- Ты будешь сука прощения просить, или нет… будешь… будешь!! Наконец он попал твердым концом ботинка в подбородок. Василий сразу вскинулся, перевернулся и с хрустящим звуком ударился затылком о штакетник забора, после чего вой стал еще громче.
- Закрой свой поганый рот шакалье отродье,- уже не владея собой, Мовсар подскочил и опять со всей силы ударил его кулаком в лицо. Василий вновь крепко приложился затылком о забор и на его шее сзади обозначились струйки крови.
- Ладно, хватит с него на сегодня, поедем,- Мовсар все же взял себя в руки и тут же все приехавшие с ним расселись по машинам и несколько раз громко перегазовав, уехали.
5
Почему никто из соседей не вызвал милицию? Трудно сказать. Кто-то видимо думал, что это должна делать сестра избиваемого, которая также все это видела из окна своего временного жилища, кто-то посчитал, что это не их дело… Наверняка были и те, кто с удовлетворением наблюдал как чеченцы бьют молдаванина – да и черт с ними со всеми, одни нерусские бьют других нерусских, пусть хоть поубивают друг дружку. Жестоко, бесчеловечно…!? Но ведь это правда. Как приезжавшие в Россию на заработки гастарбайтеры, не любили русских, тем более не могло быть той любви и у приехавших кавказцев… Так отчего же она должна появится у русских в их отношении?
Василий поднялся, держась за затылок и нетвердой походкой пошел в дом. Со стороны казалось, что он не так уж сильно пострадал.
- Васил, что с тобой… они тебя сильно?…- тревожно спросила Мария, едва брат переступил порог,- может врача… я к соседям сбегаю, у ним сотовый есть,- предложила, но как-то неуверенно сестра, явно давая понять, что с медпомощью могут возникнуть затруднения. У них как у неграждан России не имелось полиса медицинского страхования, а значит врачам придется заплатить, как это не раз случалось, когда вот так же приходилось вызывать "скорую" при возникновении очередного приступа почечной колики у Армена, или при заболевании кого-то из детей.
Василий слабо отмахнулся и слабым голосом ответил:
- Ничего не надо, так отлежусь…
Мария с явным облегчением восприняла слова брата и, осторожно взяв его за локоть, проводила в его комнату, на топчан где он обычно спал. Дети не играли и не шумели как обычно, а сидели по углам присмирев – в доме царила необычная тишина. Василий все время держался за затылок, а когда ложась он отнял руку, та оказалась в крови, а на затылке зияла рана.
- Васил, у тебя что, голова пробита?... Там кровь… может все-таки вызвать "скорую"?- на этот раз всерьез встревожилась сестра.
- Не… ничего… мне только полежать надо… ничего…
Где-то через час Василий застонал и попросил, тут же прибежавшую сестру принести мокрую тряпку. Кровь из затылку уже не шла, но Василий весь "горел"… Всю ночь Мария просидела возле брата, меняя компрессы на его лбу. Под утро он начал бредить… около шести часов затих окончательно.
В смерть Василия, явившуюся следствием избиения, Мовсар не сразу поверил. Сначала подумал, что пришедший к нему с этой вестью участковый шутит. Когда же осознал случившееся. Нет, он ни о чем не пожалел, что случилось, то случилось. Тем более, что в куда в большей степени в смерти этого молдованина виновата дура сестра, не удосужившаяся даже вызвать "скорую". Он даже не сразу осознал, что отвечать придется не сестре, а кому-то из них. Но это Мовсару популярно объяснили в райотделе милиции, куда ему посоветовал незамедлительно обратиться давно "прикормленный" участковый:
- Дуй прямо к начальнику, но сам понимаешь, в райотделе пятью тысячами не обойдешься, за такое надо хорошо дать.
Мовсар повез с собой сто тысяч, надеясь, впрочем, что в райоотделе удовлетворятся и меньшей суммой. Сто тысяч за какого-то молдаванина, к тому же фактически бомжа. Но отдать пришлось все. Более того, взяв деньги дело не закрыли, а объяснили, что если есть труп и имеется масса свидетелей избиения, то дело закрыть никак нельзя и придется кому-то отвечать. Видя недоумение Мовсара, ему вежливо объяснили, за что все-таки взяли деньги:
- Мы вам предлагаем найти изо всех ваших родственников, что били этого бедолагу одного, который взял бы всю вину на себя. Мы ему оформим явку с повинной и отпустим до суда под подписку о невыезде…
Мовсар намек понял и поблагодарил за совет, хоть и остался при своем мнении, что жизнь молдаванина сто тысяч никак не стоит. То, что удары, в результате которых Василий разбил себе голову о штакетник нанес именно он… на этом Мовсар не заморачивался. Он самый ценный изо всей родни, что здесь обосновалась и потому признаваться не ему – таков закон чеченского домостроя. Так же он не сомневался, что и тот кому выпадет признаваться, не сядет. Еще чего, чеченец и сядет за какого-то… Сколько убийств совершают чеченцы в России, ни одна другая нация не совершает столько, если считать на душу населения, а сидят единицы. Случаются, конечно, изредка придурки типа Радуева. Любитель дешевых понтов. Сам лично даже никого не убил, а сел пожизненно и сдох в тюрьме. Нет, настоящие чеченцы все делают иначе, дают взятки, запугивают свидетелей, присяжных, судей, но не садятся. А уж если садятся, то отбывают срок в колониях на Севрном Кавказе, где их попросту отпускают, или поступают, как предложили за сто тысяч милиционеры в райотделе, видимо отлично осведомленные об этом давно опробированном кавказском методе.
Метод заключался в том, что один изо всей привлекаемой к ответственности компании берет всю вину на себя, оформляет явку с повинной… и исчезает. Нет, исчезает не совсем, а из мест совершения преступления, Самое лучшее уехать на родину, на Кавказ и несколько лет оттуда не вылезать. Там его искать никто не будет, ну а здесь за это время все забудется, быльем поростет. Так, что оставалось назначить кому идти с повинной. Себя Мовсар из возможных кандидатов исключил сразу, это и без объяснений всем родственникам должно быть понятно. Он здесь стержневой член тейпа, на него все завязано, он глава фирмы, влиятельный человек, опять же у него семья и дети. Потому ему никак нельзя уезжать – всей родне туго придется, и не только тем, кто сюда перебрался, но и в родном ауле, куда Мовсар постоянно слал деньги. Остальные… Мовсар прикидывал и так и эдак. Одни уже привезли с собой и семьи, детей, которые здесь же ходят в школу, у других хорошая прибыльная работа, которую можно использовать на благо всех родственников. Так что на роль "козла отпущения", которому предстояло уезжать и отсиживаться на родине, наиболее реальным претендентом являлся восемнадцатилетний Салман. Для вида Мовсар посоветовался с наиболее старшими родственниками, и они одобрили его выбор, причем одобрили с явным удовлетворением, ибо сами ехать в аул не хотели, где и раньше-то было немного атрибутов цивилизации, тем более сейчас, когда даже электричество с постоянными перебоями, к тому же буйные земляки. Только здесь в сердце России они осознали, как приятно быть крутым среди смирного спокойного населения, где даже за убийства и изнасилования не мстят смертью, а подают в суд. И особенно приятно, что тебя все боятся, начиная от соседей до местной шпаны, а ты никого не боишься и ходишь с высоко поднятой головой никому не уступая дороги, а тебе все уступают. В ауле не так, там всегда приходится чего-то опасаться, ведь вокруг одни чеченцы…
Конечно Салмана не обрадовало решение родственников. Он тоже не хотел уезжать. Но против родни не пойдешь, к тому же Мовсар обещал дать денег, купить билет на самолет до Грозного. Он, конечно, понимал, что ему идти с повинной удобнее чем другим, он молод, холост, ничем не обременен. Но он тоже успел вкусить прелесть проживания среди некрутого населения, где можно безнаказанно на той же дискотеке зажать на глазах у всех любую местную девчонку, и никто не посмеет за нее вступиться, потому что все боятся связываться с чеченцами. В ауле не так, там придется сдерживаться, вести себя скромно, от чего уже успел отвыкнуть… Но делать нечего, кто-то должен брать на себя смерть этого паршивого молдаванина. И Салман пошел, написал явку с повинной. Следователь выполнил обещание. Он отпустил Салмана до суда под подписку. И сразу же Мовсар вручил ему билет и пятьдесят тысяч рублей, после чего Салман улетел.
6
В поселке про убийство посудачили месяца два. Чеченцев втихую обвиняли, меж собой именуя зверьми, но больше винили Марию. В глаза назвать Уразовых убийцами никто не решался. Напротив их еще больше зауважали, то есть еще сильнее стали бояться. Сбежавшего Салмана фактически не искали. Послали запрос в Чечню, оттуда пришла отписка, что такого на территории республики не обнаружили. Его как водится объявили в розыск, и все… дело положили на полку. Марии посоветовали идти к Мовсару и требовать хотя бы денежной компенсации за убитого брата. Но выписавшийся из больницы Армен запретил ей это делать, понимая, что ей не дадут ни копейки. Перед Марией даже никто не извинился, более того вскоре семье вообще пришлось с поселка съезжать. На дом, в который их поселили, предъявили права, неожиданно нашедшиеся какие-то далекие родственники покойных хозяев. Подмосковье в постсоветской России становилось все более престижным для проживания местом, потому сюда стремилось все больше народу. В общем, интернациональная семья в очередной раз была вынуждена сняться с места и искать пристанища в других населенных пунктах.
Ну, а Мовсар весьма успешно продолжил самоутверждаться на своей новой родине. Да-да родине, ведь не даром говорят для чеченца родина там где его тейп. А в поселок под его "крыло" из аула уже перебралась большая часть родственников и здесь они значили куда больше чем на исторической родине, не говоря о том, что жили намного лучше материально. Более того, Мовсара здесь признали и уважали, то есть побаивались, не только простые люди, а "основняки" местного общества: поселковое руководство, милиция, даже районное начальство и прокуратура. Авторитетом пользовались и дети чеченцев, что учились в местных школах, особенно братья Уразовы. Среди русских матерей находились и такие, кто говорил своим дочерям:
- Смотрите на Уразовых, вот ребята-молодцы подрастают, завидные женихи, у них вон какой отец и крутой и богатый, за ними любая невеста как за каменной стеной жить будет, не то что за нашими, которые ни денег заработать, ни семью оборонить не смогут.
Во всей этой истории проиграл, и проиграл сильно Салман. Когда он добрался до родного аула и объявил, что скрывается за совершенное в России убийство… В ауле таковых скрывалось несколько человек и их здесь почитали за настоящих героев чеченского народа. Для чеченца вообще нет высшей доблести, чем убить иноплеменника. Но иноплеменник иноплеменнику рознь. Высшая слава достается тому, кто убил в России русского, лучше значимого, весомого человека, или физически здорового, молодого, от которого могли бы родиться здоровое, сильное потомство, чем пресекалось появление оного. Но прятаться, убив дохлого бомжа, да еще молдаванина!!...
Над Салманов в ауле и окрестностях просто потешались. Ему в подробностях описали благородные поступки так же скрывающихся земляков, за которые, так сказать, скрываться не стыдно. Например, сын начальника местной милиции. Его отец устроил к себе в отдел и тот по службе поехал в какую-то командировку в Москву. Там в кафе на него плохо посмотрел какой-то молодой русский, широкоплечий, двухметрового роста. Сын не простил плохого взгляда и вызвал русского для мужского разговора один на один, и хоть был на голову ниже, не дал тому ни малейшей возможности защититься, перерезал ножом горло. Вот это поступок, всех здоровых и сильных перережем, у них одни мелкие и слабые останутся и такое же потомство дадут – наши дети их всех на колени легко поставят. Так и должен поступать настоящий нохча и за это достоин высшего уважения. Или еще один пример, как достойно поступил другой земляк Салмана. Он занимался боевыми единоборствами и специально поехал в большой русский город, чтобы заниматься в группе знаменитого русского тренера по боевому самбо. А тот не захотел брать чеченца, передавать ему свои секреты борьбы. Смертельная обида. За это он тренера подкараулил и убил ножом. Как удбил не имеет значения, даже если сзади и из за угла с помощью нескольких земляков – один на один с таким же не справишься. Зато другие тренера теперь побоятся отказывать чеченцам и все секретные приемы им выложат, всему научат. Уже научили, вон сколько чеченцев и других кавказцев стали добиваться успехов в боевых единоборствах, скоро там и русских не останется, всех вытесним. За такие поступки тоже будет уважать свой народ и с пониманием отнесется, за что прячется герой. Или еще в одной из московских школ пятнадцатилетний чеченский мальчишка совершил поступок достойный мужчины. Его обидели одноклассники, обозвали черножопым чичей. Он вытащил нож и изрезал пятерых человек. Хотя ни одного не убил, но трое из пятерых получили удары в низ живота, то есть он фактически их кастрировал. Замечательный поступок – от этих русских уже не будет потомства. А чем меньше они будут рожать и быстрее вымирать, тем скорее свершиться самая большая чеченская мечта – вся Россия будет под Чечней, все русские будут рабами чечен, да и не только русские.
В этом деле не только чеченцы, но и прочие кавказцы тоже вносят свою лепту, совершают такие поступки, о котором с восторгом говорит весь Кавказ. Карачаевец, что взорвал дома в Москве, похоронив под развалинами сотни русских – герой Кавказа. Другой карачаевец, который зарезал в Питере русского олимпийского чемпиона – тоже герой. Или армянский старшеклассник за то, что его русская одноклассница посмела отказаться под него лечь ножом вырезал ей глаз, а потом еще изрезал несколько бросившихся ей на помощь русских. Теперь и эта одноглазая не выйдет замуж и не родит детей и те изрезанные, наверняка тоже лишаться здоровья. Да мало ли таких случаев, когда кавказцы в русских городах и поселках ведут себя как госпада, хозяева, что хотят то и делают и ни за что не отвечают. Разве что вот также скрываются на родине. И за это их следует уважать и прятать.
Но убийство бездомного бродяги, да еще представителя такой низкой нации… нет, этот поступок не достоин чеченца, тем более не стоит из-за него пускаться в бега и прятаться. Салман благоразумно умолчал, что и убивал-то фактически не он. Тогда бы его вообще насмешками со свету сжили. Но то, что героем на родине ему никак не стать он уяснил и почти безвылазно сидел дома, скрываясь уже не столько от русского закона, бессильного на Кавказе, сколько от односельчан… Он ждал, когда наконец дядя позвонит и скажет, что опасность миновала и можно вернуться. В ауле ведь он жить не собирался, ему как и многим чеченцам нравилось жить в России, среди русских…
ЧУЖАЯ ПРАВДА
повесть
Август 1992 года. Большая станица в объятиях исходящего от земли мягким теплом голубовато-серого марева. Солнце заметно склонилось на заход и его жар потерял дневную силу, чему в немалой степени способствовали набежавшие к вечеру бледные перистые облачка. Клёкот, стрёкот, кудахтание, гусиный гогот, автомобильно-мотоциклетный гул... лошадиный храп, ржание. Давно уже в станице не видели столько всадников...
