничего не смыслишь в подгузниках.
- Теперь смыслю, рыбка.
Без отступления не обойтись. Поясняю: в сфере изобретательства у моего отца немалый опыт. На свете немного найдется вещей, которые бы он не изобрел лично, этот величайший из непризнанных гениев. Мы с Джулией были еще совсем маленькими, когда он сварганил лунные камни - ноздреватые комья смолы, на рынке в Честерфильде шедшие как сувениры с "Аполлона-11". Только представьте себе, мэм, - вы держите в руках тот самый камень, который привез с Луны Нелл Армстронг! Улетали эти комья, надо отдать папе должное, в два счета. Позже, когда лунные страсти поутихли, инопланетные папулины творения украшали ванные, избавив многих дам от мозолей, нажитых в цехах и мастерских.
Затем появился пугач для котов, любителей таскать в дом мышей и прочую гадость. Идея сама по себе была неплоха, вот только коты гибли от удушья в тисках пружинного механизма. Бывало, папуля и чужие изобретения повторял, как в случае со специальной повязкой на глаза для безмятежного сна пассажиров во время полета, которую он придумал, ни разу в жизни не ступив на борт самолета.
- Джо, - осторожно намекнула мама, - по-моему, такие штуки в самолетах выдают…
Но подобные мелочи Джо не трогали. Не хватало еще, чтобы бабьи придирки задушили новаторскую мысль. В нашем доме отец был метлой, а мама - щеточкой для пыли и мелкого сора.
Пока я проглядываю бизнес-план производства биологически разлагающихся подгузников Редди, автор радостно сообщает:
- Люди интересуются! Дерек Маршалл из Торговой палаты говорит, в жизни ничего подобного не видел. Только с деньжатами напряг, рыбка, но это уж твоя забота. Как там… приисковый капитал?
- Рисковый капитал.
- Он самый.
Папуля добавляет, что на сей раз речь не идет о крупных суммах - так, о сущей ерунде.
- Сколько?
- Дак… чтоб дело запустить.
- Сколько?
- Десять штук плюс на проект, потом на упаковку. К примеру сказать, тринадцать. С половинкой. Ты ж понимаешь, рыбка, я б не просил, если б не поиздержался малость.
Не знаю, изменилась ли я в лице, но думаю, что не без того, поскольку папуля заерзал в кресле, что у любого другого означало бы неловкость. На секунду мне кажется, что до него дошло, как мне осточертели эти его прожекты… но тут папа подается ко мне через стол и опускает свою ладонь на мою:
- Рыбка, если с наличными туго, я ж и чеком могу.
Оставляю отца на станции Мургейт. Отсюда по Северной линии он доберется до Кингз-Кросс, где сядет на электричку. Даю денег на проезд - сумма шальная, в Бостон слетать, оказывается, дешевле, чем съездить в Донкастер, - и добавляю на такси от вокзала до дома. Папуля темнит насчет того, где живет (читай: с кем живет), но обещает ехать прямиком по этому неведомому мне адресу. Попрощавшись, торможу за турникетом, у фотобудки. У меня на глазах отец заводит разговор с уличным музыкантом, жестом небрежного великодушия мечет одну из моих десяток парнишке в открытый футляр от гитары, после чего снимает пальто, аккуратно кладет его на спящую собаку гитариста и… ой-ой-ой… петь собрался.
Разлилася реченька, не переплывешь.
Крылья унесли бы, да где ж их возьмешь.
Дали б мне лодчонку, дали два весла,
А грести любимая мне бы помогла.
Хит Джозефа Редди. Вкупе с "Там, в долине Сэлли" эта баллада стала обязательной частью его репертуара. Отличный тенор привлекает внимание; конторский люд, бегущий к эскалатору, изумленно оглядывается. Да уж, любовная тоска - папулин конек. Дама в верблюжьем пальто, пригнувшись, бросает монетки в футляр, и мой отец галантно приподнимает несуществующую шляпу.
В ушах у меня пронзительное сопрано матери выводит знакомую унылую фразу:
- Он мизинцем поманит - и ты его!
- Неправда!
- Правда. Всегда так было. Вот и отправляйся к отцу, если он такой распрекрасный.
- Мам, я не хочу к нему.
- Папина дочка. С рождения!
Вновь окунувшись в уличный гам, покупаю "Стэндард", чтобы чем-то занять руки, и держу курс на "ЭМФ".
Любовь ребенка к родителю практически неразрушима, но за многие годы беспрерывно падающие капли разочарования могут ее подточить. Первое чувство, которое я испытала к отцу, было гордостью, парящей, головокружительной благодарностью за то, что он мой. Самый красивый из всех пап, он был к тому же и самым умным - запросто считал в уме и мог на память пересказать футбольную турнирную таблицу. "Шеффилд уэн-зди", "Пэтрик фистл", "Гамильтон академиклз" у него от зубов отскакивали. По субботам он брал нас с Джулией на скачки, и мы буквально висли на ногах у своего героя. Помню, я чувствовала себя совсем маленькой в дебрях брюк и фетровой влаге от пропитанных дождем шляп. Годы спустя, уже студенткой университета, я заглядывала в окна гостиных домов попроще, смотрела на добропорядочных отцов семейств с чайниками или чашками в руках и тосковала по отцовским объятиям.
Зимой то ли семьдесят пятого, то ли семьдесят шестого года папуля повез нас кататься на санках в Скалистый Край. У других ребят сани были магазинные: высокие, с сиденьями из деревянных реечек, они казались нам экипажами Снежной королевы. Наши санки лежали прямо на снегу: сколотив их из распиленных вдоль бревен, папуля прибил снизу жестяные "полозья", отодрав кромки от дверцы брошенной кем-то машины.
