Бенедиктов вышел на остановке, которую он в последний раз мог назвать своей, дошел до подъезда и остановился, глядя на противоположный конец дома, сразу за которым, через дорогу, был вход в Лосиноостровский парк. В жаркое слепящее июньское утро, в сухом и решительном настроении Бенедиктова эти искристые морозные воспоминания были очень некстати. Зимой по ночам они с Анной любили гулять в лесу. Даже в самой густой чаще было светло от луны и снега. Они углублялись в лес по своей личной, ими же протоптанной тропинке, выходили на свою полянку, садились на ствол давно рухнувшего в грозу дерева – следы вокруг каждый раз были точно такие же, что они оставляли в свое прошлое посещение, – пили коньяк, тихо разговаривали (можно было шептать на весь лес), и не верилось, что всего лишь в километре отсюда воет и задыхается во влажном стылом дыму вечно преследующий добычу дикий оскаленный город, а здесь они вдвоем среди цивилизованной тишины, аккуратно положенных ровных снегов и минималистского света стильной хромированной луны. Он целовал Волкову в резкие скулы, бледные щеки, большие, сплошь черные смородиновые глаза, предусмотрительно избегая губ, и однажды, когда было действительно очень холодно, забылся, потянулся к ее уху и прилип к сережке. Дернулся, и больно было обоим, но тут же стало смешно, и за эту одну ледяную сережку он отдал бы, пожалуй, немало совместных ночей.
Бенедиктову стало холодно. Он вздрогнул, очнулся, и тут же июньское утро, словно снятое с паузы, вновь заструилось вокруг него живым согревающим маревом. Алексей поднялся, сложил последние вещи. Сегодня кончался срок, в течение которого он по уговору с хозяйкой должен был освободить жилье, поэтому Бенедиктов, дотянув до последнего, приехал сюда утром, перед работой, и, оглушенный воспоминаниями и едва сохранившимся запахом духов Анны, даже не заметил, что хозяйка опоздала, не приехала вместе с ним проверить состояние комнат, настолько он привык к ее постоянному молчаливому отсутствию. Выходя, он не выдержал и вслух сказал квартире:
– Прощай, красавица. Жри теперь других.
Запер дверь, ключ по привычке спрятал во внутренний кармашек сумки и уехал. В последнее время хозяйка истончилась настолько, что о том, чтобы вернуть ей единственный ключ (Анна свой потеряла незадолго до их расставания), он как-то не подумал.
***
Бенедиктов опоздал на работу. Оставив вещи у охраны на проходной, он проскользнул в редакционный оупенспейс и уткнулся в монитор с самым сосредоточенным видом. В рабочей почте лежали свежие тексты на вычитку: рассказ, критическая статья и какой-то файл, называвшийся "Концепция создания нового…" – видимо, название было длинным и не уместилось целиком. Алексей чутьем понял, что это спам, и удалил письмо.
Рассказ начинался любопытно: "Взмахну красной тряпкой перед глазами будущих критиков: был у нас гламурный грешок – мы любили заниматься сексом в критические для нас дни. Она, правда, этого стеснялась, предпочитая черные квадраты непачкающихся простыней живым импрессионистическим мазкам, но всегда соглашалась, покоренная моим обещанием…" Так, постельная сцена. Интересно, пока отложить.
Статья была нудной, похожей своей обвинительно-вопрошающей интонацией на допрос. С нее-то он и начал. "Во всех рассказах цикла ни у одной героини нет имени. Что это: подростковое стремление придать тексту торжественность этим многозначительно-загадочным "она"? Писал бы тогда уж с большой буквы: Она. Или это всего лишь обыкновенная спесь начинающего прозаика, не желающего снисходить до простых русских имен вроде "Катя"? Ведь можно же было придумать, назвать, обозначить; Пушкин в свое время сделал имя "Татьяна"…"
"Люди, вместо "прописная буква" пишущие "большая", вспоминают про Пушкина", – с привычной тайной насмешкой над велеречивыми критикессами думал Бенедиктов, увлекаясь работой, безжалостно и хладнокровно истребляя опечатки и орфограммы.
