- Уф, - оторвался, наконец, Михаил. - Отличное пиво!
- Настоящее! - подхватил Вася.
Паша подмигнул Лене поверх кружки с густой белой пеной.
- Да, - продолжил Михаил. - Не зря все-таки Кнутссен пережил обе войны и революцию. Такое пиво того стоит! Куда уж "ФП" до него. Жаль только, мало кто это сейчас понимает!
- Кто бы говорил, - покачал головой Паша. - Сам-то каждый вечер ничего кроме "Лопатинского" в рот не берешь! А то и вовсе "Балтику" потребляешь.
- Неправда! - возмутился Вася. - Он еще по праздникам "Генеральским" себя балует, бархатным!
- Хохмачи, - буркнул Миша, - привязались. "Федоровские пивоварни" продается в ларьке под окном. К Кнутссену каждый раз не набегаешься.
- Угу, - согласился Паша. - А еще "Федоровское" для семейного человека очень даже бюджетное. Не какой-нибудь "Гиннесс".
- Да какая разница? - махнул трубкой Михаил. - Главное, Кнутссен толк в пиве знает. Что странно, вроде не немец и не чех.
- А я слышал, - проговорил со своей стороны стола Вася, - вроде его предок на чешке женился, и с ней уговорил переехать тестя. Так что сама пивоварня основана как раз чехом.
- И правильно! - одобрил Павел и поднял кружку. - Так выпьем же за любовь без границ!
- Благодаря которой, - подхватил Вася, - мы можем пить отменное пиво!
Света и Наташа фыркнули. Ольга Сергеевна вздохнула. Лена молча подняла кружку и сделала глоток. "Пивное" обсуждение было скучно, а тост "за любовь" вновь напомнил о боли, загнавшей ее в этот город, и опять захотелось куда-нибудь спрятаться.
Погруженная в свои мысли, она почти не слушала, что ей говорили, не отвечала на ухаживания. Тем более что принесли еду, и появился отличный повод выпасть из беседы. Вдвойне грустно было оттого, что она практически не чувствовала вкуса рыбы, хотя в то же время какая-то другая часть ее самой понимала, что блюдо и было удачным.
Вспомнился ночной гость, его мягкий голос, простоватая улыбка и странные идеи. Одиночества нет… нет, только не для нее! Вот сейчас она сидит среди людей и пронзительно одинока.
Когда все было выпито и съедено, между Пашей и Мишей разгорелась баталия за честь оплатить счет Лены. Поначалу девушка даже пыталась настоять, что заплатит сама, а потом махнула рукой. В конце концов, если они так уж этого хотят, то пусть. Тем более что сумма казалась смехотворной по столичным меркам.
На обратном пути точно как она и представляла, Павел и Михаил пытались произвести впечатление рассказами о городе. Они перебивали друг друга, и говорили противоположные вещи об одном и том же, Вася ехидно комментировал, Света и Наташа хихикали и задавали "глупые" вопросы, а Ольга Сергеевна улыбалась. Лена шла, чувствуя себя в центре внимания и в то же время, словно в пустоте.
К счастью, добравшись до офиса, ухажеры оставили ее, занявшись, наконец, делом. Лена истово погрузилась в работу, сбежав от воспоминаний в дебри дополнительных инструкций и правил оформления грузов, лицензий и сертификатов.
К трем появился дядя. Не сказав ни слова, прошел в свой кабинет и закрыл дверь. В пять Миша закончил дела и ушел домой. Потом собрались Света и Наташа. Паша повертелся, пытаясь привлечь внимание Лены и пригласить ее куда-нибудь, но тоже ушел. Лена же уходить не спешила. Впереди был долгий вечер, который было совершенно нечем занять. Она решила, что в любом случае надо подождать дядю и продолжала изучать документы.
Около шести отправился домой Вася. В офисе стало пусто и как-то гулко. Она поняла, что не зря боится вечера. Гулять Лена бы не пошла, а сидеть дома в пустой комнате, зная, что за стенкой дядя покачивается в кресле было не в ее силах.
Около восьми дядя вышел в общую комнату и с удивлением обнаружил Лену.
- Здравствуй, племянница. А что домой не пошла?
- Как-то засиделась, - пожала плечами Лена.
- Разобралась? - одобрительно улыбнулся дядя.
- Почти.
- Хочешь еще посидеть или пойдешь со мной?
Как и раньше Лена все не могла определить, то ли ему действительно безразлично, что она чувствует и как ей тяжело, то ли он наоборот, все понимает и не хочет мешать своим бесплодным участием.
- Пойдемте, - пожала плечами она и встала.
- И хорошо, - кивнул дядя, - и хорошо.
Лена совсем забыла, что дома у дяди в холодильнике по-прежнему пусто, и в продуктовый магазин они по дороге так и не зашли. В итоге она вновь оказалась перед морозильной камерой, забитой полуфабрикатами. Поразмыслив, остановилась на фаршированном перце, сочтя, что его холостяцким блюдом не назовешь.
Ужинали почти в молчании, и сегодня это казалось более естественным. Дядя немногословно спросил, как прошел день, она так же немногословно ответила, что познакомилась с коллегами и даже пообедала с ними у Кнутссена. Дядя спросил, как ей понравилось знаменитое пиво, она ответила, что понравилось. На этом беседа и окончилась. Она даже не стала спрашивать дядю о удивительно попустительском отношении к пьянству в середине рабочего дня. Вообще в этой квартире было легко молчать, и в который раз Лена похвалила себя за решение приехать сюда.
После ужина и чая, дядя вновь тяжело поднялся со стула, и пробормотав: "Пойду, посижу", отправился к камину. Лена посидела немного, катая в ладонях остывшую кружку. Солнце за окном только-только клонилось к закату. Всего девять, какой бесконечно долгий день. И впереди еще долгий вечер. Спать совсем не хотелось, а чем себя занять, она не представляла. Пора идти в комнату, умыться и переодеться, а там может, и сон придет, а может, будет настроение почитать, у дяди нет вай-фая, но должна быть неплохая библиотека. Опять-таки интересно, остались ли на столе проволочные очки трубочиста? Лена улыбнулась, поняв, что до сих пор не заглянула в комнату.
Вчерашняя встреча почти забылась и казалась сном. В самом деле, можно ли представить, что в ее комнате ночью был совершенно незнакомый мужчина, который пришел ниоткуда и так же странно исчез? Пускай это покажется нелогичным, но, если очки и впрямь обнаружатся, это будет не подтверждением реальности вчерашнего, а скорее неким символом, который позволит сохранить память о странном видении. С такими мыслями она подошла к своей комнате.
Он сидел лицом к окну, положив подбородок на высокую спинку стула, и сумеречный предзакатный свет четко очерчивал его силуэт с выпрямленной спиной. В руке он держал открытую бутылку темно-зеленого стекла, по комнате витал тонкий аромат мяты. Цилиндр и проволочные очки лежали на углу стола.
Лена тихонько вошла и села на край кровати.
Он отпил из бутылки, посмотрел в окно, повернулся и подмигнул. Сюртук и воротник белой рубашки был расстегнут, от этого гость казался шире в плечах. Он откинулся назад, опираясь на стол левым локтем и, сделав еще один глоток из горлышка, махнул бутылкой:
- Будешь?
Она помотала головой:
- Из горла?
Он дернул бровью и опять посмотрел в окно:
- В том, чтобы пить из горла есть что-то настоящее. Честное. Только ты и напиток. Какой он есть, не исправленный формой бокала и светскими привычками.
- О! Целая философия!
- А философия всегда должна быть в простых вещах. Иначе в ней нет смысла. Так что, решилась?
- Нет. Лучше воздержусь от лишней натуральности. А что это, кстати?
- "Мятный родник".
