- Хенли, - сказала она, - возможно, и извращенец, но у него есть особенность, оригинальность.
- Конечно, у него есть это! - закричал я. - О, конечно, у него с этим все в порядке!
Она сделала паузу.
- Наш брак, - продолжила она, - будет бесполым.
- Еще бы! - проорал я.
Я свирепо уставился на нее, подыскивая убийственную фразу.
- И что скажет Мисс Хенли, - вновь закричал я, - когда тысячи Пиков, громко топая, придут в его особенную брачную спальню?
Она улыбнулась с сожалением и не сказала ни слова. Я мог бы ударить ее.
- Я не врубаюсь в это, Сюз, - стонал я. - Ты же секретарь, ты ведь не шикарная модель. Почему он хочет иметь в качестве своего главного женского алиби тебя?
- Я думаю, он восхищается мной.
Я сердито посмотрел на нее.
- Ты женишься ради бабок, - воскликнул я. - С Пиками ты была просто шлюшкой, теперь ты будешь настоящей блядью.
Она приблизила свое решительное, упрямое лицо к моему.
- Я женюсь для оригинальности, - ответила она, - а этого ты никогда не смог бы мне дать.
- Нет, этого бы точно не смог, - сказал я очень язвительно.
Я встал из-за стола, сделав вид, что хочу поставить пластинку, застегнул свои три пуговицы, и к счастью, наткнулся на Эллу. Ее голос мог успокоить даже вулкан. Я подошел к двери лишь на миг, и действительно, жара начинала пропитывать воздух и ударять тебя.
- Лето не может так продолжаться, - сказал мужик за Гаджой, вытирая свою потную бровь потной рукой.
- О, конечно, может, папуля, - ответил я. - Оно может продолжаться до тех пор, пока календарь не скажет "стоп"!
- Нет…, - сказал мужик, подло уставившись на темную синеву этого сочного июньского неба.
- Оно может светить вечно, - прошипел я ему, наклонившись и попав в пар от его Гаджи. Потом я развернулся и пошел обратно, чтобы обсудить дела с Сюз.
- Расскажи мне об этом клиенте, - сказал я ей, присаживаясь. - Скажи мне, кто, когда и даже, если тебе известно, почему.
Сюз была со мной довольно мила, ибо уже пронзила мои легкие своей маленькойстрелкой.
- Он дипломат, - ответила она, - или, по крайней мере, так говорит. Он представляет какую-нибудь страну?
- Не совсем так, нет, он приехал сюда на какую-то конференцию, так она мне сказала.
- Кто она?
- Его женщина, которая пришла с ним к Хенли покупать платья.
Я уставился на Сюзетт.
- Пожалуйста, ответь мне на вопрос, который давно меня гложет. Как ты говоришь им об этом?
- О чем?
- О том, что ты мой агент.
Сюз улыбнулась.
- О, это довольно легко. Иногда, конечно, они знаю обо мне, я хочу сказать, по рекомендации других клиентов. А если не знают, я их подготавливаю и показываю кое-что из своей коллекции снимков.
- Так вот запросто?
- Да.
- А Хенли, он знает?
- Я никогда не делаю этого, когда он рядом, - сказала Сюз, - но подозреваю, что он знает.
- Понятно, - сказал я, не обрадовавшись этому. - Понятно. А как быть с этим дипломатом? Как мне зафиксировать сделку?
- Разреши?, - было, ответом Сюз, причиной этому служило то, что я сжал ее колено своими. Я отпустил ее и спросил: "Ну, так как? "
Она открыла свою сумочку и дала мне бумажный квадрат, на котором было написано:
Микки Пондорозо
12б, Уэйн Мьюз Уэст,
Лондон (Англия), S. W. 1.
Адрес был отпечатан, но имя вписали от руки.
- О, сказал я, вертя эту штуку пальцами. - У тебя есть хоть малейшее представление о том, какие снимки ему нужны?
- Я не вдавалась в подробности.
- Не издевайся, Сюз. Ты ведь получаешь 25 процентов, не так ли?
- А ты не можешь дать мне немного авансом?
- Нет. Только не раздражайся.
- Ну, тогда ладно.
Я поднялся, чтобы уйти. Она последовала моему примеру довольно медленно.
- Я пойду искать этого персонажа, - сказал я. - Проводить тебя до магазина?
- Лучше не надо, - ответила она. - Нам не разрешается приводить ухажеров к зданию.
- Но я больше не твой ухажер.
- Нет, - сказала Сюзетт. Она быстро поцеловала меня в губы и побежала. Потом остановилась и скрылась из виду, идя медленным шагом.
Поиски М-ра Микки П. я начал в Белгравии.
И я должен сказать, что я тащусь от Белгравии: не от того, чего тащатся папики, живущие здесь, и что они называют головокружительной вершиной бешеных извращений. Я вижу Белгравию, как Старый Английский Продукт, такой, как Смена Стражи или Савильские костюмы для гребли на лодках, или сыр Стилтон в больших коричневых китайских банках, и все те вещи, которые рекламируют в журнале Esquire, чтобы заставить американцев посетить красочную Великобританию. Я хочу сказать, что в Белгравии есть ящики с цветами, и навесы над дверьми, и фасады домов окрашеныразличными оттенками кремового цвета. Великолепная жизнь среди красных и зеленых просторных площадей за окном, мяуканья и машин дипломатов, и все доставляют к дверям, и маленькие ресторанчики, где педиковатые создания в обтягивающих хлопковых брюках спортивного покроя подают авокадо за пять фунтов.
Казалось, что все, чего не хватает для полноты картины - это Король Тед собственной персоной. И я всегда, проходя через этот район, думал, что это великолепный бело-зеленый театр комедии, которым я восторгался, как бы грустно это не было.
Итак, я рыскал по Белгравии в своем новом римском костюме, что было подвигом первооткрывателя в Белгравии, где люди все еще носят пиджаки, свисающие ниже того места, которое портные называют "сидячим". А на шее у меня висел мой Роллейфлекс, его я всегда держу наготове ночью и днем, потому что неизвестно, когда может случиться катастрофа, например, самолет рухнет на Трафальгар-сквер, и ее я смогу продать ежедневным газетам, в которые заворачивают рыбу или жареный картофель. Либо какой-нибудь скандал, например, известные персоны с различными нелицеприятными женщинами, его очень выгодно продал бы маленький Уиз.
Это привело меня к Уэйн Мьюз Уэст. Как и остальные тихие Лондонские заводи, это была вполне сельская местность, с мостовыми, клумбами, тишиной и запахом конского навоза повсюду. Я увидел мотороллер "Веспа", припаркованный возле недавно построенной конюшни, и сгорбившуюся над деревянной кадкой возле хромированной входной двери фигуру в шелковом розовато-лиловом тайском летнем костюме.
Я щелкнул пальцами, пытаясь обратить его внимание на себя.
- Здорово, - сказал он, глядя вверх и улыбаясь мне. - Ты хочешь, чтобы я позировал для тебя возле моей "Веспы"?
- Вам не могли выдать что-нибудь с четырьмя колесами? - сказал я. - Вы, наверное, из какой-нибудь испорченной маленькой страны?
М-р Микки П. был не очень доволен.
- Я разбил ее, - сказал он. - Это был Понтиак Конвертибл.
- Это наше правило левой стороны такое неудобное.
- Я знаю правила, в меня просто врезались.
- Как всегда, - сказал я.
- Что?
- Стойте спокойно, пожалуйста, и улыбайтесь, если хотите такой снимок.
Я щелкнул его несколько раз. Он стоял возле своего скутера, как будто это был арабский пони.
- В вас всегда врезаются, - объяснил я. - Всегда вина лежит на другом.
М-р Пондорозо прислонил свой скутер к стене Уэйн Мьюз Уэст.
- Ну, я не знаю, - сказал он, - но в вашей стране очень много плохих водителей.
Я перемотал катушку.
- А в вашей стране они какие? - спросил я его.
- В моей, - сказал он, - это не имеет значения, потому что дороги широкие, а автомобилей меньше.
Я поглядел на него. Мне хотелось выяснить, откуда он, но я не хотел задавать прямых вопросов, что всегда мне казалось грубым путем разузнать вещи, которые при некотором терпении люди скажут тебе сами. К тому же, мы все еще были на подготовительной стадии, необходимой при встрече со взрослыми, неважно, какой расы.
- Вы латиноамериканец? - спросил я у него.
- Я родился там, да, но живу в Соединенных Штатах.
- О, да. Вы представляете обе страны?
На его лице появилась дипломатическая улыбка.
- Я работаю в ООН. Пресс-атташе делегации.
Я не спросил у него, какой.
- Интересно, могу ли я спрятаться у вас дома от этого яркого света, чтобы поменять катушку?
- Чтобы что?
- Перезарядить камеру. Кстати, - сказал я, разглядывая его в галерее, - я думаю, что нам с вами надо поговорить о фотографии. Сюзетт прислала меня, вы ее встретили у Хенли.
Он поглядел на меня осмотрительно и пустым взглядом, потом вновь вернулся к дипломатической улыбке и похлопал меня по плечу.
- Заходи, - проговорил он, - я ждал тебя.
Изнутри квартира выглядела клево и дорого - знаете, с покрытой стеклом белой металлической мебелью, американскими журналами, комнатными растениями и сифонами, но было ощущение, что ничто из этого не принадлежало ему, в чем я и не сомневался.
- Выпьешь? - спросил он.
- Спасибо, нет, я не буду, - сказал я ему.
- Ты не пьешь?
- Нет, сэр, никогда.
Он уставился на меня, держа бутылку и стакан и казалось, что он впервые по-настоящему заинтересовался мной.
- Тогда как же ты сдерживаешь себя?
Мне так часто приходилось разъяснять это старшим собратьям, что это превратилось уже почти в рутину.
- Я не использую кайф от алкоголя, - сказал я, - потому что весь нужный мне кайф я получаю от себя самого.
- Ты вообще не пьешь?
- Либо ты пьешь много, либо, как я, ты не пьешь вовсе. Ликер создан не для придачи энергии, а для оргий или для полного воздержания - это единственно мудрые отношения между мужчиной и бутылкой.
Он покачал головой, и налил себе немного смертельного варева.
- Так значит, ты - фотограф?
Я понял, что мне нужно быть очень терпеливым с этим типом.
- Так точно, - ответил я и продолжил, еще не подозревая, с какими странностями мне придется столкнуться. - Какие снимки вам нужны?
Он выпрямился и напряг свой торс.
- О, я бы хотел, чтобы ты сфотографировал меня.
- Вас?
- Да, это что, необычно?
- Ну, да, немного. Мои клиенты обычно заказывают снимки с моделями, делающими то и се…
Я пытался осторожно намекнуть ему на его странности. Но он сказал,
- Я не хочу моделей, только себя.
- Да я понимаю. А что вы будете делать?
- Атлетические позы, - ответил он.
- Только вы один?
- Конечно. - Он видел, что я все еще был растерян. - В моей гимнастической форме, - добавил он.
Он поставил стакан и бутылку и отправился в соседнюю комнату, пока я листал американские журналы, посасывая тоник. Потом он вышел одетый - клянусь, что ничего не выдумываю - в пару голубых баскетбольных кроссовок с белыми шнурками и черные трико. Его обнаженная грудь была покрыта густыми волосами, как рождественская открытка, а на голове у него была маленькая круглая купальная шапочка.
- Можешь начинать, - сказал он.
- Сколько поз вы хотите?
- Около ста.
- Серьезно? Это обойдется вам недешево… Вы хотите делать что-нибудь конкретное или просто позировать?
- Я полагаюсь на твое вдохновение.
- О" кей. Тогда просто ходите вокруг. Ведите себя естественно.
Щелкая аппаратом, я продумывал основные вопросы, которые мог бы задать ему; мне было интересно, был ли он банкротом, или лунатиком, или у него были столкновения с законом, как у многих жителей столицей в эти дни. Этот сумасшедший латиноамериканец неуклюже бродил среди мебели в своих апартаментах, принимая нарциссические позы, будто он уже восхищался снимками этого огромного великолепного мужчины.
Через какое-то время после этих движений в тишине - он потеет, я гоняюсь за ним, щелкая фотоаппаратом, словно профессор с сачком для бабочек, - он схватил свою выпивку, рухнул в белое, покрытое блестящей кожей кресло, и сказал:
- Возможно, ты способен мне помочь.
- Я тоже так думаю, М-р Пондорозо.
- Зови меня Микки.
- Как скажете, - сказал я ему, делая непоколебимый вид, и перезаряжая свой аппарат.
- Дело вот в чем, мне нужно закончить исследование для своей организации о пути британского народа середины ХХ столетия.
- Отлично, - произнес я, думая, как бы скорее добраться до сотни, и щелкая его сидящего, с животом, вываливающимся избалетных трико.
- Я исследовал англичан, - продолжил он, - но у меня очень мало интересных идей насчет них.
- Как долго вы их исследовали?
- Недель шесть, думаю; я знаю, это не очень долгий срок. Но даже за это время я не увидел никаких перспектив.
Микки П. вопрошающе глядел на меня в промежутках между глотками.
- Даже погода неправильная, только взгляни в окно, - сказал он, - Английское лето должно быть холодным.
Я понял, что он имел в виду. Старое солнце Сахары неожиданно вылезло на небо и перепекло нас в совершенно другую форму, отличающуюся от обычной сырой мягкотелой массы.
- Попробуйте задавать мне вопросы, - проговорил я.
- Ну, давай возьмем две главные политические партии, - начал он, и я сразу понял, что он подготавливается к большой речи.
- Нет, благодарю, - выпалил я, - я не хочу быть задействованным ни в той, ни в другой.
Его лицо немного вытянулось.
- Они тебя не интересуют, в этом все дело?
- А как же иначе?
- Но ведь ваши судьбы разрабатываются по их инициативе…
Я сфотографировал его небритое лицо ужасным крупным планом.
- Если кто-либо, - перебил я его, - и разрабатывает мою судьбу, так это уж точно не эти парламентские чуваки.
- Ты не должен презирать политиков, - возразил он мне. - Кому-то ведь надо заниматься домашним хозяйством.
Здесь я отпустил свой Роллейфлекс, и начал бережно выбирать слова.
- Если бы они занимались лишь домашним хозяйством и прекратили бы играть в Уинстона Черчилля и Великую Армаду, так как время оловянных солдатиков прошло, тогда бы их никто не презирал. Их бы просто не было заметно.
М-р Пондорозо улыбнулся.
- Я думаю, сказал он, - это бы подошло политикам.
- Я надеюсь, - ответил я.
- Тогда что ты скажешь о Бомбе? - спросил М-р П. - Что ты будешь делать с этим?
Все понятно, я связался с настоящим зомби.
- Послушайте. Никто во всем мире моложе двадцати лет ни капельки не заинтересован в этой вашей бомбе.
- Ага, - оживился чудак-дипломат, его лицо при этом стало хитрым. - Вы, может и не заинтересованы - я имею в виду, здесь, в Европе, - но как насчет молодых людей в Советском Союзе и в США?
- Молодые люди в Советском Союзе и в США, - процедил я ему сквозь зубы, - не дадут и маленького куска кошачьего дерьма за эту вашу бомбу.
- Полегче, сынок. Откуда ты знаешь?
- Мужик, это же только вы, взрослые, хотите уничтожить друг друга, и я должен сказать, говоря, как так называемый подросток - мневас вовсе не жаль. Разве что в процессе уничтожения друг друга вы убьете несколько миллионов нас, невинных ребятишек.
М-р П. чуть раздражен.
- Но ты же не был в Америке, не так ли? - прокричал он, - или в России, где ты мог бы поговорить с молодыми людьми!
- А зачем мне ехать туда, мистер? Необязательно путешествовать, чтобы узнать, каково быть молодым - когда угодно и где угодно. Поверьте мне, мистер Пондорозо, молодежь интернациональна, как и старики. Мы все очень любим жизнь.
Я не знал, сказал ли я сейчас чушь, или думает ли так же хоть кто-нибудь кроме меня во всей Вселенной. Однако, как бы там ни было, я верил в это, основываясь на своих собственных наблюдениях и разговорах со своим старым Папашей.
М-р П., казалось, разочаровался во мне. Потом лицо его немного просветлело, он вопрошающе поднял брови и сказал:
- Это оставляет нам лишь одну английскую тему, но очень важную… (при этих словах чудила в балетных трико поднялся и отдал честь)… И это Ее Величество Королева Британии!
Я вздохнул.
- Нет, пожалуйста, только не это, - сказал я ему очень вежливо, но уверенно. - На самом деле мы очень, очень, очень устали от этой темы. Я даже не имею на этот счет никаких соображений из-за полного отсутствия интереса.
М-р Пондорозо выглядел так, будто он провел бесполезно все утро. Он поднялся, и его гимнастическая форма немного приспустилась, показав складку волосатого брюха оливкового цвета. Он пробормотал:
- Значит, ты немного можешь рассказать мне о Британии и позиции, которую она занимает.
- Только то, - сказал я, - что ее позиция в данный момент - это поиск своей позиции.
Он не стал с этим спорить, поэтому, улыбнувшись мне, он ушел, чтобы вернуть себе респектабельный вид. Я поставил пластинку на его новехонькую стереосистему, выбрав Билли Х., от которой я тащусь даже больше, чем от Эллы. Но только когда я усталый и унылый, как в данный момент: от встречи с Сюз, тяжелой работы с Роллейфлексом и потом от этой идиотской беседы. А Леди Дэй столько выстрадал в своей жизни, что ты забываешь все свои невзгоды, и вскоре я вновь был весел, как котенок.
- Хотел бы я иметь эту пластинку, - сказал я, когда появился М-р П.
- Бери, пожалуйста, - просиял он.
- Подождите, пока вы получите счет за те снимки, что я нащелкал, прежде чем дарить мне подарки, - предупредил я его.
Он ответил мне, что было довольно мило с его стороны, тем, что положил пластику обратно в конверт и впихнул ее мне под мышку, как будто письмо в почтовый ящик.
Я поблагодарил его, и мы вышли на солнцепек.
- Когда вам надоест ваша Веспа, вы можете отдать мне и ее тоже.
Верьте или нет, это сработало!
- Как только починят мой автомобиль, - сказал он, похлопывая рукой по сидению, - эта игрушка твоя.
Я взял его за руку.
- Микки, - сказал я, - если ты имеешь в виду это, я - твой. А снимки, надо сказать, это просто любезность.
- Нет, нет, - разгорячился он. - Это совершенно другое дело. За фотографии я заплачу наличными.
Он поспешил в дом. Я посидел на сидении скутера, просто для того, чтобы почувствовать, каково это; когда он вышел из дома, на нем был его тайский серебряный пиджак. Он дал мне сложенный чек.
- Благодарю, - сказал я, разворачивая его. - Но, знаешь, это не наличные.
- О. Ты предпочитаешь наличные?
- Не в этом дело, Микки - просто ты сказал "наличные", понимаешь? Давай посмотрим, где находится филиал банка. Остановка Виктория, это прекрасно. Я вижу, что это не одно из множества отвратительных неблагоприятных заведений, молодец. Я успеваю туда до закрытия, всего доброго.
Я умчался, обдумывая, что насчет скутера он говорил абсолютно серьезно. И если я хотел действовать быстро и сделать снимки, чтобы держать с ним контакт и поднажать на его совесть, если она у него была, чтобы прибрать к рукам это средство передвижения, то я должен был скорее попасть домой, в свою темную комнату.
Куда я и стремился, заскочив по пути в банк, который уже готовился к закрытию, когда я прибыл - на самом деле, клерк уже закрыл половину двери. Он осмотрел меня сверху донизу, мою Спартанскую прическу, мои подростковые шмотки и все прочее, и просто сказал, "Да? ".
- Что "да"? - ответил я.
- У вас здесь дело? - спросил он меня.
- Да, - разъяснил ему я.
- Дело? - повторил разбитый нищетой продавец из канцелярского отдела.