После обеда главный редактор пригласил его к себе. Вся редакторская фигура была создана, казалось, именно для того, чтобы он был начальником над интеллигенцией: экспроприированный когда-то Лениным сократовский лоб, умные собачьи глаза Николаса Кейджа, маленький сжатый рот между широкими скулами; по несколько раз в день он решительно заходил в оупенспейс, словно собираясь устроить кому-то серьезный разнос, спрашивал кого-нибудь из редакции, но всегда именно в эти десять минут как раз этого человека не оказывалось на месте, и главному кто-то небрежно бросал через плечо в ответ на его напряженный вопрос: "Курить ушел, наверное". Больше он этого сотрудника не искал, и прекрасная природная лепка начальственной внешности пропадала впустую.
Главный редактор пригласил Бенедиктова сесть.
– Вы прочитали "Концепцию"? – спросил он, глядя с непривычной приветливостью.
– Какую? – переспросил Бенедиктов, тут же вспомнил утреннюю почту и смутился. – Ах, да… Нет, еще не успел.
– У меня к вам будет личная просьба! – Главный торжественно возвысил голос, встал, обошел свой лаковый стол и сел в пустое кресло рядом с Бенедиктовым. Это было неслыханное нарушение редакционного этикета: на планерках все сидели на диване чуть ли не возле самой двери. – Вычитайте этот текст, пожалуйста, очень внимательно и бережно. Это необычайно важный документ.
– Что же там? – недоверчиво, почти брезгливо спросил Бенедиктов, напуганный начальственной интимностью.
– Поймете сами, когда увидите. Этот текст сейчас помещается во все печатные и электронные СМИ по просьбе… – здесь главный сделал паузу и игриво пошевелил пальцами, как чеховский кулинарный сластолюбец от удовольствия при виде жареного карася в сметане, – неких очень влиятельных персон.
Алексей уже ничего не понимал.
– Главное – внимательность и аккуратность, – с прежним решительным выражением закончил редактор и встал. – Ступайте работайте.
Вернувшись к своему компьютеру, Бенедиктов с любопытством извлек из корзины загадочный файл и открыл его.
"КОНЦЕПЦИЯ СОЗДАНИЯ НОВОГО КУЛЬТУРНО-ИНФОРМАЦИОННОГО ПОЛЯ НА ТЕРРИТОРИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ЦЕЛИ И ЗАДАЧИ СТРОИТЕЛЬСТВА КНИЖНОЙ БАШНИ
ИНФОРМАЦИОННОЕ ПИСЬМО
В последние годы российское общество переживает кризис целеполагания и смыслопорождения. Новой национальной идеи так и не появилось. Концепция "суверенной демократии", созданная в стремлении заполнить царящий в коллективном сознании ценностный вакуум, так и не стала национальной идеей, будучи скомпрометирована оппозиционными прозападно настроенными силами. Эпоха активного потребления товаров и услуг, хоть как-то занимавшего умы значительной части российских граждан, закончилась с приходом экономического кризиса. Новая Великая депрессия пришла к нам с Запада, и мы должны суметь поставить щит против ее ледяного мертвенного дыхания.
В это тяжелое время мы должны вспомнить, что у нас есть большой культурный бэкграунд. Мы должны переориентировать российских граждан на новое потребление, и это будет не покупка электронных гаджетов и не отдых на зарубежных курортах. Мы должны стимулировать наших соотечественников к потреблению качественных культурных смыслов. Засилье низкопробного, пошлого, отупляющего телевидения, которое долгие годы было на руку некоторым консервативно настроенным слоям правящей элиты, должно быть прекращено. Гнилым миазмам развлекательных телепередач и низкокачественной коммерческой музыки, лживым новостям, выполненным в брежневской стилистике, разнузданной государственной пропаганде, всему тому, что заполняет сейчас все телевизионное пространство, для большинства российских граждан являющееся единственным культурным пространством, мы должны противопоставить нечто здоровое, цельное, осмысленное. Средством борьбы со всеобщим и глубоким кризисом, по нашему глубокому убеждению, должна стать великая русская литература.
