* * *
Я присмотрю за детьми, миссис, а вы уж идите.
Элис Джексон все подталкивает маму к карете "Скорой помощи", но та упирается, боится того, что может там увидеть. Селеста перехватывает поудобнее Люку, сидящую у нее на бедре, ловит многозначительный взгляд Элис Джексон. Она смахивает капли дождя с головы Люки и вступает на пятачок, который толпа оставила вокруг мамы.
Мама, мы можем пойти ненадолго к Джексонам, говорит она, надеясь, что та ответит: нет, вы все пойдете со мной. Но мама ее не слышит. Она проходит мимо женщин, стоящих на углу улицы, и, увидев распахнутую дверцу "скорой помощи" и мужчину, склонившегося надо мной, останавливается. Пожарный тащит по мостовой шланг. Мама следит, как он размахивает перед собой свободной рукой, словно пловец, и кричит детям, чтобы расступились. Они возбужденно подпрыгивают на месте, подхватывают тяжелый шланг, переступают туда-сюда. Другой пожарный поворачивает рукоятку, и шланг оживает. Дети с визгом бросаются врассыпную.
Наш дом представляет собой жалкое зрелище. Внутри все залито водой, воняет горелой пластмассой. От кухни остался лишь тлеющий остов. Мальчики Джексоны взялись за работу: наплевав на сердитые окрики пожарных, они обматывают влажными полотенцами лица и спасают все, что могут. Вытаскивают во двор обгоревшие скелеты стульев-их черные ножки ломаются, как спички, и стулья с сухим треском падают на бетонную дорожку. Потом мальчики ныряют в кухню за столом, потом за дымящимся рулоном ковра, который рассыпается прямо в руках. Наконец выволакивают во двор обожженный сундук.
Мартино залезает в него, приподнимает краешек одеяла, все еще розового и мяконького, но одеяло буквально на глазах превращается в прах. Подбородок у него черный от сажи, в горле першит. Он стискивает обрывок одеяла в кулаке, идет мимо женщин - к маме. Женщины, похлопав маму по плечу - будто, дотронувшись до нее, они отгоняют от себя несчастье, - расходятся по домам. Мартино провожает их взглядом, но тут кто-то тянет его за рукав, и он оборачивается. Рядом стоит высокая блондинка и, не обращая внимания на шум от детей, женщин, пожарных, полиции, о чем-то тихо его спрашивает. Мартино замечает, что у нее зеленые глаза и необычная шуба из белого с темными пятнами меха. Ему поначалу даже кажется, что это пепел.
Что? - Он смотрит на нее пристально.
Я сказала, как ее зовут? - Она показывает на маму.
Мэри, отвечает Мартино.
Понятно. Так вот, Мэри, наверное, понадобятся какие-то вещи в больницу… Когда вы сможете туда пробраться…
Она оценивающе смотрит на дом.
А где ее муж? Надо ему сообщить.
Мартино опускает голову, ему стыдно за Фрэнки. Он видит золоченый ремень босоножки, обвивающий лодыжку, ногти на ногах - блестящие коралловые ракушки под тонким нейлоном, следит, как ступня женщины во время разговора чертит по земле узоры. Она стоит так близко, что он чувствует запах ее губной помады.
Вы - соседка? - спрашивает Мартино.
Ева Амиль, представляется она и добавляет, мотнув головой в сторону: Мы живем в четырнадцатом доме.
Она улыбается ему и ждет. Мартино тоже ждет, пытаясь вспомнить, о чем еще она его спрашивала.
Так вы сообщите мужу? - говорит Ева медленно, продолжая улыбаться. Вы знаете, где он может быть?
Я его найду, отвечает Мартино.
Ева забирает у Селесты Люку, пристраивает у себя на плече, отнимает у мамы Жестянку и передает ее Мартино. Свободной рукой она приобнимает маму за талию.
Ты Мэри, да? Пойдем, моя хорошая. И женщины лезут в "скорую помощь".
