- Так, опять подожди, а почему же дерево - деревом добра и зла называлось, если его плоды были так смертельны?
- Познания добра и зла! - это не одно и то же. Дело в том, что Адам, созданный по образу и подобию Божию, был соответственно создан абсолютно и совершенно добрым. Стало быть, добра он познать от этого дерева уже не мог, но только - зло. А, зло - смертельно - для впустившего его в себя, об этом, собственно, Бог и предупреждал. То есть, грубо говоря, Господь предупредил: не суй палец в розетку - убьёт! К этому, собственно, и все последующие заповеди сводятся "не убий", "не укради" и прочие, так как совершая любой грех против ближнего, ты убиваешь этим самого себя.
- Вот как! А, не проще Богу было не создавать этого дерева, тогда бы и Адам не согрешил? Да и вообще, зачем было Богу создавать зло?
- А, Бог не создавал зла.
- Как, не создавал? Он же всё создал из ничего, если я правильно помню. Значит и зло Он создал?
- Нет, Лёша. Бог зла не создавал. Зло возникло как следствие отпадения от Бога части созданных Им ангелов. Собственно, зла, как творения не существует.
- Ну, ничего ж себе - не существует! Вон его сколько вокруг!
- Объясняю: вот, например, свет - помнишь физику? - материален, то есть состоит из мельчайших частиц сотворённой Богом материи. А, тьма? Её нет. Хотя мы её видим. На самом же деле, темнота есть лишь - отсутствие света. Открыл окно - есть свет и нет тьмы, зашторил плотно - нет света и есть тьма. Так и добро. Оно есть свойство Сущего, то есть Существующего Бога. Следовательно добро тоже существует. Бог изливает Своё добро на всех, готовых его принять и вместить в себя. А, зло есть - отсутствие добра. Ну, или - как воздух - он состоит из определённого состава газов, то есть существует как часть сотворённого Богом мира. Помести в сосуд с воздухом живое существо, хоть мышку, что ли, она будет в этом сосуде жить. А, выкачай из этого сосуда воздух, и в нём возникнет вакуум - мышка погибнет. Вакуум сам по себе не существует, он есть лишь - отсутствие воздуха - результат насилия над Божьим творением. Вот так и Божье добро - несёт в себе жизнь, а зло - отсутствие добра несёт в себе смерть. Зло - искусственно, и не существует без своих носителей. А, носителями зла являются те, кто не хочет принять в себя Божье добро и Божью любовь.
- Бесы?
- Бесы. И люди, которые, подобно бесам, отвергают Бога, Его любовь и добро.
- Так. Кажется, усвоил. А, как же привычная сказка, что Адам и Ева съели яблочко, "занялись любовью" и этим согрешили?
- Так, она сказка и есть. Атеистическая. Атеисты - они правды не знают, то есть не хотят знать, поэтому и вынуждены придумывать сказки. В том числе и на тему Священного Писания. Она, и сказка-то эта, с каким то пошлым оттенком. Тогда как Адаму с Евой чёткая была от Бога "установка": - "плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими (и над зверями,) и над птицами небесными, (и над всяким скотом, и над всею землею,) и над всяким животным, пресмыкающимся по земле". Так, что супружество и чадородие - дело - Богом благословлённое. Давай присядем, а то ноги разболелись, к дождю, что ли?
- Конечно, конечно. Давай присядем. Я тут, собственно, тебя по такому вопросу искал, точнее - по двум вопросам. Первый - можешь ли ты у меня, как это правильно называется - исповедь принять?
- Так и называется. Могу конечно, хоть сейчас. А второй вопрос?
- Второй такой - можешь ли ты быть моим духовником, как у Семёна с Ниной?
- С этим несколько сложнее. Нет, то есть - могу, конечно, без проблем. Вопрос в том, а готов ли ты сам под чьё-либо духовное руководство становиться? Духовничество, это ведь серьёзная духовная работа с обеих сторон, как духовника, так и окормляемого, своего рода - договор со взаимными обязательствами. Можно ведь просто подойти к любому священнику с любым духовным вопросом, получить ответ, и дальше самому решать - принимать этот ответ, как руководство к действию, или - не принимать. И священник этот перед Богом отвечать будет лишь за то, насколько грамотно и неравнодушно он подошёл к твоему вопросу. Иное дело духовничество. Принимая на себя обязанности духовника какого-либо христианина, священник берёт на себя ответственность за всё дальнейшее развитие духовной жизни этого человека; за его ошибки и грехи, даже за его непослушание своему духовнику. А, христианин берёт на себя обязанность святого послушания. То есть, - получил совет и благословение - выполняй без метаний - Господь, за молитвы отца духовного, укрепит и поможет. Как в Евангелии - взялся за плуг - не оборачивайся назад.
- А, если духовник куда-нибудь не туда поведёт?
- Так ты сверяй его советы с Божьими заповедями, с учением Церкви. Увидел расхождения - можешь без колебаний оставить такого духовного руководителя и перейти к другому. Духовники нынче бывают разные, а начинающему разобраться в попах трудно. Бывает, что нарываются люди по неосторожности на таких духовников, что прямо в ад и приведут. Или в раскол какой-нибудь, вроде ИНН-ского, что, в общем то - то же самое. Так что к вопросу духовничества нужно подходить с большой осторожностью и вниманием, а, главное - с молитвой и смирением. Поэтому я никому на просьбу - стать духовником сразу же согласия не даю, чтобы человек скоропалительно обязательствами не связался, а потом - разочарование. Не всегда ведь духовник своё чадо "по шёрстке гладит", часто и посмирять приходится, а это - мало кому по нраву. Ты, не обижайся, я никого приходящего не отталкиваю, приезжай когда надо, исповедуйся, советуйся, а уж коли почувствуешь, что - есть родство душ, вот этого попа хочу в духовники, могу ему свою душу доверить, вот тогда скажешь - отче, приими в святое послушание.
- Разумно! Всё понял, без обид.
- Ну, тогда пойдём исповедаться!
Глава 7. ИСПОВЕДЬ
Мы, зашли в церковь. Входя, я подумал - интересно, испытаю-ли я вновь то самое вчерашнее чувство присутствия Бога, которое столь неожиданно перевернуло намедни всю мою душу?
Остановившись в притворе я "прислушался" к своему сердцу… Да! Оно пришло! То же самое вчерашнее ощущение - Бог здесь, рядом со мной! Это чувство сегодня пришло не так остро и не так ярко, тише, мягче, интимнее как-то. Но это было оно, и тихая радость наполнила мою душу - Бог не оставил меня, Он опять со мной, Он любит меня!
Флавиан завёл меня в уголок за иконами к "аналойчику" - высокой тумбочке с наклонной верхней крышкой, покрытой застиранным бархатным покрывальцем с вышитыми на нём крестами. На покрывальце лежала небольшая толстая книга в потёртом медном переплёте с выдавленными на нём изображениями святых - Евангелие - догадался я. Справа от Евангелия лежал, явно старинный, почти чёрный, с прозеленью, бронзовый литой крест. Флавин, пока я оглядывался, надел на себя тот же фартук, состоящий из двух соединённых круглыми медными пуговками бархатных лент, расшитых крестами, и те же, широкие, с крестами манжеты на запястьях стянутые шнурами, в которых он читал молитву бедной Катюше в день моего приезда. Заметив мой любопытный взгляд он пояснил - это называется "епитрахиль" и "поручи". Облачившись в эти "доспехи" Флавиан взял с подоконника книжку в затёртом кожаном переплёте со множеством засаленных ленточек - закладок, раскрыл её в нужном месте и, заложив пальцем, обернулся ко мне.
- Алексей! То, к чему ты сейчас приступаешь, называется - Таинством Покаяния. Состоит это Таинство из трёх этапов или составных частей. Первое: кающийся должен умом понять, осознать - в чём он согрешил против Заповедей Божьих, чем оскорбил Божественную к нам Любовь. Собственно, покаяние с греческого и переводится как - изменение ума. Следующий этап: умом осознав свои грехи, христианин должен "опустить их в сердце", где собственно и происходит само Таинство Покаяния - сжигание греховной скверны в "огне" искреннего сердечного сокрушения. Сердце должно покаяться, то есть - переболеть, оплакать свою нечистоту, умилиться всепрощающей Божьей милости и вынести из себя твёрдое решение вести непримиримую борьбу с врагами - греховными страстями и помыслами. Третий и завершающий этап - исповедь. Исповедывать - в переводе с церковно-славянского - открыто признавать, открывать. Осознанные умом и оплаканные сердцем грехи христианин исповедует - открыто признаёт перед Господом при свидетеле - священнике, являющемся одновременно и тайносовершителем, имеющим власть от Бога - прощать и разрешать человеческие грехи. Разрешать - переводится как - развязывать, освобождать. В древности, когда раба или пленника отпускали на свободу, его освобождали от оков - разрешали. Подобно тому, человек, попав в плен какой-либо страсти (или многих страстей), становится рабом навязанного этой страстью греха. Священник же, будучи уполномочен на то Церковью, силой и властью Господа Иисуса Христа освобождает кающегося грешника от этого душепагубного рабства. Впрочем, всё зависит от искренности и сердечности покаяния самого кающегося. Бывает, что после непрочувствованной, формальной, хладносердечной исповеди, несмотря на произнесённые священником слова - "прощаю и разрешаю" - Христос, невидимо стоящий перед кающимся в момент исповеди, может сказать - "а, Я - не прощаю", и отойдёт человек от исповеди не только не очистившимся, но - ещё более помрачённым. Помни, Алёша, что с нами третьим сейчас будет Христос, и, именно к Нему обращай свои мысли, слова и сердце. Начнём.
Флавиан раскрыл свою книжку, вздохнул, перекрестился широким размашистым крестом и произнёс - "Благословен Бог наш, всегда - ныне и присно и вовеки веков!"
Пока он читал какие-то - то длинные, то короткие молитвы, я немного "отплыл" мыслями куда то в сторону. Вновь, как ночью, передо мной встало несчастное заплаканное лицо Ирки, и сердце сжалось от внезапно нахлынувшей жалости. Ирка, Ирка! А, ведь как я тебя называл когда-то - Иринушка, Иронька, Ирочек… Скотина я, сколько я тебя обижал… Прости меня, что ли…
- "Се чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое - звонко врезался в мои размышления торжественный голос Флавиана - не усрамися, ниже убойся, и да не скрыеши что от мене: но не обинуяся рцы вся, елика соделал еси, да приимеши оставление от Господа нашего Иисуса Христа. Се и икона Его пред нами: аз же, точию свидетель есмь, да свидетельствую пред Ним вся, елика речеши мне: аще ли что скрыеши от мене, сугуб грех имаши. Внемли убо: понеже бо пришел еси во врачебницу, да не неисцелен отидеши".
- Странно! - подумал я - молитва на церковнославянском, а я всё понимаю! Кроме "убо" - это слово надо будет не забыть спросить.
- А теперь, брат Алексий, становись на коленочки, вот сюда - на коврик перед аналоем с Евангелием, и вспоминай от детства всё, в чём тебя совесть упрекнёт.
Я опустился на колени. Перед моими глазами тусклым старинным золотом поблескивал вышитый на бархатном аналойном покрывале крупный крест с какими-то копьями по бокам, окружённый со всех сторон вышитыми же буквами. Флавиан сидел слева от меня, на стареньком, поскрипывающем под его тяжестью "венском" стуле, с равномерными промежутками времени перехватывая большим и указательным пальцами левой руки узелки затёртых верёвочных чёток. Слегка повернувшись ко мне в наклоне кудлатой головы, он приготовился слушать.
- Батюшка! Отец Флавиан! Я понимаю, что я грешен, чувствую это, только не знаю как это сказать, какими словами называются мои грехи. Ты мне помоги пожалуйста! Я вот только одно точно понимаю, что я перед Ириной своей во многом виноват, хотя, вот опять же, не могу это сформулировать… Помоги мне!
- Хорошо, Алёша! К вашим отношениям с Ириной мы ещё вернёмся. Давай вот с чего начнём. Ты знаешь, что когда-нибудь умрёшь. Представь себе, что это произошло с тобой сейчас. Вот, ты только что вышел из тела, сбросив его как старую одежду, и твою душу повели на мытарства.
- Сразу на мытарства? Мытарства - это такие мучения?
- Нет. Мытарства это, буквально - таможни, при прохождении которых ты должен уплатить пошлины за несомый тобою багаж. А, багаж твой - грехи, что ты собирал всю жизнь. Представляешь?
- Представляю. Четыре года "растаможкой" на фирме занимался. Тоже нагрешил, наверное кучу.
- Быть может. Так вот, предстоит тебе пройти двадцать таможен, на каждой из которых испытываются свои, определённые виды грехов. Откупиться можно только противоположными этим грехам добрыми делами, подвигами духовными и молитвами - своими и других людей за тебя. Много людей за тебя молится-то?
- Не знаю. Наверное, никто. Бабушка верующая была, она-то должно быть, молилась… А, больше - не знаю.
- Видишь, Алексей, как страшно, когда за тебя молитвенников нет, ведь скольких людей чужая молитва в последний миг спасала! Впрочем, и за тебя молятся - Женя с Ириной, Клавдия, которую ты с Катей подвёз, Катя та же, Семён с Ниной, мать Серафима, ну и я, грешник, тоже.
- Почему? Что я им, чтобы за меня молиться?
- Не что, а кто - брат во Христе Господе! Да ещё - страждущий, нуждающийся в сугубой помощи и поддержке. Любовь Христова заставляет их за тебя молиться. И ты за них молись.
- Буду обязательно! Господи! Надо же, и ко мне кто-то с любовью! Спасибо тебе, Господи, благодарю Тебя!
- Так, вот, Алексей, приведут тебя на первое мытарство, а это - мытарство празднословия и сквернословия, много тебе предъявить смогут?
- Много. Знаешь, я с детства - трепач. Любил "общаться", то есть - трёп. И в школе на уроках, даже выгоняли меня за это из класса частенько. Не язык - помело поганое. Сколько наболтал за всю жизнь - представить страшно! Любил и перед ребятами и перед девчонками красным словцом пощеголять, и в институте потом, да ты сам, наверное помнишь, меня ведь "мешок с анекдотами" звали. Шутки пустые, похабные, язвительные - всё было, и не перечесть. Прости меня, Господи!
- Скверным словом много согрешал?
- Скверным словом? Матом, что ли? Да с третьего класса, с пионерлагеря! Мальчишки у нас там все матерились, ну и я начал. Сперва как-то стыдно было, даже краснел поначалу, потом привыклось, и к концу заезда выдавал - будь здоров! Думал ведь, дурачок, что я от этого повзрослел! Господи! Прости за дурость! А, уж потом, матерился почти не задумываясь, даже художественно, с "наворотами", на публику. Да и, в последнее время, если ты матом да по блатному, да с наркоманским слэнгом не говоришь, так - вроде ты и не полноценный какой-то. Сейчас и ведущие по телевизору такое отпускают! Матерщина сейчас это - норма речи! Не раз слышал, как родители с детьми, беззлобно так, матерком переговариваются…
- И ты - как все?
- Как все! Прости, Господи! Каюсь! Сколько ж я наговорил?!
- Бог простит, Лёша, он видит, что ты раскаиваешься в этих грехах и радуется этому.
- Правда, раскаиваюсь! Честно! Я вот пообщался тут с Семёном, Ниной, со всеми вами, ведь и мысли не было трёп разводить или, не дай Бог, выругаться. Я только сейчас понимаю, какое же это уродство - современный опохабленный язык, на котором я до сих пор изъяснялся.
- Ко второму мытарству подошли, Алексей - мытарство лжи и клятвопреступления. Грешен в этом?
- Грешен, конечно, ещё как грешен! Вся наша жизнь сейчас - ложь и клятвопреступление.
- Твоя жизнь, Лёша, говори только про себя!
