Во многих местах этой статьи акцент сделан на отношении к Богу, что не удивительно, потому что мы рассматриваем феномен молитвы. Однако неявно у Керкегора и более явно здесь, у Достоевского, мы можем видеть, что зона схождения активности и пассивности в собственном "я", которое обнаруживается в молитве, имеет важные последствия также для межличностных отношений. Собственное "я", которое отвергает желание определять себя исключительно с точки зрения своей индивидуальной свободы и становится образом Бога только в своем полном самоотвержении для Бога, также признает, что каждый другой человек – больше, чем эго, через которое мы определяем себя по отношению друг к другу; что каждый из нас, независимо от наших интеллектуальных, эмоциональных и моральных конфликтов, имеет скрытую жизнь с Богом, признаем мы это или нет. То есть такое "я" знает, что в силу своего отношения к Богу оно не столько продвигается в общество избранных духовных аристократов, сколько глубже сплачивается со всеми другими людьми. С точки зрения христианского богословия мы, возможно, пожелаем далее охарактеризовать эту солидарность как солидарность в грехе всех, для кого врата рая сейчас закрыты, и более внимательное чтение как Керкегора, так и Достоевского, я думаю, показало бы, что и это упомянуто в их сочинениях.
Если выразить одним словом то, что оба эти писателя находят в борьбе и опыте молящегося, мы можем сказать, что это любовь, в которой само существование открывается нам как глубокая тайна, и именно в этой тайне любви мы оказываемся ближе к Богу и ближе друг к другу, чем были прежде.
Эта статья началась с Канта и его знаменитого обвинения в том, что молитва ведет к моральной праздности. Предполагает ли путь, которым мы следовали, простой отказ от Канта, будет в большой степени зависеть от того, как мы понимаем Канта и, в частности, насколько мы считаем его мысль открытой по отношению к аспектам, связанным с моральной и религиозной тайной. Однако феномен молитвы позволяет нам – приглашает нас – увидеть в основной структуре познающего, морального и эмоционального "я" нечто большее, чем непосредственно предлагает кантианская модель. По мере того как мы в молитве продвигаемся к Богу и обнаруживаем, что Бог всегда был здесь, рядом с нами, если только мы это знали, мы узнаем на опыте тайну Бога не просто в смысле трансцендентности Бога по отношению ко всем мирским созерцаниям и понятиям или в смысле онтологической инаковости Бога, но и как тесно связанного с тайной нашего собственного бытия – с ударением на слове "наше". Жизнь со знанием этой тайны не означает ослабления нашего чувства морального долга по отношению к другим или ослабления обязательного стремления к добру в максимально возможной для нас мере, но эта тайна призвана насытить жизнь под знаком свободы кислородом благодарности и принятия.
Перевод с английского Олега Агаркова
Филиn Ролник
Человеческая личность в свете тринитарных аналогий
Троица, Христология и понятие личности
Ранняя церковь не пыталась сформулировать понятие личности. Скорее она пыталась понять отношения между Отцом и Сыном, а позднее – отношение Духа к Отцу и Сыну. Непрерывная линия развития понятия личности берет свое начало с момента, когда церковь, усвоив сложную для восприятия идею о единосущии Отца и Сына, попыталась определить различия между ними. Поскольку божественная субстанция, природа или сущность Отца, Сына и Святого Духа для них абсолютно общая, выразить их различие в терминах субстанции в полной мере не представляется возможным. Поэтому каппадокийские отцы вводят новую терминологию и новые понятия: понятие ипостась (hypostasis) они относят к различиям, а сущность (ousia) – к общности божественных Лиц. Не воспроизводя сложную историю терминов, достаточно будет сказать, что различия между тремя божественными Лицами заключаются не в субстанции, которая разделяется всеми тремя в равной мере, беспредельно и абсолютно, а в их изначальных отношениях.
Понятие лица выявляется только при его отличении от понятий субстанции, природы и сущности. Поскольку сущность дает определение субстанции, и если личность субстанцией не является, то не удивительно, что понятие личности оставалось столь сложным для определения. Таким образом, церковь обнаружила скрытое сокровище и, приступив к разработке понятия личности, положила начало все более глубокому пониманию его в последующие эпохи.
Лица Троицы: различие, отношение и единство
Никейский, Константинопольский и Халкидонский соборы дают нам три важнейших момента для понимания личности: 1) в учении о Троице три Лица различаются в единстве природы божества; 2) в учении о Троице каждое Лицо совершенно и безгранично соединено с полнотой божественной природы, а в учении о Христе две природы соединяет в себе одна личность; 3) и в учении о Троице, и в учении о Христе центральное значение приобретает отношение. Как часто говорили святые отцы: "Все, что можно сказать об Отце, можно сказать и о Сыне, за исключением того, что Сын есть Сын, а не Отец". И точно так же в отношении Святого Духа, Сына и Отца.
Поскольку Отец, Сын и Святой Дух определенным образом различаются внутри божественной природы, то они одновременно находятся в отношении друг к другу. Различие делает отношение возможным, а отношение – это самая суть христианского благовестия любви. Бессмысленно было бы говорить, что Бог есть любовь, если бы Бог, подобно монолиту, был лишен всякого различия. Различие и отношение – это метафизические предпосылки любви. Тритеизма здесь нет, так как каждое Лицо Троицы – Отец, Сын и Святой Дух – целиком и полностью едино с божественной природой (божественная простота) и, следовательно, с другими Лицами так, как невозможно ни для каких других существ.
Наше понимание Лиц Троицы может быть по аналогии применено и к человеческим личностям. Мы всегда без труда отличаем одну личность от другой. Близкого друга или супруга нельзя заменить кем-то еще. Христианское понимание личности придает огромное значение личностному своеобразию, сейчас и в вечности. Подобным образом, каждая личность рождается связанной целой сетью отношений – с отцом, матерью, братьями и сестрами, родней и, развивая учение Иисуса, со всеми людьми и с Богом (Мк 12:28–31). Неприятие христианством представления об "автономном" Я вырастает из этого признания отношений, которые неотделимы от нас еще до того, как мы произнесли свое первое слово. В том, что касается единства, есть существенные отличия между человеческими личностями и божественными Лицами. Если каждое из божественных Лиц абсолютно едино со всей полнотой божественной природы, то ни про одного человека нельзя сказать, что он представляет собой полноту природы человеческой. Для Отца, Сына и Святого Духа единство онтологично; для нас оно – постоянный поиск и показатель нашего относительного нравственного и духовного успеха или неудачи в жизненных испытаниях. В конечном счете, человеческое стремление к единству может быть осуществлено только в контексте отношения к Богу.
Характеристика человеческой личности
В свете этих аналогичных качеств божественных и человеческих личностей, человеческую личность можно характеризовать следующим образом: Получая свою жизнь в дар, человеческая личность является непередаваемой, развивающейся, непрерывно самоопределяемой при изменениях, и действует как относительно объединенный объединитель. Прежде чем мы рассмотрим каждый из этих аспектов человеческой личности, давайте будем помнить, что каждый признак личностности, такой как единство, свобода, достоинство, воля, разум и относительность, более полно и совершенно осуществляется Богом, чем людьми. Человеческую личность наилучшим образом можно понять, а возможно, и единственно возможно понять, если мы вспомним, что мы не изначальный ее образец.
"Получая свою жизнь как дар…"
Биологически, социально и духовно люди связаны еще до рождения, и эту родственную матрицу мы не покидаем никогда. Точно так же, как Бог приготовил для нас материальный мир, родители обычно готовят пространство дома для новорожденного малыша. Таким образом, когда мы приходим в эту жизнь, мы уже являемся восприемниками предвосхищающей благодати. Фактически, быть личностью – это быть носителем благодати и привилегированного дара жизни. Дар не есть заем; он предназначен для нас, ныне и навсегда. И поскольку наша жизнь начинается как дар, как благодать, благодать устанавливается как контекст нашего растущего самосознания.
Благовестие Иисуса не разрушает самосознание, но преображает его: "Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее" (Мк 8:35). Этот парадокс Иисуса – пространственно-временное содержание тринитарного и христологического движения от себя к другому. Отец дарует все, что Он есть, Сыну (который получает Отца в вечности вне причинно-следственной связи событий), и через Сына дарует все Святому Духу, Триединый Бог раскрывает себя всему, что не есть Бог, могущественным актом творения. Таким образом устанавливается основополагающее онтологическое направление мироздания – от себя к другому. Своим воплощением, своим парадоксом Иисус раскрывает это направление, направление, которое создает любовь. Люди, которые замыкаются на себе (incurvatus in se) умаляют себя; они становятся все менее и менее реальными. Но те, кто учатся отрешаться от себя и обращаются к другому, кто отдают себя ради других, вступают на Христов путь жизни и любви. Благодать сотериологична, поскольку она, прежде всего, онтологична.
