- Мне ужасно жаль, мистер Чендлер, но я действительно не знаю, чем вам помочь. - Кляйншмид бессильно пожал плечами. За его спиной коллеги закрывали свои письменные столы. Секретарши торопливо бегали туда-сюда, царила атмосфера всеобщего отступления. В отдалении я увидел худого прыщавого паренька, который переходил от стола к столу и собирал почту.
- Не могли бы вы отправить чеки экспресс-почтой во Франкфурт и попросить ответа телеграфом? - спросил я. - Помните, я однажды предлагал вам это, тогда, когда мы познакомились?
- Да, мистер Чендлер, - он медлил, вертел чеки в руках и размышлял в нерешительности. - Но времени действительно очень мало. Мы уже закрылись. Поезд на Франкфурт отходит в пять, то есть через час… я не знаю, как мы можем успеть к нему.
- Вон тот парень, - сказал я и указал на прыщавого парнишку, рыжие волосы которого дико торчали на голове, - он не пойдет на почту?
- Пойдет, но не на вокзал, а в почтовое отделение за углом.
- Не мог бы он в виде исключения…
- У него тоже конец рабочего дня, мистер Чендлер.
- У меня машина на улице, я мог бы подвезти его к вокзалу.
- Да?..
Кляйншмид медлил.
Шестнадцать часов три минуты.
Помещение банка опустело. Человек в униформе от входа подошел ко мне:
- Банк закрывается, господи.
- Еще минуту, - сказал я. Кляйншмид кивнул служащему. Тот отошел. Кляйншмид повернулся.
- Конрад! - крикнул он.
Парень подошел к нам.
- Да, господин Кляйншмид?
- Не мог бы ты съездить с этим господином к почтовому отделению на вокзал - он отвезет тебя туда - и отдать письмо? Это очень срочно.
- Очень срочно, - сказал я и дал Конраду пять марок.
- Спасибо, - сказал Конрад. - Хорошо, господин Кляйншмид, будет сделано! - У него было бессчетное множество прыщей, он находился в том очень несчастливом возрасте, когда ломался голос.
Кляйншмид огляделся.
- Девушки уже ушли, - сказал он. - Мне надо написать сопроводительное письмо…
Он поставил печатную машинку со стола на стойку у окошечка, вставил лист бумаги и начал печатать, в письмо он вписал и номера чеков. Я смотрел на него. Когда я почувствовал, что он заканчивает, я поспешил к столику для посетителей и принес конверт:
- Пожалуйста, возьмите!
Он взял конверт.
"Рейн-банк" - напечатал он на конверте, затем напечатал адрес.
- Напишите еще "Экспресс" и "Заказное", - сказал я.
Он напечатал.
Теперь конверт выглядел точно так же как тот, который был у меня в кармане. Кляйншмид положил чеки в конверт и заклеил его.
- Дай сюда, - повернулся он к Конраду. Тот протянул ему черную книгу для регистрации, в которую Кляйншмид вписал адрес с конверта. Это была книга регистрации почты банка. В ней почтамт расписывался за письма напротив указанных адресов.
- Благодарю вас, Петер, - сказал я. - Я никогда этого не забуду.
- Пожалуйста, мистер Чендлер! - он улыбнулся своей приятной улыбкой. - Торопитесь, чтобы письмо успело к пятичасовому поезду.
- Да, - сказал я, - пойдемте, Конрад.
Я посмотрел, как он положил наше письмо в свою папку. В папке лежало уже множество других писем. Мое лежало сверху. Это была обычная папка, которую можно открыть без всяких проблем.
- Я зайду завтра утром, около десяти! - прокричал я Кляйншмиду, когда уже спешил за Конрадом к выходу.
- Хорошо, мистер Чендлер, - крикнул он мне вслед.
Когда мы выходили на улицу, служащий в униформе открыл нам дверь.
- Моя машина стоит там, - сказал я. Движение было очень сильным. Я пропустил Конрада, он сел в машину и открыл мне дверцу. Я сел за руль. Было шестнадцать часов двенадцать минут.
Папка с почтой лежала между нами на переднем сиденье. Я осторожно вывел машину на проезжую часть. Мы поехали к вокзалу. Когда я доехал до площади Одеонплатц, я резко затормозил и попытался снова поехать сразу с третьей скорости. Мотор заглох. Мы стояли посреди проезжей части. За нами останавливались машины, полицейский кричал мне что-то из своей будки и требовал, чтобы я ехал дальше. Я потряс рычагом и сделал вид, что не могу двинуть его в коробке передач.
- Что случилось? - взволнованно спросил Конрад.
Вокруг нас начинался ад. Десятки машин останавливались, машины гудели, и через улицу к нам бежал полицейский.
- Вы сошли с ума?! - кричал полицейский. - Почему вы остановились?
- Я не могу ехать! - зарычал я. - Рычаг застрял. - При этом я все время тряс рычагом. Полицейский обежал машину и попытался сдвинуть ее. Я дал мотору пару раз завестись и каждый раз опять глушил его.
- Подождите! - Конрад выскочил из машины, дверь за ним захлопнулась. Он тоже принял участие в попытках убрать машину с перекрестка. Я нажал ногой на тормоз, чтобы эти попытки не увенчались успехом слишком рано, левой рукой я крепко держал руль. Правую я сунул в папку Конрада, вытащил экспресс-письмо в Рейн-банк и сунул его в карман. Затем я достал из кармана мое письмо, в котором лежали два чистых листа бумаги, и положил его в папку.
Все прошло очень быстро, никто ничего не заметил. Конрад и полицейский сдвигали машину с места. Я снял ногу с тормоза и двинул рычаг. Мотор загудел, и машина двинулась вперед. Подбежал Конрад и запрыгнул в машину. Дверца за ним с шумом захлопнулась.
- Давайте! - закричал полицейский. - Уезжайте же!
Я поехал. Письмо с двумя фальшивыми чеками лежало у меня в кармане.
34
Я высадил Конрада около почтового отделения, которое находилось у вокзала. Я смотрел ему вслед, пока он не исчез в здании, потом посмотрел на часы. Было шестнадцать часов тридцать одна минута. Затем я поехал в офис авиакомпании. Недалеко от него находилась охраняемая парковка. Там я поставил машину и пошел дальше пешком. Автобус уже ждал. Прежде чем войти в него, я еще зашел в туалет офиса. Там я разорвал письмо с фальшивыми чеками на мелкие кусочки и спустил их в унитаз.
Самолет - четырехмоторный "Дуглас-Гудзон" - вылетел ровно в восемнадцать часов. Мы летели навстречу закату солнца, это было чудесно. В полете я немного перекусил. Автобус, который привез нас из аэропорта в город, въехал в центр около двадцати тридцати. В двадцать один час я был в отеле "Европа", где я заказал номер - тоже на имя Джеймса Элроя Чендлера. И в двадцать два часа я уже уснул и спал глубоко и без снов.
На следующее утро шел дождь - мелкий и неприятный.
Я встал в шесть утра, позавтракал в полседьмого и в семь оплатил счет. Потом отнес свой чемодан во франкфуртский офис "Пан Америкэн Эйрвэйз". Самолет в Мюнхен улетал в полдесятого, автобус от офиса авиакомпании отходил в полдевятого. Я взял такси и поехал в Рейн-банк, где мне пришлось немного подождать. Когда в восемь часов открылись окошечки, я осведомился в одном из них, не оставлял ли господин Кларен (Иозеф Мария Кларен из Хайдельберга) для меня, Джеймса Элроя Чендлера, деньги. Девушка, к которой я обратился, пообещала посмотреть и удалилась. Через три минуты она вернулась и сообщила мне, что господин Иозеф Мария Кларен из Хайдельберга не оставлял для меня никаких денег, да, что господин с таким именем Рейн-банку абсолютно неизвестен. Я сделал вид, что очень озадачен этим сообщением.
- Это так неприятно, - смущенно сказал я. - Я просто не знаю, что мне теперь делать. Я очень рассчитывал на эти деньги. - Потом мое лицо немного просветлело. - Может быть, вы разрешите мне отправить телеграмму?
