"Ад – это другие"
Жан-Поль Сартр хорошо это понял. В пьесе "За закрытыми дверями" персонажи предстают вообще без декора, без окон, без выхода. Они чувствуют себя обреченными и думают, что находятся в своеобразной прихожей, откуда их поведут на пытки и мучения. Но никто за ними не приходит. Чтобы хоть как-то провести время, они пытаются завязать разговор. Очень скоро они понимают, что готовы прямо-таки растерзать друг друга. И внезапно до одного из персонажей доходит, что никаких других пыток ждать и не нужно. Все уже здесь. Ведь для каждого из них "ад – это другие".
Так, заика никогда не заикается в одиночестве. Нужен взгляд других, который и помешает ему выразить себя. Некоторые в итоге приходят к полной самоизоляции в молчании. Как же нам недостает любви, если мы бываем способны стать для других адом! Это ведь ужасно!
Я помню одну поразившую меня телепередачу о близнецах. Там выступали друг за другом пары и даже тройки близнецов. Конечно, близнецы еще не составляют одно целое бытие. Но они живут уже часто в таком тесном жизненном сообщении и прозрачности друг для друга, которая к этому уже немножко подводит. Я помню, что некоторые из них уже смогли пережить такое общение любви. Некоторые даже объясняли, что не могут вступить в брак, настолько их переполняет интимная близость друг с другом. А другие же, наоборот, говорили об этой интимной близости с обидой и ненавистью. Они говорили об этом и телезрителям, и прямо в лицо друг другу: "Такого несчастья мы не пожелаем даже злейшим врагам! Знать, чувствовать, не имея ни малейшей возможности увернуться или соврать, потому что в каждое мгновение другой точно знает все, что вы чувствуете, как вы на все внутри себя реагируете, и это ужасно", – говорили они. Такая тесная связь друг с другом стала для них адом.
"Я – это мы"
Дело в том, что всякий любящий рано или поздно оказывается охвачен сильным желанием стать одним целым с любимым, преодолеть разделяющую дистанцию. Платон в своем знаменитом диалоге "Пир" это прекрасно понял. Но все влюбленные снова и снова все это испытывают и выражают своими словами. Вот вам несколько примеров, которые я позаимствовал из сборника, опубликованного в результате призыва, прозвучавшего на телевидении: "Лучшее любовное письмо, полученное или отправленное вами…". Люди достали из шкатулок и чердаков сотни и сотни писем. И некоторые из них были опубликованы. То, что я сейчас процитирую, может показаться вам банальным, настолько речь здесь идет об универсальных, общепринятых вещах.
"В одном ли ритме бьются наши с тобой сердца?"
"Я иду по жизни, я вдыхаю твою душу, ты всегда у меня на руках…"
"Я уже не просто я, теперь я – это мы… Ты у меня в сердце, в душе, в теле".
"Да, действительно, я даже расплакался, настолько остро вдруг почувствовал… что мы с тобой образуем одно целое и нерушимое бытие".
"И еще я надеюсь, что сумею и дальше любить тебя, как сейчас, в полноте наших взаимодополняющих друг друга жизней; потому что ты – это я, а я – это ты, через века и века, в вечности нашей нежности" .
2. Постепенное расширение голограммы
Теория "объединения"
Возможно, такое последовательное научение любви начинается сначала в любовной паре, постепенно разрастающейся в семью. И продолжается оно в веках, все расширяя и расширяя круг, который затем включает в себя уже и родственников, и соседей, и коллег по работе. Возможно, такую картину можно наложить на одну научную модель, которую принято называть Принстонским гнозисом, или теорией объединения . Начало сознания и свободы она определяет на уровне элементарных частиц.
Несколько частиц объединяются и образуют атом, которому соответствует уже более высокий уровень сознания и свободы. Несколько атомов образуют молекулу, и это знаменует собой переход на еще более высокий уровень и т. д. Такова "теория объединения" Принстонского гнозиса. Артур Кёстлер пришел к похожей концепции, хотя и выраженной в совсем других терминах. Он называл такие объединения "холонами", а их иерархию "холархией". А Руперт Шелдрейк предпочитает для этого выражение "морфическая единица".
Точно так же и многие люди образуют вместе первый круг из более пространного объединения людей . Многие из таких кругов, возможно, затем перегруппировываются на более высоких уровнях, в зависимости от политической, национальной, языковой, религиозной принадлежности, пока такое объединение не расширится до того, что обнимет собой уже все человечество в целом, тогда как Христос таинственным образом сияет на каждом из этих уровней и светит каждому человеку из такой общности человечества .
Расширение до самых отдаленных уголков Вселенной
Я думаю, что нам следует тут пойти еще дальше. Великий православный философ Владимир Лосский, несомненно, был прав, когда заметил у Майстера Экхарта чувство единства космоса, единства Вселенной, характерное как для православия, так и для древней первохристианской Церкви. Он замечает, что у Майстера Экхарта Христос – не замкнутое "индивидуальное бытие", но бытие "имманентное, тайное, которое является причиной того, что каждый истинно есть только в неисследимых глубинах самого себя. Как и Бог, тварные существа неизреченны в отношении своего истинного бытия. потому что, как и Он, они пребывают in intimis [в глубинах]: Quod si deus, utique et omnia – sive angeli, sive quevis alia. In deo enim sunt omnia, nec quicquam extra ipsum penitus [Ибо если (таков) Бог, таковы и все – будь то ангелы, будь то еще кто-либо. Ведь все – в Боге, и вовсе никого нет вне Его] .
В Послании к Колоссянам св. апостол Павел уже говорил об этом, утверждая, что во Христе "создано всё, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое" (Кол 1:16).
Аббат Делаж говорит о том же, хотя и с присущей ему, как всегда, деликатностью: "Душа тут приобретает Вашу творческую мощь не только в себе самой, она распространяется и вокруг нее, вплоть до самых отдаленных уголков мира" .
В свете некоторых сообщений, полученных из мира иного, например, от Пьера Моннье, о котором я вам уже говорил, и других, я рискну даже усмотреть в словах аббата Делажа аллюзию на наше участие в Божьем труде и творчестве и на других уровнях существования, и даже в других обитаемых мирах.
3. Вечная голограмма: троица
И все же сам этот образ голограммы может завести нас даже еще дальше. Вспомним стих из Книги Бытия: "И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему…" (Быт 1:26). Итак, если все человечество образует собой одну единую голограмму, а возможно, не только человечество, но и весь сотворенный мир, вся тварь, то это потому, что сама эта голограмма создана по образу другой голограммы, по образу Бога, Троицы.
Греческие отцы Церкви уже заметили эту связь. В действительности, говорили они, как бы это не противоречило нашему каждодневному опыту, есть лишь один-единственный человек, в котором и живут тысячи, миллионы, миллиарды людей, также как в Троице есть одно-единственное Божественное Бытие, в котором живут и действуют три Божественных Личности.
Тайна Святой Троицы! В Западной Церкви о ней сегодня уже почти не осмеливаются говорить! И я прекрасно понимаю, почему. Все потому, что наши западные богословы слишком уж постарались содрать с этой тайны покров. Они дали себе полную волю в построении самых разных замысловатых богословских систем, одни из которых утонченнее других и все нацелены на то, чтобы мы как можно лучше поняли богатство внутренней жизни Бога. Результат налицо: таким системам сегодня никто уже не верит. Цветистое многословие блаженного Августина или св. Фомы Аквинского никого не убедило и сегодня мало кого интересует. Их хитроумные философские построения сегодня просто подменили собой христианскую тайну, из-за них она просто исчезла из нашего поля зрения. Человеческая гордыня всегда рано или поздно приводит к язычеству .
Но тайна отношений Сына Божия со Своим Отцом такова, что Бог открыл ее даже "младенцам", хотя и "утаил" при этом "от мудрых и разумных" (Мф 11: 25-26).
Последнее откровение
Но есть и кое-что еще. Тут нельзя не процитировать один ключевой текст из Евангелия от Иоанна: "Верьте Мне, что Я в Отце и Отец во Мне" (Ин 14:11). И тут мы находим все тот же словарь всех влюбленных, стремящихся поменять свое раздельное существование на общее и единое бытие. И в том же самом тексте Христос обещает послать нам третье Лицо Святой Троицы, Святой Дух, Который возвестит нам все. Вот вам совершенная голограмма.
А после этого идет молитва Христа: "Отче Святый! Соблюди их во имя Твое; тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы" (Ин 17:11). Три различных личности Святой Троицы проживают одно, общее бытие, и это непрерывное общение проживается Ими, как совершенное счастье. Христос хочет, чтобы и мы все, люди, жили в таком же общении, чтобы тоже образовали на всех одно общее бытие и нашли бы в нем такое же совершенное счастье и такую же любовь.
И затем наступает третий этап откровения последней тайны нашего существования: "…да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино … И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едино, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены воедино…" (Ин 17: 21-23). Итак, молитва Христа знаменует здесь собой новый этап: "так и они да будут в Нас едино". Судя по контексту, слова здесь нужно брать во всей их силе и полнозвучности, также как и в предыдущих цитатах. Христос хочет, чтобы мы образовали одно бытие, общее с самой Святой Троицей. И Он сразу же объясняет, каким образом это возможно: "Я в них, и Ты во Мне". Христос, благодаря Воплощению, принадлежит к нашей голограмме. Он образует одно общее и единое бытие со всеми нами, с людьми. Но по своей божественной природе он составляет одно с Отцом и Святым Духом, Он принадлежит к той же голограмме, что и Они. Христос, такой своей двойной принадлежностью, объединил в Себе обе эти голограммы, привел их к тождеству. Вот почему в Нем, в самой человеческой природе, образуя с Ним одно единое бытие, мы входим и в общее бытие с самим Богом. Во Христе мы приобщаемся ко всемогуществу божественной природы, к ее "славе".
Обожение человека
Православные сохранили и пронесли через века это сокровище веры, идею обожения человека, которую сполна пережили и наши западные мистики, но о которой забыла наша официальная католическая теология. "Катехизис для взрослых", написанный епископами Франции, упоминает об этом три раза, но каждый раз так, как будто речь о странном и необычном термине, употреблявшемся в древней церкви или даже принятом в православии: "Греческие отцы (епископы и богословы первых веков) не побоялись заговорить об "обожении"" . "Катехизис Католической церкви" слова этого старательно избегает. Там говорится лишь о "причастности к жизни и любви" "Пресвятой Троицы, Богородицы Девы Марии, ангелов и всех святых" .
Признаюсь, что для меня лично вопрос об обожении человека ни в коей мере не является второстепенным, эдаким бонусом к основному комплексу понятий. Для меня пропасть лежит между западным (католическим и протестантским) и восточным (православным), но характерным также и для наших мистиков, представлением о вечной жизни. Для западных богословов "союз" с Богом всегда будет, в лучшем случае, всего лишь знаком дружбы с Богом. Но каждый при этом выступает сам за себя. Тогда как для православных богословов и всех мистиков (как для православных, так и для западно-христианских и вообще нехристианских), такой союз с Богом представляет собой подлинную приобщенность к самому Его Бытию, к Его Божественности .
И, конечно, для меня тут речь идет не о каком-то там прометеевском желании украсть божественное могущество или сравняться с самим Богом, нет. Весь вопрос тут в любви. "Если тебя от объекта твоей любви отделяет хотя бы один волосок, то это уже расстояние в сотни и сотни миров", так говорит персонаж Фаридуддина Аттора, подразумевая любовь Бога . Не может быть единения с Богом, если я не стану Им. А все остальное, все, что Он может мне дать, для меня тогда уже не имеет никакого значения. Пусть Он оставит Себе все свои игрушки, все сокровища и чудеса. Если Он не может или не хочет отдать мне Себя Самого, действительно, Себя, а не что-то меньшее, тогда Он не имел права меня сотворить!
Если же нам достаточно возлежаний на зеленой травке и радостных пикников в райском пейзаже, в "приобщенности к жизни" Пресвятой Богородицы и святых, тогда, действительно, тайна Троицы окажется всего лишь бесполезным усложнением, и станет понятно, почему многие католические богословы пытаются от этой проблемы уйти как можно дальше.
4. Обожение, как его понимали и проживали мистики
А теперь, наоборот, давайте посмотрим, как воспринимают такое вхождение в вечную жизнь некоторые из наших мистиков. И тут нас ждет настоящий сюрприз, потому что оказывается, что точно так же это воспринимают и многие нехристианские мистики, и многие из тех, кому довелось испытать на себе опыт временной смерти и околосмертных переживаний.
"Мы – это Он, и Он равен Себе"
Приведем сначала один текст аббата Делажа. Не стоит забывать, что он преподавал в семинарии, так что должен был хранить верность богословию святого Фомы Аквинского! Тем ценнее нам его свидетельство, потому что, из верности тому, что ему довелось испытать и познать на опыте, ему приходится все же высказывать мысли, никак в эту систему не вписывающиеся.
Речь идет о том моменте, когда душа, после долгих поисков Бога, наконец, приходит к участию в жизни и в самом бытии Бога: