* * *
Живет холостяком, с каждым годом все чаще и чаще меняя приятельниц. И чем Мартов становится старше, тем его барышни оказываются все моложе и моложе...
С российско-эмигрантской диаспорой Сергей Александрович почти не общается. Нет времени. Да и желания... Пишет книжки. Издался уже во многих странах на самых разных языках.
Заканчивает книгу, отсылает ее в издательство и на пару месяцев улетает куда-нибудь из Гамбурга. То в Калифорнию, где у Мартова полно друзей, а оттуда на Гавайские острова, то в Испанию - в привычное местечко Ла-Мата, под Аликанте... Или в Париж, к Лильке Хохловой и ее сыну Андрюше Гуревичу - вдове и пасынку своего покойного корешка кинооператора Саши Чечулина, который снимал несколько картин по сценариям Мартова. А то и просто в Нью-Йорк, к старому другу, знаменитому Георгию Вайнеру, одному из братьев Вайнеров - основоположников советского детектива хорошего интеллигентного писательского качества...
Дважды в год Мартов прилетает недельки на две, на три в Москву или Петербург, заключает договор с каким-нибудь издательством или продюсерской кинокомпанией и снова улетает в Гамбург - сочинять и отписываться. Как когда-то уезжал в Репино.
На вопросы журналистов, желающих взять у Сергея Александровича интервью (а таких с каждым годом становится все меньше и меньше...) - почему Мартов живет в Германии, Сергей Александрович иронично-кокетливо выдает за экспромт давно придуманную остроту, говоря, что Гамбург - это его последний Дом творчества...
* * *
А пару лет тому назад у бензозаправочной станции "Aral", неподалеку от дома, в котором он уже одиннадцатый год снимал небольшую двухкомнатную квартирку, Мартов познакомился с двумя заезжими ленинградцами.
Был поздний холодный осенний вечер.
"Тойота" с российско-петербургскими регистрационными номерами стояла в стороне от бензиновых колонок, а ее хозяева внимательно всматривались в карту Гамбурга, разложенную на капоте машины, и время от времени оглядывались по сторонам, чтобы понять, где они находятся.
Женщине было не больше тридцати двух - тридцати пяти, мужчина лет на восемь постарше. Джинсы, кроссовки... На ней - дорогая теплая парка с капюшоном, отороченным мехом норки, на мужчине поверх свитера крупной вязки - видавшая виды старая кожаная куртка.
Мартов поставил свою гамбургскую "мазду" рядом с питерской "тойотой", заглушил двигатель и вылез из теплой машины на промозглый ветерок. И негромко по-русски спросил петербургских тойотовладельцев:
- Помочь? На правах общей симпатии к японским автомобилям.
* * *
Мужчину звали Тимур Петрович Ивлев. Он был судовым врачом какого-то русского пассажирского судна. Его жена Таня на этом же корабле служила переводчиком. С английского и немецкого. Но немецкий язык для Тани был основным.
В Гамбург их пригласил в гости один старый потомственный немецкий доктор - владелец небольшой наследственной частной хирургической клиники. Несколько лет тому назад они познакомились и подружились с ним в одном из рейсов их судна, которое совершало этакое "полукругосветное" туристическое путешествие с несколькими сотнями немецких и английских пассажиров на борту.
В прошлом году, именно в это же самое осенне-штормящее время, когда судно стояло в Швеции, в тралеборгских ремонтных доках, на очередной профилактике и почти вся команда в количестве трехсот человек (за исключением десятка инженеров и техников) была отпущена в плановый отпуск, немецкий старик доктор гостил у Ивлевых в Санкт-Петербурге.
В этом году, в такое же мертвое предзимнеотпускное время, Ивлевы своим ходом - на собственном автомобиле - приехали на пару недель в Мюнхен.
Сейчас они возвращались из Ганновера. Тане очень хотелось побывать на знаменитой Ганноверской выставке... Старик поехать с ними не мог - слегка прихворнул, вот они без него и заблудились.
- Выехали из Гамбурга по одной дороге... - сказал Тимур.
- ...а вернулись совсем по другой! - закончила за него Таня.
- Наверное, где-то проворонили съезд с автобана и въехали в город совершенно с другой стороны.
- Ничего страшного, - улыбнулся Сергей Александрович. - Называйте адрес.
- Розенштрассе, семь. Это в самом центре, - сказала Таня.
- Рядом с Ратхаузом... - добавил Тимур.
- Да знаю я, где эта Розенштрассе, - улыбнулся Мартов. - Садитесь в свою машину и поезжайте за мной. А я постараюсь поаккуратнее двигаться, чтобы вы меня в темноте не потеряли.
Тимур и Таня воспротивились:
- Что же это мы вас так напрягать будем, Сергей Александрович! Ну неловко же, ей-богу... Вы нам только покажите по карте, а уж потом мы сами как-нибудь выгребемся.
- Дольше объяснять и показывать, - рассмеялся Мартов. - Садитесь, садитесь в свою "тойоточку"...
* * *
Потом совсем не по-немецки, а совершенно по-российски до начала третьего ночи сидели вчетвером на Розенштрассе в огромной прекрасной квартире старого хирурга, доктора медицины Зигфрида Вольфа.
Приканчивали литровую бутылку двенадцатилетнего "Чиваса", за которой Мартов, собственно, и заезжал на автозаправочную станцию, так как все магазины к тому времени уже были закрыты. Благодаря чему случай и свел его - поначалу с Ивлевыми, а позднее и с доктором Вольфом.
Разговор шел вперемешку на трех языках: с Мартовым Тимур и Таня говорили по-русски, с Вольфом Тимур разговаривал по-английски, Мартов на своем среднем немецком пытался поддерживать светскую беседу с хозяином дома, а Таня почти синхронно, очень вовремя помогала им сохранять живость непринужденной беседы...
Выяснилось, что Таня и Тимур плавают на "Федоре Достоевском", где когда-то в одном из круизов и познакомились с доктором Зигфридом Вольфом, пребывавшем в то время на борту русского судна в качестве немецкого пассажира.
- Погодите, погодите! - воскликнул Мартов. - Но на "Достоевском" главным доктором был Витя Раппопорт!.. Он, помню, даже ко мне в Репино приезжал...
- Ну что вы, Сергей Александрович! Виктор Семенович еще в девяностом ушел из пароходства, когда все только начало разваливаться, - улыбнулся Тимур Ивлев. - Теперь на "Достоевском" я служу...
- Господи... Вот ведь как в жизни бывает, - вздохнул Мартов.
Это оказался тот самый круизный лайнер, куда почти полтора десятка лет тому назад Ленинградский обком партии так и не пустил лауреата Государственной премии, заслуженного деятеля искусств, члена Союза писателей и члена Союза кинематографистов СССР Сергея Александровича Мартова в трехмесячное плавание для сбора материала к киносценарию "об отважной и благородной работе советских моряков международного пассажирского флота"...
Правда, и Таня, и Тимур появились на этом судне значительно позже, спустя несколько лет после того исторического решения партии, но тем не менее общность темы очень оживила новое гамбургское знакомство, вылившееся в обычную ленинградско-московскую ночную посиделку. Тем более что рейс, в котором Таня и Тимур познакомились и подружились со старым немецким хирургом, был для них более чем памятными, не боясь пышности выражения, чрезвычайно знаменательным для всех троих...
Ибо этот рейс коренным образом отличался от всех предыдущих, да и последующих круизных рейсов.
И так уж получилось, что Сергей Александрович Мартов, прихлебывая виски, с усмешкой, достаточно иронично, поведал Тане, Тимуру и доктору Вольфу историю давних лет - своей неудачной попытки совершить круиз на легендарном тогда "Федоре Достоевском".
А доктор Вольф, Таня и Тимур, в свою очередь, нещадно перебивая друг друга, рассказали Мартову про тот самый чрезвычайный рейс, который доктор Зигфрид Вольф очень образно назвал "путешествием на тот свет".
Может быть, по-немецки фраза доктора звучала менее роскошно, но Таня так уж перевела слова Вольфа на русский.
Сергей Александрович выслушал эту историю с таким нескрываемым волнением и любопытством, что вдруг неожиданно встрепенулся, словно старая, застоявшаяся в деннике боевая кавалерийская лошадь, внезапно услышавшая резкий призывный раскат нервной распевной команды эскадронного трубача!..
"Вот из чего, черт подери, нужно делать сценарий!!! - завертелось в голове у Мартова. - Вот что могло стать бы настоящим кино!.. И название-то какое шикарное!.. Правда, слегка излишне претенциозное, зато, по сегодняшним рыночным меркам, очень даже кассовое - "Путешествие на тот свет"..."
* * *
Наверное, не очень крупным и примечательным событием будет псевдофилософское открытие стареющего человека, что с возрастом время так пугающе увеличивает скорость проживания, а каждый промелькнувший день твоего земного существования, каждый промчавшийся галопом час твоего бытия, каждая сверкнувшая и пролетевшая мимо "твоя" минута неумолимо становятся все дороже и дороже. Скорость исчезновения их в вечности катастрофически увеличивает стоимость следующих дней, часов и минут!.. И никаких твоих жизненных сил и накоплений явно не хватает для того, чтобы побороть эту чудовищную и неотвратимую инфляцию! Как бы ты ни надувал щеки и ни изнурял себя утренними зарядками, пробежками трусцой, бассейном, диетами и нетяжелыми гантелями.
И все-таки, и все-таки...
* * *
Больше полугода, почти семь драгоценнейших месяцев своей уже немолодой шестидесятидвухлетней жизни, истратил Сергей Александрович Мартов на то, чтобы по крохам, разбросанным по всему миру, собрать сведения и подробности о том самом круизном рейсе, о котором ему так живописно рассказали Таня и Тимур Ивлевы и старый немец - доктор медицины Зигфрид Вольф.
Но Таня и Тимур, да и доктор Вольф (еще в меньшей степени, чем Тимур и Таня), смогли поведать Мартову всего лишь внешнюю оболочку происшествия того незабываемого рейса (где они все трое в какой-то степени были участниками и свидетелями событий, происходивших тогда на борту лайнера...
А Мартову было чрезвычайно важно понять, что же в то время творилось, как говорится, "за бортом" круизного судна! То, чего ну никак не могли знать ни шестьсот англо-германских пассажиров, ни триста человек русской команды "Федора Достоевского"!
Свое собственное расследование Сергей Александрович начал, как и водится теперь, с Интернета, который, как ни странно, ни в коей мере не оправдал его ожиданий и надежд. Было десятка два сообщений о том, что произошло несколько лет тому назад с русским теплоходом "Федор Достоевский" у берегов Новой Зеландии, но сообщения эти были столь невразумительны и разноречивы, что всерьез принимать их во внимание было бы непростительной ошибкой.
Нужен был контакт с людьми, которые непосредственно занимались тогда этим делом, - членами каких-нибудь экспертных комиссий по различным морским происшествиям, руководителями круизных фирм, которые фрахтовали русское судно, Интерполом, в конце концов...
Кто-то же этим происшествием занимался вплотную?! И захотят ли эти люди разговаривать с ним - с Мартовым? С частным лицом, литератором, который представляет всего лишь самого себя.
В давние советские времена в таких случаях можно было бы сотворить внушительные письма от Союза писателей и Союза кинематографистов, из которых сразу становилось ясно, что ты не кустарь-одиночка, пытающийся что-то там разнюхать, а представитель могучего клана советской творческой интеллигенции, интересы которой игнорировать не так уж просто, а иногда и опасно...
Вот так-то! А говорят, что при Советской власти все было плохо.
Хотя если попытаться четко воссоздать в памяти события прошлых лет, то в свое время два таких письма на роскошных бланках образца начала восьмидесятых так и не помогли Мартову попасть в "халявный" круиз именно на этот таинственный теплоход...
Но будем справедливы: кто тогда преградил путь беспартийного Мартова к трапу "Федора Достоевского", наплевав на те замечательные письма? Это была Коммунистическая партия всего Советского Союза в лице инструктора Ленинградского обкома товарища Исправникова. Более сокрушительной силы в то время не существовало. Не то что компартия нынешняя - жалкие лилипутские свары и тайные съезды на московских задворках.
Однако Мартову с чего-то нужно было начинать.
Ивлевы рассказали, что у сегодняшней России собственного государственного международного пассажирского флота нет. Все было разворовано и утрачено еще в начале девяностых. Осталось два судна, которые тогда буквально за копейки перешли во владение к двум очень неглупым мужикам, бывшим сотрудникам Министерства морского флота СССР - Юрию Филипповичу Краско и Льву Анатольевичу Берману. Они и создали частную морскую российскую туристическую компанию "Посейдон" и даже умудрились восстановить не только суда, одним из которых был "Федор Достоевский", но и стародавние партнерские отношения с такими знаменитыми на весь мир морскими круизными фирмами, как английская "RBI" - "Роял-бритиш-интернэшнл" и немецкая "Оушн-тур-райзен".
Мартов отыскал в компьютере московский рекламный сайт "Посейдона", выписал оттуда все телефоны фирмы и стал названивать в Москву. Назвал секретарям и помощникам руководителей фирмы несколько наиболее популярных фильмов прошлых лет, к которым он когда-то писал сценарии, представился автором пары своих самых шумных книжек, переизданных только в России раз по десять - пятнадцать, и наконец получил доступ к "главному телу". Им оказался один из совладельцев фирмы - Краско Юрий Филиппович.
- Прилетайте, - сказал Краско. - Но если серьезно браться за эту тему, я подозреваю, что вам будет недостаточно разговоров только со мной и Берманом. Очевидно, вам придется связаться еще и с нашими партнерами по бизнесу в Лондоне и Бремене. Но тут уже мы со Львом Анатольевичем представим вас в лучшем виде. Ваша старая книжка про двух "чайников", которые уплыли на яхте из Союза в Израиль, у нас в "Посейдоне" уже давно стала настольной. Гостиницу забронировать?
- Нет, спасибо, это мои проблемы, - ответил Мартов.
Он снова позвонил в Москву и заказал себе номер в "Пекине", где останавливался всегда, когда его просили прибыть в издательство или какую-нибудь кинокомпанию.
На следующий день Мартов вылетел в Россию.
* * *
Совладельцы "Посейдона" Юрий Филиппович Краско и Лев Анатольевич Берман были моложе Мартова всего лет на десять, но выглядели такими подтянутыми и ухоженными, что больше сорока ни одному из них дать было невозможно. Казалось, что они старательно и весьма успешно олицетворяют сегодняшний тип московских деловых людей с очень высоким уровнем ответственности и дохода.
... Две предыдущие встречи Мартова с Краско и Берманом проходили в их роскошном офисе на Большой Пироговской, где Мартов с разрешения хозяев фирмы все их рассказы писал на цифровой диктофон. А третья - заключительная - встреча, уже без каких бы то ни было записей, - в одном из самых дорогих ресторанов Москвы, в ЦДЛ - Центральном доме литераторов.
К Союзу писателей этот ресторан теперь (слава Богу!) не имел никакого отношения.
Когда-то, в советские времена, когда на "Мосфильме" снималась очередная картина по сценарию Мартова, он здесь бывал достаточно часто (хотя откровенно предпочитал уютный ресторан Дома кино) и отчетливо помнил роскошные облезлые и потрескавшиеся деревянные панели на стенах, затянутые клубами сине-серого сигаретного дыма; громкие, пьяные выяснения отношений братьев-литераторов - "Кто гениальней?.."; пожилых хамоватых и неопрятных официанток, которые служили при этой кормушке лет по двадцать и поэтому позволяли себе говорить завсегдатаям "ты" и нещадно их обсчитывать...
Сегодня это был один из лучших и, как теперь стало модно говорить, "пафосных и престижных" ресторанов страны. Старый, знакомый деревянный зал отреставрирован с отменным вкусом. Удобная элегантная мебель, еда - превосходная, обслуживание - на высочайшем уровне, цены - чтобы не пугать посетителей чудовищными рублевыми цифрами, не то в у.е., не то в долларах...
- Нам, Сергей Александрович, сейчас трудновато восстановить в памяти все то, что и как рассказывали тогда наши английские и немецкие партнеры... - сказал Лев Анатольевич Берман, с наслаждением уплетая крохотные пирожки с телячьими мозгами под добротный глоток "Русского стандарта".
- Вот поэтому-то я и предложил вам непосредственно повидаться с ними, - добавил Краско. - Еще рюмочку?
- С удовольствием, - ответил Мартов.
- Когда мы вас рекомендовали им, мы взяли из Интернета перечень ваших основных работ и... о, счастье! Один из наших англичан читал какую-то вашу книгу в английском, естественно, переводе...
- Оцените, Сергей Александрович! - рассмеялся Берман. - Чтение чего-либо не имеющего отношения к круизному бизнесу у наших партнеров, прямо скажем, не самая сильная сторона их жизни и деятельности...
- Что отнюдь не умаляет их деловых качеств, - тут же заметил Краско. - А наш немецкий партнер знает даже два ваших фильма, которые, оказывается, шли у них по телевидению.
- Господи! - удивленно воскликнул Берман. - Неужели он еще успевает включать телевизор?! Мне всегда казалось, что, кроме работы, он занят исключительно сменой личных секретарей и их непрерывным тестированием. Чтоб не сказать хуже...
Краско укоризненно посмотрел на излишне развеселившегося Бермана и сказал Мартову:
- Тем не менее и в Лондоне, и в Бремене вас ждут с искренним интересом. Кстати, как у вас с английским, Сергей Александрович?
- Спасибо, хреново, - ответил Мартов. - В смысле - почти никак.
- А с немецким?
- Пристойно.
- Уже неплохо, - улыбнулся Берман. - Юра, не откажи в любезности, передай мне солонку... Надо предупредить Лондон о хорошем переводчике.
- Не проблема. - Краско подал соль Берману и спросил у Мартова: - У вас, конечно, немецкий паспорт?
- Нет, конечно, - ответил Мартов. - Российский. Но у меня бессрочная шенгенская виза. И многократная американская...
- Это не имеет значения, Сергей Александрович, - мягко заметил Берман. - Англичане, со своей пресловутой пятисотлетней хартией вольности, тупо требуют собственное въездное визирование. Но это не должно вас волновать. Да, Юра? - улыбнулся Берман.
- Вне всяких сомнений, - четко подтвердил Краско. - Сколько вы еще собираетесь быть в Москве, Сергей Александрович?
Мартов оглядел почти пустынный зал ресторана, и его вдруг нестерпимо потянуло домой в Гамбург - к своей тахте, своим книжкам, любимым картинкам на стенах, фотографиям, безделушкам на стеллажах. К Эльке, наконец! Если она кем-нибудь уже не занята в эту неделю...
- Я хотел бы улететь завтра. Вы мне дали столько материала, что я должен срочно привести свои записи в порядок и покумекать над ними, - ответил Мартов.
- У вас паспорт с собой? - спросил Краско.
- Естественно.
Краско разлил остатки водки по рюмкам и сказал Берману: