Бог невидим, неосязаем, неописуем, непостижим, необъятен, недоступен. Сколько бы мы ни пытались исследовать Бога, сколько бы ни рассуждали о Его именах и свойствах, Он все равно остается неуловим для ума, потому что превосходит всякую нашу мысль. "Уразуметь Бога трудно, а изречь невозможно", – пишет Платон. Святитель Григорий Богослов, полемизируя с эллинским мудрецом, говорит: "Изречь невозможно, а уразуметь еще более невозможно".
Бог невидим – Его "не видел никто никогда" (Ин. 1: 18) в том смысле, что никто из людей не мог узреть Его, постичь умом Его сущность. Человек способен приобщиться к Богу, стать причастным Ему, но он никогда не поймет Бога, потому что "понять" – это значит в каком-то смысле исчерпать.
Катафатизм и апофатизм
Рассматривая имена Бога, мы приходим к выводу, что ни одно из них не дает нам полного представления о Нем. Говоря о свойствах Бога, мы также обнаруживаем, что их совокупность не есть Бог. Бог превосходит любое имя: назовем ли Его бытием – Он превосходит бытие, Он есть сверхбытие; назовем ли правдой или справедливостью – в Своей любви Он превосходит всякую справедливость; назовем ли любовью – Он больше, чем любовь, Он сверхлюбовь. Бог также превосходит любое свойство, какое мы способны Ему приписать, будь то всеведение, вездеприсутствие или неизменяемость. В конце концов мы приходим к пониманию того, что о Боге вообще ничего нельзя сказать утвердительно: все, что мы ни сказали бы о Нем, является неполным, частичным и ограниченным. Отсюда естественный вывод: мы не можем говорить о Боге, что Он есть , а можем только говорить, что Он не есть . Этот способ рассуждения получил название апофатического (отрицательного) богословия, в отличие от катафатического (положительного).
Апофатизм заключается в отрицании всего, что не есть Бог. По словам протоиерея Георгия Флоровского, Бог "выше… всякого ограничения, выше всякого определения и утверждения, а потому и выше всякого отрицания… Божество выше всех умозрительных имен и определений… Бог не есть ни душа, ни разум, ни воображение, ни мнение, ни мышление, ни жизнь, Он не есть ни слово, ни мысль… Бог не есть "предмет" познания, Он выше познания… Поэтому путь познания есть путь отвлечения и отрицания, путь упрощения и умолкания… Бога мы познаем только в покое духа, в покое незнания. И это апофатическое незнание есть скорее сверхзнание – не отсутствие знания, но совершенное знание, несоизмеримое поэтому со всяким частичным познанием. Это незнание есть созерцание…
Бог познается не издали, не через размышление о Нем , но через непостижимое с Ним соединение…"
Апофатическое восхождение ума к Богу Отцы и учители Церкви сравнивают с восхождением Моисея на гору Синай к Богу, Который окружил Себя мраком (ср. 2 Цар. 22: 12). Божественный мрак означает отсутствие чего-либо материального или чувственного. Вступить в Божественный мрак означает выйти за пределы умопостигаемого бытия. Израильский народ во время встречи Моисея с Богом должен был находиться у подножия горы, т. е. в пределах катафатического знания о Боге, и лишь один Мои сей мог вступить во мрак, т. е., отрешившись от всего, встретиться с Богом, Который вне всего, Который там, где нет ничего . Катафатически мы говорим о Боге, что Он есть Свет, но тем самым мы невольно уподобляем Бога чувственному свету. И если о преобразившемся на Фаворе Христе сказано, что "просияло лицо Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет" (Мф. 17: 2), то катафатическое понятие "свет" дано здесь символически, так как речь идет о нетварном сиянии Божества, превосходящем всякое человеческое представление о свете. Апофатически мы можем назвать Божественный свет сверхсветом или мраком. Таким образом, Синайский мрак и Фаворский свет – это одно и то же.
