Значит, это теперь называется клуб деловых людей. Я угадал не столько название, сколько страсть глухоман-ских нуворишей к словам звонким и как бы определяющим доступ желающих. Простой любитель охоты с ижевкой шестнадцатого калибра даже в охотничий клуб не пойдет, там поди вступительный взнос в десять его зарплат, которых к тому же он и не получает. А про клуб деловых людей и говорить нечего. Туда вон даже Херсону Петровичу с его питейно-закусочным раем "До рассвета" вход заказан.
А мне, как вытекало из слов Зыкова, не заказан. Почему? Старая память о полупатронном-полумакаронном директоре или потенциальный капитал в его руках? Последнее представлялось более вероятным, и я ощутил некую стартовую уверенность в предстоящем мне разговоре.
А утром проснулся и понял, что никакая это не уверенность, а знакомая совковая радость, что начальство меня пригласить не забыло на очередное торжественное меро-приятие. Простая, как лопата, радость, ко рту ее не поднесешь и на вкус не попробуешь. Мне стало совестно до жара, я разозлился и позвонил Зыкову в обеденный перерыв. Сам не знал, зачем звоню, но сказал, что ради уточнения.
- Наша договоренность остается в силе, - сказал он. - Столик с армянским натюрмортом - за мной.
Столик за ним? Значит, твердо был уверен, что мы непременно договоримся.
3
Я приехал на служебной машине. Ее на территорию делового клуба, естественно, не пустили, поскольку она была всего-навсего немолодой "Волгой", а потому, как говорится, рылом не вышла. Я вылез и пошел к деловому клубу, только что отстроенное здание которого стояло рядом с ресторанчиком Херсона "До рассвета". Чья это была территория, кто у кого арендовал место - то ли ресторан у клуба, то ли клуб у ресторана, - я не знал, да и узнавать не собирался. Одна это была шайка-лейка, в которой меня почему-то терпели, хотя Федор что-то на эту тему, помнится, говорил…
Я вспомнил о Федоре, а заодно и о воскресном марше чернорубашечников из РНЕ. Они и впрямь взяли на себя охрану порядка на всех рынках Глухомани, и глухоманцы торговали там теперь спокойно. Неторопливо, достойно и - без опаски. Только вот Киму торговать было теперь нечем…
А Федора на том шествии не было. Нет-нет, не было ни в форме, ни без оной. И меня это, признаться, порадовало…
- Куда прешь? Куда?.. - заорали на меня грузчики со всей прямотой, столь свойственной нашему рабочему классу. Они волокли какие-то тщательно упакованные бутыли куда-то в сторону, к малоприметному старому зданию.
- Соображать надо, это же серная кислота!
- А куда вы ее тащите? - спросил я, уступая им дорогу.
- В "Астрахим", куда же еще!.. Вон, хозяйка на крыльце стоит. Товар ждет.
На крыльце стояла Тамара. Я почему-то помахал ей рукой - проклятое чувство чужого дома! - и она, чуточку помедлив, в ответ помахала тоже. А потом крикнула:
- В клуб идешь? Я загляну через часок!
Через часок я намеревался уже быть дома, но вспомнил о столике "по-армянски", и понял, что Тамара о нем не просто знает, но и намеревается за него усесться.
На входе в клуб деловых тоже что-то творили. Какую-то дверь, от которой тянулись провода. Охранник, как обычно, проверил, есть ли в списках приглашенных моя фамилия, жестом предложил проходить и чувствовать себя, как дома.
- Что строите? - поинтересовался я.
- Индукцию на вшивость.
Я понял, что городят контрольный вход для проверки оружия, но уточнять не стал. Пришли времена недоверия, и это обстоятельство следовало встречать без эмоций, как данность.
Зыков ждал меня в маленькой уютной гостиной, напоминающей кабинет, чему, правда, несколько мешала развратная оттоманка, расположенная против зеркальной стены. Поздоровались мы довольно сухо даже для официального приема, что, впрочем, Юрия Денисовича нисколько не огорчило. Он жестом пригласил меня присесть на упомянутую оттоманку и тут же закурил сигару с золотым обрезом. Теперь он курил сигары, и демонстрация этой слабо-сти должна была свидетельствовать о его силе.
