Группа из восьми сестер, которая должна была составить основу Дивеевской Серафимовой общины, на деле пока еще не была отделена от общины начальницы Кочеуловой. Для возглавления будущей своей общины о. Серафим предназначил молодую Елену Мантурову, свою 20-летнюю послушницу, и поручил о. Василию Садовскому, ставшему в то время духовником Дивеевских сестер, прислать ее к нему. Елена Мантурова, войдя в келью о. Серафима и услышав его указание, воскликнула: "Нет, не могу, не могу я этого, батюшка!.. Всегда и во всем слушалась я вас, но в этом не могу! Лучше прикажите мне умереть, вот здесь, сейчас, у ног ваших, но начальницею – не желаю, и не могу быть, батюшка!" {2}. Ответственность за чужие души устрашила ее в столь юном возрасте, но о. Серафим велел сестрам во всем "благословляться" у нее, хотя она до конца своей краткой жизни оставалась жить в своей келье при общине Кочеуловой. Внешним о. Серафим указал на то, что, будучи дворянкой, Мантурова была "словесной", что и подобает начальнице – другие же сестры, из крестьянок, были в те времена, разумеется, неграмотные. Но нужное еще иметь в виду и то, что Мантурова, по исключительной своей преданности воле Божией, возьмет на себя впоследствии небывалый подвиг вольной смерти по послушанию и тем самым станет на вечные времена первоначальным камнем Серафимова монастыря…
По указанию Божией Матери, лишь одни девицы принимались о. Серафимом в новую общину; по словам самого старца, девицы были более восприимчивы, чем вдовы, да и новое вино он желал вливать в мехи новые. Среди девиц не могло быть пустых разговоров о прошлой, светской жизни, отвлекающих от сосредоточенной духовной жизни, как то неминуемо бы происходило с теми, кто состоял в супружестве. "В общежительной обители, – говорил о. Серафим, – легче справиться с семью девами, чем с одною вдовой!" {2}.
Знаменательно, что в нескольких случаях о. Серафим убедительно настаивал на принятии монашества некоторыми девицами, не думавшими до того о поступлении в монастырь. Эти убедительные беседы сопровождались преображением лика святого старца, который сиял неописуемым Фаворским светом, и уж не было сомнения в душах собеседниц о великой святости призывающего их на служение Богу, и они покорялись словам его. Начав свою монашескую жизнь положительно в нищете, послушницы вступали в мир постоянных чудес – все устраивалось, хоть и не сразу, по воле старца, предсказавшего не только личный путь каждой из сестер, но и великое будущее сей обители, взятой Богородицей Себе в удел.
В те времена о. Серафим обычно день проводил в так называемой "ближней пустыньке", то есть крохотном деревянном домике, выстроенном для него на средства его почитателей на том месте у реки Саровки, в двух верстах от монастыря, где явилась ему Божия Матерь и извела источник из земли. Вокруг пустыньки были грядки, устроенные самим старцем. Как-то раз он дал сестрам посадить молодого луку на его грядки, что они к вечеру исполнили, а на следующее утро о. Серафим велел сестрам собрать луку для Дивеевской трапезы. "Что это вы, батюшка, – воскликнули сестры, – ведь только вчера вечером посадили мы лук!" – "А вы подите-ка, подите!" – повторил старец, и что же: сестры глазам своим не верили, увидя, что лук за одну ночь уж вырос и готов к употреблению. "Убогий Серафим мог бы обогатить вас, но это не полезно, – говаривал старец, – я мог бы и золу превратить в злато, но не хочу; у вас многое не умножится, а малое не умалится! В последнее время будет у вас и изобилие во всем, но тогда уже будет и конец всему!" {2}.
Летом 1827 года мельница уже была выстроена мастером. В нее же переселились семь сестер и прожили в ней до зимы в весьма суровых условиях; осенью сестры построили себе келью, и все семеро жили в ней три года. Со временем выстроили житницу и новые кельи.
Монахиня Евпраксия рассказала следующий случай, связанный с началом жизни сестер в мельничной обители: "По благословению батюшки мое послушание было молоть на мельнице; нас всегда было в череде по две сестры и один работник. Раз прихожу я на мельницу, работник спрашивает: "С кем ты пришла?" – "Одна", – говорю. – "Я с тобой не буду молоть", – говорит он, и ушел от меня в Вертьяново (ближайшее село). Оставшись одна, я горько заплакала и говорю громко: "Батюшка Серафим, ты не спастись привел меня сюда!"… Ветер был страшный, мельница молола на два постава, и, наконец, сделалась буря. Я заплакала во весь голос, потому что не успевала засыпать жита, и вдруг в отчаянии легла под камни (жернова), чтобы они меня задавили! Но камни тотчас остановились, и явно предо мною стал батюшка Серафим. – "Что ты, чадо, вопиешь (взываешь) ко мне? – спросил он, – я пришел к тебе! Я всегда с теми, кто меня на помощь призывает! Спи на камушках зиму и лето, не думай, что они тебя задавят!" Далее о. Серафим утешил ее, говоря, что теперь сестры должны послужить, а кто придет после, послужит и им.
