Звон полуночного колокола - это сигнал, но что он означает? Встань, Лаура, и следуй за мной: выйди из сна, из своей постели, из этого незнакомого дома. Что ты делаешь в этом доме? Без страха она поднимается и протягивает руку Эугенио, но он с хитрой улыбкой уклоняется и отлетает прочь. Это не все, вот увидишь. Он говорит: "Убийца, следуй за мной, я покажу тебе новую страну, правда она далеко, мы должны торопиться". "Нет, - отвечает Лаура, - только если ты возьмешь меня за руку; а так - нет". Она цепляется сначала за перила лестницы, потом за верхушку иудина дерева, а оно медленно сгибается и опускает ее на землю, потом за край скалистого обрыва, а потом за крутой гребень морской волны, только там оказывается не море, а пустыня из каменного крошева. "Куда ты ведешь меня?" - спрашивает она с недоумением, но без страха. "К смерти, путь туда далек, и надо торопиться", - ответил Эугенио. "Нет, - повторяет Лаура, - только за руку с тобой". "Раз так, съешь эти цветы, бедная пленница, - говорит Эугенио с жалостью, - возьми и съешь". Он обдирает с иудина дерева теплые кровавые цветки и подносит к ее губам. Она видит, что его рука бесплотна, это просто кисточка белых окаменевших веток, и в орбитах его глаз нет огня, но она жадно ест эти цветки, потому что они утоляют и голод и жажду. "Убийца! - говорит Эугенио. И Людоедка! Это мое тело и моя кровь". Лаура вскрикнула: "Нет!" - и от звука собственного голоса проснулась, дрожа, а заснуть опять боится.
Перевод И. Бернштейн
Постоянно, каждый день
Глухой скрежет - казалось, в стене скребется огромная крыса - означал, что подъемник пополз вверх: внизу уборщица тянула канат. Миссис Халлоран перестала гладить, брякнула утюг о доску и сказала:
- Наконец-то. Сколько можно ждать. Что бы тебе час назад обуться, дойти до угла и принести картошку. Меня на все не хватает.
Мистер Халлоран выпростался из кресла, упираясь в ручки, медленно, тяжело поднялся на ноги, оглядел комнату; надеялся что ли, обнаружить поблизости костыли.
- К тому ж еще и носки протираешь, - присовокупила миссис Халлоран. - Или ты босиком ходи, или поверх носков ботинки надевай, как от веку положено, - сказала она. - В носках ходить. Какой в этом прок, спрашивается? Ни то, ни се.
Она развернула персикового цвета шифоновое неглиже, украшенное кремовыми кружевами и пышными бантами, легонечко встряхнула и разложила на доске.
- Господи, спаси и помилуй, ты погляди только на эту пакость, - сказала она. Снова брякнула утюг о доску и заскользила взад-вперед по мятой ткани. - А тебя не убудет снести картошку в буфет, - сказала она, - нечего ей на полу валяться. Не убудет тебя.
Мистер Халлоран взял пакет с картошкой из подъемника и направился к угловому шкафчику рядом с ледником.
- Чего б тебе не вытащить все разом, - сказала миссис Халлоран. - Что без толку мотаться взад-вперед по сто раз. Самому последнему слабаку и то под силу поднять три кило картошки зараз. А может и не под силу.
От ее голоса у мистера Халлорана стоял шум в ушах, будто били доской о доску.
- Не лезть бы тебе не в свое дело, - сказал он, но адресовался не к ней. Продолжал вести спор с самим собой. - Ой, не могу я это сделать, мистер Хони, - ответил он унылым фальцетом. - И не просите, я о таком подумать и то не могу. Не положено так, - сказал он и застыл на полусогнутых ногах, поверх мешка с картошкой злобно буравил взглядом тощую чужую женщину, которая всегда была ему не мила, - она гладила белье, на лице ее было поганое - страстотерпица да и только - выражение. - Может, я и мало на что годен, - уже своим голосом сказал он, - но заруби себе на носу: чтобы вынуть картошку из подъемника, у меня соображения хватит.
- Кто бы мог подумать, - сказала миссис Халлоран - И на том спасибо.