- Догадываюсь, что вы нуждаетесь в крупной сумме. Причем желательно как можно скорее. В идеале - сегодня.
Разведка у него была на высоте. Но я ограничился нейтральным замечанием:
- Стало быть, у нас есть, о чем вести деловую беседу.
- Война расслаивает слабые системы и консолидирует системы мощные, - глубокомысленно отметил он.
- Я - система двойственная. С одной стороны я - военно-промышленный комплекс, но с другой - мирные макароны. Даже если они и по-флотски.
- Браво! - Зыков изобразил аплодисменты. - Какая сумма вас бы устроила?
У меня опять перехватывали инициативу. Мне всегда не нравилась такая игра, почему я и отказался от приманки.
- Это впрямую зависит от товара, который вы намереваетесь приобрести.
- Товар старый, однако ситуация несколько изменилась, поэтому - фифти-фифти.
- Простите, не понял.
- Что же тут непонятного? - улыбнулся Юрий Денисович. - Существует, насколько мне известно, два основных калибра. Следовательно, я о двух и говорю.
- Могу предложить только один.
- Два. И двадцать пять тысяч авансом.
- У. е.? - обалдело спросил я.
- Обижаете.
Зыков поднял с пола дипломат, положил его на стол, поколдовал с замками и откинул крышку. В дипломате лежали тугие пачки новеньких денежных купюр. И повеяло совершенно особым заграничным долларовым духом.
- Это спасет вашего бесценного друга. Наша сделка - стоимость его жизни. Кстати, нашего прокурора перевели в область с повышением. Вот что значит вести дела с учетом современных реалий. Хотите рюмку доброго виски под добрые доллары?
Доллары были злыми. Очень злыми. Но боль Кима была еще злее. Пока я прикидывал, что во мне перевесит - хотя знал же, знал, что именно перевесит, знал! - Юрий Денисович звякнул бронзовым колокольчиком, стоявшим на столике. И тотчас же в дверях вырос официант.
- Виски.
Официант исчез. Я молчал.
- Будете пересчитывать?
- Нет.
- Код - три шестерки, число Антихриста. Закройте, не стоит нервировать прислугу.
Я закрыл и снял дипломат со столика. Я не был уверен, решена ли этим участь Кима, но твердо знал, что моя участь - решена. А заодно и участь многих ребят в Чечне.
Официант принес бутылку виски, минеральную воду и два бокала. Наполнил, как учили - на полтора глотка. Тихо пожелал приятно провести время и вышел.
- Я знал, что мы обязательно встретимся. - Зыков пригубил виски и вздохнул. - Невеселые обстоятельства, но - обстоятельства. Аэродрома в нашей Глухомани нет, а до области вы можете не довезти человека с инфарктом. Я позвонил в Москву, договорился о санитарном вертолете, заботливом сопровождении, хорошей клинике и хорошей профессуре. Вертолет вылетит по моему сигналу, а я дам его после вашего согласия. Сумма оговорена, она - в дипломате. Там даже немного больше - так, для спокойствия. Разницу отдадите семье Кима. Разумеется, если вы согласны на предложенную сделку.
Полная договоренность, никаких хлопот, даже кое-что перепадет Лидии Филипповне. Пожалел он меня, что ли?.. Как бы там ни было, но тогда это помогло мне перейти к делу.
- Какие патроны?
- Винтовочные и автоматные. Советую употреблять идиомы, друг мой. Например, картежную масть - пики и трефы.
- Пики и трефы, - послушно повторил я. - Только как мне быть с этими самыми трефами? Они - строгой отчетности.
- У каждого свои проблемы. В этом суть бизнеса.
- Вы берете за горло.
- Я пользуюсь обстоятельствами, только и всего. С точки зрения обывательской морали это, безусловно, нехорошо, но под этим "нехорошо" обыватель прячет обыкновенную человеческую зависть. - Зыков улыбнулся. - Мы напридумывали множество глянцевых слов, суть которых - скрывать реальный смысл того или иного понятия.
