Ох, и надергались мы с этим Иваном Афанасьевичем! Все пытались вытянуть его с того света. Только появится какой-то проблеск, снова старик от нас уходит. Уплывает Иван Афанасьевич по другую сторону бытия, где уже никому ни хрена не требуется.
Мы с Нинкой ассистируем, путаемся, как слепые котята, но вроде все путем. Лялька тут же, на подхвате. Сергеевна мечется.
Тогда Володя раскрыл ему грудную клетку, взял сердце Ивана Афанасьевича в руку и… Пошел прямой массаж! Зачавкало, слава богу. Заработало…
…Едем из операционной в палату. Я как была в ординаторской босиком, так босиком и шлепаю, качу рядом с каталкой капельницу на колесиках. Нинка на ходу подушку кислородную поправляет. Владимир Александрович за пульсом старика следит. Все кровью заляпаны, маски на шее висят. А вокруг больные. Всполошились, бедняги, перетрусили. И этот стоит - гонец в кальсонах.
- "Умер", "умер"!.. Паникер несчастный, мать твою за ногу, - говорю я ему. - Ну-ка, марш все по палатам!
- Танюша, увидимся сегодня вечером? - тихо спрашивает меня на ходу Владимир Александрович. - Сходим к моему приятелю, посмотрим видео…
Ах, крепенький паренек! Только что в человеческой крови руки полоскал, а уже норовит ко мне под юбку залезть!
- Где же ты раньше был, Вовик? - смеюсь я, а сама слежу, чтобы игла из вены Ивана Афанасьевича не выскочила. - Теперь - хана. Замуж выхожу…
В пятом часу утра я села раскладывать лекарство по записи к утреннему приему. Бежит Лялька. Глаза - девять на двенадцать. Оглядывается по сторонам, будто ее партизаны в разведку послали. Подлетела ко мне и давай шептать.
- Ладно, - говорю. - Не гони картину. Подождут.
Я встала, зашла к Ивану Афанасьевичу, поправила кислородную трубочку под лейкопластырем на его небритой верхней губе, уменьшила частоту подачи капельницы, послушала, как он дышит, и вышла из палаты. Заглянула к Нине на первый пост:
- Нинуля, посмотри за моими. Я минут на десять смоюсь.
На лестнице меня уже ждала Лялька. Любопытная, как кошка!
- Можно мне с тобой?
- Косынку поправь. Ходишь как халда.
Спускаемся во двор. Больничка у нас старая, со времен царя Гороха. Дворик такой серенький, петербургский. А посреди двора стоит голубая "семерка" с распахнутыми дверцами и сама Кисуля при полном параде сидит за рулем и приемничек крутит. Рядом Симка-Гулливер. Выставила свои длинные ноги наружу и покуривает.
- Привет, - говорю. - Каким ветром?
- Заходи! Гостем будешь! - С грузинским акцентом отвечает Кисуля и открывает задние дверцы.
Мы с Лялькой влезаем в машину, закуриваем. Лялька глаз оторвать не может от Кисули и от Гулливера. Конечно, девки прикинуты будь здоров и не кашляй. Ляльке такое и не снилось…
Кисуля осторожно покосилась на Ляльку. Я ее успокоила:
- Теоретически ребенок подкован.
- Пора в свет выводить, - смеется Гулливер.
- Перебьется, - говорю. - Работа была?
- Да ну… Фуфло одно, - машет рукой Кисуля. - "Штатника" из валютного бара вынула, а он в нажоре. Лыка не вяжет - в дело употреблен быть не может. Возился, возился - все без толку. Только время потеряла.
- И мимо денег пролетела?
- Она-то не пролетела, - смеется Гулливер. - Она свои сто баксов скушала. Это я пролетела. Но как! Сдохнуть можно!.. Кидаю Генке-халдею пятнашку. Он меня сажает стол в стол со здоровенным френчем. Бугай выше меня. Плечи - во! Морда - застрелись!.. К трем часам ночи я его в тачку, везу к себе, а он мне по дороге заявляет, что женщинами не интересуется, а любит только мужчин. И если я ему сейчас мужика предоставлю - триста франков мои. Ну надо же! Я ему говорю: "Ах ты ж, гомосек несчастный! Я на тебя полночи убила… Плати неустойку!" Алексей Петрович, водила из второго таксомоторного, - ты его знаешь, - хохочет - я думала, мы во что-нибудь врубимся. Короче, разворачиваем тачку и обратно. Вот и считай - пятера - на входе, рупь - гардероб, пятнашка - Генке, четвертак - Алексею Петровичу. Одни убытки…
- Неустойку сдернула?
- Как же! Заплатит френч неустойку! Будто ты не знаешь… За франк удавится, педрила-мученик. Хорошо, в это время Кисуля отработала и на пандусе меня подобрала.
- Ко мне-то чего приехали?
- Хотели посмотреть на уникальное явление в нашем профсоюзе. Как интердевочка на государство молотит.
- В свободное от работы время, - смеется Гулливер.
- Сутки через трое - работа не пыльная. Зато спокойней.
- Кому? - улыбается Кисуля.
- Мне. Маме моей. Всем.
- Под каждой крышей - свои мыши. Мы тебе к свадьбе подарочек привезли, Танюха.
- Специальное пособие для экспортных невест, - говорит Симка и протягивает мне бумагу, сложенную вдвое.
Я разворачиваю, а там какая-то инструкция.
- Что это?
- Список справок и документов, необходимых для выезда из Советского Союза. Порядок очередности подачи и официальные сроки принятия решений. По каждой справке, представляешь?
- Малейшая ошибка, и начинай все сначала. Начнут футболить… Как Светку-маленькую, как Маню-кнопку, помнишь?
- Затянут оформление года на три и - привет из Швеции! Менты эту инструкцию, знаешь, как хранят?!
- Почему?
- По кочану. Чтобы "за бугор" не выпускать.
- Ясно. Где достали?
- "Капуста" - великая штука, - рассмеялась Гулливер.
- Сколько должна?
- Не бери в голову. Рассчитаемся. Кстати, тебе песец не нужен?
- Сколько тянет?
- Для тебя - тысяча баксов. Или, как говорят московские коллеги, - таузенд грюников.
- Валюты, слава богу, на руках нет. А "деревянными"?
- Четыре штуки - и песец твой.
- Матери взять, что ли? У нее на зиму ничего нет. Покажи.
- Вон, пакет у заднего стекла.
Я достала пакет и вытащила замечательную норвежскую песцовую шубку. Лялька даже ахнула.
- Ну-ка, выметайся, - сказала я ей. - Прикинь…
Лялька вылезла, надела шубку прямо на халат, сдернула с головы косынку и распустила по плечам волосы.
Шубка была отличная. Но Лялька в этой шубке смотрелась так, что мы просто отпали! И это несмотря на то, что Лялька была в стоптанных больничных тапочках, а окружал ее обшарпанный колодец петербургского двора, забитый черт знает каким грязным хламом…
- Да… Девочка - зашибись! - удивилась Кисуля.
- Какой конкурент растет! - покачала головой Гулливер.
- Только попробуйте, - сказала я им и крикнула Ляльке: - давай, давай, сблочивай! Рано тебе еще к такому шмотью привыкать.
Лялька с сожалением сняла шубку и протянула мне. Я уложила шубу в пакет и сказала Кисуле:
- Беру. А то теперь неизвестно, когда еще у меня деньги будут. А мать на зиму раздета…
- О'кей, - небрежно кивнула Кисуля. - Привезешь "капусту" - заберешь песца. Договорились?
- Годится. Спасибо, девки, - я вылезла из машины.
- Танька! Не потеряй инструкцию, - предупредила меня Гулливер. - Прочти внимательно первый пункт. Без него у тебя даже заявление во дворец бракосочетания не примут. Начинать нужно со шведского консульства…
Боже мой, если бы я тогда понимала по-шведски!
Мы сидели с Эдиком у его генерального консула, еще не старого, обаятельного, истинно западного мужика, и я чувствовала себя на седьмом небе того мира, куда так рвалась последние несколько лет.
В мягких кожаных креслах мы расположились вокруг небольшого низкого столика, пили фантастический кофе со взбитыми сливками и полизывали коньяк из крохотных рюмочек. Консул был - само очарование!
У меня хватило ума не напяливать на себя вечернее "рабочее" шмотье, и я выглядела скромно и респектабельно: белые американские "бананы", темно-красная спортивная рубашечка из чистого коттона и белоснежная курточка фирмы "Пума". Грим - самый незаметный, слегка тонированные очки и красная "адидасовская" сумочка.
- Ах, как жаль, что вы не говорите по-шведски, - искренне сожалел консул, обращаясь ко мне. - Но это поправимо. Поправимо…
Сам он говорил по-русски не хуже меня. Когда в разговоре с Эдиком он переходил на свой родной язык, я несколько раз ловила его добрый и внимательный взгляд, устремленный на меня. Словно он хотел убедиться, что я действительно не понимаю шведского.
Я улыбалась ему и вопросительно поглядывала на Эдика. Но Эдик не торопился с переводом. А консул, ответно улыбаясь мне, оказывается, говорил Эдику следующее:
- Я не имею права не выдать вам документ, подтверждающий ваше неженатое положение и психическое здоровье, который справедливо требуют русские власти при регистрации брака иностранца с их подданной. Мой секретарь уже этим занимается.
- Благодарю вас, - улыбнулся ему Эдик.
- Хотя в вашем нормальном психическом состоянии я позволил бы себе усомниться.
- Отчего же? - засмеялся Эдик.
Консул любезно долил мне кофе и собственноручно положил еще взбитые сливки. И продолжал по-шведски:
- Да потому, господин Ларссон, что вы собираетесь жениться на профессиональной проститутке, что видно невооруженным глазом. И не возражайте! У меня большой и печальный опыт. Я таких справок выдал сотни.
- Мне наплевать, кем была госпожа Зайцева в России. Мне важно, кем она станет, будучи "фру Ларссон" в Швеции.
- Это я могу вам спрогнозировать, - консул дополнил мою рюмку. - Восемьдесят процентов подобных браков расторгаются сразу же или спустя совсем немного времени после пересечения границы. Большая часть этих девиц тут же начинает заниматься индивидуальной проституцией, поступает в стрип-бары, в секс-шоу или рассасывается по публичным домам Европы. У вас есть гарантия, что вы с мадам Зайцевой окажетесь теми счастливцами, которые составляют всего двадцать процентов от общего количества таких браков?
- Все зависит от меня самого, господин консул.
- Сомневаюсь, - консул закурил сигарету и сказал мне по-русски: - прошу прощения, мадам. Поскучайте еще минутку. Формальности…
И снова перешел на шведский язык:
- Подумайте, господин Ларссон, стоит ли наполнять нашу маленькую страну отбросами русского общества? Разве мало у нас собственных проблем? Это я вам уже говорю как официальный представитель Швеции в СССР.
Клянусь, я чувствовала, что что-то происходит! Я ни черта не понимала, а консул и Эдик вели себя так потрясающе мило и доверительно, что заподозрить ничего нельзя было. И все-таки у меня почему-то испортилось настроение…
Эдик встал и произнес по-русски:
- Господин консул, я был очень рад представить вам свою будущую жену. Теперь мне хотелось бы получить необходимый документ и больше вас не задерживать.
- Я думаю, что документ уже готов, - сказал консул тоже по-русски, улыбнулся мне и нажал кнопку на столе.
Тут же открылась дверь и секретарь консула, тощая грымза в золотых очках, внесла нашу первую с Эдиком справку…
…Когда мы с Эдиком вышли на улицу, он взял меня за плечи, развернул к себе и спросил, глядя мне прямо в глаза:
- Ты меня любишь, Таня?
И тут я неожиданно почувствовала, что это сейчас для него чрезвычайно важно. Ну, просто необходимо! И почти честно ответила:
- Конечно, Эдик… Очень люблю.
Он снял очки, протер кусочком замши, снова надел. И сказал:
- Тогда все о'кей. Тогда ничего не страшно.
