* * *
На третий день раздался условный свист и через некоторое время спустилась веревка. Беглецы выбрались на скалу. Хамзат коротко переговорил с племянниками. При этом от Гаврилова не ускользнула озабоченная тревога на лицах чеченцев. Подойдя к Гаврилову, Хамзат пояснил, что по Панкийскому ущелью со стороны Грузии идет большой отряд Аббаса и встреча с ними может обернуться новым пленением.
– Аббас, как сейчас выражаются, полный беспредельщик, – объяснял Хамзат, – он араб и мало считается с местными обычаями. Его идея – великий халифат от Казани до Египта и Алжира. Мы для него просто дикари, живущие в горах, которых можно использовать в своих целях. Если он узнает, что я помог вам бежать, особенно вот с этим, – кивнул он в сторону солдата, – тогда и мне хана. Куда мы с вами направляемся, теперь путь закрыт, назад тоже, можем наткнуться на тех, от кого сбежали. Делать ничего не остается, нам самим нужно пробираться по Панкийскому. Там есть пограничный гарнизон федералов, к нему мы должны выйти. Главное – не наткнуться на Аббаса. Слава Аллаху, эту местность я хорошо знаю. В молодости здесь на горного барана охотился.
Очень этот зверь осторожен. Чтобы к нему подобраться на выстрел, нужно идти так, чтобы ни один камешек не шелохнулся. Вот так и нам с вами сейчас надо идти.
Племянники Хамзата ушли вперед разведывать местность. После полудня беглецы остановились на отдых. Вскоре вернулись встревоженные чеченцы и рассказали, что видели отряд Аббаса, который направляется в их сторону. Хамзат, получив это известие, сразу же поднял всех с привала и повел глубже в горы, чтобы избежать встречи с арабом. А племянников выслал вперед на разведку. Но Аббас в это время, сам потревоженный прохождением моторизованных подразделений Российской армии, направился в горы, в ту же сторону, что и беглецы.
Встреча произошла совсем неожиданно. Гаврилов вдруг с удивлением увидел, как к ним направляется негр с ручным пулеметом на плече. Негр, завидев Хамзата, улыбнулся своей белозубой улыбкой и прокричал:
– Аллах акбар!
Хамзат не растерялся, а тоже, приветливо улыбаясь, пошел навстречу негру. Проходя мимо Гаврилова, он успел шепнуть:
– В случае чего – вы мои пленники. Понятно?
– Из какого ты, брат, отряда? – спросил негр по-русски. Видимо, этот язык ему легче было выучить, чем чеченский.
– Да я сам по себе охочусь.
– Это твоя добыча? – указал негр рукою на Гаврилова и его спутников.
– Да, это мои.
– Сейчас, Хамзат, нельзя самому по себе, – сказал, выходя из-за деревьев, низкорослый и совсем лысый чеченец. – Наша священная борьба требует объединения всех мусульманских сил.
– А, это ты, Аслан, жив еще? А по телеящику говорили, что тебя под Аргуном убили.
– Разве ты не знаешь, Хамзат, что эти лживые собаки никогда правды не скажут.
В это время со стороны леса вышли еще несколько боевиков. Аслан, кивнув в сторону русских, поинтересовался:
– Что собираешься с этими делать?
– Что и все, выкуп получить.
– Какой тебе выкуп, дорогой Хамзат, они же твою жену и двух дочерей убили, а ты с ними нянькаешься. Резать надо этих вонючих гяуров, вот что должен делать истинный воин Аллаха.
– Резать большого ума не надо, – возразил Хамзат, – а вот получить деньги и на них закупить оружие для борьбы за свободу Чечни – более достойное занятие для воина ислама.
– Эх, Хамзат, хоть ты и учителем был, а все равно отсталый человек. Оружия у нас достаточно. Слава Аллаху, наши братья по вере снабжают нас всем необходимым для священной войны с неверными.
Боевики все прибывали и прибывали, заполняя поляну. Кто-то вскрывал консервы и тут же поедал их. Кто-то чистил и смазывал свое оружие. Кто-то дремал, привалившись к дереву. По всему было видно, что отряд Аббаса собирается расположиться здесь на привал.
– Ну ладно, Аслан, – сказал Хамзат, – будет воля Аллаха, увидимся, а сейчас мне пора идти.
– Постой, Хамзат. Куда ты спешишь? В ущелье целый батальон гяуров. Пусть пройдут, тогда будем думать, как дальше действовать. Да, еще я не представил тебя нашему командиру, уверен, что Аббас захочет с тобою поговорить.
Делать ничего не оставалось. Потому Хамзат вместе со своими путниками расположился возле небольшой сосенки под бдительным надзором подручных Аслана. Вскоре из леса в окружении вооруженных до зубов арабов вышел сам Аббас. Две черные маслины его глаз уставились на Хамзата, да так и буравили горца, пока ему что-то на ухо нашептывал Аслан. Наконец Аббас, широко улыбаясь, шагнул навстречу Хамзату:
– Аллах акбар! Приветствую своего брата по оружию, – сказал он по-арабски, и его тут же перевел другой молодой араб. – Я уже слыхал о тебе, Хамзат. В одиночку мало что можно сделать, так что присоединяйся ко мне, не пожалеешь. Мы сейчас готовим большой рейд по соседней республике, чтобы напомнить Москве: борьба еще не закончена, она только в самом разгаре.
Вдруг, отстранив переводчика, Аббас заговорил хотя с акцентом, но на чисто русском языке.
– Надо, чтобы эти неверные ощутили на себе гнев Аллаха. Помнишь, Хамзат, что говорится в пятнадцатой суре?
В свои студенческие годы, обучаясь в Москве в университете имени Патриса Лумумбы, Аббас охотно играл в любительском студенческом театре. Мечтал даже стать артистом кино, но потом понял, что на войне можно зарабатывать деньги не меньше, чем в киностудии. Честолюбивая привычка покрасоваться перед публикой в театральной позе в нем осталась на всю жизнь. Вот и теперь, грозно вращая глазами в сторону Гаврилова и его товарищей, он начал с чувством декламировать:
– И на восходе солнца охватил их гул, и мы вверх дном перевернули их селенья и пролили на них дождь камней из обожженной глины. И пролили на них смертельный дождь, и был ужасен этот дождь для тех, кто был увещаем и не внял. Вот что мы скоро сделаем с неверными.
– Благодарю тебя, Аббас, за честь, оказанную мне, – хмуро сказал Хамзат, выслушав араба, – я тоже много слышал о тебе. Но сейчас я должен довершить начатое дело: доставить этих пленников и получить за них выкуп. Потом уже у меня будет время подумать над твоим предложением.
– У тебя не будет времени, Хамзат, – улыбнулся Аббас, зловеще скаля белые ровные зубы. – Зачем истинному последователю пророка Мухаммеда много думать? Сейчас не думать надо, а сражаться за наше священное дело. А пленников твоих я сам у тебя выкуплю. Сколько ты хочешь за них, говори?
Аббас достал из кармана толстую пачку стодолларовых купюр и стал ими поигрывать в руке. При этом он сощурил один глаз, продолжая посмеиваться:
– Ты не думай, Хамзат, деньги настоящие.
– Нет, Аббас, я не работорговец, обещал вернуть за выкуп, значит, сдержу слово.
– Кому ты обещал? Ты же не правоверному мусульманину обещал. Гяурам обещать можно что хочешь, а выполнять обещание совсем не обязательно, в этом никакого греха нет.
Аббас бросил короткую команду по-арабски своим телохранителям, и двое из них подошли к Хамзату.
– Ты у меня гость, тебя никто не тронет, но тебе придется побыть с нами, чтобы у тебя было время подумать. Отдай, Хамзат, пока свое оружие моим людям, я никому не доверяю, кроме самого Аллаха и его пророка Мухаммеда. – При этих словах Аббаса все арабы дружно рассмеялись.
Аббас сел на траву, сложив ноги на восточный манер, и велел подвести к нему солдата.
– Тебя как звать? – приветливо обратился к нему Аббас.
– Сергей, – дрожащим от волнения голосом ответил солдат.
– Хочешь жить, Сергей? – спросил его Аббас.
– Конечно, хочу, – ответил Сергей, пытаясь изобразить на своем лице что-то наподобие улыбки.
– Аллах может подарить тебе жизнь, если ты примешь истинную веру.
– Какую, мусульманскую? – уточнил Сергей.
– А разве есть другая истинная вера? – поднял в деланом удивлении брови Аббас.
– Но я же христианин, мне нельзя принимать другую веру.
– Тебе надо знать, что твой Христос всего лишь пророк, а не Бог. Потому что нет Бога кроме Аллаха и Магомет пророк Его. Если ты примешь нашу веру и обрежешься, будешь нам как брат и сможешь воевать с неверными.
– Со своими воевать? – удивился Сергей.
Араб рассмеялся:
– Когда ты станешь правоверным мусульманином, они тебе уже не будут своими.
– Нет, я не могу, – потупился Сергей.
Аббас перестал улыбаться, встал и, подойдя к Сергею, потянул ворот его гимнастерки. Верхняя пуговица отлетела, и на груди солдата засверкал серебряный крестик. Лицо араба передернулось и сморщилось, как от зубной боли.
– Если тебе действительно хочется жить, подумай над моим предложением. Срок даю до завтрашнего утра. А потом… – И он при этом выразительно чиркнул по своему горлу ладонью.
Сергей сел на землю рядом с Гавриловым и Патриевым. Бледный и взволнованный, он все же, выдавив из себя что-то наподобие улыбки, спросил:
– Как вы думаете, они меня убьют?
– Да, по-моему, нам всем здесь крышка, – сказал Патриев, оглядываясь на сидевшего в стороне Хамзата. – Кстати, куда подевались его племянники?
Хамзат сидел, хмуро глядя в одну точку, казалось, сосредоточенно что-то обдумывая.
– Может, тебе, Сергей, действительно сделать вид, что ты веру их принимаешь. Чтобы время потянуть. А там видно будет, – предложил Гаврилов.
– Так нельзя, Анатолий Сергеевич.
– Что нельзя? – не понял тот. – Я же тебе не предлагаю по-настоящему мусульманином заделаться. А так, только для вида.
– И для вида нельзя, – упрямо замотал головой Сергей, – даже для вида нельзя от Христа отказываться.
Сергей нащупал рукой свой нательный крестик и с тоской подумал: "Не помогли, отец Валерий, твои молитвы. Ох, не помогли. Что же мне делать?" Он огляделся кругом, будто ища ответа и поддержки. Затем взял в руки свой крестик и начал его разглядывать. Христос, изображенный на кресте, раскинул руки так, как будто не Его распяли враги, а Он Сам, раскинув руки, приглашал к Себе в объятия всех желающих следовать за Ним в Царство Небесное. Сергей задумчиво повернул крестик обратной стороной и прочел выгравированную на серебре надпись: "Спаси и сохрани". Его губы едва слышно произнесли эти слова, и он вдруг осознал до глубины души, что сейчас ему нужно молиться самому. Его молитва – то единственное, что станет ему и помощью, и поддержкой в эти страшные минуты.
* * *
В детстве, проведенном в небольшом тихом поселке городского типа со странным названием Вязники, Сергей ни о Боге, ни о Церкви ничего толком не знал. Знал, конечно, что где-то есть храмы и есть верующие люди, но все это, казалось ему, не имеет к реальной жизни никакого отношения. Когда уже учился в десятом классе, вдруг выяснилось, что к ним в поселок прибыл священник открывать православный приход. Это событие было сенсацией для жителей Вязников. В первое время об этом судачили на разные лады. Когда же Марья Гавриловна Семихина, одна из организаторов прихода, пошла по народу с кружкой, то все давали на храм охотно, кто десяточку, а кто и пятьдесят рублей. После сборов выяснилось, что добровольных пожертвований все равно на строительство храма не хватит, и все как-то поостыли. Больше никто не жертвовал. Любопытство поселковых жителей продолжал вызывать приехавший к ним молодой священник. Сергею тоже было интересно увидеть настоящего священника. Когда увидел, то его ждало разочарование. Это был молодой парень лет двадцати пяти, ходил он в джинсовой куртке и кроссовках. На священника он никак не походил, даже несмотря на небольшую бороду, растущую почему-то только под подбородком. В лучшем случае его можно было принять за музыканта из какой-нибудь рок-группы. Власти района передали священнику под устройство храма бывший поселковый кинотеатр: фильмы давно не крутили, он который год пустовал. Кинофильмы, в основном американские, демонстрировали в районном ДК. Кинотеатр, между прочим, как выяснилось потом, располагался в здании бывшей церкви, которую закрыли еще в двадцатые годы. Кресты и купола снесли. Алтарную часть переоборудовали под кинобудку. Крышу тоже перестроили. То, что осталось после перестройки, так мало напоминало собою православный храм, что через два-три поколения память о храме у жителей Вязников совсем выветрилась. Многие думали, что это просто какое-то старинное здание, где после революции разместили кинотеатр.
Сергей с ребятами издалека наблюдали, как священник походил вокруг здания кинотеатра, а потом вошел внутрь. Когда вечером возвращались с танцев из ДК, то заметили, что в кинотеатре горит свет.
– Что же там поп делает? – поинтересовался Генка Самойлов.
– Наверное, молится, – предположил Санька Насонов.
– А чего гадать, пойдем посмотрим, – предложил Рафик Абдулов.
– Иди, если тебе надо, а мы здесь подождем, – предложили ему ребята.
Рафик пошел и вскоре вернулся.
– Ну, чего там увидел? – стали расспрашивать ребята.
– Да ничего особого, – пожал плечами Рафик, – захожу я в кинозал, а этот священник сцену ломает.
– Как ломает? Зачем ломает? – заинтересовались ребята.
– Вот и я его спрашиваю: "А зачем вы сцену ломаете?" Он говорит: "Разберу сцену и из этих досок что-то сделаю…" А что он сделает, я так и не понял. Слова какие-то мудреные: то ли кастас какой-то, то ли еще чего. Словом, что-то для службы Богу. Я ему говорю: "А почему вам никто не помогает?" А он мне отвечает: "Вот ты мне и помоги. Тогда если кто еще придет, то уже таких вопросов задавать не будет, а сам станет помогать". Я ему говорю: "Мне нельзя, я мусульманин, а храм у вас христианский". Он меня спрашивает: "А ты намаз пять раз в сутки совершаешь?" Я удивился: "Какой такой намаз?" А он опять смеется: "Какой же ты мусульманин, если не знаешь, что такое намаз. Ты еще пока ни то ни се. Так что можешь смело за работу приниматься". Я говорю: "Да мне некогда". А потом вижу, у него гвоздодер маленький, таким разве поработаешь. Там гвоздищи на сто пятьдесят, не меньше. Я ему и предложил принести из дому большой, удобный гвоздодер. Он обрадовался. "Вот спасибо тебе, – говорит, – неси быстрей, а я за тебя пока помолюсь. Как тебя зовут?" Я говорю: "Зовут меня Рафик, но как же вы за меня молиться будете, если я ни то ни се". "А это уже мое дело, – говорит он, – как я буду за тебя молиться". "Помолитесь лучше, говорю я ему, чтобы у меня отец не пил". Сказал и пошел к вам. Теперь надо идти за гвоздодером, раз обещал.
– Пойдем все вместе, – сказали ребята, – поможем попу, все равно делать-то нечего.
Так и стал Сергей со своими друзьями ходить к отцу Валерию, так звали батюшку, и помогать ему восстанавливать храм. Сделали вместе из досок сцены иконостас, престол и жертвенник. Затем отец Валерий привез иконы и начал совершать службы. На первую службу ребят пригласил. Те постояли немного, переминаясь с ноги на ногу, да так и ушли, не дождавшись конца службы. Больно утомительно и неинтересно им показалось на службе стоять.
Сергей вышел из храма вместе с друзьями, но на следующий день пришел утром в храм и отстоял всю службу. Почему он так сделал, сам себе объяснить не мог, потянуло просто, и все. После окончания службы все молящиеся стали подходить к отцу Валерию и целовать крест, который он держал в руке. Сергей постеснялся подходить вместе со всеми ко кресту и уже собирался уходить из храма, но тут отец Валерий сам подошел к нему прямо в облачении:
– Привет, Сергей, рад тебя видеть. А ребята где?
– Да кто где. Сегодня же воскресенье. Наверное, на школьный стадион пошли мячик погонять.
– А чего же ты с ними не пошел? – спросил отец Валерий, испытующе посмотрев на Сергея.
– Да чего там интересного. Каждый день одно и то же. А тут у вас все необычно. Служба идет вроде на русском языке, и в то же время не очень понятно, но красиво.
– Ну что же, Сергей, – вдруг широко улыбнулся отец Валерий, – еще раз убеждаюсь в истине слов Господних: "Много званых, да мало избранных". Хочешь, я тебя научу читать на церковнославянском?
– Меня-то навряд ли, – замялся Серей, – я в школе по немецкому больше тройки никогда не имел.
– Немецкий не наш язык; а славянский – он родной, на котором наши с тобой предки говорили.
Так и стал Сергей к отцу Валерию ходить. Вначале на дому у священника учился читать по-славянски. Ему это очень понравилось. Вскоре стал ходить помогать батюшке за службой. Кадило разжигал, со свечой выходил. А как научился хорошо по-славянски читать, то его отец Валерий поставил в хор, на клирос чтецом.
После окончания школы Сергей учиться никуда не поступил. Троек было много в аттестате. Мать ему сказала:
– Раз не учишься, то иди куда-нибудь работать, а то на свою зарплату я тебя, такого бугая, не собираюсь тянуть. И от армии мне тебя нечем отмазать.
Сергей пожал плечами:
– Да я и не собирался от армии косить. Вон Колька Парфенов отслужил в морфлоте и вернулся, жив-здоров. Не всех же в Чечню направляют.
– А если в Чечню попадешь? – вдруг всполошилась мать. – Что тогда?
– А что тогда? Буду воевать.
– Господи! – всплеснула руками мать. – Тоже мне вояка выискался. А если убьют?
– Не всех же убивают. Кто-то и возвращается, – сказал Серега, но уже не совсем уверенно.
Работать его взял к себе при храме отец Валерий. Здесь Сергей и за сторожа ночного, и за чтеца. Да и вообще правой рукой отца Валерия стал. Когда подошло время Сергею идти в армию, отец Валерий отслужил молебен и сказал ему напутственное слово:
– Иди, Сергей, и служи Родине честно. Помни, наша православная вера налагает на нас особую ответственность быть преданным своему отечеству даже до смерти. Но помни еще и о том, что мы будем за тебя молиться, чтобы Господь сохранил тебя от всякой напасти и вернул домой в здравии. – При этих словах отец Валерий расстегнул ворот рясы и снял свой нательный серебряный крестик. – Давай, Сергей, снимай свой, мы с тобой поменяемся. Я с этим крестиком сам в армии служил. Теперь я твой крестик буду носить, а ты мой, чтобы все время помнил, что тут за тебя молятся.