– К Вашему сведению, Божественный, в доме купеческого сына Джалаваханы пронесся ливень сорока тысяч жемчужных ожерелий и цветков мандаравы.
– Позовите учтивыми словами купеческого сына Джалавахану, – велел царь министрам.
Астрологи и главные министры, придя в дом купеческого сына Джалаваханы, сообщили ему:
– Тебя зовет царь Сурешварапрабха.
Когда купеческий сын Джалавахана с главными министрами пришел к царю Сурешварапрабхе, тот спросил:
– Сын Джалавахана, знаешь ли ты, о чем вещали те знаки, появлявшиеся прошлой ночью?
Купеческий сын Джалавахана ответил царю Сурешварапрабхе:
– Знаю, Божественный. Наверняка, [они показывали], что те десять тысяч рыб умерли.
– Откуда знаешь?
– Ваше Величество, пусть Джаламбара пойдет к пруду и посмотрит – умерли они или нет.
– Пусть, – согласился царь.
Затем Джалавахана попросил своего сына Джаламбару:
– Сын, иди и посмотри, умерли или нет те десять тысяч рыб в пруду Атависамбхаве.
Вот, юноша Джаламбара быстро, быстро придя к тому пруду, увидел, что те десять тысяч рыб умерли и что там выпал ливень цветов мандаравы. /104/ Затем Джаламбара возвратился и сказал отцу:
– Они умерли.
Услышав эти слова сына, Джалавахана пришел к царю и оповестил его:
– Божественный, извольте знать, что все те десять тысяч рыб скончались и возродились среди богов в [раю] Тридцати трёх. Благодаря им и мне вчера появлялись те благоприятные знаки, а также в моем доме пронесся ливень сорока тысяч жемчужных ожерелий и цветков мандаравы.
Царь был рад весьма и доволен.
Затем Бхагаван сказал богине Бодхисаттвасамуччае:
– Благородная богиня, если ты думаешь, что тогда царем Сурешварапрабхой был некто чужой, то так не думай. Почему же? В то время Дандапани [из рода] Шакьев был царем Сурешварапрабхой. Благородная богиня, если ты думаешь, что купцом Джатимдхарой тогда был некто чужой, то так не думай. Почему? В то время царь Шуддходана был купцом Джатимдхарой. Благородная богиня, если ты думаешь, что некто чужой был тогда купеческим сыном Джалаваханой, то не думай так. Почему же? Купеческим сыном Джалаваханой в то время был я. Если ты, благородная богиня, полагаешь, что его женой Джаламбугарбхой тогда была некая чужая [женщина], то так не думай. Почему? Именно Гопа, дочь [рода] Шакьев, в то время была Джаламбугарбхой – женой купеческого сына Джалаваханы. А Рахула в то время был его сыном Джаламбарой. Ананда же тогда был его сыном Джалагарбхой. /105/ Благородная богиня, если ты думаешь, что теми десятью тысячами рыб тогда были некие чужие [люди], то не думай так. Почему же? Именно эти десять тысяч сыновей богов с Джваланантаратеджораджей во главе были в то время десятью тысячами рыб, которых я удовлетворил водой и прекрасной пищей и которым проповедовал глубокий закон зависимого происхождения, а также провозгласил имя Татхагаты, Архата, Истинно Совершенного Будды Ратнашикхина. Благодаря той добродетели [слушания Дхармы] они пришли здесь ко мне и сейчас [от меня получили] предречение о высшем, истинно совершенном Пробуждении. Поскольку они с радостью, искренней верой, восторгом и почтением слушали Дхарму, то все также получили имя Предреченный. Благородная богиня, если ты полагаешь, что богиней дерева тогда была какая-то другая [богиня], то так не думай. Почему же? Именно ты, благородная богиня, была в то время богиней дерева.
Благородная богиня, из этого рассказа ясно, что когда я вращался в сансаре, то [помогал] многим существам зреть для Пробуждения, и все они достигнут уровня предреченных для Пробуждения.
Такова семнадцатая глава "Священной сутры золотистого света", царицы сутр, – о том, как Джалавахана обратил [в веру] рыб.
Глава восемнадцатая.
О даре тела тигрице
Благородная богиня, ради блага других бодхисаттвы жертвуют даже своим телом. Как это?
Блистая лучами сотен разных чистых и великих достоинств, освещающих Землю и небесные сферы, [обладающий] беспрепятственным осознанием, ясновидением и духовной мощью Бхагаван, окруженный тысячью монахов, странствуя по провинции Панчала, пришел в большой лес. Там он увидел поляну с мягкой, темно-зеленой травой, которую украшали разные пахучие цветы. /106/ И сказал Бхагаван почтенному Ананде:
– Красиво здесь, Ананда… Благоприятное место для проповеди, поэтому приготовь для Татхагаты сидение.
Исполнив наказ Бхагавана, приготовив сиденье, [Ананда] произнес:
– Сиденье приготовлено. Прошу садиться,
о Бхагаван, владыка главный, святой даритель людям высшего,
свободный от оков сансары, и пусть льется ради излечения людей
из уст Твоих целительный нектар учения, дарующий Свободу.
Сев на приготовленное для него сиденье, Бхагаван спросил монахов:
– Хотите ли вы, монахи, увидеть мощи бодхисаттвы, исполнившего трудное дело?
После такого вопроса монахи обратились к Бхагавану с просьбой:
– Святой мудрец, о, высший из людей, покажи их!
Время уж пришло для нас увидеть мощи
того, кто был так терпелив, весьма усерден, спокоен и смирен,
кто бдительностью и несметными достоинствами обладал.
Тогда Бхагаван хлопнул по земле ладонью – помеченной знаком колеса с тысячью спиц – своей нежной руки, подобной распустившемуся свежему цветку лотоса. Как только хлопнул, земля задрожала семью способами, и из нее появилась ступа, изготовленная из драгоценных камней, золота и серебра. Затем Бхагаван велел почтенному Ананде:
– Ананда, открой эту ступу.
Когда почтенный Ананда, послушавшись Бхагавана, открыл ступу, то увидел золотые урны, сплошь покрытые инкрустированными драгоценными камнями и жемчугами. Увидев их, он сказал Бхагавану:
– Здесь некие золотые урны. /107/
– Открой все семь урн, – велел Бхагаван.
Открыв их всех, [Ананда] увидел кости, цвет которых напоминал снег и [белую] водяную лилию, и сказал:
– Бхагаван, здесь кости.
– Неси сюда, Ананда, эти мощи великого человека, – велел Бхагаван.
Вынув мощи, почтенный Ананда поднес их Будде Бхагавану. Бхагаван их взял и, показывая Общине, сказал:
– Эти кости – того, кто имел множество высших достоинств и прекрасный ум;
он был воздержан и усерден в созерцании, смиренен и обладал великой славой;
он постоянно и всё больше помышлял о Пробуждении,
обладал устойчивым энтузиазмом и стремлением, и все время с радостью практиковал даяние.
Затем Бхагаван воззвал к монахам:
– Монахи, поклонитесь мощам Бодхисаттвы, пропитанным запахом нравственности и достоинств; их чрезвычайно трудно увидеть и они являются полем [собрания] духовных заслуг.
Монахи сложили почтительно ладони и с порывом души поклонились мощам. Тогда Ананда, сложив ладони, спросил Бхагавана:
– Бхагаван-Татхагата возвысился над всем миром, и Его почитают все существа. Почему же Татхагата почитает эти кости?
Бхагаван ответил почтенному Ананде:
– Ананда, эти же кости [помогли] мне скоро достичь высшего, истинно совершенного Пробуждения.
В давние времена, Ананда, жил царь, по имени Махаратха, обладавший множеством колесниц, великой властью и могуществом, перед которым не были способны устоять никакие враги. /108/ Он имел трех сыновей, подобных божественным принцам: Махапранаду, Махадеву и Махасаттву.
Однажды царь прибыл в рощу, чтобы развлечься… Молодые царевичи, бегая туда-сюда, радуясь красотами рощи и желая найти цветов, очутились в большом, густом Лесу двенадцати массивов (Двадашаванагулма). Когда сыновья царя удалились [от отца], то отпустили слуг восвояси. И вот [они одни] вошли в Двадашаванагулму, в большую рощу [того леса] – Отовсюду защищенную. Тогда Махапранада сказал своим братьям:
– Мое сердце сжимается от страха. Здесь нас могут растерзать хищники. Идите сюда!
– Я не чувствую страха. Лишь скучаю по близким, всё думаю о них, – ответил Махадева.
А Махасаттва произнес:
– В этом лесу удаленном, стяжавшем у отшельников славу,
не чувствую страха и грусти;
при мысли, что здесь я найду великое, высшее благо,
восторгается сердце мое.
Затем молодые царевичи, блуждая в том лесу Двадашаванагулме, увидели тигрицу, которую окружали рожденные ею пять детенышей недельного возраста. Она изнемогала, совершенно ослабела от голода и жажды. Увидев ее, Махапранада сказал:
– Ох, эта бедняжка шесть или семь дней тому назад принесла детенышей. Если она сейчас же не найдет пищу, то съест свое потомство или подохнет с голоду.
– Какая пища подошла бы для этой бедняжки? – спросил Махасаттва.
– Говорят, что тигры, медведи и львы питаются свежим мясом и теплой кровью, – ответил Махапранада.
Махадева сказал:
– Тело этой бедняжки изнемогло от голода и жажды… Жизнь едва теплится в ней. Она совсем ослабела и неспособна искать пищу и питье. Кто решился бы пожертвовать собой ради спасения ее жизни? /109/
– Эх, трудно пожертвовать своей жизнью, – заметил Махапранада.
Махасаттва уточнил:
– Это совершить трудно для таких, как мы, малоразумных и привязанных к жизни и телу. Но нетрудно для благородных людей, посвятивших свою жизнь другим, усердствующих для их блага. К тому же:
Любовью, состраданием движимые святые существа,
обретая в небесах и на Земле тела,
сотней способов и беспрестанно трудятся
с радостью во имя жизни остальных.
Молодым царевичам стало очень грустно. Проводили они тигрицу долгим взглядом немигающих глаз и удалились. Но Махасаттва задумался: "Настало для меня время пожертвовать собой. Почему? Это нечистое тело, которому свойственно разложение и которого ждет жалкий конец распада, я долго пестовал дорогими пищей, питьем, постелями и колесницами. Но всё впустую – оно так и не избавилось от своей природы. И пользы нет от него, поскольку оно полно нечистот. Использую-ка я его для хорошего дела! Так оно послужит мне кораблем, переплавляющим через океан рождений и смертей.
К тому же:
Это тело не содержит сути, подобно пене, кишит микробами и тратится впустую.
Оно – словно плод сотен существований; полно мочи и кала. Им пожертвовав,
я Дхармакаи – Тела Истины достигну: оно не знает горя, неизменно,
неразрушимо, чисто, полно сотен таких достоинств, как медитация, и свободно от недостатков."
Приняв сердцем, охваченным великим состраданием, такое мужественное решение, он отпустил своих двух [братьев]:
– Вы оба идите, а у меня еще есть дело в лесу Двадашаванагулме.
Вот юный царевич Махасаттва /110/ вернулся в то место, где [лежала] тигрица, повесил свою одежду на ветвь дерева и произнес такое пожелание:
Я, желая достичь ради блага существ Пробуждения спокойного и несравненного,
движимый непоколебимым состраданьем, совершаю дар тела, для других такой трудный.
Пусть я достигну беспорочного, бесценного Пробуждения, к которому стремятся Дети Победителей!
Пусть я освобожу три мира из ужасного океана обусловленного бытия.
И вот Махасаттва лег перед тигрицей. Но тигрица не трогала его, сострадательного Бодхисаттву. Тогда Бодхисаттва, подумав: "Увы, она слишком слаба…", – встал и, исполненный сострадания, начал искать нож. Не найдя его, он взял твердую столетнюю ветвь бамбука и, перерезав ею себе горло, упал у пасти тигрицы. Как только Бодхисаттва упал, земля затряслась шестью способами – словно корабль, швыряемый ветром посреди океана. Солнце совсем поблекло – будто схваченное Раху. И пролился дождь цветов вперемешку с небесным благовонием и ароматным порошком. А некое божество, охваченное изумлением, вознесло хвалу Бодхисаттве:
– Сострадание Твое, о мудрый, охватило всех существ,
и Ты, людской герой, здесь с радостью приносишь в жертву свое тело;
такой спокойный, чистый, Ты достигнешь незадолго, без усилий
состоянья высшего покоя, свободного от смерти и рождения.
Тогда тигрица, нализавшись крови, текущей из тела Бодхисаттвы, в одно мгновение [проглотила] его мясо и кровь, оставив лишь кости…
Махапранада, озадаченный землетрясением, сказал Махадеве:
– Вот земля со всеми морями трясется во всех сторонах
вплоть до Океана… И солнце потускнело, /111/
и с неба падают цветы. Моя душа охвачена волнением…
Наверное, наш младший брат сейчас приносит в жертву свое тело.
Махадева ответил:
– Судя по тому, как сострадательно он говорил,
увидев [ту тигрицу], измученную голодом, подавленную скопищем страданий,
изнеможенную, готовую сожрать своих детенышей, -
я тоже опасаюсь [за него].
Тогда оба молодых царевича, подавленные горем, с полными слез глазами, вернулись тем же путем к тигрице и увидели, что одежда [брата] висит на ветви бамбука, его кости разбросаны, кровью обрызгана земля, а волосы разметены повсюду. При таком зрелище они упали в обморок на кости [брата]. После долгого времени очнувшись и встав, они подняли руки к небу и стали причитать:
– Ох, бедный наш брат! Горе царю
и матери, так любящей сына!
Мать ведь спросит нас о младшем [брате]:
"Где своего лотосоглазого [брата] оставили вы?"Эх, уж лучше нам обоим умереть
на этом самом месте, а не жить!
Как могут дальше нас родители кормить,
если Махасаттву мы утратили?!
Испустив много жалобных стонов и порыдав, два юных царевича удалились…
Слуги младшего царевича, бегая во все стороны и ища его, всё спрашивали друг друга, когда встречались: "Где царевич, где царевич…"
В то время царице, лежавшей на своей кровати, приснился сон, [вещающий] о расставании с любимым [сыном]. Ей снилось, что ее груди отрезаны, зубы вырваны и что она нашла трех напуганных птенцов голубя, но одного из них унес сокол. Затем, когда сердце царицы сжал страх из-за случившегося землетрясения, она вмиг проснулась и задумалась:
"Почему же трясется эта опора существ, опоясанная океанами?
Вот и солнце потускнело, будто о беде вещая сердцу моему. /112/
Тело мое сжалось и глаза дрожат, еще и снилось, что отрезаны мои груди…
Всё хорошо ли с сыновьями, что в лес отправились играть?"
Пока она так думала, вошла служанка, чье сердце тоже было обеспокоено, и сообщила царице:
– Госпожа, слуги младшего царевича ищут его. Пошел слух, что ваш любимый сын погиб…
Сердце вздрогнуло у царицы, как только она услышала эти слова, и слезы покатились по лицу. Придя к царю, она сказала:
– Господин, идет слух, что мой любимый сын погиб.
Задрожало и сердце царя. Весьма обеспокоенный он крикнул:
– Вот горе! Неужто я утратил своего любимого сына!
Но затем царь стал утешать царицу:
– Не горюй, прекрасная. Мы приложим все усилия к поиску царевича.
Искать царевича было послано множество людей, но они потеряли надежду его найти.
Через некоторое время царь издалека увидел возвращающихся двух [старших] царевичей. И сказал:
– Возвращаются не все царевичи. Горе мне! Наверное, я утратил своего сына!
Сколько горюют при утрате ребенка,
столько не радуются люди при его обретении…
Разве не счастлив тот в этом мире, кто умирает бездетным,
иль у кого дети живы и здравы?!
Тогда царица, поверженная горем, словно верблюдица с проколотым сердцем, испустила отчаянный вопль:
– Из трех моих сыновей, что отправились
со слугами в лес, полный цветов,
мой добрый младший сын не возвратился!
Где же мой младший, дорогой мне как сердце?!
Когда два царевича подошли, царь их спросил:
– А где мой младший сын?
Те, весьма опечаленные, с полными слез глазами, с пересохшими нёбом, губами, ртом и зубами, не могли вымолвить ни слова.
Царица велела:
– Сейчас же говорите, где
мой любимый младший сын?!
От предчувствия дурного сердце разрывается мое,
тело страшно ноет, /113/ и тускнеет ум…
Тогда два царевича подробно рассказали о том, что случилось. Услышав рассказ, царь и царица лишились чувств. Как только очнулись, они, жалобно рыдая, отправились на место [гибели сына]… Увидев его голые кости и разбросанные повсюду волосы, царь и царица упали в обморок, словно [сухие] деревья, поваленные ветром. Когда слуги и министры увидели это, они принялись охлаждать тела царя и царицы водой и мазью из малабарского сандала… После долгого времени придя в себя, царь встал и завопил жалобным голосом:
– Ох, любимый сын, милый и прекрасный, почему
так скоро ты ушел в царствие Владыки смерти?!
Почему же смерть ко мне сначала не пришла?!
Для меня не может быть горя большего, чем это!
Царица же, очнувшись, с растрепанными волосами, стала бить кулаками себя по груди, валяться по земле, как рыба, выброшенная на берег, и горестно стенать, словно потерявшая детеныша буйволица или верблюдица:
– Эх, кто же моего любимого и милого сына – [словно] лотос
разорвал и разбросал здесь по земле?
Какой же враг мой здесь сегодня погубил сына моего,
чьи глаза прекрасны были, а лицо луне подобно?Эх, как могу я быть еще жива,
видя здесь убитого сына своего любимого?
В самом деле, сердце мое – кусок железа, если
не разорвалось при виде такого несчастья!Сегодня снилось мне, что кто-то мои груди отрубил мечом
и зубы вырвал; вот вскоре после этого скончался мой любимый сын.
[Снился также] сокол, унесший одного из трех голубиных птенцов, найденных мной,
и вот Владыка смерти похитил одного из трех сыновей, окружавших меня.
Ох, горестно исполнился тот зловещий сон!
После того, как царь и царица произнесли жалобным голосом много разных причитаний, они, снявши с себя все украшения и сопровождаемые большой толпой народа, воздали почести праху своего сына и /114/ отнесли мощи царевича на это место.
Ананда, если ты думаешь, что некто чужой был тогда юным царевичем, по имени Махасаттва, то не думай так. Почему же? Именно я был в то время царевичем Махасаттвой. Ананда, даже в те времена, когда я еще не был свободен полностью от страстной привязанности, неприязни и заблуждения, я помогал всем существам [спасаться] от адских и прочих страданий. Тем более сейчас, когда свободен от всех пороков и пробужден совершенно, я готов целые кальпы пребывать в адах ради каждого существа и освободить всех от сансары. Множеством разных подвигов, на которые весьма трудно решиться сердцу существа, я помогал всем.
Затем Бхагаван изложил [свой рассказ] стихами:
– К Пробужденью высшему стремясь,
я многие Эпохи жертвовал собой;
когда бы я царем или царевичем ни стал,
другим я свое тело отдавал.