Из письма гг. Алферовых. "В 1866 году 6 декабря, - пишет г. Алферов, - дочь моя София, будучи одного года и двух месяцев, вдруг не стала владеть левою ножкою; страдания малютки были невыносимы - ни днем, ни ночью не могла спать; доктора, пользовавшие ее, не могли даже определить, в чем заключалась эта болезнь, ибо опухоли не было. Одним словом, она не могла владеть ножкой, а разные мази, прописываемые докторами, еще более усиливали боль в ноге. Нам с женой слишком было прискорбно видеть невыносимые страдания малютки, и не в состоянии будучи облегчить их, мы обратились за помощью к Пресвятой Владычице Небесной - попросили священника отслужить молебен Казанской иконе Божией Матери, прося Царицу Небесную послать нашей дочке выздоровление. Вскоре после этого, перед обедом, жена моя, оставаясь у колыбели больной малютки, уснула на несколько минут и увидела иеромонаха старца Серафима в белом балахончике, который ей сказал: "Не плачь и не убивайся, твоя дочь будет жива и здорова. У нее вывих; нужно поскорее поправить ножку". Тут жена моя проснулась и за обедом рассказала мне о своем сновидении. После обеда я прилег отдохнуть и сам увидел во сне старца Серафима, также в белом балахончике, который, обращаясь ко мне, сказал: "Не беспокойтесь, ваша дочь будет жива". Проснувшись, я пошел в столовую, где застал жену, разговаривающею с акушеркой, которая за тем, собственно, пришла, чтобы посоветовать нам обратиться к костоправу-мужичку, известному во всем Глазовском уезде Вятской губернии, где в то время я находился на службе. Я заявил им о своем сновидении и послал кучера за упомянутым костоправом, который на другой день утром приехал. Осмотрев больную ножку нашей дочки, он нашел у нее вывих в трех местах, а именно: в ступне, повыше оной и в колене. При этом он заявил нам, что нужно будет поправить еще два раза. После первого поправления ножки, на третий или четвертый день, она в первый раз подняла ее, к нашей общей радости; после каждого поправления ей делалось лучше, а через три недели она была совершенно здорова. В 1867 году, около 8 июля, у меня заболел сын Александр, будучи трех месяцев. Около же 15 июля я, возвратясь из уезда, в час ночи лег спать и во сне увидел старца Серафима, в том же белом балахончике, который мне сказал: "Он умрет". По истечении трех дней сын мой умер. В 1870 году 2 августа, в Санкт-Петербурге, у меня родилась дочь Ольга. Когда исполнилось ей шесть недель, жена моя поехала к куму, а я, оставшись дома, уснул у кроватки малютки и увидел во сне вошедшего ко мне в комнату иеромонаха старца Серафима, в белом балахончике, который мне сказал: "Она году не доживет". И действительно, она умерла 20 июля 1871 года, не дожив до году 12 дней. Когда я находился на службе в г. Глазове, именно в 1865 году, я почувствовал сильную боль в левом боку; по временам страдания мои были невыносимы. По приезде моем в Петербург, в 1870 году, врачи, к которым я обращался, находили мою болезнь неизлечимою. Оставя службу в 1876 году, я поехал в г. Задонск Воронежской губ., часто ходил к обедне в монастырь и мысленно всегда просил старца Серафима облегчить мою болезнь. В ночь с 23 на 24 августа, во время моего сна, старец Серафим подошел к моей кровати - в подряснике, епитрахили и поручах, - поодаль от него стал диакон в полном облачении и еще кто-то в монашеском одеянии. Отец Серафим, приблизясь ко мне, левым коленом своей ноги уперся в больной мой бок и обеими руками ободрал мне ребра так, что когда я взглянул на больное место, то под ребрами висели какие-то кровавые жилы, вроде пиявок, в палец толщиною. Когда видение прошло, я проснулся и тотчас же почувствовал облегчение". "С первых чисел сентября месяца, - пишет жена г. Алферова, - я страдала биением сердца и захватом дыхания в груди, с сильным кашлем, болью в груди, спине и левом боку; все это время я лечилась, но от лекарств облегчения не получала. Летом 1884 года я страдала расслаблением всего организма, по временам от слабости едва могла ходить. В молитве своей я всегда просила Матерь Божию и старца Серафима послать мне исцеление. С 4 на 5-е августа я во сне увидела старца Серафима в черной мантии, епитрахили и поручах. Он подошел ко мне, но только не знаю где, взял меня за плечи и поставил в большой комнате со словами: "Не убойся, дочь моя! Сейчас