- Мне не нужно, - поспешил отделаться от приставаки Крючков.
- За полтинник отдам. А не хошь, так за тридцатку, - какое-то время целеустремленный алкаш тащился за Павлом.
- Вась, чего ты пристал? Иди сюда, хрррр..! - крикнул вслед грязный хромой забулдыга с костылем.
- Не суй врубель не в свое дело, - оборотившись, зло огрызнулся алкаш и остановился, грязно ругаясь.
Павел шагал дальше. Озябший пенсионер в очках с толстыми линзами предложил ему выменять теплый шерстяной шарф на выжигательный аппарат.
- А это зачем? - полюбопытствовал Павел, беря в руки электронную плату с выходящими из нее переплетенными проводами.
- Не трогайте. Это для специалистов, - недовольно проговорил продавец и вновь погрузился в изучение фотографий выцветшего журнала Penthouse.
Павел уставился на игрушки. У его ног на целлофане расселись бесполые пупсы и дебелые, разодетые в яркие платьица куклы. Мысль о том, что советские дети находили удовольствие играть в такие игрушки, наполнила его меланхолией. Он вспомнил, что и сам был в таком экзальтированном состоянии, когда благодаря схематичному атрибуту можно представить себя кем угодно.
Крючков взял с прилавка пистолетик и, жалея, что нет пистонов, несколько раз нажал на курок.
- Вот так ходят, целый день ходят… щелк-щелк… Заняться нечем. Ходят и щелкают, - проговорила закутанная в нечто, напоминающее шкуру плюшевого леопарда, особа, непонятно с какой целью слоняющаяся за Крючковым.
- А не хотите ли выдающийся чемоданчик?! - гаркнул в ухо усатый детина, указывая на построенные рядком дипломаты, портфельчики, сумки, саквояжи, маленькие зековские чемоданы - "углы" - и большие дерматиновые чемоданы, в какие укладывались вещи счастливых детей, едущих отдыхать в пионерлагерь.
- Есть замечательный экземпляр. Портфель немецкий - трофейный. Отнят вместе с секретными документами у раздавленного танком Т-34 фашистского офицера. Документы в музейном архиве, а портфель с прилипшими лоскутами кишок погибшего фашиста в наличии имеется. Могу также предложить сундучок Билли Бойса и карту сокровищ. А то давайте махнемся на ваши часы?
- Я не меняюсь, я продаю, - заявил Павел.
- За сколько?
- За две тысячи рублей.
- Что вы этим хотите сказать, ужасно страшный человек? Здесь "Ролекс" за пятьсот рублей продается.
- Так он же ненастоящий.
- Ненастоящий - это когда сломанный. А он не сломанный. Время показывает не хуже вашего.
- Похожи на тыренные, - вмешался в разговор непонятно откуда нарисовавшийся лилипут с умным лицом. - Не стоит брать…
- Не хотите, так и не надо, - бросил с досадой Крючков.
Он пошел дальше. Наш герой уже понял, что продавцов у него на пути значительно больше, чем покупателей. А тот, кто и захочет приобрести его новомодный товар, никогда не решится заплатить "нормальную" цену. Все вокруг было дико. Блошиный рынок, живущий по своим, непонятным Крючкову порядкам, напоминал балаган, где сидят на ящиках и раскладных стульях какие-то престарелые клоуны. Зачем они тут сидят? Чего ждут? На что рассчитывают? Здесь не нужны перемены. Вся жизнь в этих старых вещах. Вся их любовь, привязанности и достижения в потерянном прошлом. Вот, например, предлагают штаны с пятнами "на будничный день" - жуткие, заношенные старым хрычом, кофейного цвета брюки. Неужели найдется безумец, который будет донашивать?!
- Продается исторический довоенный костыль.
- Почему довоенный?
- Потому что очень ржавый, - говорит продавец.
Вот какой-то подвыпивший ухарь с посиневшим от алкоголизма лицом растянул гармонь и оглушил резкостью звука, заиграл плясовую. Какая-то бабушка, бросив расставленный на полиэтилене сервиз, ахая, тяжело замахала руками, затопала вокруг гармониста и заорала:
- Не хватай меня за грудь,
Рука твоя холодная.
