Чтобы облегчить себе страдания и не сорваться, я спал с другими женщинами. Мне казалось, так я смогу общаться с Сумирэ, не изнывая от желания. Нельзя сказать, чтобы я пользовался успехом у женщин - в общепринятом смысле этого выражения. Я не "излучал" какого-то особого мужского обаяния, да и особыми талантами в сексе тоже не отличался. Но все-таки имелась определенная категория женщин, которые (по какой причине - совершенно непонятно) всякими намеками давали мне понять, что я им интересен, и сами шли на сближение. В конце концов мы оказывались в постели. Для этого не требовалось ничего особого: просто дать ситуации развиваться своим ходом - и всё. В один прекрасный день я сделал это открытие. Никакими сердечными чувствами тут и не пахло, но, по крайней мере, было по-своему приятно.
Я перед Сумирэ не делал особой тайны из своих отношений с другими женщинами. Она не знала всего до мельчайших подробностей, но в целом имела представление о моих личных делах. Впрочем, мои истории не слишком ее заботили. Общим в этих связях, пожалуй, было одно - я все время натыкался на проблемы: как правило, мои женщины были старше, у кого-то муж, у кого-то жених или постоянный любовник. Самый последний роман случился с матерью одного из моих учеников. Я встречался с нею тайком, всего раза два в месяц.
- Когда-нибудь тебе это выйдет боком, - предупредила меня Сумирэ лишь однажды.
- Наверно, да, - согласился я, но ничего с этим поделать не мог.
Как-то в начале июля, субботним днем мы всем классом - я и тридцать пять моих учеников - отправились в Окутама в поход по горам. Всё, как обычно, началось веселой суматохой и закончилось хаосом и неразберихой. Уже на вершине горы обнаружилось, что двое забыли положить в рюкзаки свои бэнто. Разумеется, никаких магазинов поблизости не было. Пришлось разделить между ними походный обед, который мне выдали в школе, - порцию норимаки. Так я остался без еды. Кто-то угостил меня кусочком молочного шоколада, и больше в тот день я ничего не ел. Потом одна девочка сказала, что устала и больше не может идти, и весь обратный путь с горы мне пришлось тащить ее на спине. Двое мальчиков как бы в шутку затеяли какую-то возню, один толкнул другого, тот упал и ушибся головой о камень. В результате - легкое сотрясение мозга и очень сильное кровотечение из носа. На самом деле ничего особо ужасного с ним не случилось, но выглядел он так, словно чудом выжил в зверской бойне - вся рубашка в крови.
В общем, я вернулся домой чудовищно уставшим и напоминал себе старую железнодорожную шпалу. Я принял ванну, выпил чего-то холодного, без единой мысли в голове лег в кровать, погасил свет и тут же крепко заснул. Через какое-то время раздался звонок - Сумирэ. Я посмотрел на часы в изголовье и понял, что спал всего час с небольшим. Но ворчать не стал: просто не мог. Бывают и такие дни в жизни.
- Слушай, завтра днем можешь со мной встретиться? - спросила она.
В шесть у меня дома будет женщина. Приедет на красной "тойоте-селике", оставит ее на стоянке чуть дальше по улице, поднимется и позвонит мне в дверь.
- Если до четырех, то смогу, - коротко ответил я.
На Сумирэ была белая блузка без рукавов, темно-синяя мини-юбка и небольшие солнечные очки. Никаких украшений - одна пластмассовая заколка в волосах. Все вместе очень просто. Совсем чуть-чуть косметики. Сумирэ выглядела почти такой, как и всегда. И все же я почему-то не сразу узнал ее. Мы не виделись чуть меньше трех недель, но девушка, сидевшая за столом напротив, принадлежала к совершенно иному миру. Без лишних эпитетов - Сумирэ стала просто очень красивой. Словно расцвела изнутри.
Я заказал маленькую кружку бочкового пива, Сумирэ - виноградный сок.
- В последнее время тебя просто не узнать, - сказал я.
- Такой период, наверно, - потягивая сок из трубочки, ответила она без особого интереса, будто мои слова были вообще про кого-то другого.
- Такой период? - переспросил я.
- Да. Что-то типа запоздалого полового созревания. Бывает, утром проснусь, посмотрю в зеркало и вижу не себя, а совершенно незнакомого человека. Того и гляди, отстану от себя, как от поезда.
- Ну и пусть это другое твое "я" идет где-то впереди, что с того? - спросил я.
- Да?.. Интересно, а куда мне деваться такой - потерявшей саму себя?
- Ну если это проблема на два-три дня, можешь пожить у меня. Милости прошу. Даже если это будешь ты, которую ты же сама и бросила.
Сумирэ рассмеялась.
- Я же серьезно, - сказала она. - Интересно, куда все-таки меня несет?
- Не знаю. Но смотри: ты бросила курить, аккуратно одеваешься, даже носки уже парные, говоришь по-итальянски. Научилась правильно выбирать вино, разбираешься в компьютере, по крайней мере, ночью спишь, а просыпаешься утром… Куда-нибудь тебя определенно вынесет.
- Но я по-прежнему ни строчки не написала.
- Во всем есть как хорошие, так и плохие стороны.
Сумирэ скривила губу.
- Ты не считаешь, что это своего рода отступничество?
- "Отступничество"? - Я не сразу понял, что за слово она произнесла.
- Ну да. Когда отступаешься от своего мнения, от убеждений.
- Ты вообще о чем? О том, что работаешь, имеешь опрятный вид и больше не пишешь своих романов?
- Да.
Я покачал головой.
- Раньше ты хотела писать, вот и писала. А сейчас больше не хочешь. Кто сказал, что ты обязана это делать? Бросила писать. Что, от этого какая-то деревня сгорела дотла? Корабль пошел ко дну? Приливы перепутались с отливами? Или, может, революция грянула на пять лет позже? Думаю, никто не назвал бы твою нынешнюю жизнь "отступничеством".
- А ты сам как бы ее назвал?
Я снова покачал головой.
- Возможно, проблема в самом слове - "отступничество". Ведь его сейчас никто не использует. Какое-то старомодное, что ли. В общем, вышло из употребления. Может, где-то и сохранились общины, коммуны, где люди еще так говорят. Я точно не знаю. Зато наверняка знаю одно: не хочешь писать - не пиши. Ты не обязана это делать.
- Коммуны… Те, что Ленин изобрел, что ли?
- Ленин изобрел колхозы. Вот этих, наверное, ни одного не осталось.
Немного подумав, Сумирэ продолжила:
- Это неверно, что я не хочу писать. Нет, я хочу, но у меня ничего не выходит. Сижу за столом, а в голове - пустота. Хоть бы обрывок мысли, кусочек сцены, какое-нибудь слово - вообще ничего. Еще совсем недавно меня просто распирало: столько всего было, о чем хотелось написать. Что вообще со мной произошло?
- Ты это меня спрашиваешь?
Сумирэ кивнула. Я глотнул холодного пива и попробовал привести мысли в порядок.
- Скорее всего, ты сейчас пытаешься найти себе место в рамках нового литературного произведения. И пока ты в поиске, тебе незачем выражать свое состояние на бумаге. Наверняка это так. Или же тебе просто не до этого.
- Ничего не поняла, чего ты мне тут наговорил. Скажи лучше, ты что - мысленно переносишь себя внутрь какого-нибудь произведения?
- Думаю, большинство людей на Земле так делает. Конечно, и я тоже. Если вспомнить, как устроен автомобиль, это похоже на трансмиссию. Человеку нужна такая трансмиссия между ним и жестокой реальностью. Когда внешний мир наваливается на тебя всей своей мощью, ты меняешь положение шестеренок в коробке передач - просто переключаешь скорость, чтобы принять этот удар легко. Так живые существа оберегают свою хрупкую оболочку. Понимаешь, о чем я?
Сумирэ слегка кивнула.
- В общих чертах. Значит, я еще не готова вписаться в рамки нового литературного произведения? Ты это хотел сказать?
- Ты сама пока точно не знаешь, что это за произведение. Вот в чем самая большая проблема. Сюжета нет, стиль пока не определен. У тебя есть только имена главных героев. И все же это новое произведение на самом деле полностью изменит тебя как человека. А пройдет еще немного времени, и, скорее всего, оно начнет работать на тебя, возьмет под свою защиту, и, наверное, совершенно иной, новый мир откроется перед тобой. Но пока еще не время. И естественно, на этом пути тебя подстерегает опасность.
- Получается, прежнюю трансмиссию я сняла, а новую вместо нее еще не закрепила - как раз сейчас закручиваю болты. Но двигатель продолжает гнать обороты, стуча, как пропеллер. Можно так сказать? Похоже?
- Пожалуй, да.
Сумирэ сидела, нахмурившись, как обычно, и концом соломинки довольно долго гоняла несчастный лед по дну стакана. Затем подняла голову и посмотрела на меня.
- Я тоже знаю, что меня подстерегает опасность. Как это лучше объяснить… Иногда на меня обрушивается такая тоска, такая беспомощность - будто разваливается вся конструкция мира: правила, устои, ориентиры - раз! - и перестают существовать. Рвутся узы земного притяжения, и мою одинокую фигуру уносит во мрак космического пространства. А я даже не знаю, куда лечу.
- Как потерявшийся спутник?
- Да, пожалуй.
- Но у тебя есть Мюу, - сказал я.
- Пока да.
Мы некоторое время молчали. Потом я спросил:
- Ты думаешь, Мюу тоже этого хочет?
Сумирэ кивнула.
- Я думаю, наверняка. Так же сильно, как я.
- Ты имеешь в виду - и физически?
- Трудно сказать. Пока не догоняю. То есть: что у нее ко мне, какие чувства, никак не пойму. Из-за этого у меня внутри сильнейший разброд и шатания.
- Классическое состояние, - сказал я. Сумирэ не ответила, только чуть скривились уголки ее сжатых губ. - Но ты точно знаешь, какие у тебя чувства и чего ты хочешь.
Сумирэ кивнула. Твердо и решительно. Да, для нее все это было слишком серьезно. Я откинулся на спинку стула и скрестил руки за головой.
- Но ты ведь не станешь меня из-за этого ненавидеть? - спросила Сумирэ. Эта фраза, похожая на реплику из старых, еще черно-белых фильмов Жан-Люка Годара, прозвучала где-то за рамками моего сознания.
- Нет, я не буду тебя из-за этого ненавидеть, - сказал я.
В следующий раз я встретился с Сумирэ через две недели, в воскресенье, когда помогал ей перебираться на другую квартиру. Она решила переехать как-то вдруг, и я единственный в этом ей помогал. Правда, если не считать книг, вещей у Сумирэ было всего ничего, так что управились мы довольно быстро. Хоть какая-то польза от бедности.
Я взял у приятеля микроавтобус "тойота-хайэйс" и перевез вещи Сумирэ в район Ёёги-Уэхара. Новое жилье не было совсем новым или особо выдающимся, но по сравнению с тем местом, где Сумирэ жила раньше, - явный скачок вперед. Ее прежняя квартира в Китидзёдзи, в деревянном доме, была скорее памятником истории, чем годилась для жизни. Новую квартиру для Сумирэ подыскал знакомый Мюу агент по недвижимости. Очень удобное место, плата невысокая, открывался хороший вид из окон. По площади она была больше прежней раза в два с лишним. Да, переехать сюда - правильное решение. Кроме всего прочего, и парк Ёёги рядом, так что при желании Сумирэ могла добираться до работы пешком.
- Со следующего месяца буду работать пять дней в неделю, - сказала Сумирэ. - Три дня - все-таки ни то ни сё. Каждый день гораздо лучше. Мне за квартиру нужно платить сейчас чуть больше, и Мюу считает, что со всех сторон мне будет полезно побыть "правильным служащим". В конце концов, сколько бы я ни просидела дома, сейчас все равно не напишу ни строчки.
- Наверно, это мудро, - согласился я.
- Если я буду каждый день работать, моя жизнь волей-неволей станет нормальной, "правильной", и, скорее всего, я перестану названивать тебе в полчетвертого утра. Вот еще один явный плюс.
- Это огромный плюс, - сказал я. - Только немного жаль, что ты теперь живешь так далеко от моего Кунитати.
- Правда? Ты так думаешь?
- Конечно. Даже готов вырвать из груди свою девственную душу, чтобы ты, заглянув в нее, сама в этом убедилась.
Я сидел в новой квартире Сумирэ на голом дощатом полу, прислонившись к стене. Вещей у Сумирэ было катастрофически мало, комната выглядела пустой и необитаемой. Окна без занавесок, масса книг, не поместившихся на полках, грудой свалены на пол - просто какой-то лагерь интеллектуальных беженцев. Единственный предмет в комнате привлекал внимание - на стене висело новенькое зеркало в полный рост. Подарок Мюу по случаю переезда. В вечерних сумерках дул ветер, неся с собою вороний грай из парка. Сумирэ опустилась на пол рядом со мной.
- Я вот думаю… - начала она.
- Что?
- Если я такая законченная, никчемная лесбиянка, ты останешься моим другом, как и прежде?
- Если даже ты превратишься в никчемную лесбиянку, что с того? При чем здесь наша дружба? Моя жизнь без тебя - как сборник хитов Бобби Дарина без "Мэкки-Ножа".
Сумирэ прищурилась и посмотрела на меня.
- Что-то я не совсем поняла твою очередную метафору. То есть тебе было бы очень одиноко без меня?
- Ну, в общем, да, - сказал я.
Сумирэ положила голову мне на плечо. Ее волосы были зачесаны назад и собраны на затылке заколкой. Открывшиеся уши были маленькими, прелестными. Столь прекрасными, что, казалось, они только что появились на свет. Нежные, легкоранимые уши. Я чувствовал кожей ее дыхание. На Сумирэ были маленькие розовые шорты и выцветшая синяя майка, сквозь которую чуть виднелись соски. Едва уловимо пахло потом. Это запах ее пота, запах моего пота, два запаха, тонкими струйками сплетенные в один.
Мне хотелось стиснуть Сумирэ, потом - я еле себя сдерживал - взять и повалить ее здесь же на пол. Полная безнадёга, даже мне это было понятно. Ну повалю, а дальше-то что? Все равно ничего не получится.
Я начал задыхаться - показалось, что у меня внезапно сузилось поле зрения. Время не могло найти выхода и принялось топтаться на одном месте, круг за кругом. Нестерпимое желание восставало и твердело в моих штанах. Я страшно растерялся и смутился. Постарался хоть как-то собраться: впустил в легкие новую струю воздуха, закрыл глаза и в этой бесконечной темноте принялся медленно считать. В этот момент желание захлестнуло меня с такой силой, что на глазах выступили слезы.
- Я тоже тебя люблю, - сказала Сумирэ. - Больше всех в этом огромном мире.
- После Мюу, да?
- С Мюу все немного иначе.
- Как именно?
- Мое чувство к ней и то, как я отношусь к тебе, - все-таки разные вещи. То есть… м-м, как бы это лучше сказать?
- У нас - безнадежных, посредственных гетеросексуалов - есть очень удобное выражение, - сказал я. - В таких случаях мы обычно говорим: "У меня стоит".
Сумирэ рассмеялась.
- Знаешь, я раньше от жизни ничего особо не просила. Конечно, хотелось бы стать писателем, но и все. Я всегда жила и была вполне довольна тем, что имела. Ничего большего и нужно не было. Но сейчас, да, вот именно сейчас, я хочу Мюу. Страшно хочу. Обладать ею. Чтобы она была моей. Не могу не хотеть. И у меня - ни малейшего шанса поступать как-то иначе. Почему это случилось - сама не пойму. Что, так в жизни бывает?
Я кивнул. Мой член был все так же вызывающе тверд. "Только бы Сумирэ не заметила", - молился я про себя.
- У Граучо Маркса есть классные слова, - произнес я. - "Она страшно меня любит и потому больше ничего не понимает. Потому и любит меня".
Сумирэ улыбнулась.
- Надеюсь, все у тебя получится, - сказал я. - Только будь внимательнее, осторожнее - насколько сможешь. Ведь ты совершенно беззащитна. Помни об этом, ладно?
Не говоря ни слова, Сумирэ взяла мою руку и легонько сжала ее. Нежная, маленькая рука, чуть влажная от пота. Я представил, как эта рука прикасается к моему твердому члену, ласкает его. "Перестань об этом думать", - сказал я себе. Бесполезно. Я не мог об этом не думать. У меня - "ни малейшего шанса поступать как-то иначе", как сказала бы Сумирэ. И я снова поплыл за своим воображением: мои руки стягивают с нее майку, снимают шорты, трусики. Кончиком языка я провожу по ее упругим напряженным соскам. Раздвигаю ей ноги и погружаюсь в ее влажное лоно. Медленно, в самую глубину этой тьмы. Она увлекает меня внутрь себя, обволакивает со всех сторон, затем стремится вытолкнуть наружу… И никак не удавалось остановить этот поток бредовых фантазий. Я снова крепко закрыл глаза, пропуская мимо себя плотный сгусток времени. Опустив голову, я ждал, пока раскаленный воздух вокруг меня не поднимется вверх, над головой, и его не унесет прочь.
- Может, вместе поужинаем? - предложила Сумирэ. Но мне нужно было вернуть "хайэйс" в тот же день, то есть отогнать его в Хино. И потом, я очень хотел как можно скорее остаться один на один со своим неуемным желанием, не втягивать больше Сумирэ - живого человека с плотью и кровью - во все это. Никакой уверенности, что я смогу все время контролировать себя, оставаясь рядом с нею, у меня не было. Я даже чувствовал, что есть некая критическая грань, за которой - все, я уже перестану быть собой.
- Ну ладно. Тогда приглашаю тебя в самое ближайшее время. Нормальный, достойный ужин - скатерть, вино. Давай на следующей неделе? - будто мы уже прощались, предложила Сумирэ. - Ты освободи для меня время где-то в конце недели.
Я ответил, что так и сделаю.
Проходя мимо зеркала, я невольно бросил взгляд и увидел свое отражение. Оно было несколько странным. То есть само лицо, разумеется, было моим, но вот его выражение - не мое. Однако желания вернуться назад, чтобы лучше с этим разобраться, у меня не возникло.
Сумирэ стояла у порога своего нового жилища, провожая меня. Даже - большая редкость! - помахала мне на прощание. А ужину - подобно множеству прекрасных обещаний в нашей жизни - так и не суждено было сбыться. В начале августа я получил от Сумирэ длинное письмо.