- Например, фашизм.
- Представьте себе, и фашизм тоже. Что такое фашизм? Фашизм - это тот же национал-патриотизм, введенный в строгие берега, каналы и шлюзы закона. Или вас больше устраивают неупорядоченный национализм, погромы, насилия, грабежи, убийства?
- Германский фашизм именно этим и занимался.
- Бесспорно, однако в начале создания своей организационной структуры. А как только она была выстроена, тут же были уничтожены вчерашние погромщики - штурмовики Рема, а заодно и он сам. И после этого - чудеса! - ни погромов, ни насилий, ни грабежей больше не было. Структура потекла по руслу, успокаиваясь и теряя свою энергию в бесконечных парадах. А теперь экстраполируйте эту же ситуацию на российскую почву. Что, страшновато стало?..
- Кто вы по профессии, Юрий Денисович?
- Юрист.
Кажется, он не хотел этого говорить, но - сорвалось с языка. А показалось мне потому, что Зыков тут же схватился за бутылку, налил мне и поднял свою рюмку.
- Давайте выпьем за добрые отношения и, как говорят мудро ироничные французы, вернемся к нашим баранам. Без всяких глянцевых слов, поскольку бизнес их не признает.
Выпили. Я спросил:
- Что мне конкретно предстоит делать? Грузить апельсины бочками?
- Боже упаси. Вам предстоит дать согласие на пики с трефами в указанных мной соотношениях. Как только вы скажете "да", я звоню в Москву и прошу срочно выслать вертолет.
- Да!
По-моему, я даже гаркнул это совсем не глянцевое слово. Юрий Денисович невозмутимо достал мобильный телефон, набрал номер.
- Заказ семнадцать дробь ноль девяносто пять. Прошу немедленно выполнить договоренность. - Послушал, поблагодарил, дал отбой.
- Вертолет стартует через четверть часа. - Он достал нечто похожее на официальный бланк. - Ознакомьтесь и подпишите. Договор составлен в единственном экземпляре и является всего лишь гарантией того, что вы не ринетесь в ФСБ сломя голову. Он будет храниться здесь до той поры, пока получатель не подтвердит, что груз прибыл по назначению. А я пока сделаю необходимый звонок.
Набрал номер, сказал:
- Главврача, пожалуйста. Нет, нет, он не мог уйти, поскольку ждет моего звонка… Никита Петрович? Это Зыков. Вертолет за Альбертом Кимом вылетел. Вы позволите его проводить?.. Нет, нет, разговаривать не будем… Спасибо.
Он положил трубку.
- Нас ждут в больнице.
Я подписал бумагу, не читая.
4
Мы тут же выехали в больницу, поговорили с главврачом Никитой Петровичем, посетили Кима в отдельном боксе реанимационного отделения. Он то ли спал, то ли берег силы, потому как мне показалось, что дрогнули его ресницы. Разговаривать нам было запрещено, пожимать руку больному тем более, и мы, постояв и поглядев на Альберта, тихо вышли.
- Сколько? - спросил Юрий Денисович.
- Как договорились… - Главврач застенчиво опустил глаза.
- Отсчитайте ему три куска, - сказал Зыков.
- Прямо здесь? - шепотом осведомился я.
- Можете в сортире, если смущаетесь.
Я не очень смущался, но отсчитал все же в личном туалете Никиты Петровича и под его робкие благодарности вернулся к Зыкову.
- Позвоните мне по мобильному, как только взлетит вертолет, - сказал Зыков главврачу.
- Вы уж, пожалуйста… - беспомощно пробормотал я.
Пожал Никите Петровичу руку, и мы вышли.
- С официальной частью покончено, - улыбнулся Зыков. - Приедем и откроем часть неофициальную. В ресторане среди друзей, что будет куда приятнее.
- Ну, а каковы мои действия? - спросил я с некоторой долей раздражения, так как вид Кима мне решительно не внушал оптимизма.