* * *
Сигара Джо тлеет в пепельнице. На конторской книге стоит нетронутый стакан с виски. Какое богатство, думает Фрэнки и, взглянув на выпивку, сглатывает слюну. Джо сосредоточенно пишет. Какую-то долю секунды Фрэнки, сам не понимая почему, злится. И вдруг он видит его-кольцо с рубином на мизинце Джо! Камень поблескивает в оправе. У Фрэнки начинает покалывать в подмышках. Он сжимает-разжимает кулаки. Кольцо отца на руке Джо! Смотреть на это нет сил, закрыть бы глаза!
Но фильм, прокручивающийся у него в голове, Фрэнки не смотреть не может. Он вспоминает, как они встретились. Была пятница, февраль 1947-го нет, 1948 года. Ему тогда едва исполнилось двадцать.
Так холодно Фрэнки не было никогда в жизни. Это не то что на корабле, когда шквальный ветер обжигает лицо, бьет по зубам и голову пронзает резкая боль. Тот холод правильный, жар работы и наступающий рассвет его растапливают. И дома все по-другому: зимы короткие и февраль не такой суровый. Фрэнки думает о Слиеме, об извилистой песчаной дороге к родной деревне, о грязновато-сером небе и мелком дождике, которого почти не замечаешь.
А этот холод - тягучая боль, обжигающая кожу, так и хочется согнуться в три погибели. Он преследовал его с самого начала, подкрался, как только "Каллисто" зашел в Тигровую бухту, вором-домушником проник в кости. И теперь он с ним, в полуподвале, в комнате, которую снял Фрэнки: покрыл стены заиндевевшей коростой, россыпью блестящих капель прилип к одежде. Первые два дня в Кардиффе Фрэнки провел буквально под землей. Снег на улицах приводит в ужас. Он в жизни ничего подобного не видал: ему кажется, что небо рухнуло. Фрэнки так и не смог набраться храбрости пройтись по городу. Ноет грудь. Он сидит за столом у разрисованного морозом окна, курит, наливает кофе из кастрюльки, которую стащил с бабушкиной кухни, глядит на ноги прохожих, идущих по улице. Мужчины движутся целенаправленно, ветер приплющивает широкие штанины брюк к ногам. Куда больше Фрэнки интересуют женщины: каблучки скользят и подкашиваются, затем следует пронзительный визг. Фрэнки вытягивает шею, пытаясь разглядеть, что там такое случилось. Сквозь скелеты сорняков, торчащие там, где прежде была изгородь, он успевает увидеть только мелькающие щиколотки поспешно удаляющейся дамы.
Весь город кажется ему слишком быстрым. Во вторник он сошел с корабля, а сегодня, в пятницу, у него уже есть и дом, и новая жизнь. Никому нет никакого дела до того, кто он и откуда, чем занимается. Это должно бы радовать Фрэнки, который сменил неспешную сельскую жизнь на суровую романтику моря, потому что ненавидел вечные причитания бабушки, перезвон медяков у нее в кармане, трижды, а то и четырежды в день отмечавший ее уход в церковь (то ли боялась, что пропустит чудо, то ли - что в ее отсутствие Истинная Вера покинет страну). В конце концов страну покинул Фрэнки. Последнее, что он видел, - младшую сестренку Кармель, истово махавшую ему с пристани рукой, а за ней - тающую в душном мареве Слиему.
Оказавшись в порту, Фрэнки знал, что делать: зарегистрироваться, найти жилье, а в плавание пока что не ходить. И несмотря на то что от ледяного воздуха пощипывало в носу, а ветер бил шрапнелью, он пребывал в состоянии радостного возбуждения. Он глазел на высоченные дома, на широченные улицы и разбегавшиеся в стороны переулки, запруженные народом, видел, как из распахнутой двери пекарни вырываются гигантские клубы пара, стоял, завороженно смотря на бесшумно скользящие сквозь снегопад машины. У дверей Дома Моряка он встал в очередь с другими матросами и тут же заметил знакомое лицо - грека-кочегара с его же корабля. Фрэнки вскинул в приветствии брови, но тот был занят беседой и смотрел поверх него. Он огляделся в поисках кого-нибудь еще из знакомых, прислушиваясь, не звучит ли где родная речь, но очередь по большей части молчала. Некоторые стояли, вцепившись в вещмешки и чемоданы, те, кто только вошел, дули на озябшие руки.
Подошла наконец его очередь. Фрэнки подробно расспросили, внимательно изучили его документы и велели подписать какую-то бумагу. Мужчина за столом ткнул, не поднимая головы, в одну из строчек.
Франческо Гаучи? Здесь распишитесь.
Фрэнки взял ручку и нацарапал крестик. Мужчина в первый раз за все время на него взглянул.
Посмотрим, совпадет ли, сказал он, снова развернув бумаги Фрэнка. Второй, помоложе, фыркнул из-за соседнего стола.
Все нормально, подпись подлинная. Вы мальтиец? Обрадовавшись, Фрэнки кивнул, так как разобрал последнюю фразу.
Значит, вам надо к Карло Кроссу. Он вас пристроит. Вы, часом, не родственники?
Еще один смешок из-за соседнего стола. Фрэнки шутки не понял, но догадался, что смеются над ним.
В полиции отметиться не забудьте, сказал мужчина. И, обнаружив, что Фрэнки забеспокоился, добавил, уже мягче:
Это для проформы, сынок. Ты ведь в Уэльсе впервые?
И Фрэнки снова кивнул, с грехом пополам сообразив, о чем его спрашивают.
Да, в Англии впервые.
Мужчина наконец ему улыбнулся.
Когда он направился к двери, ему преградил дорогу низенький толстячок, который быстро что-то залопотал. Фрэнки узнал сицилианско-мальтийский напевный говор и жесты - усиленное кивание головой, чмоканье кончиков двух сложенных пальцев. У толстяка Карло Кросса нашлась для него комната. Если надо. Фрэнки было надо.
И Карло Кросс привел его сюда, дал подписать бумаги - еще один размашистый крест - на покупку мебели и съем комнаты. Он сунул Фрэнки здоровенный железный ключ от задней двери и на смеси английского с мальтийским рассказал о правилах.
Женщин не водить, каписче, приятель? Лех тифла! Исамма - слушай! По-английски понимаешь? Никаких женщин. Деньги только мне. Каписче?
Руки его взлетали в такт словам, а когда Фрэнки протянул ему пачку незнакомых банкнот, запорхали еще быстрее. Карло отсчитал несколько штук, вернул остальные и оставил Фрэнки наедине с самим собой.
Он ожидал совсем другого. Думал, это пансион, где живет полно других моряков, представлял, как будет ночи напролет пить, курить и играть в карты. А утром, непременно солнечным, он отправлялся бы со своими новыми друзьями - хабиб - искать бары, о которых столько слыхал, выпивал бы кофе с булочкой. Кардифф он выбрал не случайно: говорили, что здесь большая мальтийская колония и каждый день прибывают все новые и новые люди. Ему объясняли, что деньги надо зарабатывать на море, а тратить их здесь.
Тигровая бухта - Валетта Британии! сказал ему, смеясь, приятель с корабля, когда бросили якорь. И порт этот считался теплым.
От этих воспоминаний Фрэнки передергивает. Самая холодная за всю его жизнь зима. Он переминается с ноги на ногу. Илья вдруг ухмыляется: ему забавно смотреть на мающегося отца. Они оба знают: Джо Медора, если захочет, может заставить его простоять так весь день. Это битва, в которой Фрэнки победить не может; он должен сохранять спокойствие. И взгляд его снова устремляется в прошлое.
Фрэнки сидел под окном, утирал платком нос и разглядывал свой новый дом. В углу потолок резко шел вниз, и под этим скатом стояла кровать. В первую ночь он не мог спать из-за шагов на лестнице, которая находилась как раз у него над головой, и их грохот отдавал прямо в ухо.
Есть еще одна койка - засунутая в узкое пространство между входной дверью и задней. Но во входной двери широкая щель почтового ящика, и Фрэнки содрогается, глядя, как сквозняк гуляет по краям подушки: уж лучше он поживет в шумном углу. Со временем Фрэнки научится не обращать внимания на грохочущую поступь мужчин, ночь-заполночь навещающих женщину, живущую над ним. Научится по утрам скатываться с кровати - потому что, если с нее просто встать, бьешься головой о потолок.
Фрэнки не удивляется второй кровати, считает, что одной из них отведена роль дивана. Он положил на нее свой фанерный чемодан, одежду повесил в колченогий шкаф, а начищенные до блеска ботинки поставил под кровать. Он считает, что является здесь единственным жильцом.
Вчера он вышел, дрожа от холода, на улицу, нашел на углу магазинчик, ткнул пальцем в мешок с углем и доволок его, шатаясь и поскальзываясь, до двери. А потом носил уголь пригоршнями через кухню и ссыпал в очаг. Затем положил сверху газету и обломки оконной рамы, которые отыскал во дворе, зажег огонь и долго смотрел, как тот гаснет. Он начал все заново, на сей раз правильно, и через час уже сидел в тепле и наслаждался: Фрэнки держал руки над очагом, и сквозь них просвечивалось пламя, а он поджаривал то один бок, то другой. Комнату заволок туман. На стенах выступили мелкие капельки; лед на внутренней стороне окна растаял и растекался лужицей по подоконнику, а потом хлынул на пол. Фрэнки сдался и приоткрыл окно, чтобы впустить немного воздуха. Теперь оно не закрывается.
Сегодня утром кто-то забарабанил во входную дверь. У Фрэнки здесь нет друзей, гостей он не ждал, а ключ ему дали только от черного хода. Пока он обходил переулком дом и добирался до входной двери, неизвестный ушел, оставив после себя лишь ровные цепочки следов - на крыльцо и обратно вниз. Фрэнки сравнил их со своими и понял, что тот, кто приходил, был невысок ростом.
Теперь он роется в чемодане, ищет, чем заткнуть щель почтового ящика, потому что через нее в комнату летит снег. Фрэнки находит кожаный мешок, где он хранит дорогие сердцу мелочи: розовый бессмертник, что вложила ему в руку Кармель, когда он сказал ей о своем отъезде; пару деревянных игральных костей и фотографию матери. Ее Фрэнки украл в ночь перед отъездом из бабушкиного алтарика в память о дочери - пришлось не дыша пробираться мимо бабушкиной постели. Он едва удержался, чтобы не взять и остальное: скромную черную мантилью, которую мать надевала в церковь, молитвенник в кожаном переплете, четки. И тогда же, в темном алькове, рядом с храпящей во сне бабушкой, решил, что с этой ерундой покончено раз и навсегда.
Он уже не в первый раз думает о своей Наш, о том, как она убивалась, когда узнала, что Фрэнки уехал. На корабле он не осмеливался даже взглянуть на эти вещи, боялся, как бы их не украли, поэтому сейчас Фрэнки поражен до глубины души: на дне мешка он видит аккуратно сложенное кружево. Прежде ничего такого не было - это носовой платок Наны. Фрэнки вытягивает его, и сквозь кружево пробивается сияние. Что-то со звоном падает на бетонный пол, катится к входной двери и мерцает на свету то золотом, то алым пламенем. Дверь распахивается. Невысокий мужчина приятной наружности наклоняется и поднимает кольцо, которое Фрэнки только что нашел, и чуть было не потерял. Он надевает его на вторую фалангу указательного пальца и протягивает руку к Фрэнки. Тот глядит в глаза незнакомцу, тоже протягивает руку и тянет его за палец. Они так и стоят некоторое время.
Красивое кольцо, говорит наконец Джо Медора.
Моего папы, отвечает Фрэнки и вдруг чувствует себя как дома. Он осторожно снимает кольцо и надевает себе на левую руку. И улыбается новому другу.
Хабиб, думает Фрэнки, мой самый лучший друг. Что показательно: у Джо был ключ именно от парадной двери. Карло Кросс! Когда Фрэнки понял, что комната предназначалась не ему одному, он про себя прозвал его Карло Кровосос. Но в глубине души обрадовался. Джо станет ему приятелем, они отлично уживутся вместе.
Он что, заговорил вслух? Он открывает глаза, смотрит, моргая, на портрет Персиммона. Тот похож на любую другую лошадь - к примеру, на Придворного Шута. Он вспоминает, почему оказался здесь: почему его комната больше не его, почему кафе внизу не его, почему кольцо… и от всего этого Фрэнки передергивает. Да, присесть бы не помешало. Он может смотреть на Медору, но только не на кольцо у него на руке. Фрэнки глядит на лицо Медоры, разделенное светом лампы на две части - светлую и темную - так четко, что Фрэнки едва видна черная дырка от серьги в левом ухе Джо. Он подносит руку к собственному уху, щупает мочку и продолжает вспоминать непростые двенадцать лет их знакомства.
Смотри, какая милашка, а, Фрэнки?
Девушка делает вид, что не слышит Джо. Отойдя подальше, она оборачивается, смотрит на них и скрывается в одном из высоких домов, стоящих в ряд. Джо забирает у Фрэнки сигарету, делает затяжку, прищурившись одним глазом. Они сидят на ступенях и жмурятся на весеннем солнышке. Целый час они наблюдали, как двое мужчин играли у стены в кости. Теперь те ссорятся. Фрэнки достает из кармана деревянные кости и вопросительно смотрит на друга. Джо накрывает рукой руку Фрэнки и качает головой.
Нет-нет, приятель. Ты посмотри на этих-никчемные людишки!
Только он это произносит, как глухой звук заставляет их повернуть головы. Один из мужчин лежит на земле, потом приподнимается на локте, орет на второго и молотит в воздухе ногами. Его вопящий рот слишком уж красный: Фрэнки не понимает, слюна это или кровь. Джо закуривает новую сигарету, и они оба, пока не кончается драка, смотрят на противоположный конец улицы, где четверо мальчишек склонились над мертвой чайкой. Они тыкают ее палкой, пинают башмаками. Затем разбегаются и тут же снова с визгом и хохотом сбиваются в стайку, пока из окна верхнего этажа не высовывается женщина и не кричит им что-то на незнакомом языке. Джо встает и аккуратно отряхивает брюки.
Эта парочка отлично смотрится. Оба подтянутые, стройные. Белоснежные рубашки, черные брюки с отутюженными манжетами, черные же пиджаки, идеально завязанные галстуки, надраенные до блеска ботинки. Они смуглы, молоды и светятся удачей. На одной руке у Фрэнка кольцо с рубином, а на другой - бледно-желтый перстень с печаткой. Джо - воображала и пижон. У него серьга с бриллиантом, такая же булавка для галстука, а улыбка мерцает золотом.
Фрэнки чуть ли не на голову выше Джо: поэтому на том новая шляпа с широкой лентой.
Настоящая федора, Фрэнки! говорит Джо, аккуратно снимая с нее невидимую ниточку.
Ты только вслушайся - какая музыка. Федора, Федора… Они назвали ее в мою честь!
Оба смеются, и Фрэнки вдруг чувствует, что ему ужасно хочется новую шляпу.
Они тихо-мирно уживаются вместе. Даже выработался распорядок дня: поздний завтрак в "Хейсе", затем прогулка на рынок, где Фрэнки закупает продукты. Он крутит в руках товар, принюхивается, морщится, пока наконец не теряет терпение продавец или не сдается Фрэнки. А в это время Джо идет в паб напротив побеседовать с боссом. Чаще всего после этого они отправляются по какому-нибудь поручению: забрать долг, отвезти девушку в отель, доставить посылку. Иногда нужно просто сидеть на улице и наблюдать. За эту вроде бы плевую работу им очень прилично платят. Джо обещает, что, когда Фрэнки получше освоит английский, он замолвит за него словечко. Может, Фрэнки даже получит постоянную работу. Легкие деньги, говорит Джо, потирая большой палец об указательный. Легкие деньги, попугайничает Фрэнки, повторяя и жест.
Вечерами Джо учит его всему, что знает сам, и его голос плывет, словно мечты, по их подвальчику.
Идем вразвалочку с приятелем вдвоем,
Идем вразвалочку и песенку поем,
и вскоре Фрэнки сам уже подхватывает:
Нас не берите, очень просим, на прицел.
Хромай отсюда, дорогуша, пока цел.
Фрэнки узнает много такого. Он глядит на огонек сигареты Джо, летающий в темноте вверх-вниз, и вспоминает свой последний урок - "Ты со мною, детка, или нет?".
Так ты со мною, детка, или нет? Давай, Фрэнки! - вопит Джо, и на лбу у него выступают капельки пота.
Пой, хабиб!