тебе будет великая радость: видение образа Божией Матери". Тотчас послышался сильный шум, от страха и слабости голова моя кружилась, но была поддерживаема руками отца Серафима и ободряема его словом: "Не убойся!" Вдруг шум утих, отворилась дверь и вошла женщина в монашеском одеянии, с образом Божией Матери в руках и со множеством лиц, тоже в черном монашеском одеянии, которые Остались в дверях. Увидев красоту, величие и божественную доброту монахини, я от страха едва держалась на ногах, но руки отца Серафима меня крепко поддерживали. Он опять мне сказал: "Не убойся!" - и подвел меня к образу Божией Матери. Женщина в монашеском одеянии три раза благословила меня упомянутым образом, и я приложилась к оному. Та, которая меня благословила, села на близ стоявшую скамейку - отец Серафим и мне помог сесть рядом с ней. Божественно-кроткий лик монахини, державшей образ Божией Матери, внушил мне мысль молить ее о своем исцелении, причем я просила ее дозволить мне поцеловать ее ручку (от страха я долго не решалась на это). Она, божественно улыбнувшись, протянула мне оную, сказав: "Сколько угодно". Я с благоговением поцеловала ее ручку, мысленно не переставая молить ее о своем исцелении. Когда мои грешные уста коснулись ее божественной ручки, вся душа моя наполнилась неизъяснимым блаженством, из которого меня вывел голос отца Серафима, все время находившегося около меня с правой стороны: "Теперь с тебя этого довольно - иди, вот диакон проводит тебя". Тотчас появился диакон в черной рясе, которого я прежде не заметила. Видение прошло; диакон пошел вперед, я же встала со скамейки сама и пошла за ним, не чувствуя более никакой слабости. Много комнат прошли мы, и наконец он ввел меня в небольшую комнату, всю увешанную образами, пред которыми горели лампады. Войдя в упомянутую комнату, он спросил у меня: "Знаешь ли, где ты теперь находишься?" Я отвечала: "Нет". "В Костроме", - был его ответ. Тут я проснулась. От великой радости и страха меня трясло, как в лихорадке; когда же я немного успокоилась, то почувствовала облегчение. Весь день я чувствовала себя крепче, а 6 августа, в день Преображения Господня, я пошла гулять со своим семейством, со станции Финляндской железной дороги, где мы жили на даче, и дошла до станции Шувалова без усталости, на расстоянии около трех верст. Благодаря покровительству Божией Матери и иеромонаха старца Серафима я не чувствую более слабости, и здоровье мое поправилось".
Кандидат Потапий Максимов писал Саровскому игумену Серафиму следующее. "В 1868 году в день праздника Святыя
Троицы с моими детьми отправился я в храм Божий для слушания литургии, а жена моя Мария, исповедующая римско-католическую веру, пошла для той же цели в костел. По окончании обедни, возвратившись домой, я узнал, что жена моя еще не возвращалась. Под влиянием неприятного чувства я ожидал возвращения ее и, по приходе, начал делать ей упреки за долгое отсутствие. Получив в ответ, что причиной ее отсутствия было желание слушать до конца богослужение, я кощунственно отозвался об ее набожности. В это время дочь наша Дарья, видя горесть матери и мое возбужденное состояние, подошла ко мне с просьбой не обижать мать. "Ты вон пошла!" - закричал я. Бедная малютка отшатнулась и в тот же день заболела. Полагая, что болезнь дочери есть следствие небольшого испуга, я спустя неделю после ее болезни приглашал в дом врачей более 12 человек для подания пособия больной. Но медицинские пособия не облегчили страданий малютки. Одиннадцать месяцев страдала моя дочь расслаблением организма до такой степени, что не могла даже поднять головы. Глубоко раскаиваясь в моей горячности и приписывая болезнь дочери ниспосланному на меня Богом испытанию, я плакал и молился. Прочитав жизнеописание Саровской пустыни старца Серафима и чудесное его заступничество за истинно-верующих и молящихся, я, по совету моего духовника, отслужил панихиду по преставльшемся старце Божием. Священник, отправлявший служение, затем исповедал и приобщил мою почти умирающую дочь. И на другой дець, 19 марта 1869 года, дочь моя Дарья встала с постели и свободно стала ходить по комнате. На вопрос наш: "Как это случилось?" - Дарья отвечала, что во сне она видела священника, который, подошедши к ее постели, сказал: "Встань, Дашенька, Божия Матерь велела тебе встать"".