- Конечно, - сказала девушка, - две ячейки в фойе находятся в распоряжении наших клиентов. Попросите даму там сразу же сообщить вам сумму за отправку телеграммы. Тогда вы сможете тут же оплатить все в нашей кассе.
Я поблагодарил девушку и пошел в фойе, где меня связали по телефону с франкфуртским агентством по приему телеграмм. Туда я послал телеграмму следующего содержания:
Чеки номер (здесь я указал номера обоих фальшивых чеков, указанные на подтверждении о получении, которое мне дал Кляйншмид) имеют покрытие и в порядке Рейн-банк Ригер.
Фамилию Ригер я видел однажды у Джо на каком-то подтверждении чека.
Эту информацию я отправил телеграммой-молнией, стоила она мне двенадцать марок сорок пфеннигов, я оплатил их в почтово-телеграфной кассе. Теперь цель моего пребывания во Франкфурте была выполнена, и я поехал к офису авиакомпании. Самолет, покинувший Франкфурт в полдесятого, прибыл в Мюнхен в одиннадцать часов пятнадцать минут. Я опять взял такси в аэропорту и сразу поехал в банк, куда я вошел в одиннадцать часов сорок пять минут. Сразу же, как я вошел, я увидел Кляйншмида. Он кивнул мне:
- Мистер Чендлер, где вы были так долго? Мы уже пытались найти вас по телефону!
- Да? - Я ухватился за окошечко. - И куда вы…
- Вашей жене в Грюнвальд, - сказал он. Его голос звучал издалека.
- Я был… - начал я, но он кивнул: - Ваша жена сказала нам, что вы поехали к мистеру Клейтону на Химское озеро.
- Да, это так, - сказал я. Его голос вернулся ко мне. - Телеграмма пришла?
- Уже час назад.
- Хорошо, - сказал я.
- Присядьте на минутку, я принесу деньги.
Я быстро сел. Если бы мне пришлось еще немного постоять, я бы наверняка упал в обморок. Колени неожиданно задрожали. Через три минуты пришел Кляйншмид со вторым кассиром. Пока Кляйншмид считал деньги, второй кассир наблюдал. Я получил деньги в пачках в купюрах по сто марок. Кляйншмид сложил пачки на поднос. Всего было восемнадцать пачек, по сто купюр достоинством в сто марок в каждой, и одну пачку, в которой было девяносто купюр того же достоинства. Я расписался в получении и сложил пачки в захваченный с собой портфель. Затем я поблагодарил Кляйншмида за помощь и пожелал ему приятных выходных, а также успехов в ловле форели. Когда я вышел из здания банка, на всех церковных колокольнях Мюнхена начали звонить колокола. Было двенадцать часов. Если Рейн-банк еще не отправил рекламацию телеграфом или по телефону насчет непонятного экспресс-письма с вложенными туда двумя чистыми листами бумаги, у меня было преимущество во времени в сорок восемь часов - до понедельника. Но в любом случае у меня была еще куча дел.
Сначала я забрал машину. Чемодан я положил вниз, портфель с деньгами - в багажник, но перед этим я вытащил часть денег и рассовал их по карманам.
Потом я позвонил Маргарет, сказал ей, что я уже в Мюнхене и что после обеда приеду в Грюнвальд. У нее в гостях были Бакстеры, они передали мне привет.
- Передавай им тоже привет, - сказал я.
- И приезжай поскорее, Рой, я купила к ужину венские шницели.
Венские шницели были моим любимым блюдом.
- Хорошо, - сказал я.
- Хорошо было на Химском озере?
- Прекрасно.
- Ты помог Джо разобраться с его затруднениями?
- С его затрудне… - Я не сразу понял, но потом сообразил, что эта фраза предназначалась Бакстерам.
- Конечно, - сказал я.
- Видишь, - закричала она с притворной радостью, - ты только вышел из клиники, а они уже опять не могут без тебя! Что бы Джо делал, если бы тебя не было!
- Да уж!
- Будь здоров, Рой. И приходи побыстрее. - Это был последний раз, когда я слышал голос Маргарет. Больше я ее никогда не видел.
Я поехал на Максимилианштрассе к своему ювелиру и забрал украшения. Одно кольцо я надел на палец, второе кольцо и табакерку попросил упаковать. Рубиновое кольцо, которое я надел, было цвета голубиной крови. Такое кольцо, как это, сказал мне ювелир, можно в любое время продать по той же цене, это действительно высококачественная работа.
Когда, провожаемый им до двери, я наконец вышел на улицу, то увидел на другой стороне магазин деликатесов. Там я купил бутылку "Хеннесси", которую сразу же попросил открыть, и бумажный стаканчик. Бутылку я положил в машине рядом с собой.
Время от времени я отпивал по глотку. Все еще шел дождь.
Улицы уже опустели, наступала типичная субботняя послеобеденная пустота, общая для всех крупных городов. Я позвонил из автомата Мордштайну.
- Я уже думал, что что-то случилось, - подозрительно сказал он.
- Все в порядке. Я буду сейчас около вашего дома. Спускайтесь.
Когда я подъехал, он уже стоял на улице. Я открыл ему дверцу:
- Садитесь.
Мы заехали в тихий переулок, там я припарковался.
- Покажите мне бумаги, - сказал я.
- Покажите мне деньги, - сказал он.
Я показал ему деньги. Он отдал мне бумаги.
Они были безупречны. Согласно удостоверению личности я был Вальтером Франком, рожденным 17 мая 1906 года в Вене, проживающим в Инсбруке, на Кайзераллее, 34, римско-католического вероисповедания, холостым, по профессии коммерсантом, занимающимся экспортом. В моем паспорте стояла немецкая виза, действительная до декабря, а также штампы о въезде и выезде из Федеративной Республики Германии. Метрика и удостоверение гражданства меня тоже удовлетворили. В качестве профессии моего отца изготовители фальшивых документов разумно выбрали "советник юстиции". После того как я проверил бумаги, я отпил глоток из бутылки и предложил коньяка Мордштайну, который тоже глотнул.
- За ваше будущее, - сказал он и улыбнулся.
- Спасибо, - сказал я. Потом я отдал ему деньги за документы. При этом я вытащил из кармана большую пачку купюр по сто марок, но он не сказал ни слова и молча смотрел, как я отсчитываю нужную сумму. - Так, - сказал я, - теперь дальше. Может ваш друг принять сорок тысяч марок?
- Он оплатит их в два приема. По сто двадцать тысяч шиллингов.
- Хорошо, - сказал я, - тогда сделаем два пакета. - Я взял с заднего сиденья упаковочную бумагу и бечевку. Затем я сделал два маленьких пакета. В каждом пакете лежало по 20 000 марок в купюрах по сто марок. Я тщательно перевязал пакеты. Мордштайн не отрываясь смотрел на мои пальцы, между делом отпивая из бутылки. Когда все было готово, мы поехали на железнодорожный вокзал. Я припарковал машину, и мы пошли в камеры хранения багажа. Мордштайн следовал за мной как тень. Он ни на мгновение не выпускал пакеты из виду.
- Вы боитесь, что я их подменю?
- Да, конечно, - дружески ответил он.
Я сдал оба пакета, заполнил бланки и получил две квитанции на выдачу. С ними я вернулся в машину.
- Какой адрес у вашего друга? - спросил я Мордштайна, который теперь казался успокоенным.
- Я вам его записал, - ответил он и дал мне бумажку. Я прочитал: "Инженер Якоб Лаутербах, Вена IV, улица принца Евгения, дом 108". Ниже - "телефон Р 28 8 42".
- Когда вы ему позвоните? - спросил Мордштайн.
- В понедельник утром.
- То есть вы уезжаете сегодня вечером?
- Да, - сказал я.
- Когда?
- Вы хотите с цветами прийти к поезду?
- Нет, - сказал он. - Это всего лишь спросил. Вы не обязаны отвечать. Кроме того, есть всего два поезда.
- Вот именно. Хотите выпить еще глоточек со мной?
