Все это было бы убедительнее, если бы не вездесущий мачизм, пропитавший каждую страницу, словно высохший пот. Кодовое имя Райана в секретной службе - я вас не разыгрываю - "Меченосец". К тому же, в описании заместителя исполнительного директора ЦРУ присутствует некоторая фривольность: "Когда Мэри Пет вошла в комнату, она выглядела примерно так же, как выглядит любая другая особа женского пола в воскресное утро". Его отношение к женщине, если можно так выразиться, не лишено подобострастия, словно у здоровенного детины, заключающего подругу в объятия и одновременно постукивающего кулаком по макушке, чтобы выказать свое одобрение. А это цветистое описание жены Райана, этой святой женщины, спасающей чье-то зрение с помощью лазера: "Она совместила направляющие линии с той же тщательностью, с какой охотник целится в горную козу с расстояния полумили, и повернула тумблер". Поистине, достоин восхищения человек, подобравший охотничью метафору к глазной хирургии.
Том Клэнси - это Джеймс Фенимор Купер нашего времени, то есть самый преуспевающий из плохих писателей своего поколения. И это вовсе не подвиг, потому что сегодня разбогатевших плохих писателей несравнимо больше, чем во времена Купера. Если бы Твен был жив, он непременно написал бы эссе под заглавием "Литературные преступления Клэнси". "Долг чести" удостоился бы его самых горячих похвал как венец (на данный момент) стиля мистера Клэнси; он почти столь же выразителен, как "Отважные парни - боевые корабли Джейн":
"Индейцев тянуло на игрища".
"И что более удивительно, люди, а особенно женщины, уступали ему дорогу, а дети просто съеживались в его присутствии, словно это был Годзилла, вернувшийся, чтобы разрушить их город".
"Я отказываюсь от поста премьер-министра моей страны, - заявил Хироси Гото, в манере, достойной актера на сцене, - чтобы стать палачом ее экономического краха".
"Капитан Тамаки Угаки был известен своей дотошностью в вопросах боевой готовности, и, хотя он нещадно муштровал команду, его кораблю везло, потому что корабль всегда был в идеальном порядке".
"Это лучше "Конкорда"!" - доверительно сообщила Кэти капралу ВВС, который подавал ужин".
"Проклятье, сколько еще этому миру сходить с ума?"
"Но какое зло таил в себе этот союз?"
"Считается, что ночь в море - это красиво, но на сей раз все было не так".
Хвалебное слово Тому Клэнси
"Но я не символ, - хотел сказать ему Джек, - я человек и могу сомневаться".
"В этой части света рассвет подобен раскату грома, как говорится в поэме".
"Я знал, что Гото дурак, но я не думал, что он сумасшедший".
"Господа, это сработает. Это чертовски возмутительно, но возможно, как раз это сыграет в нашу пользу".
" - Чертовски умно, - заметил глава Английского банка своему немецкому коллеге.
- Jawohl, - прошептал тот".
И, наконец, вот это: "Этот человек умел думать на ходу, и хотя зачастую он был всего лишь последним звеном пищевой цепи, старался охватить взглядом всю картину, пусть и глядя снизу вверх".
Из факса по противнику - огонь!
Том Клэнси ответил на разгромную статью мистера Бакли.
Стефани Мэнсфилд специально для "Вашингтон пост".
Том Клэнси, бывший продавец автомобильных страховок из Мэриленда, а ныне - сочинитель техно-бестселлеров, на этой неделе узнал, что перо может наносить более мощные удары, чем целая эскадрилья бомбардировщиков Ф-14 с ракетами АС-6 "Кингфиш" под каждым крылом.
Едкая рецензия Кристофера Бакли на последний роман Клэнси "Долг чести", опубликованная в воскресном выпуске "Книжного обозрения" Нью-Йорк таймс", несомненно, взбесила автора и положила начало настоящей литературной вендетте. Только враги сводят счеты по факсу.
Статья Бакли, полная забавных колкостей, надолго запомнится противникам Клэнси как точный удар в цель, в ней, помимо прочего, замечается, что Клэнси - "это Джеймс Фенимор Купер нашего времени, то есть самый преуспевающий из плохих писателей своего поколения".
Прочитав сигнальный экземпляр обозрения, Клэнси немедленно открыл огонь, выстрелив факсом в Бакли, писателя из Вашингтона и сына Уильяма Ф. Бакли-младшего, чьими спарринг-партнерами на литературном ринге в основном были приверженцы Гора Видала.
Послание, отпечатанное через один интервал на бланке, украшенном именем героя романов Клэнси и его alter ego "ДЖЕК РАЙАН и компания", гласило:
"Уважаемый Крис!
Спасибо за рецензию. Судя по всему, ты унаследовал от отца высокомерие, но, увы, тебе не досталось ни его таланта, ни благородства. Сообщать, чем заканчивается роман, - дурной тон, дружище.
Что до самой статьи, лучше доктора Джонсона не скажешь: "Муха, сэр, может укусить породистую лошадь, и та вздрогнет, но муха все равно останется мухой, а лошадь лошадью".
С уважением, Том Клэнси".
- Не знаю, где он раздобыл номер моего факса, - говорит Бакли. - Должно быть, в ЦРУ.
Он выслал ответный факс:
"Уважаемый Том!
Возможно, я и муха, но ты все равно лошадиная задница.
С наилучшими пожеланиями, Кристофер Бакли".
Ответ Клэнси:
"Сынок, когда продажи твоих мягких обложек приблизятся к продажам моих твердых, например, в Англии, дай мне знать.
А до тех пор, по крайней мере, выучись писать профессиональные рецензии.
Спроси у своего папы. Он знает, как.
Т.К.".
Но Бакли-сын не нуждался в папиной помощи, чтобы мастерски расправиться с противником.
- Мне всегда очень нравилось, как пишет Крис, - говорит редактор "Книжного обозрения" Рич Николе. - К тому же он просто ухватился за это задание.
Рецензия начинается цитатой из Марка Твена, который однажды высказался по поводу одной из книг Генри Джеймса: "Стоит вам положить ее на стол, и снова брать уже не хочется".
Бакли, чей последний роман "Здесь курят" получил хорошую прессу, но не стал мега-бестселлером, так отзывается о восьмом романе Клэнси, объемистом томе в семьсот шестьдесят шесть страниц: "Поднимая его, можно заработать грыжу". Более того, антияпонская тема в романе - чистой воды "расизм", и вся книга "так же иносказательна, как антияпонские плакаты времен Второй мировой, изображавшие, как усатый Тодзо нанизывает на штык белокожих младенцев".
Называя Клэнси "огнедышащим поборником справедливости", он описывает его стиль, как "вездесущий мачизм, пропитавший каждую страницу, словно высохший пот. Кодовое имя Райана в секретной службе - я вас не разыгрываю - "Меченосец". И хотя Клэнси изо всех сил постарался включить в действие как можно больше женских персонажей, по замечанию Бакли "его отношения к женщине не лишено подобострастия, словно у здоровенного детины, заключающего подругу в объятия и одновременно постукивающего кулаком по макушке, чтобы выказать свое одобрение".
Конечно, "Долг чести" занимает первое место в списке бестселлеров "Нью-Йорк таймс" и, как и другие книги Клэнси, скорее всего, пока в нем останется - с рецензией Бакли или без нее.
Возможно, поэтому Клэнси пошел на попятный, заявив в телефонном интервью, что отправлял факсы в шутку.
- Мне жаль, что он воспринял их иначе. Я свалял дурака. Мне очень жаль.
