Вчера я проснулся в 8 часов. На улице лежал снег, и мне очень не хотелось выходить его топтать. Чтобы добраться до работы, мне надо топтать снег: 15 минут до метро, потом 30 минут топтать мрамор станций метрополитена и пол электропоездов, а затем ещё 15 минут топтать снег. Топ-топ-топ. И всегда в моменты топтания меня подстерегают разные неприятности.
Однако выйдя из общаги, я заметил, что на улице ничуть не противно. Есть такое время, когда выходишь из общежития и ещё не очень холодно, потому что тело и одежда не потеряли часть своей теплоты, достаточной для душевного комфорта. И морально ещё не так плохо, потому что ничто тебе пока не успело испортить настроения. И вот первые пять минут на улице, или даже не пять, а три, наверно, самые лучшие минуты дня.
У первого перехода начинаются первые неприятности. Ты думаешь, что жизнь не так уж плоха, что на улице не так уж и холодно, что ты идёшь зарабатывать деньги, а это приятно. Но на переходе нет светофора, а потому там только зебра, машины по московской привычке не пропускают пешеходов. И вот я начинаю злиться и раздражённо думать, перед какой бы машиной перебежать дорогу, потому что все их переждать вряд ли получится. Перебежал. Но тут и закончилась лучшая часть дня. Потому что раздражение уже родилось и теперь не покинет меня до следующего утра.
Потом к первому раздражению добавилось раздражение от того, что троллейбус обрызгал меня коричнево-чёрным снегом. Я шёл, отряхивался и тихо ругался. Спустился в метро. В нос ударил запах пирожков из слоёного теста. Когда-то я очень любил эти пирожки, теперь ненавижу. Запах пирожков - это запах дешёвого существования в Москве с отрыжкой из этих самых пирожков.
Раздражение нарастает в очереди на эскалатор, в вагонной давке, среди толпы людей в переходах между станциями. Раздражает, что этот козёл прёт мне наперерез, что эта стерва пытается обогнать меня, наступая мне на пятки. При этом я хорошо понимаю, что я сам есть козёл, вставший на пути вон у того и этого, и стерва, нетерпеливо обгоняющая плетущуюся бабку, задевая её плечом. Из метро я выхожу уже совсем злой.
Дежурный справок не даёт
Есть такая страна - РФ. Она очень большая и очень богатая, но у её жителей, к сожалению, совсем нет денег.
- Как такое возможно - спросите вы, - cтрана богатая, а жители страдают от безденежья?
- Это ещё что, - отвечу я. - Тут бывает так, что под Новый год скупят все билеты на поезда, а потом они обнаруживаются на сомнительных сайтах и втридорога. А то, что денег нету, так это всё от отсутствия справедливых законов да из-за дежурного у эскалатора.
Ведь было как? Когда у РФ только стали появляться деньги, чиновники придумали закон, чтоб раздавать их всем жителям РФ - для справедливости. Но, как всегда при обсуждении закона, нашёлся один бюрократ, который с издёвкой спросил у чиновников:
- Как это так, раздавать деньги всем жителям РФ?
- А очень просто, они станут в очередь, мы назначим человека, который будет раздавать, и таким образом раздадим жителям деньги, в которых они очень нуждаются, - хором ответили чиновники.
- А если в очередь станут не только жители РФ, но и, не дай бог, РБ, РП, РА;
РÖ, ЛР, АР;
ИР, ИК, БиГ;
КН, КБ, КА, КШ;
СКВиСИ, ВГЛ;
ТР, ФР, ЧР
и др.
Даже У или РФ - не нашей любимой РФ, а той, которая и без того не нуждается и лягушек на ужин жрёт? Что тогда? Им тоже народные деньги прикажете раздавать? - последние слова бюрократ аж пропищал, так разволновался.
- И что же делать? - огорчились чиновники снова хором. - Что же нам, себе, что ли, эти деньги забирать?
- Эх вы! Надо всем жителям РФ выдать справку, что они жители РФ. Но только не той, где круассаны в кофе макают, а нашей исконной РФ.
- Точно! - обрадовались чиновники всё тем же хором. - А кто будет справки выдавать?
- Да кто угодно. Назначим дежурного какого-нибудь. Вот он и будет выдавать.
Это он только так сказал "какого-нибудь", а на самом деле дежурный был не кто-нибудь, а его родственник. Они ещё перед заседанием сговорились.
Так, значит, и сделали. Приняли закон, написали в газетах, чтоб люди шли справки получать, по телевизору об этом кино показали. Жители РФ обрадовались. Давно им никто денег не давал, тем более, что они теперь особенно нужны. Пошли жители к дежурному. А тот закрыл справки на ключ и говорит:
- Нету.