- Прости, понял! Моя жизнь, именно моя жизнь - вся лжива! В детстве врал родителям, врал даже любимой бабушке, врал по поводу и без повода, врал от страха наказания, врал желая что-нибудь выпросить, врал друзьям на улице, что у меня папа - командир подводной лодки, что у меня есть настоящий пистолет, о чём только не врал! Потом в школе врал учителям, опять родителям, друзьям, иногда сам путался, где фантазии а где правда. Врал в институте, косил от колхоза, брал липовые медицинские справки, даже с гипсом один раз пришёл к военруку, чтобы вместо сборов с друзьями в поход пойти. Девчонкам врал, за которыми ухаживал, которых добивался, врал что люблю, врал что женюсь, врал, врал, врал… У меня из-за этого и с Женькой тогда не вышло, разок на вранье прокололся, а она вранья на дух не переносила, она мне - от ворот поворот! Молодец Женька, правильно она не меня, а Генку своего выбрала. Всё моё враньё Ирке бедной досталось, уж тут я разгулялся! Господи! Прости меня мерзкого, вся моя семейная жизнь была сплошным враньём - как же я бедную Ирку обманывал! Изменял ей, деньги от неё кроил, подводил её постоянно… Она всё терпела, прощала… А, я жил в своё удовольствие, грёб всё под себя, себя ублажал, даже отпуска всегда брал отдельно, чтобы "оторваться". Наотрывался… Господи, если можно, прости меня! А, в теперешней жизни - опять сплошная ложь! Лгу, чтобы удержаться на работе, обещания даю заведомо невыполнимые, лгу знакомым, что у меня всё - "о'кей!", лгу самому себе, что мне такая жизнь нравится, и что я вообще "крутой"… Господи! Я устал от вранья, прости меня, помоги мне жить по другому, я не хочу больше врать…
- Бог простит тебя, Алексей, полюби жить в правде, в правде - Христос! А, отец лжи - сатана, не служи больше ему.
- Помоги мне, отец Флавиан, мне самому эту гору не осилить!
- Бог поможет, Лёша, идём дальше - мытарство осуждения и клеветы. Грешен?
- Осуждения? Что значит - осуждение?
- Осуждение-то? А ты вспомни, что ты говоришь находясь за рулём по адресу "подрезавшего" тебя водителя, нагрубившего тебе начальника, валяющегося на пороге подъезда пьяного, что ты мысленно произносишь в адрес многих современных политиков, когда смотришь какие-нибудь "парламентские новости" - вот это, как раз, и есть - осуждение.
- Так ведь я же справедливо так говорю или думаю, ведь они же и вправду продажные хамелеоны, я про политиков, или за рулём - ну, если он "козёл" и чужими жизнями рискует, так я и говорю - "козёл", или "баран"! Что ж я неправду что ли говорю?
- Правду. Но - свою, человеческую, такую как ты её видишь и понимаешь. Но, поскольку видим-то мы далеко не всё, а понимаем и ещё меньше, то Господь и предупреждает нас не лезть осуждать, размахивая этой своей правдой, чтобы самим не вляпаться ещё сильнее (а так, обычно и бывает). Наша "правда" основана на неполной информации и, потому, не может быть настоящей правдой. Тогда как Бог видит и действия, или слова, человека, но, в отличие от нас, видит и мысли и внутренние побуждения совершившего эти действия или сказавшего эти слова. Поэтому Его суд объективен и справедлив, а наш - всегда несовершенен. Господь, заповедуя нам не судить никого, как раз и предупреждает нас от опасности стать судьями необъективными, неправедными и тем навлечь на себя праведный суд Божий. Понял?
- Не совсем…
- Ну смотри, например; идём мы с тобой по улице и видим нищего. Ты от души пожалел его, собрал по карманам всё, что у тебя было, скажем - десять рублей, и отдал ему. Я, увидев это, позавидовал твоей щедрости, и решив показаться ещё щедрее, дал нищему сто рублей. А мимо шла, например, мать Серафима. Увидела она всё происходящее и подумала - какой же жмот этот Алексей - всего десятку дал, не то что отец Флавиан - вон какой добрый - целую сотню отвалил! А, Господь, смотрит на всё это сверху и "начисляет": Алексею, за искреннюю доброту - награду; Флавиану за зависть и тщеславие - осуждение; и Серафиме тоже - осуждение, чтоб не судила по внешнему, и не брала на себя полномочия Бога.