Андрей долго молчал, глядя в пол. Молчал и Майзель. Наконец, Корабельщиков поднял глаза:
– Я хочу, чтобы мне хотелось возвращаться домой. Я хочу так же рваться назад в Минск, как ты рвешься в Прагу. Я хочу, чтобы мне не было стыдно за мою страну, за мой народ, языка которого я толком и не знаю. Я хочу, чтобы на обложке моего паспорта была не нарисованная Лукой брюссельская капуста, а герб моей страны. Хочу, чтобы немецкие и прочие пограничники не оттопыривали презрительно нижнюю губу, увидев мой документ, а хотя бы улыбались, пускай и дежурно. Я хочу для своего ребенка совсем не того, что я вижу там вокруг себя. Вот чего я хочу. Ну как? Нравится?
– Почти. А теперь – внимание, вопрос: на что ты готов ради этого?
– На что я должен быть готов?!
– Ты меня спрашиваешь?
– А кого мне, черт побери, спрашивать?! Позняка? Вячорку ?! – Андрей вскочил. – И что я вообще могу?!
– Ты можешь, – Майзель спокойно откинулся на спинку дивана и раскинул руки. – Ты можешь. Тебе просто надо прикинуть палец к носу. Обязательно. И я приму меры, чтобы разные досадные мелочи не мешали тебе думать.
Майзель резко – чудовищно, нечеловечески резко, снова поразив Андрея, решившего, что он уже привык, – поднялся, подошел к столу, достал откуда-то, видимо, из ящика, коробку размером с том энциклопедии и вернулся к дивану. Сев, он открыл коробку и, достав оттуда мобильный телефон, проделал с ним какие-то манипуляции, после чего кинул его едва успевшему среагировать Корабельщикову:
– Лови! Да не бойся, он не кусается. И не бьется. А так же не горит и тонет. Владей и будь на связи.
– У меня есть мобилка, что...
– Перестань. Это не "мобилка", это терминал защищенной спецсвязи, работающей на мощностях сотовых операторов. Берет даже из метро, хоть со станции, хоть из тоннеля, проверено. В Беларуси на него можно звонить, как на твой домашний телефон. Только отключить его за неуплату невозможно, – Майзель зловеще оскалился. – Номера фиксированного набора: единица – это я, двойка – посольство, тройка – Фонд. Надавить и держать. Там же – маячок для пеленга на местности, чтобы ты не потерялся и группа волшебников на вертолетах не слишком запаривалась тебя разыскивать, ежели что. Да сядь ты, не маячь!
Корабельщиков опустился на диван и растерянно посмотрел на Майзеля:
– Много званых, да мало избранных...
– Обязательно, друг мой. Еще не все, ты не думай, – он достал из коробки какой-то конверт и тоже перебросил его Андрею: – Открывай!
Андрей подчинился. Из конверта выскользнули три зеленых паспорта МИД Чешского королевства, перламутрово-черная пластиковая карта платежной системы "Visa Express" и маленький, но тяжелый – видимо, золотой – значок в виде буквы М в несомкнутом круге.
– Что это?
– Это твои страховки, дружище. Твоей семье тоже, разумеется. И значок старайся не снимать. Люди, которые знают, что это означает, будут готовы всегда прийти тебе на помощь.
– Это... настоящие?! – Корабельщиков рассматривал паспорта, как гранаты без чеки.
– Фу. Ты за кого меня принимаешь?! Я Дракон, а не фальшивомонетчик. Беларуские визы, кстати, тоже настоящие. Коррупция – интересная штука, особенно если ее правильно использовать.
– А это что? – Андрей повертел в руках кусочек пластика и, прочитав на нем свое имя, выругался. – Дан, ты...
– Спокойно, пан Анджей, – Майзель похлопал его по колену. – Это тебе на мелкие расходы. Лимит снятия наличных в любом банкомате – десять тысяч крон в день или эквивалент. На товары и услуги лимита нет. Подожди, Андрей. Послушай. Это не милостыня и не подарки. Я хочу, чтобы ты делал что-нибудь настоящее. Что-нибудь, что может сдвинуть, свернуть... Я не тороплю. Но и вечно думать не могу позволить. Пусть будет – скажем, две недели со дня твоего возвращения домой. Через две недели я жду тебя в гости вместе с семьей. Обязательно – вместе с семьей, Дюхон. И ты мне скажешь, согласен ты или нет. После этого обсудим детали. – Майзель налил еще немного коньяка в бокалы и сноровисто приготовил пару сырно-лимонных канапе.
– А если я откажусь?
Майзель пожал плечами:
– Значит, я не знаю тебя и не умею разбираться в людях. Плохо, конечно. Но учиться никогда не поздно, – Он помолчал, опрокинул в себя коньяк, как воду, и посмотрел на Андрея таким взглядом, что у Корабельщикова по спине побежали ледяные муравьи: – Я хочу, чтобы у тебя все было, дружище. Все, что ты сам можешь себе пожелать. Я много лет об этом мечтал. Я же все помню, ты не думай. Я считаю, ты заслужил этот шанс. И все. Хочешь – верь, хочешь – нет, дело хозяйское. Я просто не мог раньше.
– Разве ты мне что-то должен?! Ну, Дан, это уже просто выходит за всякие рамки! Синдром "Пикника на обочине", да? Счастья много и всем, сразу?!
– Мы всегда излучали на одной волне, – Майзель вздохнул, поставил пустой бокал на столик. – Да. Именно. Много и сразу, всем, до кого смогу дотянуться. Возьми пальто и думай о вечном, вот что это. Есть только одно "но".
– Это может быть опасно. Я знаю.
– Не думаю, – Майзель покачал головой. – Не думаю, что ты сейчас отчетливо понимаешь, насколько. Поэтому я даю тебе время осмыслить. И обсудить с Татьяной. И я жду вас в Праге, ребята. Потому что это единственный город на земле, где я хочу жить и умереть, когда будет на то Божья воля.
МИНСК. МАРТ
Назад Андрей летел не "Lufthansa", как в Германию, а "Air Crown Bohemia". Новехонький А340-ХХ с тремя салонами – первый класс, бизнес и туристический – был, в сравнении с немецким "Боингом", как "бентли" перед "тойотой".
Едва он вышел из таможенного терминала, как ощутил вибрацию телефона, подаренного Майзелем. Корабельщиков осторожно раскрыл аппарат и поднес к уху:
– Алло?
– Добрый день, Андрей Андреевич. Галина Геллер, "Golem Foundation". Как долетели?
– Спасибо, Галина. Замечательно. А...
– Вам не трудно будет заехать завтра в первой половине дня? У нас тут для вас кое-какие сообщения.
– Да-да, разумеется. А...
– Часикам к девяти. Не рано?
– Нет, что вы! А...
– Ну, прекрасно. Приезжайте, тут и обсудим. Всего хорошего, Андрей Андреевич, – и пани Геллер отключилась, явно не утруждаясь выслушать вопросы Корабельщикова.
Татьяна и Сонечка были у родителей на даче, – за то время, что Андрей отсутствовал, в Минске началась настоящая весна. Телефона на даче не было, сотовый тестя бодро рапортовал о нахождении абонента вне зоны действия сети, и Андрею ничего не оставалось, как заморить червячка нашедшимися в морозилке пельменями и предаваться размышлениям о превратностях судьбы, коротая время до завтрашнего утра.
Ночью он практически совсем не спал. Пока не начали болеть глаза, бесцельно бродил по Интернету, перескакивая с одного сайта на другой безо всякой системы. Потом, закрыв компьютер, пытался читать, но никак не мог сосредоточиться. И в шесть был уже на ногах, а в семь – за рулем.
Он арендовал гараж, в котором заботливо держал свою старенькую "шестерку", буквально в трех минутах ходьбы от дома. Он тщательно следил за машиной, зная: новую – то есть даже не новую, а просто другую – покупать не на что. Конечно, Корабельщиковы отнюдь не бедствовали и жили лучше многих: собственная – двухкомнатная – квартира, автомобиль, продукты с рынка, но ни о каких богатствах и речи не шло, несмотря на то, что и Андрей, и Татьяна много работали. Постоянного места у Корабельщикова не было, он числился для трудового стажа в какой-то конторе, бывшей чем-то обязанной тестю по сложным схемам беларуских чиновничьих взаимозачетов. Все свои деньги Андрей зарабатывал переводами и лекциями по истории религии в нескольких негосударственных вузах, которые, испытывая последнее время нешуточное давление со стороны министерства образования, сокращали часы и платили все скромнее. Дороговизна продуктов в Минске, неясные перспективы и откровенная тоска заставляли Андрея много думать о деньгах и о том, где их добыть – гораздо больше, чем ему этого хотелось.
И вдруг – отлетело, как прошлогодняя листва.
В "Golem Foundation" его встретили, как старого приятеля, который на пару дней исчез, и вот, – снова с нами. Галина проводила его в комнату для переговоров, извинилась, вышла и через минуту вернулась – с небольшой кожаной папкой на молнии и в сопровождении "стюардессы" с подносом, на котором стояли кофейник, молочник, сахарница, печенье и две маленькие кофейные чашечки. Расположившись за столом напротив Корабельщикова, Галина улыбнулась:
– Ну, давайте еще раз знакомиться, Андрей Андреевич. Я буду вашим помощником со стороны Фонда и посольства, вы можете со всеми вашими вопросами и проблемами обращаться сразу ко мне. Звоните в любое время суток, я буду постоянно у вас на связи.
– Так-таки с любыми вопросами и проблемами? – Андрей недоверчиво покачал головой и улыбнулся.
– Совершенно с любыми, – утвердительно кивнула Галина. – Но имейте в виду, стреляю я из рук вон плохо.
– Что?! – Корабельщиков опешил. – А что, придется?!
– Когда-нибудь обязательно придется, – вздохнула Галина. – Или вы думаете, что все это, – она указала подбородком в окно, выходившее на Войсковой переулок, в котором в двух шагах от посольства и Фонда располагалось здание Генерального штаба, – мирно закончится? Не верю, Андрей Андреевич.
– Ну... Может, найдется, кому пострелять, без нас?
– Бой покажет, как у нас говорят. Давайте к делу, Андрей Андреевич, – Галина расстегнула "молнию" на папке и, достав оттуда несколько пластиковых конвертов, разложила их перед Корабельщиковым: – Это документы на ваш автомобиль – техпаспорт, доверенность, талон техосмотра, сертификат заводской тонировки, пропуск установленного образца "проезд/стоянка всюду" сроком на год с 31 марта, пропуск на все пограничные пункты таким же сроком, один ключ-брелок сигнализации. Второй у меня в сейфе. Они предназначены исключительно для доступа внутрь, пуск двигателя только с вашими биометрическими данными, так что про угонщиков можете забыть. Здесь, – Галина указала на второй конверт, – ключи и документы на квартиру на улице Воровского, точный адрес в бумагах. Помещение оборудовано спецтехникой, к пленкам и файлам будете иметь доступ только вы лично и начальник Беларуского департамента в королевском МИДе.
– МИДе? Почему не в разведке? – Андрей усмехнулся.
– Потому что в Чехии нет проблем с межведомственным взаимодействием. Каждый отвечает за свой участок работы, но в случае необходимости подключаются остальные. Воюющее государство не может позволить себе бюрократию, – Галина посмотрела на Корабельщикова и покачала головой. – Я продолжу, с вашего позволения. Мы говорили... Да. Записи будут вестись постоянно, в автоматическом режиме, вы потом сможете анализировать ход ваших встреч с людьми, просматривать реакции, приборы это фиксируют. Подробная инструкция тоже здесь. Во время встреч интимного характера, если таковые будут иметь место, видеокамеры можно выключить. Все в инструкции.
– Галина?!
– Да?
– Вы что?
– Что?
– Какие интимные встречи?!
– Андрей Андреевич, – Галина пожала плечами и улыбнулась. – Я в курсе, что у вас жена и ребенок. Я также знаю, что подобные мелочи до сих пор никого еще не останавливали, если кому-то очень чего-нибудь хотелось. Или было нужно для дела. Моя задача – проинформировать вас возможно наиболее исчерпывающим образом о поступивших в ваше полное распоряжение средствах. Как вы ими пользуетесь, я не имею права контролировать. Кроме того, не исключено, что обстоятельства в какой-то момент сильно изменятся, поскольку от той жизни, которую вы до сих пор вели, ваша новая жизнь будет отличаться весьма существенно. Если это вас утешит, – мы здесь все через это прошли, – Галина улыбнулась, и за этой улыбкой совсем еще молодой женщины нарисовался перед глазами Андрея такой опыт, которому ему просто нечего было противопоставить.
Он хорошо знал этот тип – хваткая миловидная девочка из белорусской глубинки, поступившая после школы в "инъяз", замужество, зацепиться за столицу любой ценой, не возвращаться никогда назад, где только пьяные ровесники и скучные, как хозяйственное мыло, подруги, грязь, нищета, беспросветная тоска. Но было в Галине что-то еще. Что-то такое, чему Андрей никак не находил слов. Какой-то стержень, что ли. И хваткость её была какой-то другой. Не подловатенькой, а спокойной, уверенной и светлой. И светлое лицо у нее было, ухоженное, красивое даже, понятно. Светлое. Таких лиц совсем мало стало в последние годы в стране. И от этого еще тоже съедала Андрея тоска. А сейчас – отпустила.
– Галина... Извините, если это как-нибудь вас заденет, вы, разумеется, можете не отвечать...
– Ничего. Валяйте, Андрей Андреевич.
– Геллер – это ваша фамилия?
– Это фамилия моего мужа. Он руководит одним из отделов Фонда здесь. А моя девичья фамилия – Окуневич. Продолжим?
– Да, конечно.
– Оружие, если появится желание, получите со временем. Для этого необходимо пройти курсы подготовки и сдать специальный экзамен, теоретический и практический. У нас с этим очень строго.
– Да Господь с вами, Галина, – замахал руками Корабельщиков, – какое еще оружие, вы что?!
– Я вовсе не настаиваю. Повторяю, моя задача – проинформировать. Распоряжаться информацией вы можете и будете по собственному усмотрению.
– А если я не оправдаю доверия?
– А куда вы денетесь, – Галина звонко рассмеялась. И добавила уже серьезно: – Такого еще не бывало, Андрей Андреевич. И не будет. Поверьте. Уж я-то знаю. Машина стоит на платной стоянке возле Дома офицеров. Свою старую оставите там, когда решите, что с ней делать, сообщите.
Андрей повертел в руках пластиковый прямоугольник техпаспорта. Госномер вызвал у него кривую ухмылку: 1090 МI, с таким номером в Беларуси проезд и стоянка всюду и без пропуска.
– А это для чего? – Андрей показал на номер.
– Не имею ни малейшего представления, – пожала плечами Галина. – Вероятно, вам случится пускать кому-нибудь пыль в глаза. Вы же знаете, как у нас здесь относятся к подобным атрибутам.
– Еще бы.
– Двигатель – многотопливный дизель, заправляйтесь в прямом смысле слова где хотите. Мощность – сто пятьдесят киловатт, информационная система, шестиступенчатый автомат с возможностью ручного переключения передач. Бак на сто двадцать литров, можно доехать без дозаправки прямо до канадской границы, – заметив, что Андрей усмехнулся, Галина тоже улыбнулась. – В остальном – вполне обычный автомобиль. Да, чуть не забыла. В багажнике – ваш новый компьютер с док-станцией и мультифункциональный офисный сканер-факс-копир-принтер. На досуге распакуете, посмотрите, все ли в порядке, если что-то дополнительно потребуется – звоните.
– Ничего себе пальтишко, – пробормотал Корабельщиков.
– Что?
– Нет-нет, это я так... Мысли вслух. Последний вопрос: перед кем и в какие сроки я должен буду отчитываться в проделанной работе?
– Ни перед кем и ни в какие, – улыбнулась Галина. – У вас статус свободного художника, Андрей Андреевич. И прямое подчинение, мы здесь все для вас – техперсонал, поэтому не стесняйтесь.
– Прямо армия какая-то, – произнесенный Галиной термин "подчинение" неприятно царапнул.