Мы уже ехали в направлении столика с армянским натюрмортом.
- А, вы же поленились прочитать договор! Впрочем, черта чисто советская, поскольку мы растлены соцдоговорами и соцобязательствами. А в соответствии с подписанным вами договором вы должны загрузить два вагона своими изделиями. Соответственно присвоенным им мастям: вагон пик и вагон треф. Полная оплата после подтверждения получателя. Процентная надбавка за качество преду-смотрена.
Он играл со мной, как кошка с мышью. Его это вдохновляло, а мне было безразлично. Я весь был поглощен предстоящей мне преступной деятельностью по отправке патронов в воюющее государство. И в соответствии в этой заботой искренне признался:
- Жаль, что Херсон Петрович больше не числится в моем хозяйстве.
- Вы с ним еще успеете потолковать, - заверил Юрий Денисович. - Старая дружба не ржавеет. Тем более что мы идем в его царство отмечать удачное разрешение коллизии.
В царство Херсона мы шли подземным путем. Он был еще недостроен, еще возились с облицовкой плиточники, но - существовал как таковой. Подземный ход, соединяющий ресторан "До рассвета" с клубом деловых людей, где самому Херсону, как сказал когда-то Спартак, абсолютно нечего было делать. Делать было нечего, а подземный ход все же существовал. Поэтому я спросил:
- Он на кухню ведет, что ли?
- Конечно! - весело отозвался Юрий Денисович. - Это спецлаз по доставке закусок.
Ход вел, правда, не на кухню, но все же в подсобные помещения. Зачем - было неясно, потому что от ресторана до клуба было, что называется, рукой подать. Бессмыслица стоила недешево, почему я и поинтересовался, кто же вгрохал сюда деньги, ничего, по сути, не получив взамен.
- Меценаты, - сказал Зыков.
- Спонсоры? - довольно тупо переспросил я, поскольку относил меценатов к семейству давно вымерших мамонтов.
- Никоим образом, именно меценаты. Улавливаете разницу? Спонсор всегда норовит получить хоть какую-то прибыль со своих вложений, а меценат заранее знает, что не получит взамен ничего, кроме морального удовлетворения. Кажется, мы пришли слишком рано, и нам предстоит немного подождать сотрапезников в армянском кабинете.
Армянский кабинет выглядел бы весьма уютным, если бы не сводчатый потолок. Под центром купола располагался овальный стол с четырьмя креслами, расположенными так, чтобы всячески затруднить собеседникам общение друг с другом. На столе уже стояли закуска и множество плошек с цветами. Мы присели в стороне на тахту, и я спросил:
- А кого, собственно, мы ждем?
- Не беспокойтесь, люди вполне приличные.
Приличными людьми оказались Спартак с Тамарочкой. Я почему-то предполагал, что так оно и будет, а потому и не удивился. За столом ни о пиках, ни о трефах не было и намека, Спартак вполне удачно шутил, но эта незапланированная встреча не удостоилась бы записи в правнучке той тетради, что мне когда-то подарили кубинцы. Но я ее тем не менее записал, и вот по каким причинам.
Во-первых, Херсон Петрович так и не появился в кабинете, где мы расположились. А ведь был в ресторане, был: я отчетливо расслышал его голос. Значит, не хотел со мной встречаться. Возможно, из деликатности, порой свойственной ему, возможно, по каким-либо иным причинам. Я не спрашивал, понимая, что рассчитывать на ответ искренний здесь не приходится. Но почему-то мне это запомнилось.
Мы пересели за овальный стол. Каждому был предоставлен максимум пространства и свободы, но все разговоры общего характера приходилось вести несколько громче, чем обычно. Зато это позволяло ближайшим соседям общаться друг с другом вполголоса, и эти полуголоса посторонние уши услышать не могли при всем желании, поскольку все звуки плавали под сводами, не снисходя до обычного уровня. Херсон Петрович создал все удобства для частных бесед, никто ни к кому не прислушивался, и все шло, как и было предусмотрено заботливым хозяином.