И наоборот, те, кто представляет себя "независимыми", неизбежно забывают, что наша жизнь начинается в многократной данности: данности нашей физической наследственности, данности творения, данности Бога в воплощении и Духе и данности Бога Богу в Троице. Сам человек не подходит для того чтобы быть собственной точкой отсчета или контекстом. Лишенный руководства, даваемого осознанием этих предвосхищающих даров, в постмодернистскую эпоху человек бесцельно блуждает в нигилистическом тумане.
"INСOMMUNICABILIS"
Согласно блестящей мысли Боэция, каждая личность – это incommunicabilis, то есть абсолютное своеобразие, которое может быть только сообщено, но не может быть присвоено кем-либо другим.
Передать другому можно человеческую природу, но не самобытность каждой человеческой личности. Каждая личность обладает священным своеобразием, и оно является основой для любого значимого общения, дружбы и супружества.
По иронии, Боэций стал наиболее известен благодаря своему определению личности (индивидуальная субстанция рациональной природы, naturae rationabilis individua substantia), которое не позволяет провести аналогию между Троицей и человечеством. Его менее известное определение incommunicabilis, которое эту аналогию позволяет, позднее было использовано Ришаром Сент-Викторским и Фомой Аквинским на ключевых этапах развития концепции личности.
Личности развиваются
Учитывая отношение конечного человека и бесконечного Бога, а также подразумеваемый в притче о талантах (Мф 25:14–30) призыв Иисуса к развитию, от человека требуется движение, динамизм и изменение. Но, изменяясь в нужном направлении, мы не становимся чем-то другим, мы более полно становимся самими собой – мы становимся такими личностями, которыми предназначены быть. Человеческая личность должна быть способной на развитие, помогающее утверждать нашу идентичность. В противном случае мы никогда не почувствуем, что должны постигать нечто новое – о мире (наука) или о Боге. Быть способной на развитие означает, что человеческая личность способна обрести бóльшую реальность, и эту возможность она осуществляет, главным образом, через стремление к Богу. По определению Аквината: "…все [сущее] имеет бытие лишь настолько, насколько оно уподоблено Богу" (ST I.3.5 ad 1).
Отношения между личностью и природой, которые здесь мы можем лишь слегка затронуть, ничуть не менее значимы, поскольку нет личности, будь то личность человеческая, ангельская или божественная, которая не имела бы своей природы. По мере того как мы учимся управлять своей собственной природой (sophrosune), а затем распространять свое понимание и власть на природный мир (через науку), мы овладеваем большими возможностями личностных отношений. Неличностный мир, который учит нас преодолевать субъективность воображения и соответствовать объективности сотворенного мира, – это тренировочная площадка для высших форм личностных отношений, поскольку таким образом мы учимся почитать истину. Согласно формулировке венгерского химика и философа Майкла Полани, мы должны учиться "подчиняться реальности". Наука – это всего лишь наименьший общий знаменатель такого подчинения; высшее его проявление – это растущая готовность следовать воле Божьей на протяжении нашей постоянно меняющейся жизни. Прислушиваясь к реальности, которая должна открыться, человек упражняется в смирении и чувстве реального. Идеал такого вслушивания – Слушающий Логос, который "слышит" Отца столь полно, что является Вечным Словом, сообщаемым всему творению.
Непрерывно самоопределяемая при изменениях
Гераклит спрашивал, можно ли войти в одну и ту же реку дважды. Мы, в наших целях, можем задаться вопросом, может ли одна и та же личность дважды войти в меняющуюся реку? Христианское богословие должно ответить на этот вопрос утвердительно. Николай Бердяев формулирует это таким образом: "Личность есть неизменное в изменении, единство в многообразии". Само наше существование, как заметил Григорий Нисский, это движение от небытия к бытию, так что изменение – это основа того, чем мы являемся. Однако как дети Божьи, сотворенные по Его образу и подобию, мы также находимся в отношении к Богу, который неизменен в вечности. Имея в виду эту двойственность нашего существа, то, что личность может быть "неизменной в изменении", выглядит уже не столь странным.
Очень важно, что мы нравственно ответственны за те изменения, которые мы претерпеваем. Мы ответственны как за те изменения, что мы производим в сфере нашей деятельности, так и за те изменения, которым мы помогаем произойти внутри нас самих. Изменение – это возможность человеческого существования, сугубо человеческая прерогатива и привилегия. И все же неизменная личностность только подчеркивает все изменения характера, личного и общественного жизненного пути и отношений. Растущий характер формируется из текущих отношений с Богом и становится тем "что", которое прибавляется к нашему изначальному "кто".
Личность, таким образом, возрастает в надлежащем изменении, изменении, которое приближает нас к Богу (ST I.3.5 ad 1).