В XVIII в. государственная и церковная власти постарались стимулировать развитие духовного образования. В 1721 г. решение этой задачи было заявлено в качестве одного из основных направлений деятельности как епархиальных архиереев, так и нового высшего церковного управления – Духовной коллегии (Святейшего Синода). При этом Духовный регламент – основополагающий документ синодальной эпохи – представлял наряду с архиерейской школой епархиального уровня более высокий и научный вариант – академию. В Духовном регламен те указывается, что преподавателям академии необходимо повышать уровень знаний и углублять понимание преподаваемого богословия. Для этого рекомендовалось чтение источников, ученых книг, выработка самостоятельного взгляда на богословские вопросы, основанного на Священном Писании и Предании. Однако ничего конкретного о научных занятиях ее преподавателей и выпускников в документе не говорилось: "ученость" и "остроумие" учителей предполагаемой академии представлялось как некоторая данность. Разумеется, не было речи и об аттестации их научных успехов: единственным показателем уровня "учености", достигнутой выпускниками, было "свидетельство" от академии и от Духовной коллегии.
Еще менее можно было говорить о научном развитии богословия применительно к реальным духовным школам, учреждаемым епархиальными архиереями в первые "синодальные" десятилетия. С самого начала они имели главной задачей подготовку образованных ставленников на священнические места, а насущные проблемы, связанные с этой подготовкой, не позволяли даже ставить вопрос о развитии богословской науки. С развитием, с одной стороны, духовных школ в епархиях, с другой стороны, светской образовательной системы и академии постепенно превратились в такие же церковно-епархиальные учреждения, может быть с несколько более высоким уровнем образования. Разумеется, подготовка преподавателей для духовных школ – а эта задача скоро стала заявляться как самостоятельная – подразумевала некоторую оценку "учености" выпускников и их пригодности к преподаванию. Но этот вопрос для каждой духовной школы решал епархиальный архиерей, присматриваясь к студентам старших классов, иногда советуясь с ректором. О выработке каких-либо объективных критериев на уровне конкретной духовной школы и тем более их обобщении и распространении на российское духовное образование в целом речь не шла. Поэтому вопрос о специальной подготовке научно-богословских кадров и их аттестации в духовной школе не вставал.
Но вне духовной школы богословие развиваться не могло. Академия наук и художеств, как указывалось выше, не имела в своем составе богословия. Московский университет включал богословие, но не ставил перед его преподавателями научных задач. Не существовало никаких иных научно-исследовательских институтов, занимающихся богословскими проблемами. Поэтому духовная школа являлась единственным учреждением, с которым можно было связывать надежды на научное развитие богословия. И, конечно, со временем именно в духовной школе должен был встать вопрос о стимулировании научной деятельности и констатации научных успехов, то есть о введении ученых богословских степеней. Во второй половине XVIII в., в 1760‑1790‑е гг., церковные и государственные власти неоднократно пытались усовершенствовать систему духовного образования, в частности создать собственно высшую богословскую школу со своими особыми задачами. Предлагались разные проекты, из которых можно выделить два основных направления: либо Духовный университет, включавший в свой состав все науки, "духовному чину потребные", либо Богословский факультет при наличном Московском университете с церковным или общеуниверситетским подчинением. Ни в одном из проектов не шла речь о возведении преподавателей и выпускников в "ученые градусы", хотя реализация варианта университетского факультета непременно бы поставила такой вопрос, актуальный для Московского университета 1770‑1790‑х гг. Но ни один из проектов не был воплощен. В 1760‑1770‑е гг. была проведена уже традиционная для российского образования попытка воспользоваться помощью западных университетов. В Геттинген, Лейден и Оксфорд были посланы группы студентов духовных школ с целью изучения разных наук, в том числе, разумеется, и богословия. Обучение и стажировка прошли успешно, хотя и с потерями в рядах духовного юношества, однако полноценно использовать эти кадры для российской богословской науки не удалось. Степени и отличия, полученные за границей, продемонстрированные знания дали возвратившимся звания профессоров и учителей. Но это событие, став важным прецедентом, осталось лишь фрагментом в истории духовной школы и отечественной науки, не открыв нового этапа в развитии научно-богословской подготовки и ее аттестации.