Жаль, но, похоже, что этой перепалке не суждено подняться до легендарного уровня, скажем, Лилиан Хелман и Мери Маккарти, Стивена Спендера и Дэвида Ливета или даже Китти Келли и Барбары Ховар. Но, по крайней мере, ее отличает неоспоримая новизна - использование современных средств коммуникации.
- Вероятно, это первая вендетта, которая велась по факсу, - говорит Рич Николе.
Но надежда жива. Когда вчера Бакли собирался на поезд до Нью-Йорка, послышался знакомый сигнал факса.
- Должно быть, еще удар, - рассмеялся Бакли с нарочитым высокомерием в голосе. - Да здравствует ненависть!
Круг замкнулся
Как я почти научился любить лоббистов
Пару лет назад, отчаявшись найти тему для статьи, я включил телевизор и увидел выступление миловидной дамы из Института табачной промышленности, которая мужественно (а мужество тут нужно немалое) отрицала наличие какой-либо научно обоснованной связи между курением и раком, сердечными болезнями, заболеваниями органов дыхания, микозами. Она умело подбирала слова, была привлекательна, интеллигентна и настолько убедительна, насколько это было возможно, учитывая прискорбную недостоверность сообщаемых ею сведений. Я подумал: "Какое это, должно быть, интересное дело. Ты встаешь, чистишь зубы, а потом идешь продавать смерть, чтобы заработать на жизнь".
Спустя несколько дней я прочитал в газете статью о подростке, который, судя по содержанию алкоголя в крови, выпил в одиночку шесть литров пива, потом забрался в свой пикап, вылетел на встречную полосу и на полном ходу врезался в микроавтобус, уничтожив целый отряд бойскаутов. В конце статьи приводилось высказывание представителя пивоваренной промышленности, который, признавая, что случившееся - ужасная трагедия, тем не менее замечал, что никто не уделяет больше внимания проблеме пьяных подростков за рулем, чем пивовары. Я подумал: "Ого! Бьюсь об заклад, этот парень вздрагивает всякий раз, как срабатывает таймер".
Через несколько дней один "рассерженный почтовый служащий" сошел с ума и пустил в расход своего начальника и еще полдюжины человек из ружья под названием "Гамбургер-Мейкер-Трипл-Магнум" сорок четвертого калибра. И, конечно же, Национальная ассоциация производителей огнестрельного оружия сразу же подала голос, заявив во всеуслышанье, что если запретить "Гамбургер- Мейкеры" сорок четвертого калибра, то так недолго и запретить швейцарские армейские ножи? Я подумал: "Еще одно интересное дело".
Так у меня созрела идея написать основательное, объемное, серьезное документальное исследование о лицемерии американских общественных институтов. Оно должно было стать грандиозным и всеобъемлющим, но с понятным заглавием: "Я потрясен, просто потрясен!" - так сказал капитан Рено из "Касабланки", получив свой выигрыш спустя всего несколько секунд после того, как он самолично закрыл кафе "Рикс" за азартные игры. Книга - нет, том! - охватила бы правительство, бизнес, общество. Она должна была стать всесторонней, исчерпывающей, основательной. И скучной.
Но моя мысль постоянно возвращалась к трем всадникам-яппи из Апокалипсиса. Мне в голову пришло другое название: "Здесь курят". А потом пришел срок выплаты по ипотечному кредиту, который и решил все дело.
Я разослал письма в Институт табачной промышленности, в различные лобби по спиртным напиткам и в Национальную ассоциацию производителей огнестрельного оружия. Это были ловко составленные послания, гласившие, что я сыт по горло неопуританизмом, который все больше захватывает Америку, и собираюсь написать об этом книгу. Что вполне соответствовало истине. Сейчас они могут пожаловаться, что их обманули, но если они перечитают эти письма, то увидят, что никто их не обманывал, - и вообще людям, зарабатывающим на продаже сигарет, спиртного и оружия, не подобает взывать к принципам высокой морали. Кроме того, дареному коню (роману) в зубы не смотрят: три персонажа, составляющие сюжетный костяк книги, - "продавцы смерти", - вполне славные ребята. По крайней мере, они вызывают симпатию.