Что-то говорил Юрий Денисович, но я его не слушал. Я маялся, что мобильник Зыкова не звонит, что никакого вертолета нет и в помине, и ко мне, признаться, стала по-пластунски подползать мыслишка, уж не разыграли ли со мной хорошо подготовленную шутку. В этом убеждали и крупная сумма денег, которые сунули мне, и три тысячи, которую сунул я главврачу без всякой расписки…
И тут запищал зуммер мобильного телефона. Зыков неторопливо достал его, а я подался всем телом, чтобы расслышать.
- Погрузили? Так. Как его состояние? Пришел в себя? Ага, и врачи хороши, и лекарство из столицы. Благодарю, Никита Петрович, ваш должник. Он рядом, сейчас передам.
И протянул мне трубку. Я схватил, прижал к уху и услышал голос главного врача:
- Докладываю, что Альберт Ким уже в воздухе. После укола пришел в себя…
Я поблагодарил, вернул телефон и с облегчением откинулся на спинку кресла. Нет, меня не разыгрывали, Ким летит в Москву…
И тут вдруг до меня ясно донесся голос Тамарочки:
- Парички носят при облысении…
Чуть позднее я сообразил, что, откинувшись, я вышел из зоны рассеивания звуков и попал в фокус, созданный их отражением от купола. Вероятно, это была единственная точка…
- Перестань бабство свое лелеять! - резко сказал Спартак.
Тамара обиженно примолкла, но долго молчать ей было невмоготу.
- Зачем ты столько кусков ему отвалил?
- Затем, что блесна должна сверкать. Только тогда ее заглотят.
Тут появились официанты с нагруженным снедью столиком, Тамара и Спартак вышли из точки слышимости, а я - из точки прослушивания. Я-то вышел, а прослушанное из меня выходить что-то не торопилось…
Для кого должна была сверкнуть блесна? Кто должен был ее заглотить - я или главврач нашей больницы?..
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Танечке я про деньги не сказал. Я намеревался отдать их жене Альберта Лидии Филипповне, поскольку весь их товар был уничтожен, а долги оставались долгами. Зачем-то спрятал в гараже дипломат с числом Антихриста и долларами и явился домой чистым, как младенец. Обрадовал ее известием о Киме, от ужина, естественно, отказался, что очень Танечку расстроило, но в меня уже ничего не вмещалось. Я утешил ее сообщением, что завтра пойдем к Кимам, тут же прикусил язык, вспомнив, что деньги-то спрятал, а как теперь объяснить Танечке их внезапное появление? Но решил, что как-нибудь выкручусь.
Я терял лицо, как говорят китайцы. Уж слишком липкой была паутина, в которой я трепыхался. Мне выть хотелось, а не дергаться, но я выл в душе, а все же дергался.
Выкручиваться пришлось на следующий день, но выкрутился я скорее всего наполовину, сказав, что эти деньги мы должны отдать не в семью, а как бы из семьи. То есть заплатить ими хотя бы часть долга Зыкову. Танечка долго допытывалась, откуда они у меня, но я молчал, как топор. Я не мог сказать Танечке правду, не мог, хоть пилите меня на четыре части. Но она допытывалась очень обеспокоенно, и мне пришлось плести какую-то ахинею про внезапную премию, что ли. Но все в конце концов как-то утряслось, потому что моя Танечка свято верила каждому моему слову и долго сердиться не любила и не умела. И подсказала стоящую мысль: не говорить о деньгах Лидии Филипповне, а передать их Андрею с глазу на глаз.
- Только надо их где-то спрятать, - строго сказала она. - Думай, где и как. У тебя неплохой опыт.
В общем, мы слегка поцацкались с этим дипломатом из-за моего идиотизма. Но, слава богу, все обошлось.
Наше известие, что Альберт уже в московской клинике, обрадовало женскую половину Кимов до почти счастливых слез. Мужская половина была более сурова: Володька уже научился держать эмоции при себе, а Андрей смотрел на меня весьма подозрительно. И при первой же возможно-сти предложил выйти перекурить.
- Кто это организовал?
- Что организовал?