Чтобы представить это иначе, в Конституции обнаружено новое "право". Никто не должен слушать то, с чем он не согласен! Никто не обязан, например, слушать то, что его обижает. "Законопроект о разжигании ненависти" призван стать защитой для тех групп людей, которых якобы обвиняют в мракобесии и преступной деятельности. Какими бы достоинствами этот законопроект ни обладал, мы должны понимать, что его цель состоит в том, чтобы приравнять "оскорбительные высказывания" к разжиганию ненависти и таким образом положить конец свободе слова.
Например, в Канаде, где такой законопроект прошел, власти предупредили, что передачи д-ра Джеймса Добсона "В объективе семья" ид-ра Джерри Фалуэлла "Час Евангелия", а также передача д-ра Лауры Шлезингер будут транслироваться лишь в том случае, если из них уберут разделы, где идет речь о гомосексуализме. При этом канадское радиовещание ссылалось на закон своей страны о "разжигании вражды", в котором, в частности, признаются незаконными враждебные высказывания о какой-либо группе людей. Это означает, например, что пасторы не имеют права цитировать в эфире страницы Библии, осуждающие гомосексуализм, иначе студии, предоставляющие пасторам эфирное время, могут лишиться лицензии. [3]
Некоторые в этом споре идут еще дальше и утверждают, что виновными должны признавать не только тех, кто открыто выступает против гомосексуализма, но и тех, кто не выражает ему своего согласия и поддержки. Вспомните, как после убийства гомосексуалиста Мэтью Шепарда прошла огромная волна обвинений, направленных против всех, кто выступает против браков между гомосексуалистами и особых прав для сексуальных меньшинств. Таким образом, поскольку всяческие выступления против гомосексуалистов теперь приравниваются к разжиганию ненависти, постмодернизм занял позицию, согласно которой каждый человек должен свои предрассудки держать при себе – если они могут показаться кому-то обидными или оскорбительными.
Принцип безобидности охватил и политическую сферу. Вы наверняка помните, как после террористической атаки 11 сентября некоторые представители деловых кругов запретили своим работникам открыто вывешивать американские флаги из страха обидеть других работников, не поддерживающих войны в Афганистане. С.Д.Гейд в своей книге "Когда терпимость не является добродетелью" говорит, что цель политической корректности (еще один термин, выражающий суть постмодернизма) состоит в том, чтобы избежать вторжения в "личные взгляды" кого бы то ни было [4] .
Как следствие, мы можем сообщать только хорошие новости, а не плохие. Разрешается говорить о том, что Иисус изменил вашу жизнь, но нельзя говорить о том, что Он есть единственный путь к Богу. Потому что такие утверждения несправедливы, поскольку они ставят Иисуса выше других религиозных лидеров, а это обижает большую часть населения земного шара. Более того, такие утверждения не могут быть объективной истиной – они могут быть отражением частного религиозного убеждения. Вот и вся дискуссия.
Есть у принципа политической корректности и положительные стороны. Мы, христиане, часто бываем нетерпимыми, слишком категоричными в суждениях, считаем себя единственно правыми по всем спорным пунктам. Мы виновны в расизме, элитарности, доктринальном снобизме. Есть христиане, которые проявляют терпимость, особенно, когда это касается их отношений с другими христианами. Но обратите внимание на следующее: мы должны быть терпимыми в этих областях не потому, что нетерпимость обижает людей, а потому, что это проявление праведности. Иными словами, наша терпимость должна быть основана на истине в такой же степени, в какой и наша нетерпимость должна быть основана на истине. В конечном счете наши суждения должны приводить к вопросам истины [5] .
Проблема состоит в том, что мы часто нетерпимы там, где нам следовало бы проявить больше терпимости, и часто терпимы там, где следует быть нетерпимыми. Одним словом, мы запуганы. Я, например, не знаю ответов на все вопросы в этом сложном мире, но мы должны стремиться сохранять верность учению Библии и жить в соответствии с тем призывом, который Господь нам оставил.
Мы выяснили, что для современного сознания не существует абсолютного критерия в традиционном смысле. Истина субъективна и не имеет никакого отношения к аргументации и фактам. Существует "твоя истина" и "моя истина", но нет такой истины, к которой мы оба могли бы обратиться. Поэтому наш критерий суждения о религиозных верованиях и образах жизни – это не истина, а справедливость.
На смену истине пришла чувственность
Если окончательным мерилом является индивидуальное восприятие, отсюда следует, что человеческие существа превращаются из рациональных в чувственные. Когда Бог сотворил человека, две вещи стали незыблемо священными. Во-первых, священной стала человеческая жизнь, во-вторых, священной стала интимная жизнь людей. Сегодня мы видим, как рушится святость того и другого. Наше общество полно насилия, которое мы наблюдаем как по телевидению, так и на улицах; мы одержимы эротизмом, разрушающим святость брака [6] .
Наша индустрия кино и СМИ сделала нас нечувствительными к насилию. Во время одного из исследований детям показали по телевидению, как стреляют в людей, и они восприняли это без особых эмоций. Но когда им показали, как стреляют в щенков, на их лицах появилось выражение ужаса, в комнате раздавались крики возмущения; дети переживали самый настоящий шок. Таков оказался результат современного воспитания: убийство человека воспринимается детьми как нечто само собой разумеющееся, а убийство животных вызывает у них справедливый гнев.
В силу своей природы мы движимы не разумом, а своими желаниями. Без ограничений, установленных законами и религиозными убеждениями, человек всегда руководствуется своими побуждениями, своими сиюминутными чувствами. Ева, стоя у запретного дерева, была загипнотизирована его скрытыми силами. "И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его, и ела" (Быт. 3:6). Ее сиюминутное восприятие оказалось более притягательным, чем Божьи заповеди. То, что она увидела, почувствовала и предвосхитила, оказалось для нее более привлекательным, чем послушание.
Предоставленные самим себе, люди ведут себя так, как сами считают правильным, а вовсе не так, как подсказывает им сознание и совесть. Поскольку основные нравственные принципы рухнули, терпимость ко всякого рода извращениям стала едва ли не модной. Мне приходилось слышать такого рода высказывания: "Я не могу игнорировать свои собственные чувства; они являются частью меня самого, поэтому я поступаю согласно своим чувствам". Несколько лет назад я видел на бампере машины такую наклейку: "Если тебе от этого хорошо, делай это". Сегодня всюду продаются наклейки на машины, гласящие: "Если тебе от этого хорошо, значит это правильно". Что же касается вины, если, конечно, она вообще существует, то это всего лишь чувство, от которого нужно отучаться.
Поскольку эго в жизни многих людей заняло место Бога, человек чувствует себя вправе делать все что угодно для своего удовольствия, совершенно не заботясь о том, кто от этого пострадает или к каким последствиям это приведет. Нравственных суждений, применимых ко всем людям во все времена, попросту не существует, и "нравственно" сегодня означает всего лишь "хорошо для меня". Неудивительно поэтому, что нам все чаще приходится слышать такую мантру, как "Кто ты, чтобы судить?".
Рави Захариас спрашивает: "Как нам донести Благую Весть до поколения, которое слышит глазами и думает чувствами?". [7] Прекрасный вопрос, но в данной книге мы его подробно рассматривать не будем. Мне интереснее убедиться в том, что нам предстоит донести до людей именно Благую Весть, а не исследовать вопрос о том, каким образом это сделать.
Нам предстоит решить задачи, лежащие в самых разных областях.
На смену истине пришел мистицизм
Религия вне человека; духовность внутри него. По этой причине люди стремятся к "духовности", не считая нужным следовать каким-либо учениям. Поскольку у нас больше нет объективной истины, а есть только индивидуальное восприятие, то такое обстоятельство, что эти восприятия противоречат друг другу, не имеет значения. Если мое личное переживание является истиной для меня, то кто ты, чтобы утверждать обратное?
Дипак Чопра объединяет религиозный мистицизм с медициной и учит, что главной субстанцией наших тел является не материя, а энергия и информация. Нам должно быть известно о потоке энергии, циркулирующей в человеческом организме по каналам, которые называются чакрами. [8] Можно исцелить человека, корректируя этот поток энергии и устраняя в нем какой-либо дисбаланс. Такая коррекция происходит бесконтактным путем – особыми движениями рук над больным человеком. Никаких прямых контактов здесь не требуется, потому что "прана", или жизненная энергия, распространяется на несколько дюймов над кожным покровом человека.
Чопра верит, что изначально в любом человеке живут любовь, истина, сострадание, сознание и дух. Он говорит: "Я совершенен такой, как есть!". [9] Наша проблема состоит в том, что мы в это не верим; если бы мы верили, мы были бы здоровы, ибо в нас самих сокрыт источник наших сил и исцеления. Существование зла здесь отрицается в принципе, а все, что по каким-то причинам помогает человеку, считается "истиной". И людей таким образом призывают испытать на себе оккультный феномен.
Время от времени мы читаем истории о пользе молитвы в исцелении физических болезней. В одном исследовании утверждалось, что люди, за которых молятся, выздоравливают гораздо быстрее других; в самом деле, были даже свидетельства исцелений, которые иначе, как чудесными, и назвать трудно. Но, что самое главное, в исследовании указывалось, что не имеет значения, кто молился за больного и к какому божеству были обращены эти молитвы.
Если модернизм утверждает, что все религии лживы, упомянутое исследование о молитве наглядно иллюстрирует принцип постмодернизма, согласно которому все религии истинны. Поэтому сегодня нам говорят, что все религиозные точки зрения, какими бы нелогичными они ни казались, одинаково ценны. Человеческое сознание, согласно устоявшимся убеждениям, создает собственную реальность. Идеи "истинны" просто потому, что я их считаю таковыми; истина есть то, что я сам считаю истиной.
Понятно, что перед нами, христианами, стоит нелегкая задача, ибо наша верность Христу повелевает нам судить в этом безрассудном мире.
Задача, стоящая перед нами
Мы не можем винить постмодернизм в том, какой стала церковь, но совершенно очевидно, что мы все находимся под его влиянием. Многие христиане считают, что вовсе не обязаны делиться своей верой с другими людьми. Их собственные убеждения вполне устраивают их самих, и, по их мнению, было бы хорошо, если бы другие люди тоже стали христианами, но сами эти люди не чувствуют в себе побуждения проповедовать христианское учение! Наверное, это обстоятельство послужило одной из причин уменьшения количества верующих: согласно исследованиям социолога Джорджа Барны, сегодня только восемь процентов взрослого населения придерживается евангельской веры, тогда как десять лет назад таких людей насчитывалось двенадцать процентов. Барна пишет: "В то время как американцы продолжают пересматривать свои богословские взгляды, численность таких людей упала на треть". [10]
Многих христиан приводит в смущение тот факт, что мы верим в универсальную истину, в особый характер Христа и в Его смерть и воскресение как единственный путь, которым мы можем прийти к Богу. В век, когда самым большим грехом считается обида, а самой большой добродетелью считается безобидность, трудно донести до людей учение, которое по сути своей является обидным для грешного человека.
Более того, мы уже стали бояться судить не только о греховности этого мира, но и о состоянии церкви. Нас смущают споры относительно учения церкви и мелочные раздоры, которые часто приводят к расколу в церкви. Мы все время слышим о том, как ужасно, что протестантизм разделился на бесчисленное множество деноминаций и что окружающий мир воспринимает это не иначе, как скандал. В результате мы боимся, что всякие наши суждения лишь усугубят этот раскол и представят миру церковь, которая воюет сама с собой.
...
МЫ ДУМАЕМ, ЧТО ЛУЧШЕ ТЕРПИМО ОТНОСИТЬСЯ К ЗАБЛУЖДЕНИЯМ, ЧЕМ УЖАСНО ВЫГЛЯДЕТЬ, ЗАЩИЩАЯ ИСТИНУ.
Другие в своих поисках единства высказывают весьма смелые мысли и верят в то, что можно преодолеть даже раскол между протестантами и католиками. Только после того, как христианство станет единым по своей организации, по своему видению и по своей доктрине, мир в него поверит, утверждают они. Поскольку протестантская реформация началась с разногласий по доктринальным вопросам, говорят эти люди, то для достижения единства фактор доктрины должен быть сведен к минимуму.
Поэтому в мире, где доктрина рассматривается как враг единства, кажется разумным отбросить "мелочные богословские вопросы", как их иногда называют, ради того единства, которое сможет повлиять на этот мир. Прочертить линию на песке и сказать "на том стоим" значит продолжать раскол церкви. Единство должно быть достигнуто во что бы то ни стало.
Неудивительно после этого, что мы боимся выносить какие-либо суждения! Нам говорят, что мы должны объединяться, а не разделяться; мы должны проявлять любовь, а не цепляться за свои предрассудки. Мы должны больше внимания уделять собственным недостаткам, а не недостаткам других людей. Пусть любовь, которая "покрывает множество грехов", будет тем лозунгом, который овладеет умами нашего поколения.
В такой атмосфере становится понятно, почему мы часто без всякой критики принимаем ценности этого мира, его неограниченную терпимость, его красивую обертку и эгоистичный индивидуализм. Мы предпочитаем молчать, стоять в стороне и наблюдать, как наша культура плывет по течению, чувствуя себя совершенно беспомощной в этом неуправляемом водовороте. Из-за своей робости мы утратили способность вызывать доверие, которое так необходимо, чтобы убедительно свидетельствовать этому миру.
Спору нет, нам явно не хватает проницательности. Воспитанные на идее "жить и давать жить другим", мы позволяем процветать множеству идей окружающего нас мира. В евангельской церкви распространяется оккультизм, однако мало кому приходит в голову бить тревогу; еще меньше людей стремится разоблачать лжепророков, которые в избытке расплодились в церкви, или задуматься над вопросом, чем бог ислама отличается от Бога христианства. В результате множество людей сбивается с истинного пути только потому, что никто не предостерегает их об опасности. Мы думаем, что лучше терпимо относиться к заблуждениям, чем ужасно выглядеть, защищая истину.
Да, нельзя не признать, что церковь часто действительно выглядит не лучшим образом. Проходит множество совершенно необязательных богословских диспутов; возникает масса сугубо личных конфликтов, и эгоизм руководителей церкви часто становится причиной разделения, препирательств и ненужных конфликтов. Но факт остается фактом – на нас по-прежнему лежит ответственность выносить суждения. Мы должны представлять Христа, чтобы проповедовать Его истину и приводить к Нему сердца других людей.
Наверное, ни один отрывок Писания не используется так часто и так эффективно против суждения об учении и религиозных учителях, как молитва Иисуса из главы 17 Евангелия от Иоанна. Поскольку Иисус в том случае молился за единство, некоторые люди поняли Его слова так, будто единство должно стоять выше истины. Они стали утверждать, что поскольку доктрина разделяет, ее нужно сводить к минимуму ради того, чтобы истина охватила мир.
Но разве Христос действительно хотел, чтобы мы не судили учение? Разве Он на самом деле желал, чтобы единство стало важнее истины? Разве нам действительно нужно забыть о принципиальных разногласиях учения ради того, чтобы "единая" церковь произвела впечатление на весь мир? И что бы увидел мир, взглянув на такую церковь?
Следуя молитве иисуса
Никогда не будет полного единодушия по поводу богословской целостности и единства. Иисус подчеркивал оба этих момента в Своей молитве, и наша ответственность состоит в том, чтобы найти баланс между ними. В Иоанна 17:11 Он молился о том, чтобы Его последователи были едины: "Отче Святый! соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы". Второй раз Он молился за такое единство, которое окажет влияние на мир: "Да будут все едино; как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, – да уверует мир, что Ты послал Меня" (Ин. 17:21). То единство, о котором Он молился, настолько сильно, что мир должен увидеть его и поверить в Иисуса. Это единство должно быть видимо, достоверно и сверхъестественно.
Но давайте обратим внимание на следующее.
Во-первых, в Писании четко сказано, что Иисус молится о единстве только среди Своих истинных последователей. Сказано, что этим людям Христос открыл Отца (Ин. 17:6); они послушны Его слову (Ин. 17:6). Он молится за тех, кто понимает Его исключительность. Он молится за тех, кто признает Его пророком, но не только пророком. Он молится за тех, кто верит, что Его именем обретают спасение и меняют свою жизнь.
"Не о всем мире молю, – говорит Он, – но о тех, которых Ты дал Мне, потому что они Твои" (Ин. 17:9). Он не молится об Иуде, потому что Отец не дал его Ему (Ин. 17:12). Он молится только о Своих последователях, чтобы те мощные силы зла, с которыми они столкнутся, не разрушили их единство.