В нашем понимании Бога мы чаще прибегаем к катафатическим понятиям, так как это легче и доступнее для ума. Но катафатическое знание имеет свои пределы, которые оно не в силах переступить. Путь отрицаний соответствует духовному восхождению к тем Божественным высотам, где умолкают слова, где замирает разум, где прекращаются всякое человеческое знание и постижение, " где Бог ". Не на путях спекулятивного знания, а в глубине молитвенного молчания душа может встретить Бога, Который открывается ей как не -постижимый, не -приступный, не -видимый и вместе с тем живой, близкий и родной – как Бог-Личность.
Бог Троица
Христиане веруют в Бога Троицу – Отца, Сына и Святого Духа. Троица – не три бога, но один Бог в трех Испостасях, т. е. в трех самостоятельных персональных (личностных) существованиях. Это тот единственный случай, когда 1 = 3 и 3 = 1. То, что абсурдно для математики и логики, является краеугольным камнем веры. Христианин приобщается к тайне Троицы не через рассудочное познание, а через покаяние, т. е. полное обновление ума, чувств, сердца, всего нашего существа (греческое слово "покаяние" – metanoia – буквально означает "перемена ума"). Невозможно приобщиться к Троице, пока ум не сделается просветленным и преображенным.
Учение о Троице не изобретение богословов – это богооткровенная истина. В момент Крещения Иисуса Христа Бог впервые со всей ясностью являет Себя миру как Единство в трех Лицах: "Когда же крестился весь народ, и Иисус, крестившись, молился, отверзлось небо, и Дух Святой сошел на Него в телесном виде, как голубь, и был голос с небес, говорящий: Ты Сын Мой возлюбленный, в Тебе Мое благоволение!" (Лк. 3: 21–22). Голос Отца слышен с небес, Сын стоит в водах Иордана, Дух сходит на Сына. Иисус Христос многократно говорил о Своем единстве с Отцом, о том, что Он послан в мир Отцом, называл Себя Сыном Его (см. Ин. 6–8). Он также обещал ученикам послать к ним Духа Утешителя, Который от Отца исходит (см. Ин. 14: 16–17; 15: 26). Отправляя учеников на проповедь, Он говорит им: "Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа" (Мф. 28: 19). И в писаниях апостолов также говорится о Боге Троице: "Три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святой Дух, и сии Три Суть Едино" (1 Ин. 5: 7).
Только после пришествия Христа Бог открылся людям как Троица. Древние евреи свято хранили веру в единого Бога и не смогли бы понять идею троичности Божества, однозначно восприняв ее как троебожие. В эпоху, когда в мире безраздельно господствовал политеизм, тайна Троицы была сокрыта от человеческих взоров, как бы спрятана в самой сердцевине истины о единстве Божества.
Троичная терминология
С первых дней существования Церкви христиане верили в Отца, Сына и Святого Духа. Однако понадобилось несколько столетий, чтобы учение о Троице было облечено в точные богословские формулировки. Выработать соответствующую терминологию было необходимо, во-первых, для того, чтобы опровергать возникавшие ереси, и во-вторых, чтобы о Троице можно было говорить людям, воспитанным на традициях античной философии.
В III веке Церковь столкнулась с ересью Савеллия, который учил, что Бог – единое Существо, а три Лица – это как бы проявления одной и той же Природы, три "личины", под которыми Бог является людям. Одна и та же неделимая Монада, считал Савеллий, действовала в разные времена как бы в трех различных модусах: в Ветхом Завете Бог проявлял Себя как Отец, в Новом Завете как Сын, а в Церкви после Пятидесятницы как Святой Дух. Бог, по Савеллию, – это "Сыно-Отец": вне отношения к миру Он есть молчащая Монада, а в отношении к миру – Слово-Логос.
Александрийский священник Арий в начале IV века учил, что Отец есть единый истинный Бог, а Сын является Его творением. Он был создан "из ничего", но имеет преимущество над прочими тварями, так как рожден раньше времени и веков. Арианство быстро получило широкое распространение и вызвало бурные споры на всем христианском Востоке. По поводу учения Ария в Никее в 325 году был созван I Вселенский Собор, которому суждено было сформулировать православное учение о Святой Троице.
Никейский Собор, осудивший ереси Ария и Савеллия, говорил о Сыне как "единосущном" Отцу, т. е. имеющем одну с Ним сущность. Православное учение о Боге Троице было выражено в следующих терминах: Бог един по существу, но един в трех Ипостасях. Эта формула, указывая на онтологическое единство Божества, подчеркивала вместе с тем самостоятельность каждой Ипостаси. Отец, Сын и Святой Дух – три полноценные Личности-персоны, каждая из Которых обладает не только полнотой бытия, но и является всецелым Богом. Одна Ипостась не треть общей сущности, она вмещает в Себя всю полноту Божественной сущности. Отец есть Бог, а не треть Бога, Сын также есть Бог, и Святой Дух – тоже Бог. Но и все Три вместе не есть три Бога, а один Бог. Мы исповедуем "Отца и Сына и Святого Духа – Троицу единосущную и нераздельную". То есть три Ипостаси не делят единую сущность на три сущности, но и единая сущность не сливает и не смешивает три Ипостаси в одну.
Полнота божественной жизни в Троице
Чтобы сделать учение о Троице более доступным для понимания, Святые Отцы иногда прибегали к аналогиям и сравнениям. Например, Троицу можно сравнить с солнцем: когда мы говорим "солнце", мы имеем в виду само небесное тело, а еще солнечный свет и солнечное тепло. Свет и тепло являются самостоятельными "ипостасями", однако они не существуют изолированно от солнца. Так же, как и солнце не существует без тепла и света… Другая аналогия – вода, источник и поток: одно не бывает без другого… В человеке присутствуют ум, душа и слово: ум не может быть без души и слова, иначе он был бы без -душным и бес словесным, но и душа и слово не могут быть без -умными. В Боге есть Отец, Слово и Дух, и, как говорили защитники "единосущия" на Никейском Соборе, если Бог Отец когда-либо существовал без Бога Слова, значит Он был бес -словесным или не- разумным.
Но подобного рода аналогии, конечно, не могут ничего объяснить по существу: солнечный свет, например, не является ни личностью, ни самостоятельным бытием. Проще всего было бы объяснить тайну Троицы так, как это сделал святитель Спиридон Тримифунтский, участник Никейского Собора. По преданию, на вопрос о том, как это Три могут одновременно являться Одним, он ответил тем, что взял в руки кирпич и сжал его. Из размякшей в руках святителя глины вырвалось пламя и потекла вода. "Как в этом кирпиче есть огонь и вода, – сказал святитель, – так и в едином Боге есть три Лица…"
Бог Троица не есть какое-то застывшее существование, покой, статичность. В Боге полнота жизни, а жизнь есть движение, явление, откровение. Некоторые Божественные имена, как мы видели, имеют динамический характер: Бог сравнивается с огнем (Исх. 24: 17), водой (Иер. 2: 13), ветром (Быт. 1: 2). В библейской книге Песнь Песней женщина ищет своего возлюбленного, который убегает от нее. Этот образ переосмыслен в христианской традиции как погоня души за вечно убегающим от нее Богом. Душа ищет Бога, но едва обретет – снова теряет, стремится постичь Его, но не может, пытается вместить, но сделать этого не в состоянии. Он движется с большой "скоростью" и всегда превосходит наши силы и наши возможности. Найти и догнать Бога – значит самому стать Божественным. Согласно физическим законам материальное тело, способное двигаться со скоростью света, само превратится в свет. Так и душа: чем ближе к Богу, тем более наполняется она светом и становится светоносной.
Священное Писание говорит, что "Бог есть любовь" (1 Ин. 4: 8; 4: 16). Но не бывает любви без любимого. Любовь предполагает существование другого. Одинокая изолированная монада может любить только самое себя: само -любовь не есть любовь. Эгоцентричная единица не является личностью. Как человек не может осознать себя личностью-персоной без общения с другими личностями, так и в Боге не может быть персонального бытия без любви к другому персональному бытию. Бог Троица есть полнота любви, каждое Лицо-Ипостась обращено любовью к двум другим Лицам-Ипостасям.