Во дворце бракосочетания бабешка лет тридцати пяти - вся в сертификатном барахле, пальцы в золоте ереванского завода - подколола консульскую бумагу к нашему заявлению, вернула нам с Эдиком паспорта и сказала, не глядя на меня:
- Срок ожидания - три месяца.
- Почему? - Спросил Эдик.
- Чтобы у вас было время убедиться в верности ваших чувств.
Я уже об этом из инструкции знала и поэтому не стала выступать, а Эдик очень удивился:
- Так долго?
На это бабешка ответила не Эдику, а мне. Хотя я молчала как рыба и ни о чем ее не спрашивала.
- У нас в Советском Союзе - один порядок для всех, - сказала она, мстительно глядя на меня неумело накрашенными глазками.
Ну, правильно. Господин Ларссон - иностранец, а я - своя. Чего со мной церемониться?
- Спасибо, - кротко сказала я ей. - Всего доброго.
В гостиничной ванной я сняла черные ажурные чулки и тоненький кружевной поясок, аккуратно свернула их и спрятала в косметичку. Не будешь же летом, в жару, таскать на себе эту сбрую? Берешь обычно только на работу. Очень многие клиенты предпочитают. Им видней. У них вся порнуха на этом построена.
Я быстренько приняла душ, растерлась махровым полотенцем, натянула трусики, вельветки, кофтенку и наспех сделала физиономию.
Складывая свои мазилки в косметичку, я снова заметила бритвенную кисточку Эдварда в засохшей мыльной пене. Сполоснула ее, поставила на полочку и крикнула:
- Эдик! Ты еще из ванной свои причиндалы не собрал!
- Я знаю. Сейчас…
Номер был не убран. Постель разбросана. Стояли упакованные чемоданы и большая дорожная сумка желтой кожи. Еще одна, спортивная сумка, лежала на кровати.
Эдик в одних трусах сидел у журнального столика. Перед ним лежали остатки разных денег, документы. Он подсчитывал свои ленинградские расходы на электронном калькуляторе и записывал их в книжечку.
- Эдик! Давай в темпе! - Взмолилась я.
- Уже, уже! - Эдвард сложил деньги и документы в бумажник, калькулятор спрятал в изящный чехольчик, рассовал все по карманам висящего на спинке стула пиджака. - Момент, Танечка…
И исчез в ванной. Я села к телефону, позвонила маме:
- Ма! Собери что-нибудь на стол, мы скоро придем.
- Ты с ума сошла! - закричала мама. - В доме шаром покати! Дайте мне пару часов, я схожу на рынок…
- Мам! Знаешь старую хохму?.. "Жора, жарь рыбу. - А где рыба? - Ты - жарь, жарь, рыба будет!" Так вот ты жарь, рыба будет! Мы все привезем. Подключи Ляльку, пусть она тебе поможет, пошустрит. Сгоняй ее за хлебом и кофе.
- Но почему такая спешка?
- Потому что выставка закрылась и они уезжают машиной завтра в пять утра, а Эдику нужно как следует выспаться перед дорогой…
- Как "машиной"?! Прямо в Стокгольм?
- Представь себе. Чао!
Мы вышли из лифта в забитый народом нижний холл. Эдик со спортивной сумкой в руке, я - налегке. Время было обеденное, суетня страшная. Возвращались туристы из музеев, мотались подносчики багажа, бегали интуристовские "шестерки", крутились фарцманы…
Я издалека незаметно раскланялась с Толей и Женей - нашими "спецами". Эдик попросил швейцара - Петра Никаноровича - подать такси ко входу. Отставник рванул на пандус, тормознул тачку и прибежал к нам с поклоном. Эдик дал ему доллар, и Петр Никанорович откозырял ему, как солдат первого года службы. Мы сели в таксярник и поехали…
Опять пришлось остановиться у дома тридцать два. Стоит эта огромная совтрансавтовская бандура "вольво" с рефрижератором - и не проехать…
Эдик расплатился, мы вылезли и пошли пешком.
- "Вольво" очень хороший автомобиль, - гордо сказал Эдик. - Мы много торгуем с вами этим авто. Мимо нашего с тобой дома будет проходить трасса от стокгольмского порта на Мальме, они все время там ездят…
Я благодарно взяла его под руку, оглянулась на "вольво" и, сама не знаю почему, запомнила его номер - АВЕ 51-15.
- Это прекрасно, что между нашими странами такое тесное сотрудничество, - я старалась попасть в ногу его широким шагам. Давай и мы с тобой заключим маленький экономический контракт.
- Правильно. Между нами не должно быть неясных моментов.
- Золотые слова. Так вот… Пару дней тому назад я купила для мамы меховое пальтишко. На зиму. И мне очень хочется, чтобы это пальто преподнес ей ты. Как презент. От своего имени.
- Но это будет неправда. Это нехорошо…
- Хорошо, хорошо! Хуже будет, если это сделаю я. У мамы сразу возникнет много ненужных вопросов.
- Но у нас не дарят летом зимние вещи!
- Это у вас. А у нас готовят сани летом. Это наша маленькая национальная особенность. Короче, ты можешь мне в этом помочь?
Эдик неуверенно пожал плечами. Тут мы и подошли к нашей парадной…
Надо сказать, что этот первый для мамы международный приемчик вполне удался.
Все было вкусно, всего было в меру, мама замечательно выглядела. Она сидела напротив Эдика и с преувеличенным вниманием слушала все, что я уже знала наизусть из шведских выставочных проспектов.
- Наша фирма "Белитроник" выпускает программные манипуляторы. А недавно мы начали серийный выпуск роботов для автоматической рыбной ловли. Я участвовал в разработке такого робота…
- Что вы говорите? - светски удивлялась мама.
Мы с Лялькой покуривали на кухне.
- Да. Вес только пятнадцать кило. Робот сам забрасывает крючок и сам подтягивает леску. Как рыба клюет, робот делает автоматическую подсечку. Если рыба большая и сильная - можно больше сорок килограмм, - робот начинает ее водить и водить, и так устанет рыбу, что потом быстро вытягивает ее на борт лодки…
- Девочки! Вы слышите? Уму непостижимо!..
По маминым глазам я увидела, что она ни фига не поняла про этих дурацких роботов и безумно устала от напряжения.
- Пора начинать аттракцион, - шепнула я Ляльке. - Все поняла?
- Могила!
- Иди к ней. Придержи ее там, чтобы она сюда нос не сунула. Эдик, - сказала я, выходя на кухню. - Можно тебя?
- Момент! - поклонился маме Эдик. На кухне я сунула ему пакет с шубой и поцеловала для бодрости: давай, мол! Эдик с пакетом вошел в комнату…
- Уважаемая Алла…
- …Сергеевна, - тихо помогла я ему.
- Я знаю! - прошипел он. - Уважаемая Алла Сергеевна! Так как вы есть мама моей невесты Тани, я хочу сделать вам небольшой презент от своего имени.
- Ах, зачем это, Эдвард… - смутилась мама и даже встала из-за стола.
- Пожалуйста, - Эдик вручил маме пакет.
- Спасибо. Я вам очень признательна, но вы, ей-богу, напрасно…
- Ой, а что там? - фальшиво-заинтересованно воскликнула отлично все знавшая Лялька.
- Что спрашивать? Помоги развернуть - и увидите, - несколько нервничая, ответила я.
Лялька мгновенно распотрошила пакет, вытащила оттуда песцовую шубку и, встряхнув, набросила маме на плечи.
Мама была близка к обмороку. Лялька почти натурально визжала от восторга.
- Спасибо тебе, Эдик, - я его опять поцеловала. Все-таки он меня выручил! Но тут я заметила, что Эдик и сам находится в состоянии "грогги". Я даже за него испугалась.
- Кошмар!.. - шептал он. - Я не знал, что это такая дорогая вещь. Я думал…
- Заткнись, - одними губами сказала я ему, а маме крикнула: - мамуля! Если бы знала, как тебе идет!.. Но как Эдик вмастил?! Будто знал, что нужно… Ну, Эдик!
А мама, моя худенькая мама, стояла в роскошной песцовой шубе - первой шубе за свои сорок восемь лет - и, не отрываясь, смотрела на меня в упор. Потом судорожно вздохнула и печально сказала: