Предатель ада (сборник) - Павел Пепперштейн 15 стр.


Да, я не уверен, называя причину моего попадания не в тот мир "ошибкой" и "случайностью", но других названий у меня нет. Дитя этой "ошибки", я родился в мир, ставший мне родным, единственным и огромным, в месте, называемом ДОМОМ ПЕРЕВЕРНУТЫХ ЧУЧЕЛ. Ранее я запнулся на фразе, что в нашем мире, кроме меня, никого нет. И сразу залепетал о возможных недоразумениях! Надо сразу сказать (и это будет интересно американцам с экономической точки зрения), что наш мир - частный, в том смысле, что он принадлежит целиком и полностью конкретным особам. Их двое, и на жаргоне их чаще всего называют (конечно же, с долей юмора) ХОЗЯЕВАМИ АТТРАКЦИОНА. Хотя я и не противник подобной фамильярности, все же буду впредь предпочитать по отношению к ним местоимения Он и Она, оговорившись, что в это написание с больших букв я не вкладываю никакого обожествления, столь модного у вас, в земной юдоли. Они не боги, а всего лишь рачительные собственники нашего мира и соавторы его усовершенствований. Также хочу предупредить о том, что вряд ли выбранные мною местоимения указывают на то, что они действительно обладают полом. И все же их образы свидетельствуют, что когда-то, прежде чем приобрести наш мир, они немало времени провели за спинами у людей. Вы не поверите, но эти владельцы нашего мира сами редко навещают его, хотя их участие, их вежливость, их предупредительность не поддаются описанию - такой вежливости и такта, такой доброты в вашем мире почти не сыскать. Чтобы дать хоть какое-то представление об их характере, следует прежде всего произнести одно слово: ЗАСТЕНЧИВОСТЬ. И не просто произнести, а осознать это слово как определенное пространство: ЗА СТЕНАМИ ТЕНИ, если вы позволите, или ЗА ТЕНЬЮ СТЕН, как вам больше понравится. И теперь, если вы представили это пространство пустым изнутри, наполните его благожелательностью столь глубокой, на какую только способно ваше воображение. Вернувшись мысленно к ЗАСТЕНЧИВОСТИ, вы без труда поймете, что БЛАГОЖЕЛАТЕЛЬНОСТЬ в данном случае неразрывно связана с нежеланием вмешиваться в чужие дела, связана со скромной сосредоточенностью и сдержанностью, с которыми они относятся к своей собственности - нашему миру. Я видел их всего лишь несколько раз в своей жизни, долгое время до меня долетали лишь слухи и обрывки слухов о них (мир наш в большой степени питается слухами, порождаемыми шелестом и вздохами ПАРТЕРА, вечно восхищенного или смущенного, а также перешептываниями в ЛОЖАХ и на БАЛКОНЧИКАХ), этим слухам и эху слухов я не придавал особого значения. В период первого детства я вообще не думал о них, затем стал думать как о далеких богах, обитающих где-то не здесь. После первой встречи с ними я стал придерживаться расплывчатого мнения, что эти боги не столь уж далеки и что это невероятная удача, что они играют в нашем мире роль некоего обслуживающего персонала. Тогда я не смог бы догадаться, что они - собственники нашего мира. Всякий раз когда я видел их, они напоминали обликом двух людей, словно бы по-настоящему выпрыгнувших из земной юдоли, мужчину и женщину возраста около пятидесяти лет, одинакового роста. Одеты они всегда были в темно-синее. Американскому туристу, любителю Европы, я позволю себе напомнить пожилых стюарда и стюардессу из самолета швейцарской авиакомпании: такого типа одежду носят Он и Она, но при этом не возникает мысли, что это нечто вроде униформы. Волосы у обоих седые, аккуратно причесанные, у Него довольно коротко подстриженные, у Нее - напоминают букли. От жителей земного мира их отличает то, что черты лиц невозможно рассмотреть, хотя они не закрыты и не отсутствуют. Нельзя сказать также, что их лица пребывают в постоянной изменчивости. Сейчас, когда я уже не считаю их богами и уверен, что почти ничего не знаю о них, я допускаю даже, что они могут быть настоящими людьми, каким-то образом занявшими столь странное положение. Правда, ничего такого уж прямо катастрофически странного я здесь не усматриваю. Вообще огромное количество вопрошаний - это атрибут вашего мира, читатель. У нас в моде беспечность, и никто особенно не повторяет так задумчиво фрагменты философских дискуссий, как это делают в юдоли, разве только Шумы - Шумы делают это постоянно, но к ним разве применимо обозначение "кто-то"?

Возвращаясь к моей биографии, следует сказать, что место моего рождения - ДОМ ПЕРЕВЕРНУТЫХ ЧУЧЕЛ - это одна из усадеб, оборудованных по Его и Ее распоряжению, как я полагаю, специально для моего появления на свет. Кстати, хочу предупредить вас, чтобы вы, если только у нас хватит сил на услугу, не считали их супругами, - хотя бы потому, что однажды при мне их величал таким образом пресловутый Большой треск - особо комичная в своей амбициозности конгломерация Символических шумов, продвигающаяся иногда по центральным балюстрадам в Кабинетах Второго и Третьего заплывов. Он назвал их буквально "Благороднейшей супружеской парой, раскачивающей Имение аттракционов в Чаше беспочвенного совершенствования" - как хохотали и потешались потом над этим китаизмом мои подлокотнички, эти берсерки юного смеха!

Когда я родился, был такой страшный напор, что меня моментально превратило в створчатый поезд. С человеческой точки зрения я тогда был тусклым, как бы пыльным, но сам для себя переполнялся радостью и быстротой - даже не рассмотрел место, где появился на свет. Только потом, в период воспоминаний, вернулся сюда, рассмотрел все подробно, изучил каждую мелочь, и теперь никогда уже не забыть мне эти потоки зеленой тины, свисающие с голов вечно живых и вечно улыбающихся оленей, растворяющихся в стене. Не забыть этих набитых шариками льда лам, этих черных белочек: половина условного тельца каждой положена на черный мрамор, другая половина на белый, чтобы обыграть русскоязычный оксюморон "черная белочка". Я нашел там пять совершенно запылившихся (в нашем мире много пыли) синих конусов, украшенных на остриях бантами из золотых лент. Это были такие милые, такие трогательные подарки к рождению от Хозяев Аттракциона, смущенных лордов этих бесконечных усадеб. А я-то, торопливый новичок жизни, даже не удосужился заметить их тогда, промчался мимо. Все новорожденные - это такие возбужденные, восторженные поезда, не знающие расписаний и не замечающие станций. Я и был "все новорожденные", недаром впоследствии я всегда сладко хохотал от подобия щекотки всякий раз, когда на глаза мне попадалась линза с застывшей копией картины "Избиение младенцев", размещенная в моем Овальном кабинете. Несостоявшийся американец, я всегда влюблялся в плоды европейской культуры. Из Европы к нам прислали столько железных дровосеков, на конях и пешком, чтобы они щекотали пиками россыпи моих юных трупиков. А среди подарков был маленький американский флажок на золотой игле. Это очень жалко, что я не смог иметь содержимое синих конусов чуть раньше: возможно, моя судьба в медитациях развернулась бы немного иначе, особенно мой флажок на золотой игле, чья ткань была твердой… Я, знаете, такую нежность испытываю к тем подаркам, ТАКУЮ нежность!

1992

Огонь белого замка

- Почему тлеет заря над черным лесом? Восходит ли солнце? Заходит ли?

- Глухая ночь. Белый замок горит за черным лесом.

- Верно, окружили его враги, обрушили град пылающих шаров на древние стены? Осажденный, пылает Белый замок?

- Нет, безлюдно и тихо окрест замка. Лишь птица вскрикнет или черный сурок потрет цепкие лапки. Нем и пуст стоит черный лес вокруг Белого замка.

- Возможно, созрела злая интрига в сердце замка? Может, предательство свило там свое свистящее гнездо? Может, посягают на жизнь князя и хищные тени проникли в пороховые погреба, чтобы пламенем скрыть свои злодеяния?

- Нет, много веков стоит пуст и безлюден Белый замок. Столь же безлюден и пуст, что и леса вокруг него. Медленно ветшают его роскошные залы, осыпается позолота со статуй, заросли диких вьюнков подточили беседки в замковом саду. Плесень и ржавчина идут на замок войной: тих и вкрадчив этот крестовый поход.

- Тогда, наверное, молния ударила в крышу замка в час грозы? Запылали иссушенные зноем стропила, захрустел огонь по столбам и дополз до пороховых погребов замка - тут и встала заря над черным лесом?

- Может быть, может быть. Почему бы и нет? Но долгие годы не гремела над замком гроза, и солнце не вставало над замком, небо все темнело, ночь длилась, и некому было иссушить зноем замковые кровли.

- Отчего же рдеет заря над черным лесом? Почему горит Белый замок?

- Нечто вспыхнуло в самой глубине замка, огонь зародился в его сердцевине. Может, в одном из альковов брызнул он из трещины в стене, то ли в замковой капелле вдруг расцвело огнем древнее распятие.

Ручейками, речками, вихрастыми рыжими карликами, языками, коготками, саблями растекался, разливался по замку батюшка-огонь. Как он радовался своей добыче, как ликовал, какие веселые праздники закатывал! То встанет в бальной зале хороводом светоносных девушек, то обнимет стрельчатый балкон, где много столетий назад музыканты бросили свои инструменты, и сыграет на лопающихся барабанах, на плавленых валторнах, на кипящих трубах! То на альковной кровати в свете огненных амуров и психей сплетутся в сладкой битве два языка - синий и красный, и стонут от наслаждения, как пылкие любовники! То в пустопорожнем зверинце изогнется гроздью леопардов или встанет до потолка светлым слоном, то развлекается в цветнике, выдумывая новые цветы вместо старых! То в страшных подвалах допрашивает до белого каления сталь пыточных агрегатов, выведывая, кого терзали они и зачем.

И все же у этого огня есть цель - как бы он ни танцевал, ни резвился, но все его потоки стекаются к одной комнате - к гигантскому Овальному залу, личному кабинету Властителя, который когда-то исчез здесь бесследно. Огню непросто проникнуть туда: эта зала - самое защищенное от огня место в замке. Зала замкнута герметично, стены ее выложены плотно пригнанными свинцовыми плитами, а поверх плит - слой инкрустаций из слоновой кости и многоцветных камней. Отшлифованные пластины нефрита, агата, яшмы, гранита, хризолита, мрамора, сардоникса, опала складываются в огромные изображения битв: то ли художник был садистом, то ли заказчик, но эти бойни изображены с неимоверной жестокостью, с потрясающими и омерзительными деталями.

В остальном зала пуста. Только три огромных беломраморных камина зияют в одном из углов залы своими обугленными ртами, и вблизи этих каминов высится гигантское черное кожаное кресло - любимое кресло давно исчезнувшего хозяина. Когда-то он любил сидеть здесь, глядя в огонь трех каминов - видно, он так пронзительно мерз, что одного колоссального камина ему показалось мало. Теперь-то он, быть может, и согрелся бы, потому что постепенно раскалялись стены залы, огонь бушевал уже за золотыми дверями, где когда-то толпились шуты и челядь, а в анфиладах любовницы князя играли в охоту на жирафа, перепрыгивая через своих детей, ползающих с золотыми мячами во рту. А хозяин, уединившийся в Овальной зале, сидел в своем любимом кресле, огражденный от голосов и криков звуконепроницаемой золотой дверью, совершенно голый, уронив на черную кожу кресла свою курчавую изможденную голову, подставив тело жару каминов - он почти сливался со своим любимым креслом-троном, потому что князь был чернокожим.

И все же огонь постепенно проникал в залу. Охапки искр стали падать на дно каминов через дымоходы, и хотя им не за что было зацепиться (в каминах даже пепла не осталось), но огонь падал снова и снова, разбрасывая веера искр. Потом одна из искр упала на старинный ковер, где вышитый тигр терзал антилопу, ковер стал тлеть, затем рухнул один из дымоходов - струи огня устремились к креслу, а стены уже светились от жара, и казалось, изображения битв оживают… Светятся глаза свирепых воинов, светятся их зубы, вонзенные в глотки друг друга. Наконец огонь хлынул уже полновластно, безудержно, охватив черное кресло со всех сторон. Кожа сморщилась в огне. И вдруг лицо орущего негра выглянуло из спинки кресла, резко сложившись из его кожаных морщин. Розовый рот разверзся в черной коже, дикий крик пронесся по замку, эхом отозвавшись за его горящими стенами. И от этого крика омертвели деревья в лесу, а животные прижались телами к земле. Но огонь понял, куда исчез князь и где он скрывался в течение мучительных веков.

2010

From Mordor with love

Пещерами, ущельями, золотыми подземными реками, лесами жестоких светозарных эльфов, гнилыми тропами Средиземья пробирались Фродо и Сэм, два мелкотравчатых хоббита, в черную страну ужаса и зла. Страна эта называлась Мордор, и ее непостижимый владыка Саурон уже опутал мир сетью своей власти, приносящей боль, холод потустороннего мира и мучительное самозабвение. Власть эта зиждилась на кольце, которое Саурон когда-то выковал в недрах Огненной Горы, - на вид обычное золотое колечко, почти обручальное. Тот, кто надевал его на палец, становился невидимым и обручался с силами зла. Кольцо обладало свойствами наркотика - надевший его хоть однажды уже не мог без него жить: они влюблялись в кольцо. На внутренней стороне кольца письмена ужаса складывались в заклинание:

Чтобы всех объединить, чтоб лишить
их воли
И навек поработить в их земной юдоли…

Само по себе кольцо обладало капризным и отчасти даже игривым нравом, оно, как Колобок из русской сказки, убегало от всех. Говорят, оно убежало даже от властителя зла, своего создателя, и один нечеловеческий парень по имени Бильбо Беггинс нашел его в глубоких пещерах, где ничего не светилось, кроме отравленных глаз существа по имени Голлум, которому к тому моменту принадлежало кольцо. Бильбо Беггинс украл кольцо у Голлума, одинокого хищного отшельника, питавшегося слепой рыбой и нежно-уродливыми детишками гоблинов. Украл и тем самым сделал это существо неизмеримо несчастным, потому что оно целиком состояло из любви к кольцу. Голлум называл кольцо "моя прелесссть". История обо всем этом написана на английском языке, это звучит как "my precioussss", и те, кто перевел это на русский язык, сделали это удачно (хотя более точный перевод - "мое сокровищщщe") как фонетически, так и с точки зрения второго значения слова "прелесть": этим словом ученые русские монахи называли ложные восторги заблудшей души. Итак, Голлум "впал в прелесссть", а потом потерял ее, и горе его не имело границ и пределов, потому что он был самым одиноким, жалким, отталкивающим и несчастным существом во Вселенной. Так кольцо оказалось у хоббитов, потому что нечеловеческий парень Бильбо Беггинс был хоббитом. Хоббитами назывались небольшие существа (себя они считали народом, хотя правильнее было бы говорить о них как о виде), сверху похожие на людей; они носили одежду мелких буржуа XIX века, что странно, так как все вокруг них дышало глубоким Средневековьем, а отличались от людей кроме роста мохнатыми ногами и огромными ступнями ног. Обуви они не носили, но кожистые подошвы их ступней были твердыми и прочными. Эти ребята не только по одежде, но и по строю мыслей казались мелкими буржуа или кем-то вроде цивилизованных английских фермеров, они жили в благоустроенных норах и поклонялись богу Комфорта. Другие существа, заселявшие окрестные гигантские земли, их почти не замечали и считали просто мелочью, вертящейся под ногами.

Называли их "малоросликами" (что в русском переводе случайно ассоциируется с Малороссией, то есть Украиной, тоже когда-то страной зажиточных хуторян), впрочем, иногда в ком-то из них просыпалась тяга к приключениям, и тогда он уходил странствовать. Таким был Бильбо Беггинс - из своих странствий он принес домой несколько трофеев, среди них и могущественное кольцо, украденное у Голлума. Впрочем, нельзя сказать, что кольцо перешло из лап одного вида в лапы другого: Голлум тоже когда-то был хоббитом по имени Смеагорл, но потом нашел кольцо, уполз в пещеры, там одичал и сроднился со стихией воды, сделался чем-то вроде водяного - голым, мокрым, ловким, бесшумным, самовлюбленным и тоскующим, а пальцы его обросли перепонками. Вскоре выяснилось, что судьба абсолютно всех существ связана с кольцом, и это заставило их всех отнестись к малоросликам с подобием уважения, ведь кольцо почему-то льнуло именно к ним, самым вроде бы незначительным существам Средиземья.

Бильбо Беггинс передал кольцо своему племяннику Фродо, и светлые силы сочли, что именно на этого Фродо, а также на его друга Сэма следует возложить миссию спасения всех существ и их стран - для этого они должны были незаметно пробраться в Мордор и бросить кольцо в жерло Огненной Горы, где оно когда-то было создано. Только там оно могло расплавиться и исчезнуть. В этом деле хоббитам помогали гномы, эльфы и люди, в основном рыцари, жившие в городах, выглядящих как европейские города раннего Средневековья, с замками, башнями и даже готическими соборами, но без какого-либо присутствия Креста и Распятого. Так, наверное, выглядела бы Европа без христианства, то виртуальное языческое Средневековье, о котором мечтали Вагнер и Гитлер. Малоросликам помогал так же Гэндальф, странник, трикстер и маг, возможно, полубог, в образе которого легко узнается лорд Мерлин. Но, несмотря на эту помощь, осуществить план оказалось мучительно трудно: полчища слуг и союзников Саурона стояли на пути Фродо и Сэма, а более всего им мешало само кольцо - Фродо время от времени надевал его и тогда становился невидимым для всех, но видимым для Огненного Ока Саурона, которое постоянно сканировало территории Средиземья с вершины горы.

Назад Дальше