А верховые, да разве это?... Увы, не те, совсем не те это казаки, даже сомнение берёт, есть ли вообще родство-то. Не могут даже правнуки так розниться от своих прародителей. А эти... скорее ряженые: солдатские и офицерские фуражки с содранными кокардами, черкески – смех один, как на Никулине в "Кавказской пленнице". Лампасы... кто на офицерские галифе поверх канта пришил, кто так прямо на солдатские дембельские брюки, или обычные сатиновые шаровары пришпандорил. Слава Богу, что джинсы и тренировочные штаны не использовали. Но скачут по центральной станичной улице на неосёдланных, неприглядных колхозных труженицах, многие под "мухой". Пускают рысью... галоп, не говоря уж о намёте, на грани возможного для таких кляч... разгоняют попадающуюся на пути домашнюю птицу, тревожат прохожих и шоферов, красуются перед девками, блажат – как же, возрождение традиций...
Точный возраст рослого, сухощавого мужчины, опирающегося на крепкую палку и шествующего с неспешным достоинством, определить было довольно сложно. Разве что расплывчатое, пожилой, в какой-то степени определяло те границы. С одной стороны, прямая фигура и уверенная посадка головы, острый, не потерявший интереса ко всему творящемуся вокруг взгляд... с другой – морщинистые, в старческих складках лицо, шея, кожа нездорового красновато-медного оттенка. Несомненно, человеку наблюдательному в какой-то степени могли помочь волосы, их состояние, цвет, количество. Но мужчина был в светло-жёлтой летней шляпе и очень коротко подстрижен. Одежда же, в свою очередь, свидетельствовала о том, что он не лишён вкуса: светлые рубашка и брюки, лёгкие туфли – всё подобрано, как и шляпа, по цвету, одно к одному. Даже палка, явно старинной работы, с замысловатой инкрустацией на набалдашнике, соответствовала общему облику. Очевидно, конечно, одно – это идёт представитель местной интеллигенции, причём, скорее всего не номенклатурно-ВеПеШашной выпечки.
По всему, этого интеллигентного вида старика здесь уважали, или в какой-то степени от него зависели. Едва ли не все встречные спешили засвидетельствовать ему своё почтение, и взрослые, и дети, и старики:
- Здравствуйте Николай Степанович... Доброго здоровья... С приездом... Как съездили?... Что там нового?...
Молодым старик лишь кивал, ничего не говоря, только пристально-скептически прожигал взором бутафорское облачение рядящихся в казаков парней. От этого взгляда те терялись, спешили отойти, или отъехать прочь... Так же краснели и смущались встречные девицы-студентки, приехавшие к родителям на каникулы. В стремлении выделиться, отдельные из них пытались щеголять в своей речи твёрдым среднерусским "ге", отличным от местного, южного мягкого (то ли "ге", то ли "хе"). Причина же смущение девушек тоже исходила от их одежды. При встрече со стариком они вдруг начинали жутко стесняться своих чрезмерно смелых для здешнего сельско-провинциального глаза одеяний...
Красуются и девчата: колышут соблазнительными прелестями, парней дразнят, на возмущённых старух и стариков снисходительно поглядывают – вы всю свою жизнь в колхозном навозе задарма проковырялись, а мы не хотим как вы, мы пожить хотим пока молодые... А почему бы и в самом деле... если есть, что показать. Это ж не вечно – юность, красота. Успели девчата отойти к концу каникул от институтских да техникумовских учебных нагрузок, экзаменационных треволнений и чужбинного недоеда, отъелись на обильных родительских хлебах, расцвели согласно возраста. И вот вам... смотрите все, вот мы какие, не хуже всех этих видюшных секс-бомб засушенных, эммануэлей безбёдрых...
Но увидят девушки старика в шляпе, как спотыкнутся, кумачёво заалеют и без того нарумяненые щёчки, друг за дружку прячутся, переминаются высоко оголёнными ногами, втягивают нежные обнажённые животики – неудобно, почему-то именно перед ним стыдно.
- Здравствуйте Николай Степанович!