Славные? Массовые убийцы-труженики? Или массовые спасители? Вызывают симпатию?
Я отправился на встречу с миловидной дамой из Института табачной промышленности. Она оказалась очень привлекательной и… очень высокой. Не хочу заниматься любительской психологией, но подозреваю, что для женщины совсем не просто иметь рост под два метра, особенно если учесть, что она так вытянулась еще будучи подростком, и есть вероятность, пусть и небольшая, что у нее в душе накопилась озлобленность, с которой она борется по сей день. (Но это не мое дело, поэтому спрашивать я не стал.) Однако меня удивило, что до этого она работала в Министерстве здравоохранения, просвещения и социального обеспечения.
- На прощальной вечеринке они собирались подарить мне доклад министра здравоохранения с дарственной надписью, - улыбнувшись, сказала она, - но передумали.
Мне хотелось узнать, каково это - быть продавцом смерти. Конечно, я не выразился так прямо. "Ну, - сказала она, - это непросто". "Могу себе представить", - сказал я. "Присылают угрозы", - сказала она. "И что же вы с ними делаете?" - спросил я. "Выкидываю", - ответила она.
Однажды она присутствовала на симпозиуме по здравоохранению (это входит в ее обязанности: посещать симпозиумы по здравоохранению), - должно быть, ей оказали там действительно теплый прием, особенно Эверетт Кооп, грозный министр в отставке, похожий на капитана Ахава. Кто-то припомнил, что раньше она работала в Минздраве. И он сказал: "Лучше бы она стала проституткой на Четырнадцатой улице". Не думаю, что такое легко выкинуть из головы.
Я спросил: "Как вы представляетесь при знакомстве?" "Ну, - ответила она, - конечно же, не заявляю напрямик, что работаю в Институте табачной промышленности". Для начала она сообщает, что "специализируется на связях с общественностью". Если просят уточнить, она говорит: "Я работаю в торговой ассоциации". Если опять просят уточнить, она меняет торговую ассоциацию на "крупного производителя". Потом она добавила: "Ведь никогда не знаешь заранее, вдруг мать этого человека только что умерла от рака". Тут я сочувственно покачал головой и подумал: "Черт, должно быть, это ужасно".
- Но почему? - робко пробормотал я. - Что…
- …такая милая девушка, как я, делает в подобном месте? - закончила она мой вопрос.
- Да! - воскликнул я. - Почему? Она выпускает дым - как Лорен Бэкол.
- Я выплачиваю ипотечный кредит.
Конечно же, именно так яппи защищались бы на Нюрнбергском процессе: "Я же просто выплачивал ипотечный кредит!" Эта женщина меня восхищает. В царстве моральных слепцов она обзавелась эхолокатором, как летучая мышь. Провожая меня к выходу, она указывает пальцем на брошюру в лотке для бумаг. Рядом лежит пачка сигарет "Смерть" - такая марка сигарет, на пачке ничего не написано, только нарисован белый череп на черном фоне. В самом деле, Институт табачной промышленности не мог придумать ничего лучше, чем сигареты "Смерть".
Но вернемся к брошюре. Вот ее название: "Как помочь молодежи сказать табаку "нет". Моя собеседница говорит:
- Вот чем я горжусь больше всего.
Эта фраза произвела впечатление. Мое восхищение ее способностью придерживаться прямо противоположных точек зрения, и без того огромное, возросло еще больше. Если подумать, этак и Геббельс мог бы стать автором брошюры под заглавием "Фюрер и евреи - история любви".
О, боже! Я обещал не впадать в морализаторство. Я писатель, и это не мое дело. Просто у меня самого есть дети, и… нет, вернемся к нашему повествованию.
В то время в новостях много внимания уделялось полемике вокруг Старины Джо, знаменитого одногорбого верблюда с пачки сигарет "Кэмел", нос которого некоторым напоминает пенис. "Кэмел" начал новую рекламную кампанию, центром которой стал Старина Джо: нацепив солнечные очки, он играет на саксофоне, режется в бильярд и перемигивается с девушками. Концерн "Набиско" тратит на рекламу с участием Старины Джо около семидесяти пяти миллионов долларов в год. Табачные компании утверждают, что они не - повторю: не - пытаются привлечь новых потребителей. Они просто стремятся укрепить престиж своего бренда-и подорвать престиж другого, стараясь убедить крошечный, малюсенький процент курильщиков перейти на сигареты их марки.
В результате рекламной кампании со Стариной Джо доля "Кэмел" на нелегальном рынке, охватывающем детей и подростков, выросла с пяти до тридцати двух процентов. Матери пришли в ярость. Даже "Век рекламы", отраслевой журнал, принадлежащий компании "Маммон", опубликовал обличительную статью о Старине Джо, - впрочем, пользы от этого было немного. Старина Джо и по сей день среди нас, он играет на своем саксофоне.
Между тем за океаном торгпред США начал принуждать страны Тихоокеанского бассейна - Тайвань, Японию, Южную Корею и прочие - открыть свои рынки для американского табака. До того времени эти страны не разрешали рекламу табачных изделий. И тут за дело берется торгпред США, грозя некой "санкцией номер триста один", названной по номеру раздела в Торговом соглашении от тысяча девятьсот семьдесят четвертого года, которое дает президенту право вводить карательные тарифы на иностранные товары в случае, если их страна-производитель проводит дискриминационную политику в отношении "Мальборо" и других, не позволяя "Мальборо" и другим рекламировать свою продукцию - и не важно, что реклама сигарет запрещена законом.
Как и следовало ожидать, эти страны не выдержали давления американского правительства. И каков счастливый итог? Только за первый год рекламы американских табачных изделий в Южной Корее количество курящих среди мальчиков-подростков выросло с восемнадцати до тридцати процентов. Среди девочек-подростков - с двух до девяти процентов. В других странах отмечались те же тенденции.
По подсчетам Всемирной организации здравоохранения, от настоящего времени до конца столетия курение в развитых странах убьет двести пятьдесят миллионов человек. То есть примерно каждого пятого жителя США.
Понятно, что табачная промышленность делает все от нее зависящее, чтобы помочь молодежи сказать курению "Нет". Я распрощался с дамой из Института табачной промышленности, испытывая теплые, но смешанные чувства.
Мой следующий друг работает в Институте пива. Институт Пива! Я пришел к нему сразу же после встречи с главой лобби по крепким спиртным напиткам - Совета по дистиллированному алкоголю Соединенных Штатов Америки. Они ненавидят друг друга, производители пива и крепких спиртных напитков. Почему? Из-за спорного налогового вопроса под названием "эквивалентность". Если одна порция пива и одна порция виски с содовой содержат одинаковое количество этанола, тогда, говорят люди из СДА США правительству, вы должны облагать пиво таким же налогом, каким облагаете нас. И это заставляет пивоваров - особенно Оги Курса - сильно нервничать.
Поэтому я предпочитаю не говорить пивоварам, что общаюсь с перегонщиками.
Мой пивовар - что за парень! Красавец с накачанными мускулами, со всеми накоротке. Называет меня "старик", хотя мы знакомы лишь десять минут. На его рабочем столе лежит последний выпуск "Отчетности о несчастных случаях со смертельным исходом" Департамента транспорта. На книжной полке: глиняные пивные кружки, бутылки из-под пива экзотических марок. На стене: диплом Летней школы по изучению спиртных напитков. Мне ужасно хочется спросить, умеют ли в Летней школе по изучению спиртных напитков устраивать вечеринки. Рядом висит фото с автографом, на котором изображены он, его жена и президент Буш.