- Ах ты, мать твою ети,
Какая благородная!
Гармонист захрипел:
Пошла гулять
Бабушка Лукерья.
Впереди у ней фонарь,
Сзади батарея.
Вот бродяга предлагает болоньевую куртку. Пожилые женщины долго прицениваются, обсуждают, какого цвета куртка. Касторовая или каурая? Расторопный, похожий на Супер-Марио, мужичок в бархатной кепке с ушами покупает болоньевую куртку. А вещи Крючкова не пользуются популярностью. Вдобавок его затыркали бабушки, задергали назойливые бомжи, домогучие маклаки не давали проходу. Но Крючков не сдавался, бродил меж рядов, ища своего покупателя.
Неся перед собой плащ Calvin Klein, часы Seiko и почти новенькие элегантные туфли на тонкой подошве, Павел вышел за ограждение и поплелся вдоль железнодорожных путей по тропинке около бетонного забора, разрисованного яркими граффити. "Твоя голова - это вселенная" - гласила одна из надписей на заборе. Рядом с буквами была изображена голова человека с парадом планет, вылетающих из рассеченного черепа. Дальше следовало какое-то трудно читаемое сообщение и пальмовый остров, над которым болталось лучистое солнце.
Меж тем над головой у Крючкова сгрудились серые тучи. С территории Лианозовского электромеханического завода подул сильный ветер и притащил с собой запах жженой металлической стружки. Зарядил не то снег, не то дождь. Старьевщики заметались, укрывая товар. Крючков оказался под мостом, куда начала стекаться всевозможная публика.
Павел решился заговорить с пожилым человеком, который продавал книги. Это был высокий седовласый старик в капитанской фуражке. Засунув руки в карманы бушлата, он попыхивал трубкой.
- Вы давно здесь торгуете? - спросил Павел.
Старик посмотрел на Крючкова, как капитан океанского лайнера на пьяного матроса, выкатившегося из кабака.
- Третий год, - высокомерно заявил он, снова вложил в рот мундштук, глубоко затянулся и, выпустив кольцо пароходного дыма, нахмурился.
Крючков почувствовал непонятно откуда возникшую робость, но не отстал:
- Чего-нибудь покупают?
- Случается, покупают, - ответил старик. - А вы, что, книги не читаете?
Крючкову не дали ответить. Его перебил похожий на Шандыбина небритый гражданинв засаленной синтепоновой куртке.
- Молодежь сейчас книг не читает. У них на уме один Ентернет… Самые читающие люди - это бомжи, - немного подумав, добавил он: - Семеныч, дай чего почитать?
- Бери, - великодушно позволил суровый старик в капитанской фуражке.
- Я ерунду не возьму. Давай мне "Двух капитанов", - сказал бродяга. - Перечту, пожалуй, опять. - Он нагнулся и поднял с полиэтилена потрепанный фолиант, лежащий рядом с "Откровениями секретарши".
Суровый старик усмехнулся:
- Ты ее берешь в пятый раз. Тебе, Арчибальд, нужно очень постараться, чтобы получить от нее удовольствие. Или ты не дочитывал?
- Не дочитывал, - проворчал Арчибальд.
- Как сам-то? Жить можно? - со своей высоты твердым голосом осведомился капитанский старик.
- Сегодня да. Трансформатор продал. Так что без крыши над головой не останусь.
- А где вы ночуете? - поинтересовался Павел у Арчибальда.
- Еде, где… На Ярике, где…
- А это что такое? Ярик, это где? - не унимался Крючков.
- На Ярославском вокзале в теплом зале. За пятьдесят рублей заночевать можно. Деньги есть - живешь. Нет… - Арчибальд фыркнул: - Главное, не оказаться на трубе. Оттуда нормальным уже никогда не воротишься.
- На какой трубе?
- На трубе, - помолчав, произнес Арчибальд, ничего не добавил, решительно развернулся и, держа книгу под мышкой, направился в сторону станции. Павел заметил, что на спине его куртки было выведено крупными буквами W.A.S.P. Изо рта у бездомного валил пар. Арчибальд что-то недовольно проворчал. Похоже, в его голове всплыли не слишком веселые воспоминания.
- Вась! Вась, епхррр..! - раздался пронзительный визг. - Смотри, плащик, прям для тебя. Иди сюда, епхррр…
Павел обернулся. Перед ним красовалась вставшая на задние лапки хавронья. Одутловатые серые щеки подпирали маленькие, как спичечные головки, глаза. Она кичливо задирала свой небольшой толстенький носик, затягивалась сигареткой, обдавая Крючкова струей ужасно вонючего дыма.
- Почем? - по-деловому нахмурившись, просипела она и указала на плащ.
- Четыре тысячи, - устало проговорил Павел.
- Ты че!
К опухшей даме присоединился молодой человек, представлявший собой архетипичного гопника. На его угреватом лице нарисовалось злобное недоумение:
- Кавалер, ты слышь… Это… За триста не хочешь?
- Заткнись, - осадила подруга. - Померь лучше.
Молодой человек стянул с себя черный пуховик, передал его своей даме. Многозначительно прочитав на подкладке плаща "Кельвин Кляйн", он развернулся спиной и запихнул в рукава руки.
- Сидит как влитой, - удовлетворенно сообщил он, после чего выгнул грудь колесом, крикнул: - Хайль Гитлер! - и придурковато осклабился.
Дама выругалась.
- Давай за пятьсот? - предложила она.
Павел замотал головой и потребовал вернуть вещь обратно.
Молодой человек неторопливо снял плащ. Было видно, что вещица ему очень понравилась.
Утомительный торг продолжался еще с полчаса. Парочка удалялась сначала за пивом, потом за чебуреками, возвращаясь с очередным предложением.
- Хррр… с ним, еще двести добавлю, - говорила дама. Наконец Павел сдался и продал плащ за полторы тысячи.
Вслед за плащом ушли часы Seiko. Их приобрел за тысячу рублей мужчина в кашемировом пальто и кожаной шляпе, который очень ругался, когда, уходя, наступил в лужу и промочил свои казаки с декоративными шпорами. Крючков простоял под мостом до темноты, но ботинки так и не продал.
Подкрались ранние сумерки. На небе вспыхнул закатный пожар. В мусорном контейнере образовалась куча нераспроданного тряпья. Теперь там, на фоне багрового зарева, медленно и неуклюже двигались черные силуэты людей, выискивавших, что натянуть на себя или выложить завтра перед собой на полиэтилене. В свете закатного зарева казалось - не люди они, а неторопливые демоны.
В тот жуткий вечер ураганные порывы ветра гнули деревья и сотрясали окна. Буря длилась около часа. Внезапно стало как-то по-особому тихо. Только тоскливо завыла собака в квартире наверху.
Крючков прятался в своей комнате. Он лежал на старом продавленном диване с книгой Фенимора Купера в руках, ворочался с боку на бок, стараясь придать удобное положение телу. Павел хотел расслабиться, но его вновь и вновь одолевала тревога. Прочитанные строчки не оставляли в памяти и следа. Лезли мысли о завтрашнем дне. Не давала покоя забота. Весь капитал Павла составлял пять тысяч рублей. Деньги расходовались. Нужно было платить за проживание, питание, проезд. Он не знал, как улучшить свое финансовое состояние. И на счастливый случай рассчитывать было нечего.
Из-за двери до Крючкова доносились чуть различимые звуки. Сначала фальшивое пение Арнольда Валерьяновича. Потом протяжный визг передвигаемого по полу шкафа, журчание переливаемой из одной емкости в другую жидкости. Несколько раз хлопнула дверь холодильника. Потом все затихло. Через какое-то время на кухне кукушка объявила полночь.
Вдруг погас свет.
- Что случилось? - крикнул Крючков.
В ответ раздался душераздирающий вопль. Загремела опрокидываемая мебель. Кто-то бешено колотил в его дверь.
- Пусти! Пусти! - истошно заорал чей-то незнакомый голос. Павел почувствовал, как ужас холодной спиралью оплел позвоночник. Он вскочил с дивана, подлетел к двери и отпер замок. Кто-то ввалился в его покрытую сумраком комнату.
- Закройте быстрее! В нижнем ящике письменного стола лежат свечи, - заплетающимся языком быстро затараторил Арнольд Валерьянович.
Крючков нащупал письменный стол, залез в нужный ящик. Через мгновение комнату озарил огонек спички. Крючков зажег свечку и увидел: в углу, сжав руки, стоял хозяин квартиры. Он прерывисто и тяжело дышал.
- Вас укусила змея?! - воскликнул Крючков.
- Это гюрза ужалила мега в руку и ногу, - дрожащим голосом ответил Арнольд Валерьянович. Он припал губами к ранке на правом запястье и сделал попытку отсосать яд. Но тут же закашлялся. Его вырвало.
Крючков схватил мобильный телефон и стал набирать номер скорой помощи.
- Линия перегружена, пожалуйста, ждите, - послышалось в трубке.
- Мне нужен "антигюрзин". Принесите из холодильника. Тридцатидневный раствор крови дикой кобылы. Только его не хватит! Господи, зачем я продал китайцам противозмеиную сыворотку?! - воскликнул Арнольд Валерьянович.
Вспыхнул электрический свет. Укушенный с трудом объяснил, где взять склянку со специальной отметиной и шприцы.
- Но по квартире ползает ядовитая змея! - завопил Крючков.
- Это коварная гробовая змея. Она впилась в мою руку, прокусив себе челюсть, - шептал Арнольд Валерьянович. - Не подходи к ней близко. Она может атаковать.
Крючков шагнул в соседнюю комнату и, словно по минному полю, на негнущихся от напряжения ногах двинулся к холодильнику. Он останавливался через каждый метр и оглядывался по сторонам. На полу валялись черепки разбитого кувшина. Здорово пахло краской и еще какой-то едкой кислятиной. Сбежавшей змеи нигде не было видно. Рядом с аквариумом кобры одиноко белел холодильник. Крючков схватил необходимую склянку, кинулся к нужной полке за шприцами, поднял руку, но тут… Он, как ошпаренный, отскочил в сторону.
Жирная змея угрожающе зашипела.
- Вот она! - заорал Павел.
Гюрза лежала на полке прямо на упаковке со шприцами. Непонятно, как она залезла туда. Вытаскивать из-под нее шприцы было безумием.
Крючков вбежал в комнату, где на диване с выражением муки на безбровом болотного цвета лице лежал Арнольд Валерьянович.
- Я не могу взять шприцы! - закричал Павел.
Арнольд Валерьянович беззвучно зашевелил губами. Крючков дико глянул вокруг. Он заметил загогулину, которой пользовался пенсионер герпетолог. Сам не понимая, что делает, Крючков подобрал загогулину, бросился в соседнюю комнату и вновь подступил к смертоносной змее.
- Я тебе покажу, тварь ползучая, - процедил сквозь зубы Крючков, обращаясь к гюрзе, которая свернулась в клубок и приподняла приплюснутую, копьевидную голову.
Крючков отважно ударил железкой гадюку. В тот же миг змея, распрямившись в струну, накинулась на обидчика.
Павел успел увернуться. Жирная тварь с разинутой пастью плюхнулась на пол, извернулась и сделала новый бросок. Наш герой не помнил, как оказался на узеньком подоконнике. Держась за ручку окна, содрогаясь, он наблюдал, как коричневый хвост прячется за холодильником.
Через минуту Павел Крючков вводил противозмеиную сыворотку в почерневшую, похожую на цистерну, руку доильщика змей. Полумертвый Арнольд Валерьянович бредил каким-то семейным проклятием, разломанным талисманом:
- Нельзя было отдавать талисман. Все она… Мать! Моя мать - эта ведьма…
- Я вызвал скорую помощь, - сообщил Павел.
Арнольд Валерьянович с трудом приоткрыл глаза.
- Все бесполезно, - страдальчески пробормотал он бледными, как воск, губами. - Пошло разложение тканей. Сейчас начнется обширный тромбоз. Мне конец.
- Молчите. Вам нельзя говорить, - произнес Павел.
Арнольд Валерьянович закрыл глаза и прошептал:
- Пить.
В ужасе Крючков пробрался на кухню, ему мерещились змеи. Гады прятались по углам.
- Чертово логово, - вздрагивая, твердил Павел. Он принес трехлитровую банку воды, приподнял голову несчастного; тот с жадностью выхлебал половину и окончательно вырубился. Теперь он походил на покойника.
Весь вечер Арнольд Валерьянович ощущал какую-то непреодолимую необходимость в движении. После встречи с сестрой у нотариуса, он приехал домой и начал переставлять мебель. Подклеил обои и обновил масляной краской плинтусы. Но успокоиться не мог. Он стал прикидывать - что же еще сделать. Переставил ближе к окну бельевой шкаф. Освободил глиняные кувшины, в которых хранилась вода для поливки лечебных алоэ. Потом решил подготовить товар для китайцев - добыть порцию гюрзиного яда. И это решение стало роковым. Только он ухватил голову жирной гадюки и поднес к обтянутому специальной материей стакану, погас свет. Через мгновение чуть выше ладони он почувствовал нестерпимую боль. Арнольд Валерьянович закричал и отбросил змею, но та в ярости напала опять и ужалила в ногу. Теперь с каждой минутой доильщику змей становилось все хуже и хуже. Инъекции сыворотки было недостаточно, чтобы нейтрализовать страшный яд.
Прибывшие к пострадавшему фельдшеры, узнав о сбежавшей гюрзе, запаниковали.
Они беспрерывно оглядывались и ругались, взвалили неподвижное тело хозяина на носилки. В спешке чуть было не уронили его, буквально выбежали из квартиры. Вслед за медиками явились милиционеры. Их было двое. Один - старший лейтенант с решительным взглядом и резкими скулами, другой - младший сержант - молодой горбун с тревожным лицом. Они пристально посмотрели на Павла. Старший спросил:
- Где она?
- Прячется за холодильником, - сообщил Крючков.
- Точно там?
- Могла уползти, я так точно.
- Любой зверь слетает с катушек, попробовав человеческой крови, - вдумчиво проговорил старший и вытянул из кобуры пистолет. - Придется ее ликвидировать. Гражданин, выйдите из помещения.
Павел повиновался, но, любопытствуя, высунул свою дынеобразную голову из арки прихожей.
- Дроботенко, будь на чеку, только стой в стороне и берегись рикошета, - распорядился старший, подошел к холодильнику и, покосившись на оказавшуюся по соседству кобру, пнул тяжелым ботинком в белую дверь.
- Вон ползет! - взвизгнул горбун.
Старший проворно отпрыгнул и несколько раз оглушительно выстрелил. Через мгновение все было кончено. Повеяло пороховым дымом. Пробитая пулями, жирная тварь дергалась на полу. Два величиной с палец ужасных клыка лежали по сторонам развороченной морды.
- Дело сделано, - с чувством выполненного долга сказал старший, убирая в кобуру пистолет.
- Допрыгалась, сука, - процедил сквозь зубы горбун с таким ожесточенным выражением лица, словно ждал этой расправы многие годы.
Вскоре в квартиру ввалился круглый, словно пузырь, участковый. Он долго рассматривал убитую змею и потрясенно качал головой, приговаривая:
- А я и не знал, что такой беспредел творится на моем участке. Незаконное содержание змей. Тьфу! - делал вид, что плюется.
Разложив на кухонном столе красную папку, вооружившись шариковой ручкой, участковый устроил Павлу допрос. Крючков честно и равнодушно отвечал на вопросы.
Его голос звучал еле слышно. От навалившихся испытаний Павел сник. Он очень сильно устал. Участковый сообщил ему, что всех змей сдадут в специальный питомник, квартиру опечатают до особых решений, а ему (Павлу Крючкову) здесь оставаться нельзя.
- Ничего, Павел Георгиевич. Все образуется, - ободрил он Крючкова.
Около четырех утра наш герой вышел на лестницу, поднялся на пятый этаж, где устроился спать на сумках, ему приснилась нежная старая мама. Как жаль, что ее не было рядом. Она бы обняла и пожалела бродягу. Мать находилась в далеком родном городишке. Приголубить Крючкова здесь было некому.
Об отступлении Павел не думал. Помня слова бомжа Арчибальда, он замыслил поселиться на Ярославском вокзале и до лучших времен оставаться там.