Не торопись, торопиться не надо ни в чем. Начинаю неспешно смаковать чай, в этом и есть преимущество перед наблюдающей за мной женщиной. Стоит проявить нетерпение, Наньлань будет еще больше невтерпеж, пусть уж никогда не нащупает нить моих мыслей. Иногда задумываешься: если Наньлань не терпится больше, чем мне, если это искренне, значит, пришло то настоящее чувство, о котором я давно мечтал. Но это нетерпение может быть и притворным, ей это раз плюнуть, она целых пять лет участвовала в представлениях агитбригады, а когда это дело пошло на спад, пару лет выступала певицей в танцевальном зале караоке. Такой чувствительности, как у нее, не научишь, я нередко фантазировал по этому поводу. А ну как у меня случится катастрофа, к примеру, компания за ночь обанкротится и я останусь гол как сокол? Какова будет ее реакция, выступит ли у нее при встрече со мной такой милый бледно-розовый румянец? Определить это никак нельзя, не думаю, что моя компания обанкротится и не собираюсь допустить, чтобы из-за какой-то женщины мои дела полетели псу под хвост. Но можно ли быть уверенным, что я втюрился в нее? Судя по тому, что в голову то и дело приходят фантазии с катастрофами, мне и впрямь приглянулась эта ублюдочная, которая, может, прикидывается, а может, все у нее и взаправду.
Не получается у меня составить мнение об этой милашке, вот и использую по отношению к ней выражения. Иногда не сдерживаюсь, оно у меня вырывается, так она смотрит в рот, но совсем не сердится, а еще и подтрунивает, мол, у нас в Китае народ так нередко выражается, слово это ругательное, но с точки зрения современной науки – нечто первосортное. Например, рис, полученный в результате скрещивания, и даже дети от смешанных браков. Значит, ты так высоко ценишь мою красоту? Или хочешь дать понять, что тебе до меня далеко? В такие моменты я мягко улыбаюсь и молчаливой ухмылкой показываю, что ее шутку оценил. Только и могу вот так ухмыляться, чтобы она меньше досадовала на меня. Ведь увлекаться женщиной, которая тебя ненавидит, штука далеко не безопасная, пусть даже в настоящий момент точно не скажешь, ненавидит она или нет. Я сужу так: ненавидеть она может совсем не из-за того, что я ее так называю, а потому, что я старше ровно на двадцать лет. Не верю, что в меня может так влюбиться такая красивая и молодая женщина, неужели я действительно тот самый принц на белом коне из ее девичьих любовных мечтаний? Принц на белом коне – это мое успешное дело либо я сам. Применительно к ней это, возможно, еще как сказать, а вот мне нужно четкое понимание. Но за это четкое понимание нужно платить, а плата слишком высока, да и упражняться в этом нет никакого желания. Если я совсем не тот принц на белом коне из ее грез, то ненависть да, присутствует и может скрываться очень глубоко. И для меня единственный способ совладать с этой ненавистью – всегда оставаться сильным, ни в коем случае не проявлять слабость, чтобы вызвать ее сочувствие, и не поверять ее истинные чувства потерей дела, хотя к истинному чувству я в глубине души стремлюсь. А если в ней одна ненависть, что ж, плетью обуха не перешибешь.
Наньлань грациозно присела рядом, так и подмывало обнять, войти с ней в дом или увлечь за маленькую ручку на кровать. Но нет, нужно повременить. На самом деле я ждал звонка от Ду Цзюаньхун, она может позвонить в течение получаса, в установленное время. Она всегда все решала по своему усмотрению, и время, выбранное для звонка, считала самым уместным. Она прекрасно изучила меня, председателя совета директоров из бывших военных. В ее понимании, войдя в ворота, я могу для начала помиловаться с Наньлань, наговорить ей ласковостей, потом скинуть одежду, ополоснуться, а затем улечься и ждать, пока она примет душ. Вот тут-то она и позвонит, потому что в это время настроение у меня якобы превосходное, да и момент такой волнительный. И заниматься чем-то не по ее части не заставлю: не стану же я в это время звонить тем, кто за это отвечает, да и не сказать, чтобы с этим не справились те, кто этим занимается. А то она составила как-то отчет для главного управляющего, так мне захотелось, чтобы она делала и это. Женщина с ярко выраженной жаждой власти, при мне она вела себя довольно сдержанно.