- Охотно, - сказал он. На этот раз он пил из стаканчика, а я из бутылки. Мы стояли под дождем, под пасмурным небом, на стоянке перед вокзалом, и я чувствовал, как на меня медленно наползает усталость, вызванная коньяком. Пора прекращать, подумал я, у меня еще очень много дел.
- Пусть все у вас будет хорошо, господин Франк, - сказал Мордштайн и выбросил стаканчик. - Может быть, мы когда-нибудь увидимся снова.
- Вряд ли, - ответил я и протянул ему руку.
Он пожал плечами:
- Кто знает? - Он повернулся и пошел прочь.
Я смотрел ему вслед. Затем я сел в машину и поехал к автобану на Штутгарт. За городом дождь был еще сильнее.
В начале автобана и голосовали две женщины, но я никого не взял. Радио Мюнхена передавало танцевальную музыку. Я ехал очень быстро. Через полтора часа я доехал до Аугсбурга, свернул на Паппельшоссе и остановился. По радио продолжали передавать музыку, но теперь это были отрывки из опер. Я достал карандаш и начал считать.
35 000 марок я заплатил за украшения. 6000 - за документы. И 40 000 лежали в Мюнхене на вокзале. Все вместе составляло 81 000.
Таким образом, у меня было 189 000 и еще около 3000 собственных денег. Я посчитал, что у меня осталось. Было около 111 000 марок.
От этих денег я опять отсчитал 15 000 и засунул их в левый нагрудный карман. 2000 марок я сунул в правый нагрудный карман. С помощью упаковочной бумаги и бечевки я сделал третий пакет для оставшейся суммы и положил его около себя. Листочек с подсчетами я выбросил из окна в переполненный водой кювет. Затем по шоссе я въехал в Аугсбург.
Когда я подъехал к железнодорожному вокзалу, было пятнадцать часов, здесь тоже царило праздничное спокойствие. Я сдал пакет в камеру хранения и аккуратно спрятал квитанцию на получение. Затем я пошел на почтовое отделение вокзала и отправил 15 000 марок, которые я отложил, почтовым переводом Маргарет. Почтовый служащий сказал мне, что деньги прибудут в понедельник. Потом я купил немного почтовой бумаги, заправился и опять выехал на автобан.
Примерно через двадцать пять километров от Аугсбурга я увидел крупную автозаправочную станцию, на которой стояло несколько грузовиков. Около заправки находилась небольшая столовая. В ней было приятно тепло. Многочисленных посетителей обслуживали две официантки. Я нашел свободный столик у окна и заказал кофе.
По оконному стеклу стучали капли дождя. Над равниной за окном поднималась испарина, земля на пашне была влажной и черной, а у горизонта дорога взбиралась на небольшой холм, где на фоне серого неба высились силуэты деревьев с наполовину облетевшими листьями. Я выпил горячий кофе и достал ручку, чтобы написать два письма.
35
Дорогая Маргарет!
Я пишу это письмо перед своим отъездом. Когда ты будешь его читать, я уже покину страну. Не имеет смысла извещать полицию и искать меня, потому что я изменил имя и живу по чужим документам. Я перевел тебе сегодня 15 000 марок, которые ты получишь в понедельник. Это даст тебе возможность завершить наше хозяйство в Мюнхене и уехать домой. К сожалению, я не смогу в будущем заботиться о тебе и думаю, что самым лучшим для тебя будет, если ты вернешься к родителям. Остаток своей жизни я проведу в постоянных путешествиях и не знаю, напишу ли я тебе еще когда-нибудь. Я думаю, вряд ли. Я намеренно отказался от прощания и пишу это письмо, чтобы избежать сцены, которая была бы неприятна для нас обоих. Я не могу требовать, чтобы ты простила мне то, что я делаю. Тем не менее я долго размышлял над этим и считаю, что это единственное, что я мог сделать. Я хочу быть один. Я больше не люблю тебя, я должен уехать. Меня несколько успокаивает то, что ты, вернувшись к родителям, не будешь бедствовать. Я не знаю, что еще тебе написать, возможно, я уже действительно начал терять способность соображать, и я прошу тебя предпринять что-нибудь, что поможет тебе легче перенести ситуацию.
Всего доброго.
Твой Рой.