На иконе Пресвятой Троицы преподобного Андрея Рублева, а также на других иконах того же иконографического типа мы видим трех ангелов, сидящих за столом, на котором стоит Чаша – символ искупительной жертвы Христа. Лица ангелов обращены друг к другу и одновременно к Чаше. В иконе как бы запечатлелась та Божественная любовь, которая царствует внутри Троицы и наивысшим проявлением которой является искупительный подвиг Сына. Это, по выражению святителя Филарета (Дроздова), "любовь Отца распинающая, любовь Сына распинаемая, любовь Духа Святого торжествующая силою крестной". Крестная жертва Бога Сына есть также подвиг любви Отца и Святого Духа.
Бог-Творец
Одним из основных догматов христианства является учение о Боге-Творце, Который создал Вселенную из ничего . Об этом так сказано в Ветхом Завете: "Посмотри на небо и землю и, видя все, что на них, познай, что все сотворил Бог из ничего" (2 Мк. 7: 28). Все существующее получило бытие благодаря свободной воле Творца: "Он сказал, – и сделалось, Он повелел, – и явилось" (Пс. 32: 9).
В творении участвовали все три Лица Святой Троицы, о чем пророчески сказано уже в Ветхом Завете: "Словом Господа сотворены небеса, и Духом уст Его – все воинство их" (Пс. 32: 6). Слово и Дух, по образному выражению святого Иринея Лионского, суть "две руки" Отца. Речь идет о со -действии, совместном творчестве Трех: Их воля одна, но каждому присуще свое действие. В творении Отцу принадлежит роль скорее Первопричины всего, Сыну Логосу (Слову) – роль Демиурга-Творца, а Святой Дух довершает, т. е. доводит до совершенства, все созданное.
Однако тварное бытие иноприродно Богу, оно не является эманацией – излиянием Божества. Божественная сущность в процессе сотворения мира не претерпела никакого разделения или изменения: она не смешалась с тварью и не растворилась в ней. Бог является Художником, а творение – Его картиной, в которой мы можем узнать Его "кисть", Его "руку", увидеть отблески Его творческого ума, но Художник не исчез в Своей картине: Он остался Тем, Кем был и до ее создания.
По какой причине Бог сотворил все? На этот вопрос святоотеческое богословие отвечает: "по преизбытку любви и благости". "Как только благой и преблагой Бог не удовольствовался созерцанием Себя Самого, но по преизбытку благости захотел, чтобы произошло нечто, что в будущем пользовалось бы Его благодеяниями и было причастно Его бла гости, Он приводит из небытия в бытие и творит все", – пишет преподобный Иоанн Дамаскин. Иными словами, Бог захотел, чтобы было еще что-то, участвующее в Его блаженстве, причастное Его любви.
Ангелы
Прежде видимой Вселенной Бог сотворил ангельский мир. Ангелы – служебные духи, бесплотные, обладающие умом и свободной волей.
Главное дело ангелов – непрестанное восхваление Бога. Пророк Исаия описывает видение Господа, вокруг Которого стояли серафимы и восклицали: "Свят, свят, свят Господь Саваоф! Вся земля полна славы Его!" (Ис. 6: 1–3). Но ангелы – это и вестники, посылаемые от Бога людям (греч. aggelos означает "вестник"): они принимают живое и деятельное участие в жизни человека. Так, например, архангел возвестил Марии о рождении от Нее Иисуса (см. Лк. 1: 26–38), ангел объявил пастухам о появлении на свет Мессии (см. Лк. 2: 8–20), ангелы служили Иисусу в пустыне (см. Мф. 4: 11), ангел укреплял Иисуса в Гефсиманском саду (см. Лк. 22: 43), ангел сообщил женам-мироносицам о воскресении Иисуса (см. Мф. 28: 2–7). У каждого человека есть свой ангел-хранитель, который является его спутником, помощником и покровителем (см. Мф. 18: 10).
Не все ангелы равны по своему достоинству и по своей близости к Богу: существуют различные их иерархии, находящиеся во взаимном соподчинении. Автор трактата "О небесной иерархии", приписываемого Дионисию Ареопагиту, насчитывает три ангельские иерархии, каждая из которых делится на три чина. К первой и высшей иерархии относятся серафимы, херувимы и престолы, ко второй – господства, силы и власти, к третьей – начала, архангелы и ангелы.
Высшие чины получают озарение Божественным светом и приобщение к тайнам Божества непосредственно от Самого Творца, а низшие – через посредство высших. Ангельская иерархия, по Дионисию Ареопагиту, переходит в земную церковную иерархию (епископы, священники, диаконы), которая приобщается к Божественной тайне через посредство небесной иерархии. О количестве ангелов говорится обобщенно – их "тысячи тысяч" и "мириады мириад" (Дан. 7: 10).
Происхождение зла
На заре существования тварного бытия, еще до создания Богом видимого мира, но уже после сотворения ангелов в духовном мире произошла грандиозная катастрофа, о которой мы знаем только по ее последствиям. Часть ангелов, воспротивившись Богу, отпала от Него и превратилась в демонов, враждебных всему доброму и святому. Во главе этого отпавшего воинства стоял Эосфор, или Люцифер, которого также называют диаволом и сатаной.
Диавол и демоны оказались во тьме по собственной свободной воле. Каждое разумное существо, будь то ангел или человек, наделено от Бога свободной волей, т. е. правом выбора между добром и злом. Свобода воли дана для того, чтобы существо, упражняясь в добре, могло онтологически приобщаться к нему, т. е. чтобы добро не оставалось только чем-то, данным извне, но становилось его собственным достоянием. Если бы благо было навязано Богом как необходимость и неизбежность, ни одно живое существо не могло бы стать полноценной свободной личностью. Через непрестанное возрастание в добре ангелы должны были восходить к полноте совершенства вплоть до всецелого уподобления сверхблагому Богу. Часть из них, однако, сделала выбор не в пользу Бога, тем самым предопределив и свою судьбу, и судьбу Вселенной, которая с этого момента превратилась в арену противоборства двух полярных (хотя и неравных между собой) начал: доброго, Божественного и злого, демонического.
Христианское богословие говорит, что зло не есть некая изначальная сущность, совечная и равная Богу, оно есть отпадение от добра, противление ему. В этом смысле оно вообще не может быть названо "сущностью", потому что не существует само по себе. Как тьма или тень не являются самостоятельным бытием, а лишь отсутствием света, так и зло – это лишь отсутствие добра. Бог не создал ничего злого: и ангелы, и люди, и материальный мир – все по природе является добрым и прекрасным. Но разумным существам (ангелам и людям) дана свобода воли, которую они могут направить против Бога и тем самым породить зло. Так и случилось: светоносец-денница, изначально созданный добрым, злоупотребил своей свободой, исказил собственное доброе естество и отпал от Источника добра.
Не будучи ни сущностью, ни бытием, зло, однако, становится активным разрушительным началом, реальностью в лице диавола и демонов. По сравнению с Божественным бытием активность зла иллюзорная и мнимая: диавол не имеет никакой силы там, где Бог не позволяет ему действовать, иными словами, он действует только в границах, допущенных Богом. Но, будучи клеветником и лжецом, диавол употребляет ложь как свое главное оружие: он обманывает жертву, показывая ей, будто в его руках сосредоточены могущество и власть, тогда как на самом деле этих сил у него нет.
Бог абсолютно непричастен злу, однако зло находится под Его контролем. Именно Бог определяет границы, в которых зло может действовать. Более того, по неисповедимым путям Своего Промысла, в педагогических или иных целях Бог иногда пользуется злом в качестве орудия.