На самом деле по отношению ко мне эта ее "сметливость" была ошибочной. Источником этой неверной "сметливости" был ее муж, бывший лейтенант, но опыт, который она черпала из этого источника, неприложим ко мне, подполковнику. Это ошибка – считать, что нрав у всех мужчин одинаков и удачный практический опыт с одним можно применять к другому, – фатальна для многих сильных женщин. Это полнейшая глупость, по причине этой глупости Ду Цзюаньхун могла держаться со мной лишь на расстоянии, а из-за этой дистанции была вынуждена поддерживать со мной лишь отношения начальника и подчиненного. К этим чрезмерно самоуверенным суждениям я относился спокойно, ведь именно за самоуверенность я ее и ценил, за уверенность в работе, пунктуальность и энергичность, даже за то, что в своей самоуверенности она нередко хватала через край. Но в этом и заключалась ее фатальная слабина, из-за этого ей никогда не стать моим начальником, она сможет быть лишь у меня в подчинении. Из-за этой слабины я был за нее спокоен и в то же время жалел.
Сама она когда-то была капитаном, а нашла себе лейтенанта. Но беда не в том, что ей следовало подыскать старшего офицера вроде меня или чином еще повыше – полковника и даже генерала, а в том, что этот лейтенант потакал ей в ее самоуверенности. С ним я знаком, важный такой, пыжится много, а способностей маловато. И чего она в свое время выскочила за этого лейтеху? Видать, сбил он ее с толку непринужденностью и уверенными заявлениями о своих амбициях. Но незакомплексованность человека военного, скорее всего, не только в выправке и рассуждениях о войне на бумаге, но и в делах. Поначалу она была очарована своим лейтенантом, похожим на принца на белом коне, но поняла, что он человек невезучий, и, выяснив через несколько лет его образ мышления, развенчала его в пух и прах. Разве может мужчина, потерпевший сокрушительное поражение от простого женского манипулирования по мелочам, подняться хотя бы до уровня человека невезучего? После того как она все это разглядела, лейтенант стал не нужен. Типичная армейская женщина густого идеалистического замеса, она не могла больше терпеть, чтобы ее мужем оставался лейтенант, согласный, чтобы она им руководила, а по полету мыслей далеко ей не ровня, чтобы при каждом взгляде на него она чувствовала надменность этакого непревзойденного мастера, ждущего в одиночестве соперника, который нанес бы ему поражение. Поначалу эта надменность была ей по душе, но потом стала надоедать больше и больше. Вечная скука была не в ее характере, и тогда она маленькими хитростями заставила лейтенанта, хоть и против его желания, отказаться от себя во имя любви, осознать, что он делает благородное дело, и чувствовать признательность в душе. Такая тактика может показаться слишком жестокой, но можно ли без жестокости совладать с этим ее лейтехой с его большими амбициями и малыми способностями? Это не могло негативно сказаться и на ней самой, ведь жить с таким – скука, а скука оказывает губительное воздействие, которое может привести к ужасным последствиям. Превосходство Ду Цзюаньхун в том и заключалось, что она не позволяла этой пагубе развиваться, а преодолевала ее жестокостью. В своих суждениях она ничуть не ошиблась. Теперь ее бывший муж-лейтенант старается твердо отстаивать свои идеалы, основанные на рассуждениях о войне на бумаге. Человеку тридцать с гаком, а он остается штабным офицером командира подразделения.
Ду Цзюаньхун как-то заговорила о бывшем муже, и я, конечно, не церемонясь бросил походя: "Он напоминает начальника штаба, который всегда предлагает командиру никуда негодные решения. Ты с одним полком разгромишь целую дивизию под его началом, хотя ты всего-навсего капитан. Время таких сражений прошло безвозвратно, на планете все за мир, так что наши мечты о генеральстве ничтожны, о них и поминать не стоит. Я вовремя вышел из игры, в боевых соединениях дослужиться до подполковника не так-то просто, и ты, как пропагандист округа, должна это понимать".
Человеку нужно иметь мужество, чтобы оставить идеалы и любимое дело, но в этом и есть его преимущество, которое свидетельствует о том, что и в армии этот человек был далеко не последним. В той беседе я своей мощью нанес ей полное поражение, поэтому в течение всех лет она неизменно оставалась преданной мне.
Обратить ее внимание на чрезмерную самоуверенность лейтенанта я не мог, эта ее фатальная слабина мне нравилась.
Телефон и впрямь зазвонил в установленное время, но я еще не лежал в кровати, как она представляла. Пусть себе звонит: я дома, а Наньлань трубку поднимать не станет.
Взял чашку и стал смаковать свой любимый лунцзин. Губы двигались почти незаметно, но очень выразительно. Когда сладость чая омыла глотку, поднял не перестававшую трезвонить трубку. Голос Ду Цзюаньхун приятный и красивый, мне нравится. Никакой паники даже в экстренной ситуации, очень привлекательный. Когда-то я даже подумывал, не включить ли ее в число моих "изысканных встреч". Но этого не сделал, и чем больше нравился мне этот голос, тем больше противился его обаянию. Отступить заставило не завещанное предками речение: "Кролик вокруг норки травку не щиплет". Задумай я действительно овладеть ею, мне незачем было бы, как первый раз влюбившемуся юноше, разбивать сердце и обливаться кровью, чтобы всю душу положить на плетение нежных сетей. А потом, подобно одержимому рыбаку, закидывать сеть на просторах реки, где резвится на свободе эта рыбка. Даже на легкой ладье, как бы споро ты ею ни правил, без труда ее в сеть не залучишь. Я это прекрасно понимаю и не стану гоняться за этой рыбешкой на легкой ладье, сжимая в руках мягкую сеть и выгребая против течения, закидывая сеть и вытаскивая ее пустой. Такое безумие, такая глупость, такие бесплодные усилия на реке любви – это не по мне. Я тоже могу вложить душу и сплести мягкую чувственную сеть, но ставить эту сеть буду поперек реки, чтобы перегородить ее. Реку, конечно, не перегородишь, она может течь и сквозь ячейки старательно сплетенной сети, но и самой смышленой рыбке не сообразить, как в этом безукоризненно прозрачном потоке перед глазами проскользнуть через безукоризненно прозрачную сеть. Лишь наткнувшись на сеть, она поймет, что это, и эта сеть роковым образом предопределит ее несвободу. Задумай я залучить ее в сети, она давно бы уже стала моей женой. Но я предпочитаю, чтобы она была у меня в подчинении, потому что именно в роли подчиненной, а не жены и любовницы, она может дать понять, насколько она важна для компании. Таких людей, как она, немного, к тому же наши с ней отношения имеют давнюю историю. С ее старшим братом мы выросли в одном дворе. Она тогда была еще маленькая, года три-четыре. А когда я уходил в армию, ей было лет десять.
– Шеф, в управлении промышленности и торговли говорят, что такое название, как "развлекательная компания с ограниченной ответственностью "Лаобинчэн"" для регистрации в сфере индустрии развлечений не подходит. Они надеются, что мы сможем изменить название.
– Ты, малышка Ду, опять насморк подхватила или вчера не выспалась. Послушать, что думает управление промышленности и торговли по этому поводу, так мы у себя в головном офисе ни на что новое не тянем. Съездим вот с тобой туда в отдел внутренней охраны, обеспечим их защиту, и все на этом. Ладно, с этим делом ты и сама управишься! И не надо спрашивать, что и как.
Не испрашивать указаний Ду Цзюаньхун не может, она и сама понимает, что я наверняка дам согласие. То, что она знает, это еще пустяки, ей все это уладить – раз плюнуть. Но указания, похоже, необходимы, потому что она привыкла испытывать после них уверенность в себе и радость, это особенность людей, работающих под чьим-то руководством. Лишь бы все сложилось без ущерба для интересов компании и я остался доволен. Вопрос вообще-то по части моего зама Хэ Жэньцзи, но пусть занимается, если хочет!
В спальню я вошел, так и не помывшись: с утра принял душ в гостинице в Гуанчжоу и после часового перелета не такой уж грязный. Забрался в кровать, с величайшим терпением обнял Наньлань, прижал к себе и больше не шелохнулся. Некоторым неймется, стоит им забраться в кровать, но я не из таких, хотя желание бурлило вовсю. Наньлань принялась легонько поглаживать мне грудь, ее маленькая нежная ручка походила на чистый, неторопливо бегущий в горах ручеек, и от этого кристально чистого потока во всем теле разливалась радость. Вода прозрачна и чиста, кажется, она овладела всем телом. Становится немного стыдно – и из-за того, что обладаешь этой водой, и от бесконечного возбуждения. Наньлань приникла головой к моей груди, словно пытающаяся спрятаться птичка.
На мои ласки она реагировала необузданно, как водопад, и, будь я даже утесом, нависающим над бездонной пропастью, она и то могла легко перевалить через меня, чтобы разлететься прекрасными белоснежными цветами. Распускались они безоглядно, каждый со своим характером, формой и даже дикостью. Потом все эти цветы, конечно, понемногу собирались в бледно-розовый румянец. После любви женское лицо всегда такое, но у этой милашки цветочки распускались не на всем лице, стремительно покрывались розоватостью лишь щеки. Словно много белого и мало красного на белокожем нежном личике, и эти два цвета прелестным образом отражаются один в другом не на бесценном свитке художника, а в моих объятиях. Именно по этой причине я уже много лет не завожу другую.
Приняв душ, ложусь в постель отдохнуть, а Наньлань сворачивается, как кошка, рядом. Если уж на то пошло, можно было бы провести здесь пару ночей, но в конце концов решаю отправиться к жене. Укрепил меня в этом намерении нежный шепот Наньлань. Забравшись на кровать, она кладет руку мне на грудь. Когда она приникает ртом к моему уху, я еще думаю, что она хочет сказать, как тосковала эти десять с лишним дней разлуки. Но от ее мягких и нежных слов вдруг становится не по себе. Оказывается, она хочет работать в компании, хотя бы в филиале, неважно.
– Ты малышку Ду видела? – спрашиваю.
– Нет.
– У тебя и машина есть, – продолжаю я, – и загородный дом, и деньги – какая еще работа?
– А эта барышня Ду – вон какая красивая. – Сказала и, утрируя, прикрыла рот рукой с такой непосредственностью, будто солгала.
Обычно я под такую наивность подстраиваюсь, но сейчас это не пройдет. Опять собралась на работу в компанию. Но у меня свои принципы, даже жена не может принимать участие в делах компании, не говоря уж о любовнице. Я еще не настолько глуп, чтобы не остаться верным принципам, а в этом уж никак не пойду на попятный, и это доставляет большое наслаждение. Как в этой поездке в Гуанчжоу, я хоть принял от противоположной стороны "ловушку с красавицей", но того, о чем мечтали, они так и не добились. Еще в армии за свой знак, Змея, и конопушки я получил прозвище Кобра, однополчане говорили, что яда во мне тоже хватает. На этот раз мой визави на переговорах не был Кроликом, а я не был его естественным врагом, против которого ему не устоять. Но вели они себя в основном как кролики, и если пару-тройку раз не задали стрекача, то ядом моим отравились и, одурманенные, выложили свой последний козырь. После этого я, конечно, не мог, как в бою на защите родных рубежей, противопоставить им весь набор коварных и безжалостных средств противостояния врагу, а широким жестом предоставил им выгоды, которые они и так должны были получить. Заниматься бизнесом – это тебе не воевать, где сражаются не на жизнь, а на смерть. В бизнесе нужно сосуществовать.
Дело свое я начал десять с лишним лет назад, взяв в кредит пять тысяч юаней, но на сегодняшние масштабы смог выйти не только благодаря удаче. В большей мере я опирался на свой ум. Наньлань тогда была "ловушкой с красавицей", которую я сам себе поставил. В эту ловушку, мать его, я и угодил, но в меру. Я наблюдал, как она выжидающе смотрит на меня, от раздражения внутри поднимался гнев, но внешне это никак не проявлялось.
– Потом подумаю, – бросил я.
Немного яда выплеснулось, понятно, что просто так оставить это невозможно, хотелось дать ей почувствовать, что такое тоже может быть. Раз уж яд выплеснулся, пусть струхнет немного. Сказал пару якобы нежных, но скорее ядовитых слов, вышел, сел в "мерседес" и поехал к жене. Причин уехать от Наньлань было более чем достаточно, повидался с ней, теперь надо повидаться с женой. Она получает такое высокое вознаграждение, что ей ничего не остается, как только отпустить меня. Вообще-то, не заговори она о работе в компании, могла бы получить еще более высокую награду, ведь моим козырем было намерение остаться у нее на пару дней. Эта женщина так и не увидела, в чем мой козырь, она и правда простовата, причем настолько, что и радоваться некому. Слишком тороплива. Если бы, оставив меня на несколько дней, она забывала обо всем на свете, то, возможно, давно была бы не любовницей. Простота эта – ее слабое место, но по этой причине она и смогла оставаться со мной так долго. Женщина, не выказывающая мужчине своих притязаний, очень опасна. Никогда не говорить напрямую о замужестве, твердить лишь о почтительной преданности – такое не удавалось многим великим женщинам на свете, и мне в любовницы такие никак не годятся.