- Ликер? Который "Элика" делает? - уточнила Лена, хотя пробовать все-таки не собиралась. - Сладкий?
- Освежающий, - кивнул гость.
Помолчали. Он - глядя за окно. Она - осматривая свои сложенные на коленях руки.
- Так что сегодня? - спросила девушка. - Будете лечить или сказки рассказывать?
Трубочист широко улыбнулся:
- Сегодня будем гулять!
Лена поймала себя на том, что когда Паша намекал на свидание, прогулка казалась последним, чего она хочет. Однако сейчас предложение выглядело интересным, хотя и не самым заманчивым.
- И где же мы будем гулять? - спросила она, готовясь к предложению посетить обычные места свиданий: Елизаветинскую набережную или Монастырский бульвар.
- Мы будем гулять по крышам! - сообщил трубочист, распахнув глаза.
- И как же мы туда попадем? - она даже не удивилась неожиданному приглашению.
- Естественно, через печную трубу.
- Но… я же перепачкаюсь! - возмутилась Лена.
- Нисколько, - покачал он головой и взял ее за руку. - Я уже все вычистил. В конце концов, это моя профессия!
Лена очень сильно сомневалась, что и впрямь возможно пролезть через трубу, да еще и не испортить одежды, но перспектива прогулки по крышам завораживала.
Путь через трубу девушка запомнила очень смутно. Гость забрал со стола полотняный мешочек и увлек ее к камину, в котором уже была установлена деревянная лестница, и она поставила ногу на первую ступеньку. Потом темнота, и вот она уже стоит на крыше, а рядом высится кирпичная труба, прикрытая жестяной крышечкой. Впереди на гору вбирались красные, подсвеченные заходящим солнцем коньки крыш, а сзади синел залив. Она неловко переступила на мостках, уложенных поверх черепицы, и крепче сжала руку спутника.
- Страшно? - прошептал он на ухо.
- Ага, - кивнула она, но улыбнулась.
- Пойдем, - опять шепнул он и потянул ее за собой.
Они прошли вдоль дома, и перебрались на крышу старого домика на Цветочной. Здесь здания почти смыкались кровлями над узенькой улицей, и над ней даже были перекинуты мостки.
- Мы что, будем переходить на ту сторону? - спросила она, желая, чтобы ее переубедили.
- Да. Ведь мы гуляем по крышам! Не бойся, это совсем не страшно!
Трубочист отпустил ее руку, и, выйдя на мостки над улицей, остановился на середине. Легко, будто стоя на тротуаре, обернулся. У девушки перехватило дыхание: он стоял над пропастью на двух тоненьких досочках, сбитых поперечными планками. Лена не только не могла представить, что перейдет сама, она была готова упасть в обморок уже от страха за спутника.
- Не бойся, - улыбнулся трубочист и протянул руку. - Посмотри, как здесь красиво!
- Очень красиво. И мне совершенно неплохо на этой стороне.
- Пойдем, - позвал он. - Останешься здесь - не увидишь моря.
Лена помотала головой:
- Увижу как-нибудь в другой раз.
Не сразу, но она нашла в себе силы и перешла через улицу. Хотя, когда шагнула на доски, чуть не умерла от страха.
- Дальше пойдет легче.
- Правда?
- Обещаю.
Они шли по узким крышам старого города, взбирались по мосткам на высокие кровли, крались мимо узких чердачных оконцев. Город с его темнотой и серыми сумерками остался внизу, а здесь было полыхающее закатом небо, красная черепица под ногами и лес труб и флюгеров. Раньше, глядя с земли, она и представить не могла, что на самом деле флюгера такие большие. Захотелось остановиться, прислониться к печной трубе и стоять, глядя по сторонам, дышать свежим морским воздухом, но трубочист все время тянул дальше - вдоль Южного вала к Медному рынку. И Лене нравилось, что он держал ее за руку.
- Подожди! - все-таки попросила она. - Дай передохнуть. У меня голова кружится. Наверное, от свежего воздуха.
- Хорошо, - присел он на мостки, взбирающиеся на крутую крышу.
Лена вдруг захотелось, чтобы он встал за спиной и обнял ее. Такой настоящий, надежный. Ее даже удивило, что она вообще может так думать о другом мужчине после того, что случилось. Девушка покачала головой и глубоко вздохнула.
Здесь обзор был не так хорош - за спиной высокая крыша, похожая на островерхую шляпу с широкими полями, и точно такие же крыши напротив. Взгляд Лены остановился на прикрывающей дымоход ажурной жестяной крышечке, похожей на кровлю маленького домика. Такие же, только более или менее затейливые, были и на остальных трубах.
- Зачем их делают? - спросила Лена.
Трубочист даже не посмотрел и не переспросил, просто пожал плечами:
- Чтобы дождь и снег не попадал в трубу. Только из-за них птицам порой приходится несладко.
- Почему?
- Когда холодно, они часто прилетают погреться, а потом засыпают от угарного газа и падают в трубу.
Девушка распахнула глаза:
- А потом?
- А потом жильцы вызывают нас, и мы их достаем, - пожал плечами трубочист, - был случай: кто-то привез из дальних стран экзотическую птицу. Такую яркую, с цветными перьями.
- Попугая?
- Наверное. А потом этот попугай улетел. Было уже холодно, и бедолага никак не мог найти себе места. Отощал, облез. Прилетел к трубе. Может, ему показалось, что это маленький кусочек теплой родины…
- И вы его спасли?
- Да. Успели. Он большой был, закупорил собой дымоход. Когда мы его достали, отдали хозяевам дома.
- И как он?
- Освоился. Хотя все еще тоскует по родине.
- Грустная сказка, - вздохнула она.
- Грустных сказок не бывает, - сообщил трубочист.
- А можешь меньше менторства? - поддела Лена.
Трубочист кивнул, и они пошли дальше. Еще дважды пришлось перебираться через улицы, причем второй раз не понадобились даже мостки - так близко сходились крыши домов. Наконец они перешли через улицу Медников и остановились. Эта линия домов стояла прямо на берегу моря.
Давным-давно, задолго до всех революций, здесь была крепостная стена города. Она проходила ровно над водой, чтобы не оставалось места для высадки врага. А потом, когда крепость стала ненужной, стену начали разбирать, но магистрат решил, что ее можно продать горожанам и те устроят в ней дома. Так и сделали. Разделили стену на участки, жильцы выстроили узкие фасады, выкрасили их в разные цвета, надстроили этажи, перекрыли черепичными крышами, и теперь только с моря можно было увидеть, что это старая крепостная стена. А люди жили на самом краю города, и в их окна стучался морской ветер.
Башни тоже не остались пустыми. В Медной обустроили жилье, а в другой какая-то маленькая неортодоксальная церковь открыла часовню Девы Марии. Сюда на берег приходили матери и жены просить святую заступиться за родных в далеком море. И морской ветер, врывающийся в открытые узкие окна башни, чудесным образом не трогал пламя свечей перед фигуркой святой.
Трубочист помог Лене перебраться через конек крыши и остановился:
- Ну, вот мы и на месте.
Она остановилась и ахнула. Справа были видны башни замка, подсвеченные лучами заходящего солнца, крутой дугой выгибался берег залива, обрамленный пирсами порта и увенчанный портовыми кранами, а за ними темнел лес. Слева берег выгибался такой же плавной дугой в другую сторону, и там за городом на горке поднималась над соснами розовая в закатном свете башня маяка. А под песчаным обрывом, беззаботно побросав велосипеды, стояли мальчишки, и пускали по воде окатыши.
- И что теперь? - спросила Лена.
- Теперь, - улыбнулся трубочист, развязывая полотняный мешочек, в котором что-то перекатывалось с глухим стуком, - мы будем сидеть на краю, свесив ножки, кидать в воду камешки и разговоры разговаривать.
Он шагнул с мостков на плоский скат крыши и подошел к краю. Лена уже привыкла ходить по мосткам, но старая черепица вызывала опасения.
- А мы не упадем?
- Нет, - улыбнулся трубочист. - Ведь это волшебная крыша в волшебном городе. Здесь это просто невозможно.
- Фраза, конечно, красивая… но все-таки…
- Чтобы упасть, ты должна перестать быть собой.
Лена помнила, что в книжках в таких случаях герой всегда говорил что-то обнадеживающее, и героиня тут же переставала бояться, но после целых двух ответов, один страннее другого, не почувствовала прилива смелости. Поэтому так и не решилась подойти к краю, а села рядом с высоким скатом крыши, обняв колени. Трубочист же расположился полулежа, опираясь на локоть, свесив одну ногу с края, а другую поставив на черепицу, и пододвинул к девушке мешочек, в котором обнаружились небольшие окатыши гальки.
А потом они сидели на крыше, под закатным небом и кидали в море камешки.
Лене все-таки было несколько не по себе от высоты и трудно было понять, как ему удается так беззаботно сидеть прямо на краю.
- Неужели вы, трубочисты, не боитесь упасть?
Он усмехнулся и с широким взмахом кинул камешек в воду.
- Трубочисты не падают. Они взлетают!
Лена улыбнулась и тоже бросила в воду окатыш:
- Как чайки?
- Ну… - пожал плечами. - Разве что как чайки с необычными именами.
Лена хихикнула, вспомнив давно читанную и так же давно забытую книгу. Подумала, что это действительно здорово: сидеть на чуть влажной прохладной черепице, болтать о ерунде и смотреть на море.
Наконец солнце закатилось за горизонт, оставив небо вечерней голубизне.
- Странная штука закат, верно? Это всего лишь свет, падающий на предметы, а как впечатляюще! Тебе никогда не было интересно, почему это так?
Она пожала плечами. И даже не стала ничего говорить, было ясно, что он продолжит и сам:
- Красота заката внутри нас. Мы сами наполняем игру света и тени смыслом. Гармонией, красотой. Мы не просто видим сочетания цветов и линий, они будят в нас чувства и эмоции. Но эти эмоции наши собственные.
Лена опять пожала плечами, кинула камешек и замерла, стараясь различить в шуме вялого прибоя всплеск от его падения.
- На самом-то деле так же мы видим и все остальное, - трубочист тоже кинул свой камешек. - Мы общаемся не с теми людьми, какие они есть на самом деле, а с теми, какими мы их видим. Мы слышим их слова, видим их поступки и на основе всего этого создаем образ. Разве может образ точно соответствовать человеку? Нет. Точно так же мы одушевляем предметы вокруг нас. Мир вокруг нас живой, мы сами его делаем живым, ведь он - отражение наших мыслей и чувств. Разноцветные занавески на окнах веселят. Пустая темная комната давит, кажется зловещей. Чьи это мысли? Комнаты? Нет, наши. Одиночества - нет. Всегда есть еще и мы сами!
- Какие странные мысли, - поежилась Лена. - В них есть что-то ненормальное.
Он улыбнулся.
- Тебе и должно так казаться.
- Почему?
- Потому что одиночество нужно. Оно очень нужно обществу. Обществу очень важно, чтобы люди боялись быть вне его, чтобы они стремились к остальным, потому-то и существует идея одиночества! Множество людей сознательно, а больше невольно, потрудилось над этим. Они создали книги, стихи, песни. Нам с раннего детства объясняют про одиночество и пугают им. Но это нужно не людям, а обществу. Чтобы, как только человек избавился от общества, он тут же чувствовал себя одиноким. Ведь без людей не будет самого общества.
- Что же, по-твоему, есть какой-то заговор? Злой умысел писателей и поэтов против людей? - иронично улыбнулась Лена.
Он покачал головой: