– Какой ты чувствительный, Альбрехт! – язвительно замечает Алиса. – Или ты влюбился в Татьяну? Признавайся! Знаю, в нее не сложно влюбиться.
Нет, я не люблю Яблонскую.
– А кого ты тогда любишь?
– Ребенка. У меня будет ребенок. Его я люблю заранее и по-настоящему.
Девочка фыркает – она думает, что я шучу.
– А ты? – спрашиваю я.
– Что я?
– Ты кого любишь?
– Кого попало. Мне все равно, кого любить, лишь бы любить. Я и в тебя могу влюбиться, если хочешь.
Я внимательно разглядываю ее – сейчас Алиса кажется мне совсем другой, не избалованной нимфеткой, а милым циником на заре собственного цинизма.
– Что произошло с Яблонской в клубе? – меня действительно это интересует.
– Убили девушку-двойника, – ответила Алиса. – Перед концертом должно было проходить шоу ее двойников, а убийца, по-видимому, об этом не знал. После этого убийства Татьяна спряталась за городом, скрылась от всех. Никто кроме ее продюсера, Малевича и меня не знал, что Яблонская жива.Она и мне-то позвонила только два раза за все это время. И на Тренинге она ни кого не подпускает к себе близко. Она всех боится – Малевича, Ренуара, тебя…
– А меня-то ей чего бояться? – удивляюсь я.
– Как чего?! – Алису, похоже, моя реакция удивляет еще больше. – Ты же главный убийца в Тренинге!
49. Домашнее задание
То, что сообщила мне Алиса, я принял как должное. Я давно подозревал, что меня используют не только как записывателя. Вот все и прояснилось.
Как оказалось, на моей совести была смерть, по меньшей мере, трех участников Тренинга. Это Роден, Миро и Дали.
– Ты подсознательно нашел те сигналы, которые привели к саморазрушению каждого из них, – продолжала рассказывать Алиса. – А тебя, в свою очередь, побудили к этому другие участники Тренинга. В том числе и Яблонская, и я…
Она с ногами забралась в кресло, гармошкой задрав пижамные штаны выше острых коленок.
– Сигналом для Родена послужили слова "прямо сейчас" – он воспринял их как команду, – интонации Алисы напоминают учительские. – А для Миро достаточно было просто звуков его имени в соответствующий момент.
– А что связывает меня со смертью Сальвадора? – спросил я, придвинув свое кресло ближе к ней. – Когда он покончил с собой, я находился в другой стране…
– И ты даже не знал тогда о его существовании, – заканчивает она вместо меня. – Но сигнал к самоубийству он нашел именно в твоей книге. Поэтому Тренинг и нанял тебя убийцей.
– Нанял?
– Я говорю условно, – Алиса профессионально щелкает жевательной резинкой.
– Но зачем?
– Чтобы ты выполнял разрушительную функцию, если нужно. Как у тебя в конспекте написано, – она тыкает пальцем в листок, лежащий на столе.
– Я не в том смысле, – отбираю у нее свои записи. – Зачем нужны все эти смерти?
Алиса долго не отвечает, смотрит на меня, слегка прищурясь.
– Я думала, ты знаешь, – роняет, наконец, она.
Потом медленно, с расстановкой, чтобы я сумел все понять и запомнить:
– Уход в нужный момент, в нужных обстоятельствах – это доступ к вечности. Тренинг для каждого определяет этот момент, Тренинг создает соответствующие обстоятельства. Все участники Тренинга станут единой идеей, которая миллиардами букв распространится по Земле. На завтрашнем занятии Малевич будет рассказывать об этом. Хочешь трахаться?
Оказывается, я ждал лишь этого приказа, чтобы наброситься на нее, разрывая в клочья ее тренинговскую пижаму и беззвучно повторяя: "Хочу".
Я услышал выстрелы в доме, как только кончил. Возможно, они звучали и раньше. Мы вскочили и подбежали к окну. Посреди двора горела "Чайка" Малевича, три человека в масках и с пистолетами пробежали от ворот к дому. Я выключил свет, и правильно сделал – кто-то уже открыл стрельбу по окнам, пули летели из темноты за забором.
– Уходим, – сказал я Алисе. – Одень это.
Я бросил ей свою пижаму, сам оделся.
– Где Яблонская? – спросил я, когда мы бежали по коридору.
– Этажом ниже.
Мы находились на пятом.
На лестнице мы столкнулись с одним из боевиков. На наше счастье мывывалились из-за поворота и сбили его с ног – он покатился у нас под ногами, словно бревно на воде, разбивая голову о ступени. Я подобрал его пистолет, который пригодился уже через секунду – в коридоре четвертого этажа пришлось застрелить длинного парня с винтовкой на плече.
– Яблонская там! – мы понеслись туда, куда Алиса махнула рукой – в конец коридора.
Дверь комнаты висела на одной петле, несколько дырок от пуль отметили стену рядом с дверью. Мы оказались внутри, когда в коридоре снова началась стрельба. Я повалил Алису на пол – пули свистели в темноте на уровне пояса.
– Таня! – позвала Алиса.
По отражению ее голоса я понял, что комната гораздо больше, чем я решил сначала. Из ее дальнего угла донесся то ли вздох, то ли стон.
– Кто здесь? – спросил я темноту.
– Яблонскую убили… – это был голос Малевича, треснувший, очевидно, от пули. – Ренуара убили… Может, всех, кроме вас. Это ведь ты, Дюрер?
Давно не слышал своего имени.
– Да, это мы с Алисой.
– Слушай внимательно… – слышно, что Малевичу тяжело говорить. – Для тебя занятия закончены. Осталось домашнее задание… Марк Шагал.
Ниже одновременно разбились несколько окон.
– Выполнишь это задание – и свободен… – он еле говорит. – Тренинг отпустит тебя.
– Он умирает, – говорит Алиса. – Скажи ему, что все сделаешь.
Но Казимир Малевич уже умер – смерть его прозвучала в комнате явственно, словно рождение трещины в стекле. В дом вдруг пришла тишина, только несколько моторов взревели за окном.
Они уехали.
Я поднимаюсь с пола, помогаю Алисе, щелкаю зажигалкой. До того места, где лежит Малевич, тусклый шар бензинового света не достает – он освещает лишь широкую кровать и на ней тело Яблонской с длинной красной полосой от левого соска, через белую простыню на пол к причудливой формы пятну, поблескивающему алым.
50. Ловушка. Вид изнутри
Четыре часа утра. В квартире пусто – Мухиной нет. В такой же ограниченной стенами пустоте находится сейчас и Алиса – я завез ее домой, проверил, нет ли засады в ее квартире, пообещал скоро позвонить.
Мне опасно здесь находиться, но не вернуться сюда я не мог. Наверно, я вернулся за Мухиной. Раз ее нет – за пистолетом и за кокаином. Пистолет я перед уходом спрятал в кармане куртки, что на вешалке в коридоре. Оружие на месте. Теперь у меня два пистолета – тот, что подарил Роден и тот, что я подобрал этой ночью. Проверяю – в каждом из них по одной пуле. Я заряжаю обе пули в один из пистолетов, другой закидываю на шкаф. Деньги… Вот деньги. Ага, остался кокаин.
Я вооружаюсь высоким табуретом и фонариком – свет в квартире включать не хочу – и откидываю циновку, скрывающую антресоли. Банки с коксом на месте. Я достаю их оттуда. К донышку второй банки приклеилась цветная выцветшая фотография.
На ней изображен двадцатилетний (понятно из даты на обратной стороне карточки) Сальвадор Дали рядом с девочкой лет пятнадцати, поразительно на него похожей. "Саля и Галя" – выведено рядом с датой.
Сестра, а не брат? Интересно, все ли участники Тренинга об этом знают?
Я прячу фото в карман, пересыпаю кокаин в кулек, немного нюхнув по ходу.
Нужно вызвать такси.
– Куда будете ехать?
– Вокзал, – вру я на всякий случай – я собираюсь в гостиницу на окраине, отсидеться там несколько дней, а потом уже драть отсюда.
– Перезвоню, когда машина будет внизу, – обещает диспетчер.
Так, что еще? Документы, бритва, солнцезащитные очки – все летит в сумку.
Я решаю еще понюхать, достаю со дна сумки кулек, на туалетный столик порошка высыпается раз в десять больше, чем требуется. Звонит телефон – это значит, такси уже внизу.
– Выхожу.
– Куда ты выходишь? – это голос Ван Гога.
– Привет, Винни, – говорю я. – Как мило, что ты звонишь! Ты, наверно, волнуешься за меня?
– Я действительно волновался, – отвечает он. – Я уже знаю о том, что случилось в особняке у Гойи. Ренуар мертв. Все мертвы, кроме тебя и одной девочки. Кстати, где она?
– Дать ей трубку или просто передать привет? – я решил поиздеваться над Винсентом.
– Открой дверь.
В дверь позвонили.
51. Идеальное убийство
Звонок все звучал и звучал, а я вертелся по комнате, словно ужаленная осой собака. Деньги, документы и пистолет – все это извлекается из сумки и перемещается в мои карманы. Сумку – под кровать.
Ван Гог пытается открыть дверь своим ключом, но безуспешно – запирая замок, я оставил в нем ключ. Винни продолжает трезвонить с новой силой, барабаня при этом в дверь ногой.
Я часто думал о том, каким образом Миро очутился на моем балконе. У меня был единственный вариант ответа – с крыши. Я уже на балконе. Внизу, возле дома стоят две машины – автомобиль Ван Гога и такси. Для того, чтобы попасть на крышу, нужно проделать достаточно долгий путь по карнизу к углу здания, где по прямоугольным выступам как по лестнице можно, теоретически, забраться наверх. Я перешагиваю через ограждение балкона и оказываюсь на карнизе. Дверной звонок теперь еле слышен. Первые три шага даются легко – можно держаться за подоконник. Потом несколько шагов до соседского окна – по дороге хватаюсь за ржавый крюк, торчащий из стены, спасая, наверно, этим свою жизнь, и вот я у следующего окна. До угла дома с имитацией лестницы – метров пять идеально ровной стены. Между жалюзи, которыми закрыто соседское окно, возникают полоски света – хозяин проснулся, в его дверь звонят. Я понимаю, кто так поздно пожаловал в гости к моему соседу, понимаю, зачем. Ван Гог решил добраться до меня тем самым способом, которым я сейчас собираюсь бежать – через балкон.
Удивляя сам себя, я в пять шагов преодолеваю карниз, дважды чуть не соскользнув в утренний воздух. Мои пальцы хватаются за один из угловых выступов, когда в доме раздается выстрел. Это означает, что Ван Гог через несколько секунд окажется у окна. Этих секунд мне хватает, чтобы, сломав все ногти, выкарабкаться на холодную черепичную крышу. Я лежу на черепице, пытаясь отдышаться. Слышно, как несколькими метрами ниже распахнули окно.
– Вставай, Дюрер! – слышу я приказание откуда-то сверху.
Это Гоген. Он сидит на деревянном ящике метрах в десяти от меня. В его руке – самый большой пистолет, который мне приходилось видеть.
Я послушно встаю.
– Руки так, чтобы я их видел, – чеканит Гоген. – Оружие?
Отрицательно качаю головой. Он собирается обыскать меня, но останавливается, не дойдя пять шагов – ему звонят. Зуммер его мобильного – сейчас это единственный звук на всем Печерске. Гоген засовывает пистолет дулом под мышку и достает из правого кармана дребезжащий телефон.
– Да, я на крыше, – отвечает Гоген невидимому собеседнику. – И Дюрер здесь, все в порядке… Что?… Хорошо.
Я не успеваю узнать, что именно хорошо – Гоген по прежнему видит мои руки, но в одной из них теперь пистолет.
– Сука! – истошно кричит он, выпуская трубку из пальцев. Телефон падает на черепицу и сползает к краю крыши. Рука Гогена тянется к пистолету под мышкой, но этого времени мне хватает, чтобы нажать на курок. Одна пуля пролетает мимо цели, смертельно раня голубя, сидящего на ограждении, вторая пробивает Гогену лоб.
Я подхватываю его телефон и пистолет. Куда бежать? Наверно, туда, в сторону восхода, где рукой подать до крыши соседнего дома, с которой, я, возможно, сумею спуститься во внутренний двор. До соседней крыши не так близко, как казалось, но я все же прыгаю, теряя в полете пистолет Гогена, и падаю не на крышу, а на широкий козырек балкона на верхнем этаже. Жесть гудит от удара, наверно, я разбудил весь дом. Отсюда легко выбраться на крышу. Было бы легко, если бы не разбитые в кровь колени и отказывающаяся действовать левая рука. Боль адская, но время от времени она отступает, оставляя меня на жестяном выступе одного. Воспользовавшись продолжительным отсутствием боли, я выбрасываю свое тело на крышу и проползаю метров десять по ее краю в поисках пожарной лестницы. В гулком дворике я оказываюсь через три минуты, из двух арок выбираю левую, и вот уже бреду по незнакомой улице прочь от Ван Гога, от смерти, от всего.
Из глубин кармана раздается звонок. Свой телефон я успел потерять во время бегства. Это звонят Гогену.
– Алло, Дюрер? Давай все обсудим.
Это Винни Ван Гог, мой старый приятель.
52. Каждый охотник желает знать
– Я не собирался тебя убивать, – говорит он.
Охотно верю.
– Ты – не просто убийца, – отвечаю я. – Ты – убийца-психопат. Чего ты хочешь? Всех денег Тренинга? Всех денег мира?
– Дело не в деньгах, – говорит Ван Гог. – Все, что происходит с людьми, являющимися частью Тренинга – это тоже Тренинг. То, что я делаю, нужно не мне, это нужно всем участникам.
– Им нужно умирать? – спрашиваю я. – Не уверен, что все они хотели именно этого.
– Смерть в Тренинге – это не уход, а выход, – произносит Ван Гог.
Я уже слышал этот тезис.
– Мне нужен текст, – говорит Винни. – Твои записи по поводу последних событий. Поэтому я и приехал к тебе.
– Поздно приехал, – отвечаю. – Контракт закончился.
– Мы можем заключить новый, – предлагает он.
И тут я вспомнил про Шагала. Другого пути найти его, кроме как с помощью Ван Гога, у меня не было.
– Я передам текст по электронной почте, – говорю я. – Взамен мне нужны деньги, оружие и Марк Шагал.
– Сколько денег тебе нужно? – интересуется Ван Гог.
Тридцати тысяч мне хватит, чтобы уехать достаточно далеко.
– А что с Шагалом? – спрашивает Винни. – Что тебе от него нужно?
– Мне нужно сказать ему несколько слов, – говорю я. – Можно и по телефону.
Ван Гог диктует мне номер мобильного телефона Шагала, который мне приходится запомнить – записать нечем.
– Я перезвоню тебе через час и договоримся насчет передачи денег и всего остального, – обещает Ван Гог. – А ты готовь текст.
– Я сам перезвоню, – я выкидываю телефон Гогена в мусорный бак и подхожу к стоянке такси.
Алиса не спала, когда я приехал к ней, хотя было только пол шестого. Она подурнела с момента нашей первой встречи, но это, можно сказать, только пошло ей на пользу – сделало ее внешность взрослее в самом привлекательном смысле этого слова.
– Что с тобой? – спросила она, когда я вышел из темного коридора на свет.
– По крышам лазил, – признался я.
– Зачем?
– Из-за Ван Гога. Он и тебя ищет, так что здесь оставаться опасно. Собрала вещи?
Она кивает в сторону небольшой дорожной сумки.
– У нас осталось еще одно дело, – говорю я. – Марк Шагал.
Услышав это имя, она, видно вспоминает умирающего Малевича, а вместе с ним и Татьяну. Лицо Алисы становится тусклым, словно на него среди разгорающегося утра упал свет луны.
– Я узнал номер его телефона.
Алиса возвращается оттуда, где находилась несколько долгих секунд.
– Позвони ему и сообщи сигнал, – произносит она как само собой разумеющееся. – Пусть он убьет себя.
– Но что это должен быть за сигнал?
– А ты сам не знаешь? Ты хотя бы знаком с Шагалом, а я его ни разу не видела.
Я задумываюсь, пытаясь представить, что может заставить этого жестокого убийцу сунуть голову в петлю. Ничего не приходит на ум.
– Ну, Альбрехт! Ты же убийца! – подбадривает меня Алиса.
– Помоги мне, – прошу я.
– Ладно, – ей надоело меня мучить. – Скажи ему: "Каждый охотник желает знать, где сидит фазан".
– Это напоминалка цветов радуги? – спрашиваю я. – "К", с которой начинается слово "каждый" – это красный, "о" – оранжевый…
– Ага. Но сигнал для Шагала не в радуге, – Алиса начинает одеваться.
– А в чем тогда? – пытаюсь я разобраться.
– Охотник и фазан, – пробует объяснить девочка. – Тренинг заставил его свыкнуться с мыслью о том, что он – охотник. А благодаря сигналу Шагал вспомнит, что он такой же фазан, как и другие, а охотником выступает не человек, а Тренинг. Понимаешь, о чем я?
– Почти. Как только я позвоню ему, мы уйдем отсюда.
– Я готова, – она действительно готова.
Я набираю номер.
– Только эти слова, ничего больше, – шепчет Алиса.
– Да, – слышу я сонный голос Шагала.
– Каждый охотник желает знать, где сидит фазан, – отчетливо произношу я в ответ.
– Идем, – говорит девочка, и мы быстро покидаем квартиру, в которой когда-то жила наша с Алисой общая любовница, Татьяна Яблонская.
53. Немного символов
В номере по моей просьбе поставили компьютер – я сижу за его клавиатурой, Алиса смотрит телевизор. Еду мы заказываем по телефону, из гостиничного ресторана все доставляют на удивление быстро. Сегодня я выходил на улицу только один раз – позвонить Ван Гогу.
Последняя глава дневника почти закончена. Зачем я это делаю? Ради вангоговских денег? Не только. Я хочу знать, чем закончится мой текст, как это ни парадоксально.
Ван Гога я застал у Шагала дома. Винни разговаривал очень скованно – видно, поблизости находились следователи. Он сразу же спросил, звонил ли я по тому номеру, который он мне вчера дал.
– Да, – честно ответил я.
– Тогда все ясно, – произнес Винни и попросил меня позвонить через час.
– Как думаешь, оставил Шагал последнюю записку? – говорит вдруг Алиса, перекрикивая вопящий телевизор.
– Сделай тише, – прошу я. – Должен был оставить.
– И что там написано? – спрашивает она.
– Вариантов не так уж много. Ты, я и Ван Гог. Никого не забыл?
Алиса всерьез задумывается.
– Может, и забыл, – произносит она. – Мне кажется, что Тренинг гораздо шире, чем пытался казаться. Если Шагал оставил записку, там – твое имя.
– Почему ты так думаешь? Месть?
– Ему не за что тебе мстить, – сказала Алиса. – Не станет же он мстить Тренингу в твоем лице! Просто ты давно уже окружен символами, и если ты до сих пор не получил сигнал, значит, тебя берегли для чего-то другого. Но теперь, наверно, твоя миссия выполнена – почти все мертвы.
– Что ты несешь, Алиса! – я встаю со своего места, два раза прохожу комнату из конца в конец.
– Я просто готовлю тебя, – говорит она. – Чтобы ты не спасовал, когда придет время.
Я закуриваю, Алиса тоже берет сигарету.