Едва я успеваю завершить перевод его кощунственных высказываний, как колокольчик Филипа призывает нас на второй раунд переговоров.
*
Здесь следует рассказать о происшествии, которое тогда не особенно впечатлило мой воспаленный мозг, однако в свете последующих событий вполне достойно ближайшего рассмотрения. Итак, Филип звонит в свой колокольчик, я снимаю наушники с микрофоном, встаю, Паук мне подмигивает, я ему тоже. Поднимаюсь по подвальной лестнице. Наверху подаю условный сигнал, трижды коротко постучав в железную дверь, Антон тут же приоткрывает ее, чтобы я смог быстро выскользнуть, но захлопывает чересчур сильно, с грохотом. Не обменявшись со мной ни словом, Антон ведет меня за угол дома, к восточному крылу крытой галереи, и оставляет неподалеку от входа в покерную - в общем, все согласно плану. Все, да не совсем: никто не принимал в расчет ослепительное солнце - а оно светит мне прямо в глаза.
Только я делаю шаг вперед, опустив голову, чтобы избежать ярких лучей, как слышу приближающиеся шаги и раскатистый африканский смех - навстречу мне из противоположного конца галереи идут трое делегатов. Столкновение в дверях неминуемо. А значит, мне срочно необходима убедительная причина, по которой я появился не с той стороны, с которой должен был. А вдруг они видели, как Антон сопровождал меня? А вдруг слышали, как лязгнула железная дверь?
По счастью, я приучен соображать на ходу благодаря однодневным семинарам по вопросам личной безопасности, которые обязаны посещать даже внештатные сотрудники Говорильни. Так как же я проводил драгоценные минуты отдыха, пока наши делегаты предавались частным беседам? Ответ: точно так же, как и всякий раз, когда объявляют перерыв в заседании, - наслаждался покоем в укромном уголке. Морально готовый к вопросам, я подхожу к покерной и останавливаюсь у двери. Они тоже подходят и останавливаются. Точнее, останавливается проворный Хадж, обогнавший на несколько шагов Франко и Дьедонне. Пока они подтягиваются, человек, пару минут назад обозвавший меня "зеброй", обращается ко мне с преувеличенной учтивостью:
- Итак, уважаемый переводчик, хорошо ли вы отдохнули? Готовы к новой битве?
Конечно, вполне безобидные вопросы и заданы безобидным тоном. Только вот говорил он на киньяруанда. На этот раз, правда, обошлось без Филипа и его предупредительных сигналов: я лишь смущенно улыбнулся в ответ, выражая легкое сожаление. Когда это не произвело на Хаджа никакого впечатления, пришлось изобразить более внятную реакцию: я пожал плечами и покачал головой в знак того, что ничего не понял. Тут Хадж осознал допущенную оплошность - или сделал вид - и, громко рассмеявшись, хлопнул меня по плечу. Неужели пытался подловить меня? Да нет - во всяком случае, так я убеждал себя тогда. Хадж просто оговорился, как порой случается со всяким, кто в совершенстве знает несколько языков. Весь перерыв протрепался на киньяруанда в апартаментах для гостей, вот и не успел сменить пластинку. С кем не бывает. Наплевать и забыть.
Глава 10
- А теперь, господа, слово полковнику!
Макси смотрится перед доской весьма внушительно: руки в боки, водянистые голубые глаза сверкают воинственным азартом, еще три года - и наступит его Бородино. Пиджак он снял, а галстук оставил. Возможно, он так редко его надевает, что просто-напросто забыл о нем. Наши ряды несколько поредели: Мвангаза, в прошлом ветеран баррикадных боев, а ныне провозвестник мира, удалился в королевские покои, уведя за собой своего лоснящегося приверженца с поросячьим хвостиком. На их стороне стола лишь Табизи - боксерские плечи ссутулены, тяжелые веки полуопущены, крашеные черные волосы тщательно зачесаны назад, чтобы скрыть лысину на макушке. Остался, дабы убедиться, что игра ведется честно.
Но я вижу перед собой не Макси, не Табизи, не делегатов. Прямо на меня смотрит мое детство. На крупномасштабной военной карте изображен Букаву, жемчужина Центральной Африки (иные говорят - и всего континента), город на южном берегу самого высокогорного, а значит, и самого прохладного из Великих озер. Озеро Киву, окутанное туманами в колыбели окрестных гор, - волшебное, спросите моего покойного батюшку. Или рыбаков, с которыми он часами судачил возле доков, пока те выбирали из своих сетей мелкую самбазу и швыряли в желтые пластмассовые ведра, где рыбки часами трепыхались в надежде, что кто-нибудь жалостливый (вроде меня) их выпустит. Расспросите рыбаков про мамба-муту - полукрокодила-полуженщину, про злодеев, что по ночам подползают к берегу озера и с помощью колдовства продают души своих ничего не подозревающих друзей в обмен на всяческие блага в этом мире - пусть и под угрозой страшной кары в мире ином. Вот почему говорят: озеро Киву - заколдованное, проклятое, а рыбаков то и дело утаскивает под воду мамба-муту, пожирающая человеческий мозг. Во всяком случае, так уверяли моего дражайшего отца сами рыбаки, а ему хватало ума не поднимать на смех их верования.
Вдоль главной улицы города выстроились дома в классическом колониальном стиле с закругленными углами и прямоугольными окнами, вокруг буйно цветут тюльпанные деревья, жакаранда, бугенвиллеи. На окрестных холмах раскинулись бесчисленные банановые рощи и чайные плантации. Глядя вниз со склонов, можно насчитать пять полуостровов, на которых расположился город. Самый большой называется Ла-Ботт, то есть "сапог", вон он на карте Макси: он действительно похож на очертания Италии и застроен красивыми домами, чьи ухоженные сады спускаются прямо к воде, - сам маршал Мобуту соблаговолил построить здесь виллу. Полуостров дерзко вклинивается в озеро, но когда вы уже мысленно продлили его на север, на Гому, он вдруг резко переламывается вправо, будто пытаясь пнуть Руанду на восточном берегу.
Бумажные стрелки Макси выполняют стратегическую функцию. Они указывают на дом губернатора провинции, на радио- и телевизионные станции, на штаб войск ООН и на армейские казармы. Но ни одна не направлена на придорожный рынок, куда папа водил меня в день рождения угощать козлятиной на вертеле; не указывает стрелка и на собор с зеленой крышей, который построен как будто из двух перевернутых, перпендикулярно составленных остовов кораблей, выброшенных штормом на берег, - там мы молились за мою бессмертную душу. Нет стрелки и в сторону мрачного каменного здания католического университета, где я, при условии отличной успеваемости в школе, мог бы получить высшее образование. Не обозначена и миссия ордена Белых сестер, где монахини кормили меня, незаконнорожденного, сахарными печеньями, приговаривая: до чего же у тебя добрый и славный дядюшка…
Макси стоит к нам спиной. Филип сидит рядом, выражение его лица меняется так быстро, что ни единой эмоции уловить не успеваешь. Только заметишь, взглянешь еще раз - а ее уже и след простыл. Наши делегаты сидят на прежних местах, Франко посередине. Дьедонне как-то посуровел. У Франко напряжены мощные мышцы шеи. Лишь один Хадж выказывает демонстративное пренебрежение к заседанию. Опершись локтями о стол, он делает вид, будто пейзаж за окном ему куда интереснее, чем родные края на карте. Неужто ему все безразлично? Любит ли он Букаву так же, как люблю этот город я, пусть и только по памяти? Что-то не верится.
Входит Антон с бильярдным кием. Его появление меня удивляет. Отчего он здесь, а не на месте, со своими наблюдателями? Потом до меня доходит, что пока наши делегаты сидят в переговорной, следить ему не за кем. А это лишний раз доказывает, что когда переводчик целиком настроен на максимальную отдачу, здравый смысл у него отключается и котелок варит медленно.
- Ну, старик, сейчас пойдут армейские разговорчики, - еле слышно предупреждает меня Макси. - Справишься?
Что значит "справишься", Шкипер? Ты ведь уже спрашивал меня, осилю ли я военную терминологию, и я ответил - да. Антон передает Макси бильярдный кий - заменитель волшебной трости Мвангазы. Передает отработанным движением, как рядовой офицеру. Макси берет кий точно за центр равновесия. Говорит он ясно, отрывисто. Простым слогом, с удобными паузами. Вот, судите сами. Я слушаю и стараюсь переводить как можно лучше.
- Первым делом, господа, самое важное. Не будет никакой - повторяю: никакой! - вооруженной интервенции со стороны неконголезских формирований в провинции Киву. Чтоб вот это все поняли, громко и разборчиво, ладно?
Скрывая изумление, я выполняю его просьбу. Хадж бросает издевательски-восторженное "ах!", хихикает, недоверчиво качает головой. Корявая физиономия Франко выражает недоумение. Дьедонне задумчиво опускает глаза.
- Восстание должно выглядеть спонтанной локальной вспышкой в рамках традиционных междоусобиц племенных групп, - невозмутимо продолжает Макси. - Это произойдет без - повторяю: без! - какого бы то ни было видимого участия неконголезских сил будь то в Гоме, Букаву или где-либо еще. Хаджу потрудись внушить особо. Его отец под этим подписался. Так ему и скажи.
Я говорю. Хадж отворачивается к окну, за которым кипит воздушный бой между эскадрильями ворон и чаек.
- Хрупкое равновесие сил на внутренней политической арене временно нарушится, - возвращается к теме Макси. - Никакая внешняя организация, ни правительственная, ни наемная, не станет раздувать конфликт. Для международного сообщества все должно выглядеть как обычные передряги внутри Конго. Вдолби им это как следует за меня, старик.
И я вдалбливаю за Шкипера. Вороны Хаджа отступают - чайки задавили их числом.
- В штабе ООН в Букаву полнейший срач, - горячится Макси. Я, впрочем, благоразумно употребляю выражение помягче. - Одна мотострелковая рота на бронетранспортерах с противоминной защитой, одна караульная рота из Уругвая, китайское инженерно-техническое подразделение. Представители руандийских отрядов и формирований маи-маи трутся плечами в коридорах, а заправляет всем этот подполковник из Непала, которому до отставки рукой подать. Какая ерунда ни стрясется, они кидаются к трубке спутниковой связи и вопят благим матом, требуя инструкций сверху. Нам ли не знать, Филип вон прослушивал их разговорчики, верно?
Филип раскланивается под веселый смех, как только я заканчиваю перевод. Вольнонаемный консультант, прослушивающий штаб ООН? В глубине души я потрясен, однако виду не подаю.
- Полагая, что это опять конголезцы грызутся между собой, силы ООН - в Букаву, Гоме или где бы то ни было - ограничатся нытьем-жалобами и, эвакуировав гражданских лиц, отступят под защиту собственных укреплений, чтобы переждать, пока баламуты угомонятся. Но - будь так добр, старик, изобрази им это охеренное НО - если только ООН или еще кто-нибудь заподозрит, что ручки тянутся из-за границы, мы окажемся в глубокой жопе.
Поскольку суахили располагает богатым запасом бранной лексики, я не считаю себя вправе корректировать вольности Шкипера. Но если у Франко мой перевод вызывает очередной взрыв одобрительного гогота, а у Дьедонне - вымученную улыбку, то Хадж удостаивает нас лишь шутовским боевым кличем.
- Это еще что за хрень? - зло цедит Макси, почти не разжимая губ, как будто это лично я, а не Хадж, оскорбил его.
- Просто он в хорошем настроении, Шкипер.
- Я не тебя спрашиваю, а его.
Я перевожу вопрос Хаджу, точнее, его спине, обтянутой шикарным пиджаком.
- А может, в тот день никому не захочется бузить, - лениво пожимает он плечами. - Может, дождик будет.
Филип, неизменно бдительный, деликатно вмешивается:
- Полковник имеет в виду всего лишь несколько разбитых витрин, Хадж. Ладно, еще немного пограбят, постреляют. Спалят пару машин, но никто вас не просит поджигать весь город. Ваш отец решительно настроен свести ущерб в Гоме к абсолютному минимуму, и вы, не сомневаюсь, желаете того же для Букаву. Все, что нам нужно, - это хороший фейерверк, общее ощущение беспорядка, чтобы создать ситуацию, когда харизматичный и популярный лидер под правильным лозунгом сможет торжественно водворить мир - в данном случае это будет Мвангаза, старый друг вашего отца. Люк, кстати, подал недурную идею, как можно все устроить в Гоме: митинг протеста как бы случайно выходит из берегов, а дальше пиво делает свое дело. Рекомендую взять его план на вооружение и в Букаву.
Однако даже дипломатическое искусство Филипа не способно положить конец выходкам Хаджа. Более того, оно производит обратный эффект. Хадж уморительно трясет руками над головой, словно отмахиваясь от всего сказанного, чем провоцирует Феликса Табизи. Его по-арабски гортанная французская речь гремит на всю комнату:
- Порядок действий следующий, - монотонно рокочет он, словно отчитывая оплошавшего слугу. - В благоприятный момент Мвангаза с советниками покидает свое тайное убежище за пределами страны и прибывает в аэропорт Букаву. Мятежная толпа, организованная твоим отцом и тобой лично, встречает его на ура и с почестями провожает в город. Ясно? Как только Мвангаза ступит в Букаву, все боевые действия должны немедленно прекратиться. Ваши люди складывают оружие, перестают грабить, стрелять и присоединяются к празднику. Все, кто помогал Мвангазе в его великом начинании, будут вознаграждены, начиная с твоего отца. Остальным повезет меньше. Жаль, Люка здесь нет. Надеюсь, он скоро поправится. Он любит Мвангазу. Двадцать лет они оказывали друг другу услуги, теперь рассчитаются сполна. Тебе тоже достанется.
Хадж больше не смотрит в окно; опершись локтями о стол, он задумчиво теребит крупную золотую запонку.
- Значит, маленькая война, - наконец заключает он.
- Да полно вам, Хадж, и не война вовсе, - принимается увещевать его Филип. - Одно название. А мир совсем рядом, буквально за углом.
- Ну да, он по жизни там прячется, - кивает Хадж, вроде бы соглашаясь с этой логикой. - Да и наплевать: подумаешь, маленькая война, - развивает он свою мысль по-французски. - В самом деле, что такое немножко смертей? Тьфу, даже не заметишь. Все равно что быть немножко беременной.
Для пущей наглядности он изображает звуки пальбы, каких я уже наслушался под ватерлинией: "Бах! Та-ра-рах! Тра-та-та-та!" А потом падает на стол, лицом вниз, будто мертвый, раскинув руки, и тут же вскакивает как ни в чем не бывало.
*
Макси намерен захватить аэропорт Букаву, а кто вздумает встать на его пути, может катиться ко всем чертям. Аэропорт называется Кавуму, находится в тридцати пяти километрах к северу от города и представляет собой ключ к успеху нашего предприятия. Вот его аэрофотоснимок на доске. Был ли в Букаву аэропорт двадцать лет назад? У меня в памяти лишь неровное, заросшее травой поле, где пасутся козы, да серебристый биплан, которым управлял бородатый польский священник отец Ян.
- После захвата аэропорта все Южное Киву - как на блюдечке. Взлетно-посадочная полоса два километра. Можно забрасывать что хочешь, кого хочешь, когда хочешь. Плюс таким образом у вас блокирован единственный аэродром, куда Киншаса могла бы прислать серьезное подкрепление. - Бильярдный кий Макси отщелкивает нужную информацию. - Из Кавуму можно экспортировать товары на восток в Найроби, - щелк! - на юг в Йоханнесбург, - щелк! - на север в Каир и дальше. Или можно вообще забыть про Африку южнее Сахары и рвануть напрямую на европейские рынки. "Боинг-767" долетает без посадок с сорока тоннами груза на борту. Элементарно утрете нос руандийцам, танзанийцам и угандийцам. Примите к сведению.
Я перевожу, все принимают к сведению, особенно старательно - Хадж. Обхватив голову руками, устремив беспокойный взгляд на Макси, он невольно принял точно такую же позу, как погруженный в размышления Дьедонне.
- Никаких вам посредников, бандитов, рэкета, ни таможни, ни военных, которым тоже надо отстегивать, - заверяет Макси, а вслед за ним и я. - Обслуживать свои рудники можете на месте, а руду направлять прямиком покупателям, так что даже Киншасе кусок пирога не достанется. Громко и четко, по слогам, старик, - давай!
Что ж, по слогам так по слогам. Слушатели под впечатлением - все, кроме Хаджа, который встревает с очередным дурацким возражением:
- Но в Гоме полоса длиннее, - перечит он, выбрасывая руку вперед.
- Там один конец покрыт лавой. - Макси пощелкивает кием по целой группе вулканов.
- Но у нее же два конца, так? - не унимается Хадж. - Как у любой взлетно-посадочной полосы.
Хохот Франко напоминает собачий лай. Дьедонне в кои-то веки позволяет себе нормально улыбнуться. Макси переводит дух, я тоже. Как бы мне хотелось пять минут поговорить с Хаджем на его родном ши, как мужчина с мужчиной! Чтобы популярно объяснить ему, какой опасности подвергают всю операцию его мелочные придирки.
Макси решительно произносит:
- Нам нужен Кавуму, и точка. - И резко вытирает губы сжатым кулаком, прежде чем продолжить. Боюсь, Хадж не на шутку его достал. - Теперь я хочу услышать их мнение, пусть говорят по очереди. Они с нами или нет? Как поступаем - с налету захватываем Кавуму или тратим время на полумеры, позволяя конкурентам перехватить инициативу, и теряем реальный шанс на прогресс для Восточного Конго, первый за хрен знает сколько лет? Начнем с Франко.
И я начинаю с Франко. Как обычно, он отзывается не сразу. Буравит хмурым взглядом меня, потом карту, потом Макси. Но больше всех достается его несчастному соседу Дьедонне.
- Мнение моего генерала таково: господин полковник высказался разумно, - сквозь зубы цедит он.
- Нет, так не пойдет, мне нужен прямой ответ. И я обращаюсь ко всем присутствующим. Будем захватывать аэропорт Кавуму до того, как двинемся на города и рудники? Прошу дать конкретный ответ на конкретный вопрос. Спроси его еще раз.
Спрашиваю еще раз. Франко разжимает кулак, долго разглядывает свою ладонь, потом снова сжимает.
- Мой генерал исполнен решимости. Сначала надо взять аэропорт, затем рудники и города.
- Как коалиция? - не унимается Макси. - Плечом к плечу с баньямуленге? Как братья по оружию, забыв многолетние распри?
Я гипнотизирую бутылку "Перье", чувствуя, как обжигающий взгляд Хаджа мечется туда-сюда и в итоге останавливается на мне.
- Договорились.
Дьедонне, по-видимому, не верит своим ушам.
- Даже с нами? - тихо уточняет он. - Вы примете баньямуленге как равноправных партнеров?
- Надо - значит, примем.
- А после, когда мы победим? Будем совместно поддерживать мир? Мы действительно об этом сейчас договариваемся?
- Мой генерал сказал - с вами, значит, с вами, - рычит Франко. И, чтобы отрезать все пути назад, извлекает из своего неистощимого запаса очередную пословицу: - Друзья моих друзей - мои друзья.
Теперь черед Дьедонне. Он дышит с трудом, судорожно ловя воздух ртом, и смотрит только на Франко.
- Если твой генерал сдержит слово… И ты сдержишь свое… И Мвангаза - тоже… Тогда баньямуленге будут участвовать в этом начинании, - еле выговаривает он.
Все взоры - в том числе и мой - обращаются к Хаджу. Понимая, что очутился в центре внимания, он сует руку во внутренний карман пиджака, наполовину вытаскивает золотой портсигар. Заметив предупредительную надпись "Не курить!", досадливо кривится, бросает портсигар назад, пожимает плечами. Тут Макси не выдерживает.
- Передай-ка кое-что от меня Хаджу, старик.