Богословское образование в российских духовных школах постепенно совершенствовалось, появлялись отдельные богословские сочинения, которые можно было причислить к научным по понятиям того времени. Однако эти труды и их авторы были фрагментарными успехами, а сами духовные школы не превращались собственно в "рассадники богословской науки". Актуальные задачи подготовки приходского духовенства и связанные с ней проблемы – по-прежнему слабая связь школьной подготовки с приходским священническим служением, сложное сочетание латиноязычной учености со славяно-русской литургической практикой и церковным просвещением, не всегда удачные попытки выработать на основе критического осмысления западной богословской традиции самостоятельные учебно-методические подходы и "классические" книги – отнимали все время, внимание и силы. Систематическое научное изучение богословских вопросов оставалось даже для лучших духовных школ лишь перспективой.
В 1797 г. к двум старым академиям присоединились еще две: статус академий получили столичная Александро-Невская и Казанская семинарии. Столичная академия, как наиболее близкая к церковному и государственному центру и имеющая особые возможности привлечения интеллектуальных сил, была выбрана эталоном. Именно эта молодая академия должна была получить устроение и развитие, достойное именования и статуса "академии", затем планировалось "подтянуть" за ней три остальные академии. При этом задача научного развития богословия была поставлена перед всеми академиями с особой значимостью. Однако решить эту задачу было довольно сложно: во-первых, академии были заняты решением насущных проблем – подготовкой духовенства и преподавателей для духовных школ, во-вторых, трудно было адекватно сформулировать актуальные проблемы, требующие богословского исследования, на языке школьного богословия конца XVIII в., наконец, российским духовным академиям просто не хватало опыта научной деятельности. С задачей научно-богословского развития духовная школа подошла к началу XIX в. – эпохе великих перемен.
Научная аттестация в российских университетах в начале XIX в.
К началу XIX в. Московским университетом и Императорской Академией наук уже был накоплен определенный опыт – положительный и отрицательный – и по подготовке, и по аттестации научных кадров. В 1803–1804 гг., при проведении в России образовательной реформы, создавшей университетскую систему, опыт научной аттестации был обобщен и осмыслен, а сам процесс подробно регламентирован. Это давало возможность духовной школе использовать отечественный опыт для разработки системы научно-богословской аттестации. Для того чтобы понять, от каких положений могли отталкиваться разработчики первого варианта научно-богословской аттестации, кратко рассмотрим деятельность университетской аттестационной системы начала XIX в.
Историк университетов Ф. А. Петров отмечает одно из принципиальных изменений, внесенных Уставом 1804 г. в российскую систему образования. Если в XVIII в. университетам (Московскому) отводилась лишь роль высшего учебного заведения, а научные исследования были прерогативой Академии наук, то теперь перед профессорами университета прямо ставилась задача: заниматься не только преподаванием, но и научной работой, писать собственные труды и представлять их на научную аттестацию. Если профессоры екатерининского и павловского времени обходились чаще всего без ученых степеней, для профессора александровской эпохи ученая степень становилась важным атрибутом занимаемой им должности. Хотя официально ученая степень стала непременным условием для преподавания в университете после утверж дения "Положения о производстве в ученые степени" (1819), идея этого соединения науки и образования в университетских стенах лежала в основе Устава 1804 г. Разумеется, научно-исследовательская деятельность профессорско-преподавательской корпорации должна была постепенно вовлечь в этот процесс и студентов старших курсов. А это в свою очередь вело к необходимости изменить и всю систему университетского образования, включить в учебный процесс элементы научных исследований, сделать лекции более научными, с учетом новейших открытий. Ф. А. Петров высказывает предположение, что на составителей университетского Устава 1804 г. повлиял пример ведущих западноевропейских университетов, ставших ведущими научными центрами во многих отраслях знаний. Но в любом случае именно Устав 1804 г. впервые определил место университетов не только как учебных и методических, но и как научно-исследовательских учреждений. Это следует иметь в виду при анализе духовно-учебной реформы 1808–1814 гг., перед разработчиками которой стояла такая же задача в отношении к богословской науке.
Для получения ученой степени "университетского достоинства" Уставом 1804 г. был выстроен определенный порядок испытаний и производства: "Никто не мог получить Университетское достоинство иначе как чрез испытание". Система научной аттестации была трехступенчатой: кандидат, магистр, доктор. При этом была установлена строгая последовательность в достижении ученых степеней: степень кандидата была обязательной для получения степени магистра, а магистерская – для получения степени доктора. Однако срок для достижения той или иной степени установлен не был. Была лишь намечена связь степени кандидата с завершением университетского образования – "студенты, окончившие с отличным успехом курс наук в университетах, прямо удостаивались степени кандидатов" – и минимальное время "разделения" всех трех степеней – один год (§ 12). Однако к "испытанию в кандидаты" допускались и "прочие", желавшие получить эту ученую степень. Для получения степени кандидата необходимо было согласие декана соответствующего отделения и прохождение "испытания" перед собранием отделения. Собрание предлагало испытуемому задачи, "…касающиеся до Наук, к отделению принадлежащих", на которые он должен был дать письменное объяснение. Потом следовало устное испытание: претенденту в кандидаты задавалось два вопроса, предварительно избранных по жребию, и ряд вопросов произвольного характера.
Получение ученых степеней магистра и доктора (высшие университетские достоинства) было более сложным, длительным и трудоемким процессом. Он состоял из пяти этапов: предварительное собеседование (искус), диспут, опыты (необязательный этап), лекции и защита (защищение). Сначала в присутствии декана отделения и двух профессоров, преподающих вспомогательные науки, осуществлялось предварительное испытание соискателя (искус) по вопросу ценности его научных сочинений, его способностей и нравственности. После этого следовало публичное испытание (диспут) в присутствии декана, двух профессоров, преподающих вспомогательные науки, и двух представителей других отделений – членов университетского Совета, выбранных тайным голосованием. Диспут состоял из двух этапов: письменный ответ на заранее составленные вопросы из соответствующей области науки, "сохраняющиеся в тайне и выбранные по жребию" (два вопроса для магистра и четыре для доктора) и словесное испытание по произвольным вопросам в других предметах, назначаемых экзаменаторами. Степень доктора, разумеется, требовала решения более сложных проблем. Затем соискателю ученых степеней, так или иначе связанных с практикой, предлагались опыты по роду науки: испытуемый медицинским факультетом определял болезнь представленного ему в клиническом институте или в градской больнице больного, предписывал ему лекарства и предсказывал их действия; химик исследовал и определял составные части данного ему тела и т. д. На четвертом этапе соискатели обязаны были прочитать публичные лекции по предмету своего исследования (магистр одну, а доктор три лекции сряду). И только после всего этого следовала публичная защита (защищение) диссертации в общем собрании отделения (факультета).
Защита также была регламентирована. После краткого выступления диссертанта шли состязания (устные ответы на вопросы собрания). Затем три профессора отделения по старшинству оппонировали (делали противоположения) соискателю, и они же докладывали Совету университета об успехе или неуспехе испытания. В том случае, если собрание отделения не одобряло диссертацию, повторные испытания назначались не ранее как через год. Все магистерские и докторские испытания должны были происходить на латинском языке, кандидатские испытания разрешалось проводить на русском.
Темы диссертаций предлагались советом или подбирались самими диссертантами и утверждались советом. В большинстве случаев они были не простым "рассуждением" или рефератом, а соответствовали уровню науки своего времени.
Следует иметь в виду и то, что право на защиту диссертации имели не только выпускники самого университета, но и представители других университетов, если они желали получить ученую степень именно в этом университете или в их родном не было соответствующих специалистов. И такие случаи были нередки: так, при Московском университете защищали магистерские и докторские диссертации представители Харьковского и Казанского университетов, более молодых. Университеты имели право присуждать высшие ученые степени и тем, кто не слушал вообще университетских лекций. Но в таком случае соискатель должен был предварительно сдать экзамены по всем предметам за полный университетский курс по соответствующему факультету.
К началу XIX в. духовная школа и церковное руководство стояли перед необходимостью разработать и реализовать систему научно-богословских исследований. Система предполагала подготовку научных кадров и их аттестацию. Имелся опыт зарубежной богословской науки, с которой российские представители были в определенной степени знакомы, а также пример отечественных университетов, для которых система научной аттестации была оформлена в первом российском общеуниверситетском Уставе 1804 г. Этим опытом можно было воспользоваться, но при этом следовало учесть собственный опыт российской духовной школы. При разработке научно-образовательной богословской системы неизбежно вновь должен был встать вопрос о связи богословия с остальными областями науки и практической реализации этой связи, в том числе при подготовке научно-богословских кадров и их аттестации.