Два меча скрестятся в битве за будущее России! По ржавому отравленному клинку Останкинской башни ударит молодой, закаленный меч башни книжной. И он победит. Строительство должно продвигаться как можно скорее, потому что от того, как скоро башня из книг начнет вещание, заглушив ядовитый вредоносный сигнал Останкино, зависит – ни много ни мало – будущее России, нравственное и умственное здоровье грядущих поколений российских граждан.
Дорогие строители! Граждане, созидающие новую Россию! Мы просим вас: не жалейте ни своих, ни наших сил в деле возведения башни. Все, что нужно будет от нас, вы получите по первому требованию. Любые затраты будут окуплены, всякий труд будет вознагражден. Лучшие силы российского общества, болеющие душой за будущее Родины, выделят любые средства, нужные для этого святого, великого дела. Просите, и дадут вам.
С высоты книжной башни, построенной вами, вы будете плевать на позорное прошлое своей страны и любоваться ее достойным настоящим и светлым будущим. Да пребудет с нами Господь.
P. S.
Список книг классических и современных русских писателей, произведения которых должны наполнить башню, прилагается.
XIX ВЕК
Н. М. Карамзин
Д. И. Фонвизин
А. Н. Радищев
И. А. Крылов
А. С. Грибоедов
А. С. Пушкин
М. Ю. Лермонтов
Н. В. Гоголь
А. Н. Островский
И. С. Тургенев
И. А. Гончаров
Н. Г. Чернышевский
Н. А. Некрасов
М. Е. Салтыков-Щедрин
Л. Н. Толстой
Ф. М. Достоевский
А. П. Чехов
XX ВЕК
И. А. Бунин
М. Горький
А. И. Куприн
Л. Н. Андреев
А. Белый
Ф. К. Сологуб
A. А. Блок
B. В. Хлебников
B. В. Маяковский
C. А. Есенин
А. А. Ахматова
О. Э. Мандельштам
М. И. Цветаева
Б. Л. Пастернак
Е. И. Замятин
М. А. Шолохов
М. А. Булгаков
М. М. Зощенко
А. П. Платонов
A. Н. Толстой
B. В. Набоков
C. Д. Довлатов
А. И. Солженицын
И. А. Бродский
Вен. В. Ерофеев
П. Л. Вайль
A. А. Генис
Д. Л. Быков
Д. А. Горчев
М. Ю. Елизаров
Б. Акунин
B. Г. Сорокин
В. О. Пелевин
Т. Н. Толстая".
Дочитав до конца, Алексей еще минуту сидел неподвижно, глядя на последнюю строчку, как на кирпич, упавший ему под ноги по той самой траектории, на которой через секунду должна была оказаться его голова. Потом вскочил и кинулся в кабинет к главному редактору, желая объяснений, но тот уже уехал из офиса. Бенедиктов вернулся и хотел было поделиться странным документом с коллегами, но оказалось, что редакция незаметно опустела, пока он читал: остались только верстальщица в наушниках с бледным от Adobe InDesign-а лицом и программист-сайтовод с эстетской бородкой клинышком. Вместе с ними готов был послушать "Концепцию" довольный внимательный кактус в горшочке.
Алексей перечитал файл еще раз. Если бы не пугающая взвинченность и истеричность тона, текст как шутка был бы даже остроумен, хоть и не смешон. В корректорской правке он не нуждался, и это почему-то не удивляло ввиду общей странности документа, а литературно обрабатывать тексты не входило в круг его обязанностей, и Бенедиктов просто выложил "Концепцию" на редакционный сервер. Оглядел пустую редакцию, вспомнил, что сегодня пятница, а номер сдается только через неделю, выключил компьютер и поехал домой, чуть не забыв сумки у охраны на проходной.
Наконец-то можно было совсем устроиться в новом жилье. Алексей уже познакомился с соседкой напротив, пенсионеркой Ниной Васильевной, сосредоточенной, быстрой старушкой, которая всегда, казалось, была занята огромным количеством дел. Встретившись на площадке, они поздоровались, и Нина Васильевна куда-то помчалась. Она не была особенно приветливой, но Бенедиктов думал, что ее стремительная каждодневная хлопотливость связана с тщательной заботой о внуках, и бабушка ему нравилась.
Алексей жил один в двухкомнатной квартире, одна из комнат которой была заперта и хранила в себе вещи уехавших в Черногорию хозяев. Повезло ему несказанно: хоть и дорого – все-таки райский Юго-Запад, – но он жил в отдельной квартире, а при наличии жильцов во второй комнате дворец превратился бы в общежитие, причем платил бы он столько же. Всего неделю Бенедиктов был здесь, но уже успел полюбить это уютное жилище, часть которого была вынесена за скобки. Все в этой квартире было словно противоположностью тому мрачному бункеру на Проходчиков, и тем горше было думать, что Анна вряд ли когда-нибудь поставит на полочку в этой прихожей свои черные лакированные туфли с открытым мыском. Как им хорошо было бы тут вдвоем… Но она сменила номер мобильного и не отвечала на письма.
Бенедиктов закинул в стиральную машину привезенные вещи, навел в квартире окончательный, единственно возможный, свой порядок, принял душ и поужинал. Впервые подошел к запертой двери второй комнаты, потрогал замок, заглянул в щель между створками, но устыдился этого плебейского любопытства. Пора было идти: ждала воплощения его маленькая мечта, что томила с тех пор, как Бенедиктов закончил университет и уехал с Кравченко. Алексей спустился, зашел в "Гастроном 21", купил ледяного пива, пересек улицу и вскоре сел на скамейку на бетонном прогулочном плато под общежитием ДСВ, где он прожил пять лет. Жара схлынула, и эмгэушная молодежь начала собираться на традиционный пятничный летний раут.
***
В понедельник, придя на работу, Бенедиктов первым делом пошел к главному редактору. Тот ответил на стук в дверь пригласительным мычанием, но не скоро оторвался от компьютера, колюче взглянув на Алексея:
– Что вы хотели?
– Этот текст, что вы просили меня прочитать в пятницу, "Концепция"… Что это, кто его прислал? Почему он такой… странный?! – выпалил Бенедиктов, удивляясь собственной наглости.
– Молодой человек, хочу вам напомнить, что корректор является техническим специалистом редакционной службы и в его должностные обязанности не входит оценка литературного уровня поступающих в редакцию материалов, – спокойно, без угрозы и вызова проговорил главный редактор. – Могу только сказать, что это всего лишь текст для рекламного модуля, присланный нашими новыми партнерами. Коммерческая реклама, понимаете? – Бенедиктов ошарашенно покивал. – Хорошие деньги дают, между прочим. И поэтому я просил вас отнестись к нему как можно более аккуратно, – продолжал редактор. – Помните, какой был скандал, когда вы позакавычили везде и написали с прописной название лекарственного препарата, которое должно было идти, так сказать, исподволь, двадцать пятым кадром? Мы клиента тогда потеряли, рекламщики ведь вас уволить требовали, а у меня даже мысли не возникло. Потому что вы хороший специалист. И как хороший специалист, должны понимать, что мы – первый и пока единственный в России тонкий литературный журнал западного, рыночного типа, и нам нужна реклама. Как, кстати, текст? Много правили?
– Мало… То есть совсем не правил. Чистый, – поспешно ответил Бенедиктов.
– Ну и здорово! – Главный снова, как в прошлый раз, стал вдруг ласков и весел, поднялся из-за стола, вытянул из принтера лист бумаги и хищно черкнул на нем что-то. – Прекрасный повод порадовать вас. Давно слежу за вами и вот наконец решился: данным приказом вы назначаетесь литературным редактором. Детали вам расскажет мой заместитель, заведующий отделом прозы, но по сути это значит, что теперь на вас возложена обязанность литературной правки поступающих материалов. То есть мы даем вам текст, объявляем карт-бланш и засекаем время. Ну и повышаем зарплату, естественно. Вы ведь, кажется, давно этого хотели?