– Мы и есть армия, Андрей Андреевич, – Галина прямо посмотрела ему в глаза, чуть прищурившись. – Вы скоро поймете.
– Спасибо, Галина.
– Не за что. Позволите, дам вам совет? На правах более опытного товарища?
– Конечно. Валяйте, – Корабельщиков улыбнулся.
– Вы не спешите ни с какими действиями, Андрей Андреевич, – мягко сказала Галина. – Отдохните, осмотритесь, привыкните к своим новым инструментам. Дайте себе время войти в роль. Почувствуйте свою причастность. Времени у вас не так много, но оно есть. И не стесняйтесь спрашивать, – и она протянула Корабельщикову руку. – Пойдемте, я вас провожу.
МИНСК. МАРТ
Он подъехал к стоянке, посигналил. Автоматический шлагбаум поднялся, пропуская его. Андрей поставил "шестерку" на свободное место, вышел, закрыл замок и направился к домику охраны.
– День добрый. Покажите мне машину, пожалуйста, – он протянул охраннику талончик.
Парень, – молодой, лет двадцати, веснушчатый, с соломенно-желтыми волосами и густыми, как у буренки, ресницами, в дурацком мешковатом камуфляжном комбинезоне, вышел наружу и пошел вдоль автомобильных рядов, поглядывая украдкой на Корабельщикова. Возле машины остановился:
– Во. Ласточка. Забирайте.
– Спасибо.
– Да не за что, – осклабился парень. – Скока заплатили? Если не секрет, конечно?
Это был просто черный – никакого перламутра – "Мерседес" в 124-м кузове второго поколения, судя по всему, совершенно новый, хотя таких машин не выпускали уже довольно давно. С тонировкой, – не такой, как у Майзеля, но тоже "крутой" – салон снаружи не разглядеть. Андрей нажал кнопку на ключе. Автомобиль бесшумно мигнул дважды габаритами. Корабельщиков усмехнулся:
– Двадцать.
– Баксов? Или евро?
– Евро.
– Из Чехии?
– С чего ты взял? – спросил Андрей. И сам удивился, как спокойно перешел на "ты" с этим парнем. Надо же, как быстро привыкаешь к "крутизне", снова усмехнулся, на этот раз про себя, Корабельщиков.
– Тонировочка заводская. Немцы такой не делают. И новая ж, бля, муха не еблася! А движок-то, – этот, гибрид?
– Нет. Дизель. А что, разве разрешили уже гибриды ввозить?
– Не, – парень усмехнулся. – Куда ж?! Бензина-то они чуть не в десять раз помене жрут. А Лука на бензине сидит крепко, вместе с москалями.
Андрей по-новому посмотрел на сторожа:
– Но все равно возят?
– Конечно, возят, – хмыкнул парень. – Они, хоть и дорогие, а ездят-то как! Песня, а не тачка. Автоматы, электро все, вся хуйня, короче...
– А что таможня?
– Так нормальные ж пацаны возят. Бабам своим, конечно, в основном. Ну, как? А то вы не знаете, как мытня -то у нас работает?
– А техосмотр, регистрация?
– Так че, менты тоже есть хотят! Тока ее, такую, хрен знает как ремонтировать, если че. Под заказ пригнали?
– Вроде того. Еще будут вопросы?
– Извиняюсь, – съежился парень. – С "шестеркой" что? Насколько оформлять?
– Не знаю, – Андрей протянул ему ключи от "Жигулей". – За ней придут с документами. Внутри ничего интересного нет.
– Обижаете, – вздохнул сторож.
– Проверяю, – улыбнулся Андрей.
Парень поднял на него глаза, в которых засветилась такая собачья надежда, что Андрею сделалось не по себе:
– Телефончик не возьмете?
– Возьму, – сказал Андрей, удивляясь себе самому еще больше и подчиняясь какой-то странной, неведомой до сего дня интуиции. – Как зовут и что можешь?
– Павлом кличут. Все могу, чего скажут. Если заплатят нормально, да и язык за зубами держится. Гимназиев, понятно, не проходил, но соображаю.
– А здесь чего сидишь?
– Так куда после армии-то?!
– В ментовку. Или в бандюки. Куда все.