Сурова была жизнь сестер Серафимовых: сами пахали, сами кололи дрова и возили их из Сарова в Дивеево, сами мололи, сами строили кельи, неисчислимое количество раз ходили в Саров, к о. Серафиму, причем возвращались нагруженные припасами для общины (а ведь от Сарова до Дивеева – 12 верст!). Работали они зимой, копали канавку, так что искры летели от ударов топора по замерзшей земле. Все велел переносить о. Серафим, связывая подвижничество первых сестер с самой судьбой их Родины, часто подчеркивая промыслительное возникновение дивеевской духовной крепости в связи с имеющим прийти антихристом.
Особое значение придавал старец канавке. "У вас канавку вырыть надо! – сказал он сестре Прасковье Ивановне, – Три аршина чтобы было глубины и три аршина ширины, и три же аршина вышины, воры-то и не перелезут!" – "На что канавка, батюшка, – отвечает сестра, – нам ограда бы лучше!" – "Глупая, глупая! – воскликнул о. Серафим, – на что канавку? Когда век-то кончится, сначала станет антихрист с храмов кресты снимать да монастыри разорять и все монастыри разорит! А к вашему-то подойдет, а канавка-то и станет от земли до неба, ему и нельзя к вам взойти-то, нигде не допустит канавка, так прочь и уйдет!" {2}.
Сестры все откладывали рытье канавки. Как-то раз ночью вышла одна сестра из кельи и видит: о. Серафим, в белом своем балахоне копает канавку. Узнав это, все сестры кинулись в радости к о. Серафиму и пали ему в ноги, но, вставши, уже не увидели никого, лишь лопата и мотыжка лежали перед ними.
После построения мельницы о. Серафим продолжал очень деятельно сооружение новых зданий в Дивееве при помощи верного Михаила Мантурова, которому он поручил прежде всего строительство церкви в честь Рождества Христова. Так должна была быть исполнена воля Самой Царицы Небесной. Деньги, вырученные Мантуровым от продажи своего имения, должны были покрыть все расходы по постройке сего храма, другие же пожертвования на эту церковь о. Серафим тогда не принимал, говоря, что не все деньги угодны Небу, ибо иной раз бывают плодом обид, слез и даже крови…
Весь материал для строительства складывали в доме священника Василия Садовского, так как на территории дивеевских сестер тогда вовсе не было свободного места. Новую церковь кончили в 1829 году, летом. Она прилегала к колокольне Казанского храма, выстроенного матерью Александрой Мельгуновой. Церковь Рождества Христова освятили на Преображение, по нарочитой воле о. Серафима, который говорил: "Господу так угодно!"
После освящения церкви во имя Рождества Христова о. Серафим сразу приказал строить в честь Рождества Богородицы новую церковь под землей, под только что выстроенной! Все дивились такому распоряжению о. Серафима, но Мантуров, как всегда, точно стал исполнять указания старца. В этой нижней церкви надо было поставить четыре крепких столба. Узнав это, о. Серафим стал ликовать и всем говорить: "Четыре столба – четверо мощей!.. Четверо мощей у нас тут почивать будут!" {2}.
Новая церковь во имя Рождества Богородицы была окончена летом 1830 года. Отцу Василию Садовскому и сестре Елене Мантуровой о. Серафим велел ехать, несмотря на эпидемию холеры, в Новгород и получить епископское разрешение на освящение храма, что они и сделали, вопреки всем трудностям и препятствиям. Мудрый и ученый архимандрит, которого просили вторично приехать в Дивеево для освящения второй церкви в таком скором времени, воскликнул: "О, Серафим, Серафим! Сколь дивен ты в делах твоих, старец Божий!" {2}. Церковь была освящена 8 сентября 1830 года. Тут надо отметить, что св. Серафим предсказал, что в обители никогда насельники не погибнут от холеры, что и сбылось: во время случившейся новой эпидемии больные приносились в монастырь и там получали исцеление; из сестер же обители никто не заболевал.
Сам о. Серафим на освящение церквей не ходил, да и вообще нога его не ступала в Дивеево, хотя все, что там происходило и помещалось, было ему известно в малейших подробностях.
Не успели кончить вторую церковь Дивеевской общины, как о. Серафим стал покупать землю для будущего собора, выстроенного лишь в 1861 году! Купив землю у некоего г-на Жданова, о. Серафим завещал Мантурову хранить бережно купчую и ни в коем случае не расставаться с приобретенной землей. О соборе этом о. Серафим много раз пророчествовал, говоря сестре Екатерине: "Что нам унывать! Ты гляди, какой у нас собор-то будет… чудный собор! Вельми, матушка, чудный!" – а также, по рассказу сестры Евдокии: "Скажу вам, придет время, у нас в обители все будет устроено; какой собор будет! Какая колокольня! А кельи и ограда будут каменные, и во всем будет у вас изобилие!" После этого о. Серафим вдруг заплакал и сказал: "…но тогда жизнь будет краткая. Ангелы едва будут успевать брать души. А кто в обители моей будет жить, всех не оставлю; кто даже помогать будет ей, и те муки будут избавлены! Канавка же будет вам стеною до небес, и когда придет антихрист, не возможет он перейти ее; она за вас возопиет ко Господу и стеною до небес станет, и не впустит его! А колокол-то московский, который стоит на земле, около колокольни Ивана Великого, он сам придет к вам по воздуху и так загудит, что вы пробудитесь, и вся вселенная услышит и удивится". {2}.
Сестер духовно укреплял о. Серафим не только пророческими словами, но и знамениями, которые свидетельствовали о торжестве Духа Божия над стихиями мира сего, подвластными духам разложения и злобы, и не только над стихиями, но и над самим сатаною, увлекающим души людские в свою тьму. Обычно строго заповедал старец не разглашать о сем при его жизни, а после его смерти сестры будут свидетельницами богоносных явлений. Вот что рассказывает старица Анна Алексеевна: "Идем это мы лугом, трава зеленая, да высокая такая… оглянулись (на шедшего позади о. Серафима), глядим, а батюшка-то и идет на аршин выше земли, даже не касаясь травы. Перепугались мы, заплакали и упали ему в ножки, а он и говорит нам: "Радости мои! Никому о сем не поведайте, пока я жив, а после моего отшествия от вас, пожалуй, и скажите!" Та же сестра повествует: "Раз Дивеевская сестра была в келье о. Серафима и удостоилась с ним вместе днем молиться. Вдруг в келье сделалась страшная тьма, и сестра с испуга пала лицом к земле. Батюшка просил ее встать и сказал: "Знаешь ли, радость моя, отчего в такой ясный день сделалась вдруг такая ужасная тьма? Это оттого, что я молился за одну грешную, умершую душу и вырвал ее из рук самого сатаны, он за то так и обозлился на меня, сам сюда влетел; оттого-то такая здесь тьма!" {2}.
Сестра Матрона Плещеева впала в уныние и хотела бросить монастырь; старец, провидя это, послал за ней. Когда сестра подходила к дальней пустыньке, то увидела о. Серафима сидящим на колоде, а близ него стоял большой величины медведь. "Ой, смерть моя!" – крикнула сестра. – "Нет, матушка, это не смерть, а это радость!" Медведь, когда ему махнул старец, ушел в лес "как разумный", после вернулся и лег у ног о. Серафима. Медведя стали кормить хлебом. Лицо же старца преобразилось, стало "светло, как у ангела, и радостно". – "Помнишь ли, матушка, – обратился он к сестре, – у прп. Герасима на Иордане лев служил, а убогому Серафиму медведь служит. Вот и звери нас слушают, а ты, матушка, унываешь; а о чем унывать? Вот, если бы я взял с собой ножницы, то и остриг бы его!" {2}.
Духовное возрастание сестер уже стало приносить плоды святости: 21 августа 1829 года скончалась в 19 лет высокая подвижница, Мария Семеновна Мелюкова. О ней сказал о. Серафим, что она будет почивать в мощах, ибо угодила Господу совершенным послушанием; провела она в иночестве лишь шесть лет. Плакал о. Серафим о потере своего юного друга, дал ей гроб дубовый, выдолбленный, и свою камилавку. Плакали сестры, особенно родная сестра умершей, которой о. Серафим сказал сии дивные слова: "Ее душа у Престола Божия, и весь род ваш по ней спасен будет!" {2}. Всем же велел ее почитать как святую.
Скоро умрет и Елена Мантурова, 28 мая 1832 года, и также сподобится нетления тела, по словам старца.
К этому времени Господь послал в Саровскую обитель нового верного друга о. Серафиму, молодого помещика Симбирской губернии Николая Мотовилова, которому старец заповедует служить Дивеевской обители да, в свое время, быть свидетелем всего, что делалось в Дивееве при убогом Серафиме. Приехавший впервые в Саров 22-летний Мотовилов был в крайне тяжком состоянии. У него отнялись ноги, спина была покрыта пролежнями, четверо человек его несли, а пятый поддерживал голову – так его принесли к о. Серафиму, на ближнюю пустыньку, возле источника. Побеседовав с ним, о. Серафим сказал, что если он верует, то уже здоров; взял больного за плечи, поставил на землю и приказал идти. Не сразу Мотовилов осознал чудо, совершенное по молитвам о. Серафима и, боясь упасть, все еще спорил с преподобным.
Когда же узнали об исцелении столь тяжко больного человека, все стали славить Бога, повторяющего евангельские чудеса; сам игумен Нифонт и двадцать четыре старца вышли встречать исцеленного, окруженного толпой богомольцев.
В конце ноября того же года Мотовилов удостоился великой беседы со старцем, когда свое откровение о Духе Святом он засвидетельствовал на глазах у Мотовилова не только личным светоносным преображением, но ввел и своего юного собеседника в дивную славу Божию уже здесь, на земле.
Завет о. Серафима Николай Александрович Мотовилов исполнил: он стал "питателем" Дивеевской общины после смерти старца, а также одним из строителей заложенного 5 июня 1848 года и освященного в 1875 году Дивеевского собора. Добавим, что записки Мотовилова, озаглавленные "Достоверные сведения о двух Дивеевских обителях", представляют собой исключительно ценный агиографический источник.
Чуждый посетитель
В течение четырех последних лет своей земной жизни о. Серафиму пришлось иметь трудности с одним молодым пока еще послушником Саровского монастыря, который станет позже неким духовным самозванцем. Одаренный талантами, он быстро приобрел в обществе простых Саровских монахов удивительное влияние. Его прозывали "живописцем" и знали его музыкальные способности. У Ивана Тихонова – так звали "живописца" – было пылкое воображение, которое доводило его самомнение до крайних претензий, до мегаломании. Так, он вообразил себя учеником старца Серафима и его продолжателем, будущим духовным отцом дивеевских сестер. Странен такой замысел у послушника молодых лет! Ведь старцы-духовники Саровские, и те не брались духовно окормлять дивеевских сестер после о. Серафима, несмотря даже на просьбы последнего.
"Каково, матушка, – восклицал старец Серафим, обращаясь к одной из сестер за три недели до своей кончины, – Иван-то Тихонов назовется вам отцом! Породил ли он вас? Породил-то вас духом ведь убогий Серафим! Он же много скорби соделает и век холоден до вас будет!" {2}. Холодность, холодный расчет и амбиция Тихонова побудили о. Серафима иносказательно называть его "чуждый посетитель" и предостерегать дивеевских сестер от его вмешательства в их дела. После смерти блаженного старца Иван Тихонов стал все чаще посещать дивеевских сестер, стал учить их пению, стал придумывать поручения, якобы данные ему о. Серафимом, стал называть себя "убогим Иоанном" и, наконец, увез группу сестер учиться пению и живописи в Петербург против воли игумении. Двадцать девять лет пришлось дивеевским сестрам бороться против вторжения Ивана Тихонова в их дела: последний разрушал их кельи, запечатывал храмы, построенные о. Серафимом, хотел, во что бы то ни стало, строить дивеевский собор не на том месте, которое указал о. Серафим. Кроме того, учинил раскол сестер, избрав в игумении свою сторонницу против желания большинства сестер, оклеветал перед духовными властями очередную игумению; дело это дошло до Москвы, стали производить следствие и духовный суд под компетентным надзором самого митрополита Московского Филарета; дело дошло даже до царской семьи, которая не сразу была правильно осведомлена. В 1849 году И. Тихонов [6] (принявший незадолго до того монашеский постриг под именем Иоасафа) опубликовал вымышленные рассказы о жизни о. Серафима и о своем избрании для продолжения его дела. В 1851 году, при начальнице Е. В. Ладыженской, о. Иоасаф был отстранен духовной властью от Дивеевской общины, но в течение еще целых десяти лет продолжал интриговать и всячески смущать дивеевских сестер.
В 1861 году настал решающий момент, когда совершенно необыкновенным способом, а именно буйным юродством, сестры общины да жившие при них старицы-юродивые, желая остаться верными заветам о. Серафима, окончательно отказались пред лицом духовных властей от возглавления их обители отцом Иоасафом (Тихоновым). Лет за 30 до последних событий о. Серафим повторял сестрам: "До антихриста не доживете, но времена антихриста переживете!" {2}.
Прав был преподобный, когда иносказательно указывал на Ивана Тихонова как на антихриста: был случай, что честолюбивый "живописец", не зная границ своему гневу при отказе сестер от его попечения и руководства, воскликнул: "Не почию до тех пор, пока не истреблю до конца и не сотру с лица земли даже память о существовании Мельничной обители! Змеею сделаюсь, а вползу!" {2}.
Против Дивеевской обители Тихонов возбудил почти все общество, выдавая себя за истинного ученика о. Серафима (хотя все знали, что у старца никогда не было "учеников"), который должен был, наконец, расправиться с непокорными ему сестрами. Историки задают вопрос, как мог простой тамбовский мещанин убедить столько людей во всех слоях общества, обмануть епископов, дворян, чуть не саму царскую семью?