– … – уже не покивал, а просто пару раз сглотнул в знак согласия ошалевший Бенедиктов.
– Ступайте работайте.
***
В редакции вовсю обсуждали странный документ, постепенно начавший появляться в самых разных изданиях – от почтенных, с седыми страницами, бумажных "толстяков" до вертлявых электронных районных вестников. Бенедиктов пришел в себя после разговора с главным редактором только тогда, когда понял, что с новой зарплатой он без проблем сможет оплачивать свой однокомнатный личный дворец на Кравченко. Чувствуя себя сильным и снисходительным, он попытался вклиниться в общий разговор и небрежно сказал, что "Концепция" – всего лишь рекламный модуль. На него посмотрели, как обычно смотрят на корректора (о повышении еще никто не знал), и продолжили обсуждение.
– Я слышала, что это вирусная реклама нового реалити-шоу, – тихо и значительно, как очевидец несчастного случая, говорила заведующая отделом поэзии, тонкая темноволосая молодая женщина, курившая через мундштук и прятавшая во внутреннем кармане жакета фляжечку с коньяком. – Заранее запускают в информационное пространство эту "утку", которая, побывав у каждого из нас в уме, перестает быть "уткой" и вскоре воплощается на экране. Мне кажется, это будет какая-то особенно оригинальная дрянь, от которой народ точно не сможет оторваться: возможно, это будет что-то вроде уроков литературы в школе, и кто не читает произведения и плохо пишет сочинения – тот выбывает из игры. Только проходить там будут всякое такое, знаете… "Гаврилиаду", например. И самое мерзкое, что, скорее всего, подаваться это будет под видом народного просвещения и популяризации классики…
– У Лермонтова тоже есть.
– У всех было.
– Это позднейшие стилизации.
– У Маяковского точно свои.
– Да разве мы об этом сейчас!
– "Что делать?". Там ведь первое приближение к идее реалити-шоу.
– Да, эти разные комнаты при совместном быте…
– Четвертую главу "Дара" обязательно приплетут.
– "Темные аллеи" еще можно.
– Ну вы сравнили.
Возник возбужденный спор, в котором говорили все разом. Бенедиктова и в тишине обычно никто не слушал, поэтому он молча сел за свой компьютер. В почте уже чернели новые сообщения с принятыми к публикации текстами, присланные завотделами на вычитку. Алексей с удовольствием вспомнил, что теперь он должен править их еще и литературно, и стал жадно скачивать файлы, но стоял между ним и экраном непроявленный кадр увиденного где-то недавно узора… Бенедиктов отложил работу и набрал поисковый запрос с трехстопным набоковским дактилем: "книжная башня Останкино". Но Гугл выдавал лишь страницы со все той же проклятой "Концепцией". Тогда Бенедиктов набрал в режиме поиска картинок "Останкино" и долго листал бесконечные простыни однообразных небесно-голубых игольчатых открыточных видов. Лишь в самом конце поисковой выдачи обнаружилось несколько маленьких телефонных снимков: на фоне телецентра едва можно было разглядеть черную решетчатую конструкцию, похожую сразу и на Эйфелеву башню, и на опору линии электропередачи. Размеры сооружения нельзя было определить: рядом для масштабирования не было ничего привычного глазу. Это удивило Алексея, ведь он точно видел там три дня назад оранжевые спецовки, башенный кран, строго одетых мужчин с папками и в строительных касках…
Рабочий день подходил к концу. Было уже около половины шестого вечера. Сотрудникам редакции наскучило спорить. Все расходились по своим местам, зевали, по очереди ходили к кофемашине. Бенедиктов собрался, покинул редакцию и поехал к Останкино. Через сорок минут он вышел из северного вестибюля станции метро "ВДНХ".