Она быстро скосила глаза, ожидая от преследователей подвоха или обходного маневра, но вместо этого увидела, что два ковра и их экипажи летят кубарем в путанице рук, ног и оружия к земле, будто наткнувшись на незримую стену.
Столкновения с которой ей секунду назад удалось чудом избежать.
Не долетев до земли метров тридцать, с десяток или более умрунов беспомощно растянулись прямо на воздухе, словно невидимая стена там переходила в невидимый пол. Ведьма вспомнила и снова почти физически ощутила скрежет металла под каблуками, и мурашки высыпали на кожу, словно спасаясь в последний момент. Но не могла же эта проклятая штуковина тянуться во все стороны! – и Марфа плавно, каждое мгновение ожидая вновь ощутить предвещающий столкновение скрежет, выровняла свое воздушное судно, заложила поворот налево и взяла курс на Лукоморск. Придется выслеживание шпиона немножко отложить, криво усмехнулась она.
Пашкина голова, свободно болтающаяся в данный момент где-то в районе ее подметок, тихо застонала.
"Проветрился, сердешный", – жалостливо вздохнула ведьма, но перед тем как замедлить ход, чтобы устроить паренька поудобнее, оглянулась.
Преследователи не отставали. Скорее наоборот: потеряв двоих из шести пассажиров и почувствовав облегчение, вражеский ковер увеличил скорость, и расстояние между ним и метлой стало быстро сокращаться.
С Марфиной точки зрения, слишком быстро.
Она прикинула, сколько ей осталось до города, и с холодным спазмом в желудке поняла, что не успевает.
Интересно, они тоже могут видеть в темноте?
Наверное, иначе давно бы меня уже потеряли…
А если мне всё-таки не надо, чтобы они видели в темноте? Ну хотя бы на несколько секунд?..
На несколько секунд – это можно, если…
Сжав, что было силы, метловище коленками и не забывая придерживать медленно возвращающегося в сознание Пашку, она быстро сняла с пояса флягу со сбитнем, побулькала и с облегчением выдохнула: осталось! Но хватит ли?..
Проверить можно было лишь одним способом.
Не оглядываясь больше, Марфа выдернула зубами пробку, прошептала наскоро в горлышко несколько шершавых слов и плеснула горячей ароматной жидкостью себе за плечо. Воздух за ней вспыхнул, словно подожженная магнезия, ослепленным преследователям показалось, что глаза их слиплись от чего-то зловонного и липкого, но когда через несколько секунд всё рассеялось, было поздно: преследуемая вражеская метла исчезла без следа. Но зато снизу, вертикально, в основание их ковра на огромной скорости врезалось нечто вроде отправившегося к звездам бревна.
Последний ковер беды обвис на торце метловища тетки Покрышкиной, как крылья нераскрытого зонтика, окутав собой и ведьму, и ее пострадавшего односельчанина, а оставшиеся три умруна и сержант посыпались на землю, как горох.
…Неподвижное, залитое кровью тело с распоротой, оскалившейся вывороченными ребрами грудной клеткой… довольно мерцающее гладкое стеклянное сердце… засыхающее, агонизирующее живое сердце… мятая грязная бумажка в красных брызгах… страшный, черный, бездонный, как пропасть, глаз…
…АЙ!!!..
…попей, попей, милок, сразу получшает…
…сапоги, заляпанные грязью… коленки… ремень с тяжелой медной бляхой…
…ну вот, молодец… а теперь еще глоточек – и совсем орел будешь…
…грудь, развороченная, словно медвежьей лапой…
…ну же, очнись, очнись, очнись, милок!..
…а в ней…
…не давай ему спать, тормоши, похлопай по щекам, а я заварю еще…
…белые и красные…
…проснись, проснись, Пашка!..
…и сердце…
…сейчас, сейчас, несу!..
…два сердца…
…Павел Дно, вставай!.. Ты не имеешь права тут валяться!..
…гладкое, блестящее…
…СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ОТ ТЕБЯ ЗАВИСИТ ВЕСЬ ГОРОД!..
Что?..
Город?..
СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ОТ МЕНЯ ЗАВИСИТ ВЕСЬ ГОРОД.
– Что это?.. Где я?.. Что слу… А-а-а-а-а!!!..
– Да чего ты, оглашенный, дергаешься! Деду, вон, все лекарство пролил!
– Это он, он, он!.. Это он там был!!!..
– Да успокойся ты, стрелок! Вопишь как баба! – терпение Марфы Покрышкиной кончилось: она поняла, что больному теперь нужен не отвар, а шоковая терапия.
Клин клином, так сказать.
– Что?.. – Пашка окончательно пришел в себя, подскочил, дико вращая глазами, и почувствовал под тощим задом доски лазаретского лежака. – Где?..
– Всё в порядке, малыш, всё кончилось, мы дома, – ласково погладила его по горячей голове ведьма и смахнула украдкой слезинку.
– А где?.. Я видел, только что!!! Он тут!!!..
– Кто тут, кто?
– Он… человек из шатра… Костей…
– Да какой тебе тут Костей – сплюнь три раза! Ты чего! Кроме нас с дедом Зимарем да раненых тут никого нет: все целители отдыхать ушли, да и раненые спали… пока я тебя не принесла…
– А сейчас? – сконфуженно, предвидя ответ, всё же поинтересовался мальчик.
– А сейчас они хорошо если к утру заснут, – ворчливо пробормотал голос деда откуда-то справа. – Такое представление ты тут закатил, милок, что от соседних ворот из лазарета все раненые сбежали, не то что у меня… Думали, режу я тут кого…
– Правда? – Пашка почувствовал, что щеки его заливает багровый румянец.
– Да шутю я, шутю, – усмехнулся дед. – Но от наших ворот часовые прибегали – это правда.
– Что, кричал громко? – едва слышно пробормотал охотник.
– Нет, справиться о самочувствии, – успокоил его быстро, хоть и не совсем правдиво, старый знахарь. – Ну мы им сказали, что самочувствие пока прощупывается, они велели тебе долго не хворать и на посты разошлись. Так что наказ надо выполнять. Кончай бредить и докладай, чего видал, чего слыхал. Ведь не просто же так ты…
Перед мысленным взором стрелка снова вспыхнула ночная картина, увиденная им в шатре, и его стошнило.
Как ни странно, после этого Пашке полегчало, словно дурные чары вывернуло из него, и он, отхлебнув водички из кувшина, откашлялся и тихим, но твердым голосом сказал:
– Я готов.
– А вот и мы!..
Дверь распахнулась, и в лазарет вошли двое незнакомцев.
– А ты, стало быть, и есть тот знаменитый стрелок Павел Дно, которого все костеевцы боятся? – сурово сдвинув брови, полюбопытствовал тот, что постарше, вместо приветствия.
– Так уж и боятся… – польщенно-смущенно ухмыльнулся Пашка.
– А то как же, – выразительно пожал тощими плечами незнакомец. – Конечно, боятся. Они, наверное, каждую ночь, как кого в караул провожают или на задание, вместо "Ни пуха, ни пера" говорят "Ни Дна тебе, ни Покрышкиной".
И он подмигнул заалевшей в тон Пашкиному румянцу тетке Марфе.
Охотник заулыбался, и с сердца отвалился еще один кусочек льда.
– А я про вас тоже слышал, – лукаво прищурившись, заявил гостям Пашка. – Вы – светлый князь Митрофан Гаврилыч Грановитый, а вы – его заместитель по вопросам волшебства Агафоник Великий.
– Ишь ты, какой сметливый, – наисерьезнейшим образом восхитился светлый князь. – Ну, как ты узнал – спрашивать не стану, это твой охотничий секрет, наверно?
– Ага, – солидно кивнул Пашка и еще раз обвел глазами собравшихся вокруг одра болезни. – Можно рассказывать или его величество еще подойдут?
– Хотели оне подойти, конечно, – сосредоточенно кивнул Митроха, – да только государственные дела отвлекли его маленько. К его агромаднейшему сожалению. Так что рассказывай нам, а мы уж ему самолично из слова в слово изложим, ни буквы не переврем, будь спокоен.
