- В темноте, - сказала она, нащупывая рукой выключатель. - Вот так,это правда.
- Да, вот так, - сказал он.
[Пер. А.Борисовой]
Лежащие рядом
Посвящается Г.Х., которая рассказала мне это с большим изяществом, -чего, правда, вы здесь не найдете.
Когда она в последний раз видела его раздетым?
Это был даже не вопрос… выходя из кабинки, вы поправляли бикини иискали глазами силуэт сына, ждавшего вас на берегу. И вдруг прозвучал - какбы между прочим - этот вопрос, вопрос риторический, на самом деле неподразумевающий ответа… скорее его надо воспринимать как внезапноепризнание утраты… Детское тельце Роберто в душе, вы растираете емуушибленную коленку… Такие картины не повторялись уже Бог знает скольковремени; с тех пор, как вы видели его в последний раз голым, прошло многомесяцев, год с лишним… этого срока вполне хватило, чтобы Роберто пересталзаливаться краской стыда, дав петуха, чтобы прекратил с вами откровенничатьи находить моментальное утешение в ваших объятиях, когда ему бывало больноили плохо… Прошлый день рождения, пятнадцатилетие, с тех пор миновало ужеполгода, и теперь всякий раз в ванной щелкает задвижка, а "спокойной ночи"Роберто говорит, только надев пижаму: разоблачаться при вас он стесняется…и лишь изредка, по старой привычке - бросок на шею, бурные ласки и влажныепоцелуи… мама, мама милая, Дениз милая, мама или Дениз - судя понастроению и часу, детеныш мой, Роберто - детеныш Дениз, мальчуган, которыйлежит на пляже, глядит на водоросли, очерчивающие границы прилива, и слегкаприподнимает голову, чтобы посмотреть на вас, когда вы идете от кабинок дляпереодевания; самоутверждающийся детеныш: сигарета во рту, взгляд направленна вас.
Вы легли рядом с Роберто, а ты, Роберто, привстал, нащупывая пачкусигарет и зажигалку.
- Нет, спасибо, пока не надо, - сказали вы, вынимая очки из сумки,которую ты сторожил, пока Дениз переодевалась.
- Хочешь принесу тебе виски? - спросил ты ее.
- Лучше потом, когда искупаемся. Пошли?
- Конечно пошли, - откликнулся ты.
- Тебе ведь все равно, да? Тебе сейчас все безразлично, Роберто?
- Не язви, Дениз.
- Да я не в упрек, я понимаю, что тебе не до того.
- Уф, - сказал ты, отворачиваясь.
- А почему она не пришла на пляж?
- Кто? Лилиан? Откуда я знаю? Вчера вечером она неважно себячувствовала, так она мне сказала.
- И родителей не видно, - пробормотали вы, окидывая пляжнеторопливым, чуть близоруким взором. - Нужно будет справиться в гостинице,может, кто-то из них заболел.
- После схожу, - хрипло пообещал ты, прекращая разговор.
Вы встали, ты пошел следом, подождал, пока Дениз бросилась в воду, апотом вошел не спеша и поплыл, держась поодаль, а она подняла руки ипомахала тебе. Тогда ты перешел на баттерфляй и сделал вид, что вот-вотналетишь на Дениз, а вы, Дениз, обняли его, засмеялись и шлепнули… какойже ты малыш-глупыш, даже в море умудряешься мне ноги отдавить! Вдовольнаигравшись, нагонявшись друг за другом, вы поплыли медленными саженками воткрытое море; когда на уменьшившемся пляже внезапно замаячила фигуркаЛилиан, она показалась вам красной, немного бесформенной блошкой.
- Пускай побесится, - буркнул ты, не разрешая Дениз поднять руку ипомахать девочке. - Пусть пеняет на себя, раз опоздала. Мы останемся здесь,вода отличная.
- Вчера вечером вы ходили к утесу и поздно вернулись. Урсула не ругалаЛилиан?
- А чего ругаться? Не так уж и поздно было, да и Лилиан не маленькая.
- Для тебя, но не для Урсулы, для нее она все еще в слюнявчиках ходит;о Хосе Луисе я и не говорю, он в жизни не смирится с тем, что у дочуркиначались месячные.
- Фу, грубиянка! - сказал ты польщенно и сконфуженно. - Давайсплаваем до волнореза, Дениз, даю тебе пять метров форы.
- Лучше побудем здесь, посостязаешься с Лилиан, она тебя навернякаобгонит. Ты с ней переспал вчера?
- Что? Да ты что?!
- Сейчас воды нахлебаешься, дурачок, - усмехнулись вы, хватая его заподбородок и игриво опрокидывая на спину. - Но ведь мое предположениелогично,
не так ли? Ты повел ее вечером на пляж, вернулись вы поздно, теперьЛилиан появляется в последний момент… аккуратней, тюлень, опять ты мне пощиколотке заехал, даже в открытом море нет от тебя спасения.
Перекувыркнувшись в воде - вы неспешно последовали его примеру, - тызамолк, словно выжидая, но вы тоже ждали, и солнце светило вам прямо вглаза.
- Я хотел, мама, - признался ты, - а она - нет, она…
- Ты действительно хотел или только на словах?
- Знаешь, по-моему, ей тоже хотелось, мы стояли возле утеса, и этобыло несложно, я знаю там грот… Но потом она отказалась, струсила… Чтотут поделаешь?
Вы подумали, что пятнадцать с половиной лет - это ужасно мало,обхватили его за голову и поцеловали в волосы, а ты отбрыкивался, смеясь,теперь ты действительно ждал, что Дениз продолжит разговор, что именно она- как это ни фантастично - окажется тем человеком, который поговорит стобой о заветном.
- Если тебе показалось, что Лилиан хотела, то не сегодня-завтра у васвсе получится. Вы оба - малыши, и ваши чувства несерьезны, но суть не втом…
- Я люблю ее, мама, и она меня тоже, я уверен!
- Вы малыши, и как раз поэтому я с тобой разговариваю, ведь если ты содня на день переспишь с Лилиан, то вы, разумеется, будете вести себя какполнейшие неумехи.
Ты взглянул на нее в паузе между двумя мягкими волнами, а вы чуть былоне рассмеялись ему прямо в лицо, потому что, ясное дело, Роберто не понимал,он был в ужасе, почти в шоке оттого, что Дениз примется объяснять емуазбучные истины, мама миа, только этого не хватало.
- Я хочу сказать, что никто из вас не будет предохраняться, глупыш, ив результате к концу отпуска Урсула и Хосе Луис получат подарочек -беременность дочки. Теперь понятно?
Ты ничего не ответил, но, конечно же, все сообразил, ты понимал это ужетогда, когда впервые поцеловал Лилиан, ты тогда задал себе нелегкий вопрос иподумал об аптеке, но дальше дело застопорилось.
- Может, я ошибаюсь, но у Лилиан на лице написано, что она понятия нио чем не имеет, разве только теоретически, но что толку? Если хочешь знать,я за тебя рада, но раз уж ты немного повзрослел, тебе следовало бы самомупозаботиться о вашей безопасности.
Она увидела, как ты окунул лицо в воду, с силой растер его и уставилсяна нее в упор.
Медленно плывя на спине, вы подождали Роберто, чтобы поговорить о том,о чем он и так думал, словно стоял перед прилавком аптеки.
- Вариант не идеальный, сама знаю, но если она никогда раньше этим незанималась, то, наверное, с ней трудно будет говорить о таблетках, тем болеечто здесь…
- Да, я тоже так считаю, - сказал ты как можно басистее.
- Чего же ты тогда ждешь? Купи их и положи в карман, а главное, непотеряй голову и используй в нужный момент.
Ты вдруг нырнул, потащив ее за собой, пока она не закричала и незасмеялась, ты накрыл ее тюфяком из пены и шлепков, от которого отрывалисьлоскуты слов, перебиваемых твоими "ап-чхи" и ударами по воде… ты боялся,ведь ты никогда не покупал этих изделий, и боялся… как, как же я тудаприду, в аптеке работает старуха Делькасс, там нет продавцов-мужчин, что тыговоришь, Дениз, как я у нее попрошу, я не смогу, я сквозь землю провалюсь.
Однажды, когда тебе было семь лет, ты пришел из школы пристыженный, авы, никогда не подгонявшая его в подобных случаях, подождали, пока, ложасьспать, Роберто не свернулся в ваших объятиях смертоносной анакондой - такназывались ваши шутливые игры перед сном, - и стоило задать пару вопросов,как ты сразу рассказал, что на переменке у тебя начала зудеть попка и там,между ног, и ты расчесался до крови, и тебе было страшно и стыдно, потомучто ты возомнил, что это чесотка, наверное, ты заразился от лошадей донаМельчора. А вы, покрывая поцелуями залитое слезами, испуганное и смущенноелицо Роберто, опрокинули сына навзничь, раздвинули ему ноги и послетщательного осмотра обнаружили укусы то ли вшей, то ли блох, так сказатьшкольные "прелести"… но какая же у тебя чесотка, дурачишко, ты всего лишьрасцарапал тело до крови. Как просто: спирт и мазь, ласковые, успокаивающиепальцы… вновь обрести, преодолев барьер признания, доверие и счастье… нуконечно, ничего страшного, спи, глупенький, завтра утром еще посмотрим.Милые картины недавнего прошлого, мелькающие перед вами в волнах подаккомпанемент веселого смеха… а потом - внезапное отдаление сына,отчуждение из-за ломающегося голоса, неожиданно появившегося на горлеадамова яблока, пушка на подбородке; до чего же нелепы эти ангелы,изгоняющие нас из рая! Вы почувствовали иронию происходящего и улыбнулисьпод водой, волна укрыла вас, словно простынкой, да, трудно не ощутить ирониюсудьбы, ведь, в сущности, нет никакой разницы между боязнью признаться, чтоу тебя в паху подозрительный зуд, и опасением, что старуха Делькассотнесется к тебе как к малолетке. Когда ты вновь подплыл, не глядя на Дениз,которая лежала на спине, и принялся плавать кругами вокруг нее, точнособачонка, вы, Дениз, уже знали, чего он ждет, ждет неистово и униженно, какраньше, когда он был вынужден отдаваться во власть чужих умных глаз и ловкихрук, и это было стыдно и сладко; сколько раз Дениз снимала у тебя резь вживоте или растирала икру, сведенную судорогой!
- Коли так, я сама пойду, - сказали вы. - Даже не верится, что ты уменя такой недоумок, сынок.
- Ты? Пойдешь?
- Естественно, пойду, мой сын ведь еще не дорос. Надеюсь, тебе непришло в голову попросить Лилиан?
- Черт побери, Дениз…
- Я замерзла. - Голос ваш звучал почти жестко. - Теперь, пожалуй,стоит выпить виски, но сперва давай сплаваем до волнореза. И без форы, ятебя все равно обставлю.
Это было - словно поднимаешь копирку и видишь под ней точную копиюпредыдущего дня: обед с родителями Лилиан и сеньором Гуцци, специалистом поракушкам, долгая и жаркая сиеста, чай с тобой… вообще-то ты сиделбезвылазно в своей комнате, но чаепитие было обязательным ритуалом, которыйнельзя нарушать… гренки, терраса, потихоньку надвигающийся вечер, выслегка жалели Роберто, он явно чувствовал себя не в форме, но ритуал вамнарушать не хотелось, эта встреча никогда не отменялась, где бы вы нинаходились днем, вы непременно встречались под вечер за чаем, а потом каждыймог отправляться восвояси. Дениз было ясно до слез, что ты не можешьпостоять за себя, бедняжка Роберто, ты сидел, поджав хвостик, как собачонка,не обращавшая внимания на масло и мед, ах ты, мой непоседливый песик,глотавший гренки вперемежку со словами, так-так… еще одну чашку чая, ещеодну сигарету…
Теннисная ракетка, щеки, как помидоры… бронзовая Лилиан,разыскивающая тебя, чтобы сходить до ужина в кино. Вы обрадовались, что ониушли, ты выглядел совершенно потерянным и не находил себе места, надо, надопустить тебя в плавание с Лилиан, в эту почти непостижимую для васпереброску междометиями, смешками и жаргонными выражениями, объяснитькоторые не под силу никакой грамматике, потому что сама жизнь в который разсмеялась над грамматикой. Вы наслаждались одиночеством, но потом вдругзагрустили, представив себе чинный, безмолвный зал и кинофильм, которыйувидят только они. Вы надели свои любимые брюки и блузку и спустились понабережной, задержавшись у магазинчиков и киоска, чтобы купить журнал и сигареты. На местной аптекекрасовалась вывеска - этакая заикающаяся пагода, а внутри, в комнатушке,пропахшей лекарственными травами, обитали старуха Делькасс в немыслимомкрасно-зеленом чепце и молоденькая провизорша… вот кого ты на самом делебоялся, хотя говорил только про старуху Делькасс. В аптеке околачивались двасморщенных болтливых покупателя, явившихся за аспирином и желудочнымитаблетками, они уже уплатили, но уходить не торопились, а разглядываливитрины, пытаясь протянуть время: все-таки здесь интересней, чем дома. Выповернулись к ним спиной, зная, что в таком тесном помещении слышен каждыйшорох, потом поддакнули старухе Делькасс, дескать, погода - благодать,затем попросили у нее пузырек со спиртом, как бы давая последний срокпокупателям, которым давно пора было выметаться… а когда старуха принеслапузырек, вы, увидев, что сморчки еще созерцают витрины с детским питанием,сказали как можно тише:
- Мне нужно купить кое-что для сына, он сам не отваживается, да-да,именно, я не знаю, какие у вас упаковки, но не важно, дайте мне парочку, сынсам разберется, что к чему. Комедия, правда?
Выпалив все это на одном дыхании, вы первая готовы были признать комизмположения и даже расхохотаться в лицо старухе Делькасс… трескучийпопугайный голос, желтый диплом фармацевта, выставленный в витрине… у насесть поштучно и в пакетиках, по двенадцать и по двадцать четыре штуки. Одиниз покупателей уставился на вас, словно не веря своим ушам, а другой,старушенция, высовывающая близорукий нос из балахона до пят, засеменила кдверям, лепеча: "Доброй ночи, доброй ночи!" А молоденькая продавщица ей свосторгом в ответ: "Доброй ночи, сеньора Пардо". Старуха Делькасс проглотиланаконец слюну и пробормотала, отворачиваясь:
- Вы бы себя пожалели, почему не пройти за прилавок?
А вы представили Роберто, и вам стало его жаль, он ведь наверняка неотважился бы попросить старуху Делькасс, чтобы та впустила его за прилавок,еще бы, он же - мужчина! Нет (вы сказали или только подумали? Хотя,впрочем, какая разница?!), не понимаю, почему я должна делать секрет илитрагедию из-за пачки презервативов, попроси я ее без свидетелей, я быпредала себя, стала бы твоим сообщником и, может, через пару недель сноваоказалась бы в подобной ситуации, а этого ты от меня не дождешься, Роберто,хорошенького понемножку, отныне каждый сам по себе, теперь-то ядействительно не увижу тебя голым, сынок, этот раз был последним; да, пачкупо двенадцать, сеньора.
- Они просто остолбенели, - сказала молоденькая продавщица, помираясо смеху, она никак не могла забыть тех покупателей.
- Я видела, - кивнули вы, доставая деньги. - Ну конечно, такпоступать не принято.
Перед тем как переодеться к ужину, вы положили купленную пачку сыну накровать, и, вернувшись из кино (бегом, потому что уже было поздно), ты,Роберто, заметил на подушке белый пакетик, пошел пятнами и развернул его…и вот - Дениз, мама, впусти меня, мама, я нашел это, ну, то, что ты…Выглядевшая совсем юной в белом декольтированном платье, она стояла спиной,глядя на тебя в зеркало, словно на какого-то чужого, далекого человека.
- Да, но теперь выкручивайся сам, малыш, больше я ничего не могу длявас сделать.
Вы давно договорились, что она не будет называть тебя малышом, и тыпонял, что она решила с тобой посчитаться, причем по-крупному. Врастерянности ты подошел к окну, потом метнулся к Дениз, обнял ее за плечи,прижался, покрывая ее спину частыми влажными детскими поцелуями, а вы темвременем спокойно причесывались и искали духи. Почувствовав на коже горячуюслезу, Дениз оберну-
лась и мягко отстранила тебя, беззвучно смеясь протяжным смехом немогокино.
- Мы опоздаем, дурашка, а ты знаешь, Урсула не любит ждать за столом.Как картина, ничего?
Гнать, гнать от себя подлую мысль, хотя с каждым разом это трудней итрудней, а виной всему - чуткий сон, полночный час и комар, союзник злогодемона, не дающего вам забыться. Включив ночник, вы отпили большой глотокводы и снова легли на спину; жара стояла невыносимая, но в гроте, наверное,было свежо… уже погружаясь в сон, вы представили себе белый-белый песок, ивдруг действительно увидели демона, склонившегося над Лилиан, она лежала,широко открыв влажные глаза, а ты целовал ее груди и лепетал какие-тобессмысленные слова… но, разумеется, ты не сможешь сделать все правильно,а когда опомнишься, будет поздно… как хотел бы вмешаться демон, вмешаться,не потревожив вас, помочь вам не натворить глупостей, помочь по старойпривычке, ведь он так хорошо знает твое тело, в стонах и поцелуях ищущеесоития… если бы можно было увидеть твои ягодицы и спину и еще разповторить советы, которые демон давал тебе при ушибах и гриппе: расслабься,это не больно, такой большой мальчик не плачет из-за пустякового укола, нувот и все. И снова - ночник, вода, снова глупый журнал, вы заснете потом,когда ты вернешься, ступая на цыпочках, и вы услышите шум в ванной, слабоепоскрипывание пружин на кровати и бормотание спящего или только ещезасыпающего сына.
Сегодня вода была холоднее, чем вчера, но вам понравилось ее горькоепокалывание, вы доплыли без остановки до волнореза, взглянули оттуда налюдей, плескавшихся у берега, на тебя, курившего, лежа на спине, и неизъявлявшего особого желания лезть в воду. На причале вы отдохнули, а попути назад пересеклись с Лилиан, которая плыла медленно и сосредоточенно.Она сказала вам:
- Привет!
Похоже, на большие уступки взрослым Лилиан не способна. Ты же,наоборот, вскочил и укутал Дениз полотенцем, уступая ей место, где не дуло.
- Тебе сегодня не понравится, вода ледяная.
- Вижу, у тебя мурашки. Погоди, эта зажигалка не работает, тут у менядругая… Принести горячего кофейку?
Вы лежали на спине, солнечные пчелы начинали жужжать на коже, песокказался шелковой перчаткой, вы лежали меж солнцем и песком, в каком-томеждуцарствии. Ты принес кофе и спросил, когда надо домой: в воскресенье,как договаривались, или Дениз хочет задержаться. Нет, задерживаться незачем,уже холодает.
- Тем лучше, - сказал ты, глядя вдаль. - Вернемся - и дело сконцом. Валяться на пляже хорошо недели две, а после надоедает.
Ты, конечно, надеялся, но зря… просто ее рука погладила тебя поволосам, легонечко.
- Скажи мне что-нибудь, Дениз, не надо со мной так, мне…
- Тсс… если кто и должен говорить, так это ты, не строй из менякаргу старую.
- Нет, мама, просто…
- Нам с тобой беседовать не о чем, ты знаешь, я сделала это толькоради Лилиан. Теперь, когда ты ощутил себя мужчиной, учись обходиться безменя. Если у малыша болит горлышко, ему известно, где лежат таблетки.
Рука, гладившая тебя по волосам, соскользнула и упала на песок. Выжестко отчеканили каждое слово, но рука оставалась прежней, рукой Дениз,голубкой, отгонявшей все боли, щекотавшей и ласкавшей, ставившей примочки имазавшей тебя перекисью водорода. Это тоже должно было кончиться рано илипоздно, ты понял и содрогнулся, как от удара… когда-нибудь лезвие пределадолжно отсечь вас друг от друга, не важно когда - ночью или утром. Ты самсделал первые шаги к отчуждению: стал закрываться в ванной, стеснялсяпереодеваться при Дениз, начал часами пропадать на улице, но полоснулилезвием вы, и, наверное, именно сейчас, когда вы погладили его по спине.Если у малыша болит горлышко, ему известно, где лежат таблетки.
- Не волнуйся, Дениз, - хрипло произнес ты, набив почти полный ротпеска, - не волнуйся за Лилиан. Знаешь, она не захотела, в самый последниймомент отказалась. Она дура, эта девчонка, что с ней прикажешь поделать?
- Я сказала: хватит! Ты меня слышишь? Хватит, довольно!
- Мама…
Но она повернулась к тебе спиной и уткнулась лицом в соломенную шляпу.Демон, бессонница, старуха Делькасс - все курам на смех. Лезвие предела…какое лезвие, какого предела?! Значит, еще возможно, что в один прекрасныйдень дверь в ванную окажется не заперта, и вы войдете и увидите его, гологои намыленного, и он резко смутится. Или, наоборот, ты будешь смотреть нанее, когда она выйдет из душа, как прежде, когда вы столько раз смотрелидруг на друга и играли, вытираясь и одеваясь. Где предел, где он на самом-тоделе, этот чертов предел?
- Привет! - улыбнулась Лилиан, садясь между ними.
[Пер. Т.Шишовой]