- Телефон, - сказал мистер Халлоран, снова устроился в кресле и вынул трубку из кармана рубашки.
- Слышу, не глухая, - сказала миссис Халлоран, водя утюг взад-вперед по персиковому шифону.
- Это тебе. У меня никаких дел больше нет, - сказал мистер Халлоран. Его серые с прозеленью глазки поблескивали; ухмылка обнажила два острых клыка.
- Что бы тебе взять трубку. Вдруг не туда попали или звонят кому-то с нижнего этажа, - сказала миссис Халлоран, ее тусклый голос звучал тусклей некуда.
- Так ли, сяк ли, пускай звонят, - решил мистер Халлоран, - по мне, то есть. - Он черкнул спичкой по ручке кресла, поднес огонек к трубке и сделал первую затяжку, телефон меж тем все звенел и звенел.
- Небось, опять Мэгги, - сказала миссис Халлоран.
- Пускай себе звонит, - сказал мистер Халлоран, откинулся на спинку, закинул ногу на ногу.
- Господи, спаси и помилуй, что ж ты за человек такой - дочь звонит, а тебе трубку снять и то лень, - воззвала миссис Халлоран к потолку. - А у дочки-то беда, муж ей денег не дает точно собаке какой, а сам торчит полночь-заполночь в салунах с парнями из Малого Таммани. И еще в политику ударился вместе с шайкой-лейкой Маккоркери. Теперь добра не жди, так я ей и сказала.
- Тоже мне беда, муж ее - парень хваткий, он далеко пойдет, если только она ему препятствовать не будет, - сказал мистер Халлоран. - И жаловаться ей не на что - так я бы ей сказал. Только отца нынче ни во что не ставят. - Мистер Халлоран кивнул на окно, выходившее на мощеный кирпичом прогал между домами, и закукарекал петухом. - Отца нынче ни во что не ставят, а раз так, кто ж отцова совета послушает?
- Соседям про то знать не обязательно, мало мы что ли сраму натерпелись, - сказала миссис Халлоран.
Снова поставила утюг на газовую горелку и пошла к телефону на площадке первого этажа. Мистер Халлоран подался вперед, уронил худые, поросшие рыжим волосом руки между колен, разогревшаяся трубка приятно попыхивала ему прямо в нос. Жена терпеть не могла и трубку, и ее запах; такая жена любому мужику, какого ни возьми, жизнь загубит. До кризиса, покуда у него еще была хорошая работа и надежда на прибавку, покуда он еще не сел на пособие, покуда она не стала зарабатывать стиркой и глажкой тонкого белья, в прежнее, славное времечко, она тоже, упаси, Господи, язык распускала, ты ей слово, она тебе пять, но тогда она свою пользу понимала и к трубке не цеплялась. Теперь, когда от меня, можно сказать, пользы, что от козла молока, она ни на минуту не дает об этом забыть. А кто тому причиной, что мы не раскатываем в лимузине с пепельницами, переговорной трубой и хрустальной вазочкой для цветов - она и только она. И поделом мне, женился на святоше - потом не жалуйся. Предупреждал же его Джералд Маккоркери, с самого начала предупреждал.
- Эта девочка не даст тебе развернуться, - говорил Джералд. - Ты суешь голову в петлю, - с ней жизни не будет. Послушай моего совета, я тебе добра желаю, - сказал Джералд Маккоркери. А ведь он всего-то и видел Лейси Махаффи мельком воскресным утречком на Кони-Айленд. Но Маккоркери он такой, глаз-ватерпас, людей видит насквозь. Раз глянет на человека, с ходу поймет, чего он стоит, - и точка. А если человек проверки не выдерживал, Маккоркери умел его убрать с дороги да так, что тому ни в жизнь не догадаться, как и что. Вот отчего Маккоркери высоко взлетел.
- А это Рози, собственной персоной, - сказал Джералд в то воскресенье на Кони-Айленде. - Познакомьтесь с будущей миссис Джералд Дж. Маккоркери.
Тонкое личико Лейси Махаффи под широкими полями соломенной шляпки скисло - ну чисто простокваша. Она едва кивнула Рози, а та прямо-таки раздела мистера Халлорана глазами. Мистер Халлоран тогда еще подумал, что и он не понимает, почему Маккоркери выбрал такую девчонку: собой она приглядная - ничего не скажешь, но по всему видно, что это шлюшка, каких на Четырнадцатой улице пруд-пруди, у Халлорана на это глаз наметанный.
- А что, если нам, - сказал Маккоркери и обхватил Рози за талию, - прокатиться всей компанией на русских горках?
Куда там, Лейси - ни в какую. Сказала:
- Нет, нет, благодарствую. Мы сюда ненадолго выбрались, нам пора уходить.
По дороге домой мистер Халлоран сказал:
- Лейси, уж больно ты строга. Может, она в душе и неплохая, просто не получила такого, как ты, воспитания.
Лейси обернула к нему лицо - не лицо, морду бешеной кошки - и сказала:
- Она распутная, непотребная, он, что, не понимает - мне с ней компанию водить зазорно, - и еще нескоро кошачья морда стала снова хорошеньким, свеженьким личиком, пленившим мистера Халлорана.
Назавтра "У Билли", после того, как они опрокинули по три порции на брата, Маккоркери сказал:
- Ты бы, Халлоран, поостерегся, подумал, как жить будешь. Барышня она честная, хорошая, - ничего не скажу, но обходительности ей не хватает. А тебе, раз ты в политику подался, нужна такая жена, которая каждого сумеет приветить. Такая жена, которая не будет чваниться да чиниться.
В коридоре зудела миссис Халлоран, голос ее блекло шуршал - точь-в-точь, как брошенные на парковых скамейках старые газеты:
- Я тебе наперед говорила: потом мне не плачься. Я тебя еще когда предупреждала, а ты и слушать не хотела… Я тебе наперед говорила, чем это кончится, уж как я тебя отговаривала… Так нет же, ты меня и слушать не стала, ты же все знаешь лучше, чем мать… А теперь ничего не попишешь: ты же в церкви обет дала, так что хочешь-не хочешь, а уживайся с мужем… Теперь послушай меня: чтобы он долг свой помнил, сама веди себя, как долг велит. Женщине заповедано долг свой помнить, и тогда, коли муж долга не помнит, ее вины тут нет. Помнит он свой долг или не помнит, твое дело - вести себя, как долг велит, и если он долга своего не помнит, тебе это не оправдание.
- Ну, вы такое слыхали? - воззвал мистер Халлоран к прогалу, в голосе его сквозил испуг. - Это же страх Господень, что за святоша.
- …Женщине заповедано свой долг помнить, я тебе так скажу, - говорила миссис Халлоран в телефон, - ну а если муж все равно не угомонится, что ж, значит такая ее доля - вести себя, как долг велит, а на него не полагаться. - Голос ее взлетел, так что соседи много чего наслушались бы, будь у них такое желание. - Мне ли тебя не знать, ты в отца пошла. Небось, сама долга своего не помнишь, вот и попала в переплет. А сейчас разве ты как долг велит поступаешь - тебе бы домашние дела делать, а ты названиваешь мне. У меня утюг на плите стоит, глажу поганые рубашки такой женщины, с которой я и сесть рядом побрезговала бы, будь муж способен обо мне позаботиться. Так что переделай поскорее все дела по дому, оденься и иди на воздух, может, мозги у тебя и прочистятся…
- На воздухе мозги точно прочистятся, - громко возвестил в открытое окно мистер Халлоран. - А вот от трепа можно мозгами тронуться.
- А теперь послушай меня, Мэгги, разговор этот не для телефона. И кончай нюни распускать, делай, что долг велит, а меня больше не дергай. И не смей говорить, что уйдешь от мужа, подумай хотя бы: ну куда ты денешься? На панель что ли пойдешь или прачечную на кухне устроишь? К нам вернуться ты не можешь, так что оставайся-ка ты у мужа - там твое место. Не будь дурой, Мэгги. Он тебя кормит, а много есть женщин и получше тебя, кто и этого не имеет. Отец? Что с ним сделается? Да, торчит, как всегда, дома. Бог знает, что с нами станется. Да ты ж его знаешь, ему хоть бы хны… И попомни мои слова, Мэгги, если у тебя с мужем разладится, сама будешь виновата, и от меня жалости не дождешься… Ну, хватит, некогда мне разговоры разговаривать. Всего.
Мистер Халлоран навострил уши - боялся пропустить хоть слово, думал: Джералд Маккоркери вон куда, на самый верх лестницы, можно сказать, взобрался - и Рози к этому причастна; и каждый раз, когда семейство Маккоркери взбиралось ступенькой выше, он, Майкл Халлоран, опускался ступенькой ниже - и Лейси Махаффи к этому причастна. Начинали они вместе совсем еще пацанятами, в одно и то же время и возможности у них были одни и те же, и дружки одни и те же, только Маккоркери, сколько бы случаев ему ни подвертывалось, ни одного не упустил, сумел подкатиться к большим шишкам, которые выборами в округах заворачивали, а там одно прибыльное дельце другое за собой тянуло. Рози умела и опорой ему быть, и протолкнуть его, куда нужно. Маккоркери еще не один год приглашали их с Лейси и домой, и закатиться куда-нибудь компанией, но Лейси ни в какую.
- Будешь хороводиться с этими ушлыми ребятами, пить да гулять по ночам, на работе не удержишься, - говорила Лейси, - и вообще, как у тебя язык повернулся просить жену водить компанию с такой женщиной?
У мистера Халлорана вошло в обыкновение время от времени наведываться к Маккоркери в одиночку: тот все еще благоволил к нему, все еще готов был пристроить его к хорошему делу, в выборы все еще просил пособить тем-сем. У Маккоркери, где бы они ни жили, всегда народу труба непротолченная, дым коромыслом; они то и дело переезжали - и всякий раз в квартиру получше, с мебелями пошикарней. Рози помогала и выпивку разносить и сама стаканчик-другой могла пропустить, и для каждого у нее шутка была припасена. Пианола или там патефон играли без передыху, все плясали, и видно было, что и наличность у них водится, и насчет будущего им беспокоиться нечего. После таких вечеринок он возвращался домой поздно в ту же самую тесную квартирку без горячей воды, без лифта, потому что Лейси лишний доллар напоказ нипочем не потратит. Все до последнего цента надо откладывать на старость, говорила она. Он у Маккоркери наестся вкуснятины всякой, напьется вдосталь, а дома его встречает Лейси в затрапезе, в который раз разогревает жареную картошку, сердитая, разобиженная, молчит, голову понурит, лицо скривит: почуяла, что от него попахивает спиртным.
- Раз я тебя до ночи ждала, картошки нажарила, мог бы по крайности ее съесть, - скажет.
- Да ну ее, ешь сама свою картошку, на кой мне она, - огрызнется он: оттого, что не такой жены он хотел и не такой жизни, какую он по ее милости ведет.
Год за годом он жил надеждой, что его назначат управляющим одного из сети бакалейных магазинчиков, где он работал, и пусть надежда не сбылась - все равно пенсия ему, как он уйдет на покой, обеспечена. Но за два года до пенсии его уволили - по причине спада, так ему сказали. Нежданно-негаданно выкинули на улицу, а ему даже пожаловаться некому было, кроме как домашним.
- Господи, - сказал мистер Халлоран - семь лет уж как он без работы, а все не может забыть тот день.
А вот Маккоркери спад был нипочем. Он взбирался все выше и выше - в "У Билли" угощал ребят отбивными, что ни год пирушку для них там закатывал, пивом их поил, водил дружбу с нужными людьми, своего притом никогда не упускал. Дальше больше, и вот уже клуб Джералда Дж. Маккоркери нанял целый пароход - устроил знатную прогулку по реке. Повеселились на славу, а Лейси торчала дома - дулась. После выборов в газетах Розину фотографию напечатали - улыбается Маккоркери, и не то, чтобы растолстела, просто видная женщина, пятнастая шуба на ней, к шубе цветы пришпилены, зубы хорошие, как были, так и есть. Господи, вот это жена так жена, всякому бы такую. Мистер Халлоран краем глаза видел костлявую сгорбленную спину Лейси Махаффи, она стояла на одной ноге, чтобы дать отдых другой, руками в стол упиралась, ну как есть заезженная кляча, - ждала, когда утюг нагреется.
- Это Мэгги звонила поплакаться, - сказала она.
- Надо думать, ты ей хороший совет дала, - сказал мистер Халлоран. - Надо думать, наказала надеть шляпку и уйти от него.
Рука миссис Халлоран с утюгом повисла над розовыми атласными штаниками.
- Я ей наказала долг свой помнить, а закон пусть мужчины преступают, - сказала она, и голос у нее был, как у патефона, когда пластинка кончается. - Я ей наказала испытания, Господом ей ниспосланные, со смирением сносить, как сносила ее мать.
Мистер Халлоран взвыл и выбил трубку о ручку кресла.
- Ты, дай тебе волю, весь свет загубишь. Сердца у тебя нет, девчонка только-только замуж вышла, а послушать тебя, так получается, ей некуда податься - ни дома, ни отца с матерью. Только, если она будет дома торчать да картошку чистить и даст мужу собой помыкать, не моя она дочь. Не моя она дочь, и я так ей и скажу…
- Она твоя дочь, и тебе это хорошо известно, так что попридержи-ка язык, - сказала миссис Халлоран, - слушай она тебя, она давно бы уличной стала. Я ей такое воспитание дала, чтоб она в девушках себя помнила, и замужем она тоже помнить себя должна, не то я ее на колено положу да всыплю, - не посмотрю, что выросла. Вот так-то, Халлоран.
Мистер Халлоран откинулся на спинку кресла: шарил на полке над головой, пока не нашарил полдоллара, он его давно заприметил. Зажал монету в руке, быстро встал, обвел глазами комнату - искал шляпу.
- Забирай себе свою дочь, Лейси Махаффи, - сказал он. - Не от меня, от Святого Духа ты ее родила - с ним вечно грешишь. Ну, я пошел - разомну ноги да опрокину пару кружек пивка, а то у меня уже ум за разум заходит.
- На доллар этот, что ты тишком с полки стащил, - сказала миссис Халлоран, - ты даже и не рассчитывай. Ты что думаешь, я ко всему прочему еще и ослепла? А ну положи назад, откуда взял. Доллар этот нам на хлеб насущный на сей день дан.
- Опостылел мне твой хлеб и на сей и не на сей день, - сказал мистер Халлоран. - Пиво - вот, что мне нужно. И не доллар там лежал, а полдоллара, тебе ли не знать.
- Так ли, сяк ли, - сказала миссис Халлоран, - а мне он заместо доллара, И точка.
- У тебя деньги на завтрашнюю картошку в кармане зашиты и невесть сколько еще в черной коробке, одному Богу известно, куда ты ее прячешь, не говоря уж о тех деньгах, что ты за жизнь скопила, - сказал мистер Халлоран. - Эти полдоллара из моего пособия - их я заработал и потрачу их путем. И к ужину я не вернусь, так что у тебя и на этом экономия выйдет. Покедова, Лейси Махаффи, я пошел.
- По мне, так и вовсе домой не возвращайся, - сказала миссис Халлоран, не глядя на него.
- Вернись я с тугой мошной, ты б еще как радовалась, - сказал мистер Халлоран.
- Только если мошна будет уж очень тугая, - сказала миссис Халлоран.
Мистер Халлоран изо всей силы хлопнул за собой дверью.
Он побрел ясной осенней погодкой, предзакатное солнце грело ему затылок, прихорашивало старые с высоким крыльцом дома красного кирпича на Перри-стрит. Он пойдет к "У Билли" - это ж сколько он там не бывал, - глядишь, ему там повезет. Шел он, однако, не спеша, то и дело останавливался покалякать с соседями.
- Доброго вам здоровьичка, мистер Халлоран.
- И вам, миссис Гаффери.
- Славная погодка для такой поры, мистер Гогарти.
- Это точно, мистер Халлоран.