– А-а… ну ладно… – и впрямь успокоился стрелок. – А то я при царе-то батюшке говорить бы и не посмел – сам царь ведь, всё-таки… Смутительно как-то… Не каждый день приходится вот так-то по-простому с царями разговаривать…
– Ну вот и славно, – украдкой, прикрыв лицо рукавом, ухмыльнулся Граненыч. – Давай, излагай, орел, где летал, чего видал…
После рассказа Пашки настала очередь короткой истории Марфы, обеспокоившей высоких гостей и деда Зимаря.
– Это у него машина осадная новая, к гадалке не ходи, – нахмурился дед и ударил кулаком об ладонь. – Вот соберет ее, попрет она на стены наши песочные, и пойдут от них клочки по заулочкам, да кусочки по лесочкам… Железная ведь, говоришь, милая? – повернулся он к ведьме.
Та кивнула.
– Вот видишь… и не подожжешь ее, и топором не разделаешь…
Агафон и Митроха удрученно переглянулись.
Единственное, чего им не хватало в конце третьего дня осады для полного счастья – невидимой громадной железной боевой машины, готовой незаметно подойти и развалить то, что на четырех очень хорошо известных как им, так и Костею участках проходило под издевательским названием "стена".
Проклятый Букаха… Вот и доверяй после этого предателям…
– Ну ладно, спасибо вам за ценные сведения, – поднялся с соседнего с Пашкиным лежака Граненыч и поклонился Марфе.
Стрелку он пожал руку.
Специалист по волшебным наукам рассеянно проделал то же самое, только наоборот, и они уже собрались уходить, как дед Зимарь снова ударил кулаком в ладошку, крякнул, словно решился на что-то, и преградил им путь.
– А послушайте-ка вы меня, старика, ребята… Все говорят, что я на этого Костея похож, как кот на кошку. Так?
Агафон нервно покосился на старого друга в новом, безволосом образе, и молча кивнул.
– Похожи, дедушка, страсть как похожи! – пылко поддержал и деда и мага Пашка. – Я вас как увидел, как очнулся-то, так чуть ума не решился – думал, это он!.. За мной пришел, думал… И глаз у него страшный… и пальцы были в крови… и… и…
– Не отдадим мы тебя ему, голубь, даже и не надейся, – похлопала его по плечу и приобняла Марфа, и мальчик расслабился.
– А я и не боюсь ничего, – выпятил нижнюю губу и снисходительно хмыкнул он, но вывернуться из объятий толстушки попытки не сделал.
– Ну так вот, – заговорщицки прищурился старик в неярком свете коптилки и обвел умным взглядом командующего обороной Лукоморска и его зама. – Мне тут одна мысль в голову пришла, как свечка вспыхнула, как нам на этом нашем сходстве сыграть, и машине новой до нас добраться не дать.
– И как?..
– А вот садитесь-ка рядком, да послушайте ладком…
– Ну ладно, – потрепала по вихрам Пашку Марфа и встала. – Вы тут заговоры стройте да разговоры разговаривайте, а мне работать пора.
– Вы куда? – встрепенулся и подскочил стрелок.
– На дежурство, конечно, – повела мощным покатым плечом ведьма. – Ночь-то еще не кончилась.
– И я с вами! – его словно пружиной подбросило с лежака. – И я!.. Где мой лук?
– Тебе нельзя, ты болеешь! – протестующе вскинула пухлые ладони Марфа, но такой преградой воинственного вольного стрелка было в лазарете не удержать.
– Нет! Я уже всё! Я передумал! – возмущенно мотнул он головой и перекинул ремень колчана через плечо. – Мне нельзя болеть!
– Это еще почему? – озадачилась ведьма. – Всем можно, а тебе нельзя?
– Да, мне – нельзя, – хитро глянул он на слегка опешившую от такого напора тетку Марфу. – Полковник Гвоздев сказал, и ты подтвердила, что сегодня ночью от меня зависит весь город!
– Ну а знахарское искусство что по этому поводу скажет? – полностью разоруженная, она призвала на помощь подкрепление в виде деда Зимаря, надеясь, что тот запретит пережившему потрясение маленькому охотнику лететь с ней.
Но – клин клином вышибают.
– Знахарское искусство пожелает не попадать ко мне в руки как можно дольше, – дед смешливо собрал морщинки в уголках глаз. – Но если что – помогу, чем могу и не могу.
– Вот видишь! – расплылся в торжествующей улыбке Пашка и решительно зашагал к двери. – Ну, пошли быстрей, тетка Марфа! Ночь-то еще не кончилась!..
* * *
Вечером пятого дня, когда по-осеннему рано стемнело и дорогу среди деревьев было не разглядеть уже на расстоянии вытянутой руки, похитители яйца спешились на окраине леса под высоким холмом, на котором возвышался замок Костея, словно громадное вычурное надгробие всем надеждам, зловещим силуэтом на черном фоне ночного неба, испещренного иголочными уколами звезд.
Они взобрались на холм почти ползком и прижались к холодной, словно отполированной стене замка.
– Находка? – вопросительно прошептала Серафима, оглядываясь по сторонам в поисках октябришны.
– Д-да… – еле слышным дрожащим шепотом отозвалась та откуда-то слева.
Было похоже, что, в отличие от царевны, возвращение к замку далось ей не так легко и безболезненно, и если бы не ее клятва защищать свою благодетельницу и не роль, отведенная ей в плане, она бы набралась смелости и попросила подождать на расстоянии.
Желательно километров в сто.
– Ну не дрожи так, Находочка, – Серафима бережно сжала холодную руку октябришны в своей – сухой и горячей. – Всё пройдет хорошо. У меня такое предчувствие. Правда. Как ученица убыр, ты веришь в предчувствия?
– Д-да… Н-нет… Н-не з-знаю…
– Не веришь – проверишь, – сжала несопротивляющуюся ладонь Серафима. – Вот увидишь – прорвемся. И ты нам поможешь. Получится?
Находка перестала дрожать, сделала несколько неровных вдохов-выдохов, потом затаила дыхание и на выдохе кивнула, уже спокойнее:
– Да. Сейчас. Погодите.
Она отошла в сторону, повернулась к стене, сложила ладошки лодочкой и торопливо что-то в них зашептала.
Иванушка с интересом выгнул шею, выглядывая из-за плеча своей супруги, умруны обернулись, Серафима сжала кулаки, и тут же радостно перевела дыхание: между ладонями Находки возник и ожил бледный, пугливо вздрагивающий желтоватый огонек. Продолжая шептать, ученица убыр медленно обошла всех присутствующих, останавливаясь напротив каждого на несколько секунд, потом резко схлопнула ладони и тут же снова развела их. Огонек продолжал светиться, но теперь ровным голубоватым светом, заливающим все вокруг в радиусе трех метров.
– Всё, – несколько успокоившись, прошептала она. – Теперь, кроме нас, его никто не увидит. Можно начинать.
– Ну что? – едва слышным шепотом дохнула в ухо Иванушки Серафима. – Готов?
– Готов, – так же беззвучно кивнул в ответ тот и приступил к делу.
Для начала ему предстояло найти участок стены, свободный от прижавшихся к нему умрунов, Находки и Серафимы. Это удалось с третьей попытки, и он застыл перед открывшимся перед ним монолитом, размышляя, как бы сподручнее приняться за работу. Раньше стены резать ему не приходилось, но в его представлении это было делом хоть и трудоемким, но выполнимым, и вот теперь ему предстояло доказать это на практике.
Ощупав еще раз – на всякий случай – обреченный участок стены перед собой, он мягко и осторожно воткнул клинок по самую рукоятку в гладкий камень и повел его вниз, потом влево, затем вверх и вправо, пока проем будущего хода не был полностью очерчен, и тут же проворно отскочил в сторону, приземлившись на чьи-то ноги, чтобы избежать личного участия в следующем этапе, предусмотренном его планом: падения вырезанного фрагмента стены.
Владелец ног терпеливо промолчал, и лишь постарался как можно более тактично извлечь свои отдавленные конечности из-под каблуков царевича. Тот шепотом ойкнул, извинился и отступил еще на шаг, перейдя на следующий комплект ног.
Потом повторил маневр.
И только тогда его внимание привлек более важный факт: стена оставалась на предписанном ей архитектором месте, и падать, по-видимому, не собиралась.
Может, ее надо подтолкнуть?.. Подковырнуть?.. Постучать?..
Произведя все три действия поочередно и вместе, Иван понял, что самое интересное только начинается.
– Ты ее по кусочкам расковыривай, – посоветовала сдавленным шепотом супруга сразу, как только ей стал ясен смысл производимых царевичем манипуляций. – Ты же ее наверняка не насквозь прорезал.
Иванушка согласно кивнул и стал расковыривать стену по кускам.
Делом это оказалось нелегким и еще более неблагодарным, чем он ожидал.
Через час стена была искромсана, как жертва маньяка, Серафима и Находка замерзли, ему самому пот заливал глаза, а проход шириной в метр и высотой в рост Ивана углубился едва ли на полметра.
– Какой толщины эта стена, кто-нибудь знает? – тяжело дыша, он привалился спиной к неровной, ощетинившейся острыми ребрами и корявыми ямами иссеченной поверхности и стер рукавом с лица пот и мелкие осколки изувеченного камня.
– Сержант Щур как-то упоминал, что на этой стене могут свободно разъехаться две колесницы, – с готовностью сообщил Терентий.
– Две?.. А вы ничего не путаете? Сколько это в метрах? – предчувствуя недоброе, нервно поинтересовалась Серафима. – Со второй линии обороны, из моей башни, она не казалась настолько толстой…
– Она внизу раз в несколько толще, чем верху, – сообщил Кондрат.
– А вверху она метров пять-шесть, – предположил голос слева.
– Не меньше, – согласился с ним голос сзади.
Царевна задумалась.
– Иван, как ты считаешь, ты сможешь прорубить проход… пролаз… или хоть что-нибудь, через что мы могли бы пробраться внутрь, сквозь такую толщу?
– В принципе, уже положен неплохой задел, и, по моему мнению, нет ничего невозможного… – сам не веря в то, что произносят его губы, заговорил он, и с каждым словом – бодрым, вселяющим уверенность в успехе их предприятия – он всё больше понимал, что за ночь прорубить такую дыру не в состоянии даже его безотказный меч.
Вот если бы к волшебному мечу еще бы и волшебное кайло или волшебную совковую лопату…
– …и это не может не подтверждать, что теоретически препятствий для выполнения нашей задачи не существует… – закончил он тоном, который чаще используется для произнесения заупокойных молитв и оглашения некрологов.
– То есть ты не сможешь ее прорубить? – сделала правильный вывод из речи мужа царевна.
– Нет, смогу, – сердито тряхнул головой, он, отгоняя мрачные мысли, стиснул зубы и снова, с удвоенной яростью набросился на многострадальную стену.
Богатырский натиск продолжался в течение получаса, пока, наконец, похрустывая наваленным на землю фаршем из черного гранита, из провала не показался сам богатырь с убитым видом и не прошептал растерянно:
– Кажется, я уперся…
– Во что? – кинулись к нему все, и он развел руками:
– Мой проход стал получаться каким-то… сужающимся… иначе камень невозможно было вырубать… меч должен входить под углом… И вот как-то незаметно получилось… я оказался в клиновидном тупике…
– И что теперь делать? – плохо понимая объяснение, но сердцем чувствуя, что в клиновидном тупике ничего хорошего произойти не может, тревожно спросила Находка.
Иванушка понуро пожал плечами:
– Конечно, можно начать расширять этот проем, но, чтобы пробиться через стену такой толщины, нужно провести вычисления, составить пропорцию, вывести закономерность…
– На сколько? – не очень вежливо оборвала ученые рассуждения благоверного царевна, предчувствуя катастрофу их предприятия.
– Метров до пяти… минимум… для начала… – виновато отвел глаза Иван. – Потому что он всё время сужается и сужается…
– Мы чем-нибудь можем помочь, Иван? – выступил вперед Кондрат.
– Нет, спасибо… – покачал встрепанной головой тот.