- Как нету?!
- А так. Нету и не будет, наверно. Обманули вас. В первый раз, что ли?
Жители РФ тогда взяли кто палку, кто топор, кто рогатину, кто вилку, кто ложку, кто бюстик Ленина, кто дешёвый цветочный горшок с распродажи в "Икее", кто тележку из "Пятёрочки", кто ноги в руки, у кого сердце в пятки, кто-то стал милицию вызывать, кто пожарную: вооружились, короче, до мозга костей - и погнались за дежурным. Квартал гонятся, второй. Догоняют уже почти, улюлюкают, видят, дежурный уже сдаёт позиции.
- Нате, ― говорит. ― Сдаю вам позиции вместо справок.
Жители оторопели немного, а дежурный воспользовался замешательством и скрылся в метро. Жители РФ опомнились, кинулись за ним. А он, хитрюга, спустился по эскалатору и закрылся в стеклянной кабинке. Народ обступил её, колотит в стекло, возмущается. А гад только усмехается и указывает людям на надпись, что на кабинке. А там написано: "Дежурный у эскалатора справок не даёт".
Пошумел народ, пошумел, но делать нечего: написано пером - не вырубишь топором, отпечатано в типографии - тираж больше Астафьева, наклеено умелой рукой - никто не виноват, что ты дурак такой. Стали расходиться потихоньку. А дежурный сидел в кабинке со справками и боялся выходить.
Ну и зря. Потому что у этой истории, наперекор действительности, запланирован чудесный хеппи-энд: этакий "деус экс махина". Вскоре после описанных событий в вагонах метро стали расклеиваться такие объявления:
Дадим деньги!
Всем жителям РФ
в течение 30 минут
без справок и поручителей
11-20-007
Нашлись-таки на Руси исконно добрые люди и выручили жителей РФ. С тех пор у жителей есть деньги, но дежурный об этом не знает. Так и сидит со своими справками у эскалатора.
***
В метро сидит узкоглазая смуглокожая девочка и читает в учебнике истории такую главу: "Борьба русских земель и княжеств с монгольским завоеванием".
***
Новость первая: разговариваю вчера с Женькой Сосновым. Он мне: "Сколько ты уже работ переменял? От тебя каждая вторая новость, что ты уволился".
А теперь прервём наш разговор для того, чтобы сообщить вторую новость: я уволился.
***
Утром кофе, вечером "Роллтон". Я и забыл, что бомж-пакеты бывают такими вкусными.
***
В нашем общежитии в комнатах живут по двое. Я тоже не исключение: я живу с Денисом Дробышевым. Даже Валерий Печейкин, и тот живёт с Ярославом, а вы говорите. И несмотря на такую парность расселения, к комнате прилагается только один ключ. Никто вам не запрещает сделать дубликат, но он, к сожалению, стоит денег, а это затрудняет нашу и без того сложную жизнь в общежитии. Поэтому дубликат мы не делаем, а стараемся возвращаться в комнату вместе.
Ну, если уж совсем не получается, то пытаемся оставлять ключ у лысого вахтёра. А это, надо сказать, не всегда получается. Ведь наш вахтёр имеет неприятную наружность с золотым зубом и скверный характер, поэтому на него даже смотреть противно, не то что ключ оставлять. Мало ли что он может сделать с ключом этим своим золотым зубом? Вот задумаешься об этом - и обязательно забудешь ключ оставить. А потом из-за этого проблемы.
Жизнь насекомых
Ну, давайте пофилософствуем, подумаем, что мы из себя представляем, кто мы на самом деле, зачем этим занимаемся и почему не занимаемся чем-нибудь другим.
Окей, про себя думать сложно, возьмём хотя бы Бориса. Родился в Смоленске, отучился на экономиста, пошёл на хорошо оплачиваемую работу. Казалось бы, живи припеваючи, двигайся по карьерной лестнице и копи на мелкие и крупные бытовые приборы. Жену себе заведи, Борис. Бери девушку скромную - чтоб звёзд с неба не просила, и живи с ней душа в душу. Неужели плохо? "Не плохо, - отвечает Борис, - да только как же я семью буду заводить, когда я не знаю, кто я такой? Как я детям в глаза посмотрю и что отвечу, когда они у меня спросят об этом или, ещё хуже, поинтересуются, кто они такие, кем им быть? А я даже не знаю про себя". В общем, на работе Борис грустит, а вечером, вместо мелких буржуазных радостей - пива, там, попить, в бильярд поиграть, телевизор посмотреть ― Борис пишет рассказы, и даже у него уже готова одна повесть. И вот он догадывается, что никакой он не экономист, а что-то вроде писателя, потому, видимо, и мучается на работе. Делать нечего: чтоб догадки подтвердились, надо всё бросать и ехать в Литературный институт, что в Москве. Так он и делает.
А в это время за три с половиной тысячи километров в Алма-Ате, аж в другой стране, мучается юрист Жумагул. И мучения его как две капли воды похожи на Борисовы. Даром что Жумагул азиат и вместо рассказов пишет стихи. Ведь если ты работаешь на нелюбимой работе, то не играет роли твоя раса, вероисповедание и предрасположенность к одному из семинаров Литинститута.
Конечно, они идиоты - и Борис, и Жумагул. Конечно, надо было думать раньше и в 17 лет определиться с тем, куда поступать. Но если поразмыслить, лучше так менять жизнь, чем когда уже семья и дети. Ведь когда семья и дети, ничего уже не изменишь. Так что, если разобраться, не такие уж и идиоты Жумагул с Борисом. Тем более, и того, и другого приняли в Литературный институт без всяких оговорок. Это обнадёживало обоих, они уже были уверены, что скоро найдут ответ на вопрос "Кто я такой?"
В первых числах сентября, тёплым солнечным днём, с запада в Москву въехал Борис. В то же время с востока прибыл Жумагул. Западу с востоком суждено было встретиться в фойе общежития Литературного института.
Борис пришёл первым.
- Здравствуйте, - сказал он как можно более по-писательски лысому охраннику, смотревшему телевизор в вахтенной будке.
Охранник взглянул на Бориса и, ничего не ответив, повернул голову к экрану.
- Извините, пожалуйста, не могли бы вы подсказать, как заселиться?
Охранник нехотя отвлёкся и спросил, обнаруживая во рту пару золотых зубов:
- А вы вообще кто?
- Я - Борис Игнатов, - виновато сжавшись, произнёс Борис. Он чувствовал, что оторвал охранника от чего-то очень важного.
- Зачем мне ваше имя, я спрашиваю, вы - откуда?
- Из Смоленска.
- Хоть из Караганды! Учитесь вы где? В школе экономики?
- Я в институте учусь. В Литературном институте, - всё тише и тише говорил Борис.
- Где-где?!
- В Литературном.
- Так бы сразу. Как фамилия?
- Игнатов.
Охранник порылся в списках, нашёл фамилию Бориса.
- Садитесь и ждите, я скажу коменданту.
Охранник ушёл, показав на спине надпись "Агент-1".
"Надеюсь, он тут такой действительно один", - подумал Борис и сел. Агент-1 скоро вернулся и продолжил смотреть телевизор, будто бы Бориса не существовало. А Борис боялся нарушать спокойствие Агента-1.
Минут через двадцать в общежитие вошёл молодой казах. Повторилась похожая сцена.
- Вы кто?
- Жумагул.
- Как же вы меня заколебали! Учитесь вы где?
- В Литературном институте, - ответил Жумагул.
Агент-1 снова сходил куда-то и вернулся к телевизору.
В следующие полчаса Борис и Жумагул успели познакомиться и вполголоса, чтобы не мешать Агенту-1, обменивались своими биографиями. Они были наивно рады тому, насколько похожи. Хоть один из них европеец, а второй азиат, всё-таки они нашли в себе силы изменить жизнь, как им казалось, к лучшему. К концу разговора они были в восторге от того, что будут вместе учиться и жить в одном общежитии. Когда все темы были исчерпаны, Жумагул спросил:
- Слушай, Боря, а чего мы ждём?
- Не знаю. Наверно, коменданта.
- Так что же он не идёт? Ты спроси у охранника.
- Мне как-то не ловко. Спроси ты.
Жумагул подошёл к Агенту-1.
- Извините, а долго нам ждать?
- Откуда я знаю? Ждите, вас позовут.
И они ждали. Час ждали, два ждали. Пока не вышел мужчина и не спросил, почему они здесь сидят. Это оказался комендант.
Бориса и Жумагула поселили в комнату с двумя голыми кроватями, шкафом, столом и стулом. Потолок был в тёмно-коричневых подтёках, с пола пахло несвежим ковролином.
- Ну и комнатка, - уныло сказал Борис.
- Да, не очень-то тут уважают писателей, - Жумагул сел на край кровати.
- Мы ведь ещё не писатели, - уточнил Борис, - с писателями бы так не обращались. Надеюсь, хоть душ у них тут есть.
Борис взял шампунь, полотенце и вышел из комнаты. Походив по коридору, Борис выяснил, что на всём этаже была только одна душевая. Естественно, она была занята, поэтому пришлось ждать у закрытой двери и представлять очереди, которые бывают здесь по утрам. Литература начала показывать Борису, каких именно жертв она требует.
Дверь открылась - и навстречу Борису вышла полная краснолицая девушка в халате и с тюрбаном из полотенца на голове. Улыбнулась. Бориса передёрнуло. "Неужели так теперь будет каждый день?" Пока он это думал, его отпихнул какой-то рабочий с разводным ключом и прошёл в душ.
- Простите, но я следующий, - возмутился Борис.
- Куда прёшь, не видишь - ремонт! - рабочий скрутил краны, шланг и собрался уходить.
- А где же мне теперь мыться? - удивился Борис.
- Почем мне знать, я что - комендант? - и ушёл.
Борис с тоской поглядел на мёртвую душевую и пошёл обратно в комнату. Дёрнул ручку - закрыто. Борис сел под дверью и обхватил голову руками.
Жумагул тем временем уже разыскал туалет и прикидывал, как ему присесть на унитаз не касаясь его и не намочить штаны в желтоватой воде, хлюпавшей под ногами. Про человека, который мало ест, обычно говорят, что он питается, как птичка. Жумагул питался нормально, но, несмотря на это, его теперь тоже можно было сравнить с птичкой - он стоял в одной из туалетных кабинок на полусогнутых ногах, руками-крыльями не давая штанинам опуститься до пола.
Из кабинки Жумагул кинулся к умывальнику, как будто думал, что чем быстрее он помоет руки, тем скорее его покинет отвращение к туалету. Тут он с удивлением увидел, что из соседней кабинки вышла девушка и тоже направилась к умывальнику. Туалет был общий. Они мыли руки, стараясь не глядеть друг на друга.
Жумагул застал Бориса под дверью комнаты.
- Представляешь, душ закрыли!
- Ты бы видел этот туалет!
Одновременно возмутились и Борис, и Жумагул.
- Нет, я этого так не оставлю, - горячился Жумагул.
- Немедленно пойдём к коменданту, - заявил Борис.
Друзья спустились на первый этаж. Борис немного даже грубо толкнул дверь к коменданту, но сразу же растерялся. В кабинете сидел Агент-1 и раскладывал пасьянс на компьютере. Рабочий день коменданта закончился.
Расстроенные, они вернулись в комнату и принялись разговаривать о себе и литературе, которая потребовала от них жертв.
- Ты думаешь, ты писатель, Борис?
- Это я и приехал выяснить. По крайней мере, я точно знаю, что я не экономист, хоть я им и работал.
- Да, я тоже работал не тем, кем хотел бы. Думаешь, мы тут разберёмся, кто мы?
- Уверен в этом! - отвечал Борис.
Потом они дали друг другу почитать свои рассказы и стихи. Хвалили друг друга, критиковали. В общем, почувствовали себя настоящими писателями. Только ненадолго, потому что скоро им захотелось покурить, и они пошли на улицу. Проходя мимо будки Агента-1, они вспомнили всё, что с ними произошло сегодня: и заселение, и туалет, и душ.
Следующее утро Бориса и Жумагула началось под звуки дрели. На этаже устроили ремонт, рабочие сверлили стены, перепланировывали пустые комнаты, разбивали перегородки душа, откручивали двери, меняли окна. В институте было то же самое. Лекции приходилось слушать под грохот алюминиевых листов, которые сбрасывали с крыши рабочие, похожие на Жумагула. Чтобы пройти от корпуса до корпуса, нужно было обогнуть не одну кучу стройматериалов, сваленных во дворе Литинститута. К последней паре, как правило, шум затихал, и по институту разносился запах еды, которую готовили рабочие, жившие прямо в аудиториях. Перед едой рабочие мыли руки, головы и ноги в туалете, не стесняясь студентов.
Вскоре Жумагул и Борис свыклись с тем, как им предстоит жить ближайшие годы. Однажды они всё-таки сходили к ректору пожаловаться на жизнь.
- А почему вы с этим вопросом ко мне? - печально спросил ректор, выслушав сбивчивые жалобы друзей.
Затруднившись с ответом, Борис и Жумагул не нашли ничего лучшего, как извиниться и выйти. Выше можно было жаловаться только господу, в которого они не верили, как и в себя.
Каждый новый преподаватель начинал лекцию следующими словами:
- Научить писать - невозможно!
Видимо, занятия в институте сводились к тому, чтобы за два года доказать студентам этот нехитрый тезис.
Один преподаватель признался на паре:
- За всю историю существования Литинститута из этих стен не вышло ни одного писателя, за исключением тех, кто писателем сюда вошёл.