- Ну-ка, испробуйте! - предложил он, удовлетворенно потирая руки.
Первая попытка провалилась: Джулия не успела сесть в санки, они съехали с горы сами, а отец обозвал ее малюткой. Настал мой черед. Полная решимости доказать, что наши санки, которые папа сам сделал, ничем не хуже магазинных, я буквально влипла в половинки бревен. Но где-то на середине горы санки напоролись на кочку, вильнули и полетели к обрыву, огороженному невысоким забором из колючей проволоки. Полозья оказались первоклассными: торможение было нереально. Мой экипаж нырнул под загородку, передняя его половина повисла над обрывом, а я очутилась в капкане металлических шипов.
Папа так тяжело дышал, когда домчался до меня, что я испугалась - вдруг умрет? Но папа, прижав ногой сетку, освободил из плена колючек мою куртку, руки, волосы. А потом схватил меня на руки, санки рванули вперед, и прошло несколько секунд, прежде чем мы услышали, как они грохнулись на дорогу внизу. Раньше мне казалось, что этот день врезался в память оттого, что отец спас мне жизнь. Теперь я думаю иначе - просто то был единственный раз, когда он хоть что-то сделал, чтобы меня защитить.
И все же отец был моей первой любовью, и я принимала его сторону, даже когда ореховые глаза мамы вваливались, окруженные темными кругами, когда она ложилась спать в гнусных нейлоновых сорочках и хохотала без причины. Однажды в супермаркете дядька толкнул пирамиду из банок концентрированного молока, бело-голубые баночки покатились во все стороны, а мама захихикала. Она смеялась и смеялась, пока кассирша Линда не влила в нее стакан воды. Но дочери не желают замечать даже очевидные знаки несчастья матери, ведь это означало бы, что отец далек от идеала.
Мне давным-давно стало ясно, что Джозеф Редди - неподходящий предмет для обожания, но детская любовь неистребима. Какие еще доказательства тебе нужны, Кейт? Помнишь, как он принес домой постельное белье, на котором кувыркался с новой подружкой, - чтобы мама постирала? А как притащил тебя, моргающую спросонья, в прихожую, чтобы ты подтвердила копу, что Джо Редди был дома целый день такого-то числа такого-то месяца. И ты поклялась, что помнишь эту дату.
- У нашей Кэти память - дай боже каждому, - заявил отец полисмену. - Правду я говорю, рыбка? Ну? И где наша улыбочка?
Мой отец - образец человека, которого судьба может подарить девочке, и если этот образец разлетается в клочья… что ж делать?
Открыв двери "Эдвин Морган Форстер", я радуюсь прохладе просторного холла, белизне мрамора под ногами, гостеприимству лифта, послушно принявшего меня в свои зеркальные объятия. Я старательно отвожу взгляд от отразившейся в зеркалах женщины: не хочу, чтобы она меня такой видела. К выходу на тринадцатом этаже готовлю оправдательную речь, но Робин Купер-Кларк встречает меня своей:
- Великолепная презентация, Кейт. - Смущаясь, он кладет мне руку на плечо. - Высший класс. Осталась парочка вопросов, но они подождут. Спешить некуда. Надеюсь, семейные проблемы разрешились?
Трудно представить, что скажет глава отдела инвестиций, узнай он правду. Мы подружились с семейством Купер-Кларк после корпоративной фазаньей охоты, где Джилл выказала ужас, родственный моему. Несколько раз они приглашали нас с Ричардом к себе в Сассекс, но я никогда не рассказывала об отце: мне нужно уважение Робина, а не жалость.
- Да, все в порядке.
- Отлично. До встречи.
Экран монитора сообщает, что за три часа моего отсутствия Доу упал на сто, доллар на процент. Есть чем заняться. Привычно, но с величайшей тщательностью я провожу вычисления, необходимые для поддержания моих фондов на плаву.
Одно я знаю наверняка: ни за что не вернусь в прошлое, к отцовским финансовым аферам, его исчезновениям, к томительным ожиданиям во мраке прихожей.
7
За покупками
У послеполетной хвори свой микроклимат: сумрачный, липкий, сингапурский. Ступив на землю Бостона после трансатлантического прыжка, я плетусь под ледяным февральским дождем как тропическая сомнамбула. На Лонг-Экр невзначай становлюсь поперек дороги посыльного. Взгляд из-под форменной фуражки обжигает ненавистью:
- Куда прешь, корова?! Зенки повылазили?
У меня четырнадцать свободных минут до нашей с Родом встречи с консультантами в Ковент-Гарден, сразу за рыночной площадью. В самый раз, чтобы заскочить на обувную распродажу.
Походы по магазинам ради удовольствия остались в прошлом. Бездумное разглядывание витрин, безобидный флирт с синелью, шелком или роскошной альпакой - не для меня. Теперь я налетаю на магазины как голодная саранча, сметая с прилавков и совершенно необходимые вещи, и абсолютно бесполезные, зато заслуженные тяжким трудом.
Первым делом хватаю карамельного цвета туфли на "гвоздиках" - ногам Гая не поздоровится - и мягчайшие замшевые полусапожки. После секундного колебания добавляю и черные шлепки с таким количеством пупырышек на подошвах, будто эту модель создавали для чтения по системе Брайля пятками. Забавно, что две купленные разом пары кажутся бессовестным мотовством, но возьми три - и, считай, обулась даром.