Нижегородский мещанин Павел Иванов Байков свидетельствует: "В 1868 году, когда я был приказчиком у купца Сторожева в г. Арзамасе Нижегородской губ., в декабре месяце при занятии в ренсковом погребе, в подвале, в 8 часов вечера со мною открылась болезнь глаз и вместе с сим обуял меня какой-то страх. Болезнь глаз и нападающий на меня страх изо дня в день усиливались и продолжались слишком год, так что за последнее время открылась сильная ломота в глазах, и я почти ни на что не мог смотреть, тем более на свет. Доктора как арзамасские, так и лукояновские, пользовавшие меня немалое время, никакой пользы не могли мне принести. В то время родительница моя, старушка богобоязненная, слыша многое об исцелениях разных недугов молитвами иеромонаха старца Серафима, дала мне наставление, чтобы я просил отца Серафима на молитве об исцелении моей болезни, и вместе с сим посоветовала сходить пешком в Саровскую пустынь отслужить по нем панихиду. Совет родительницы моей я принял с усердием и постоянно на молитве просил отца Серафима об исцелении моей болезни, а также сходил пешком в Саровскую пустынь, где у могилы отца Серафима отслужил панихиду. По приходе из Сарова в село Иванцево, спустя недели две, Богу угодно было, молитвами отца Серафима, со мною сотворить чудо. Брат мой старший, Алексей, в то время снял в аренду господский сад в селе Иванцеве, принадлежащий графине Протасовой. В июне месяце 1870 года, в самый полдень, брат мне предложил сходить с ним в сад, который от нашего жительства отстоял саженях во ста или полутораста. Пришли мы с ним в сад, около шалаша посидели несколько времени, затем брат говорит мне, что время обедать, я ему говорю: "Иди, я сам как-нибудь через несколько минут приду". Не успел брат отойти от меня несколько сажен, как меня сильно и моментально склонило ко сну, тогда как в то время я никакой привычки не имел днем спать. В это самое время, в течение каких-нибудь пяти минут, вижу я во сне, что нахожусь в Сарове около могилы отца Серафима, на коленях молюсь Богу и прошу об исцелении моей болезни; в этот момент из глаз моих вылетают громадные огненные искры. Не могу припомнить - спал ли я, или был в каком-то забвении, только, когда пришел в память, со мною было сильное трясение, и тут же никакой боли в глазах я более не почувствовал".
В заключение приведем исцеление г-на Засухина, о котором было напечатано в октябрьской книжке Приложения к журналу "Гражданин" 1884 г. Автор статьи пишет так:
"Желаю описать один замечательный случай, бывший с одним моим духовным сыном, муромским купцом Иваном Ивановым Засухиным, в 1882 и 1883 годах.
Вышепоименованный муромский купец Иван Иванов Засухин, 1882 г., марта 21 дня, приехал в Муром, в свой дом из станицы Урсанина, земли войска Донского, очень больным. По его словам, он заболел там брюшным тифом 3 марта. Местный доктор станицы Урсанина, лечивший его там, несколько ослабивши болезнь, посоветовал ему ехать на родину, что он и сделал. Дорога утомила его очень сильно, и он прибыл в Муром очень слабым. Позван был доктор, некто вольнопрактикующий Ив. С. Стабровский. Г-н Стабровский принял болезнь тоже за брюшной тиф и против него стал лечить; болезнь ослабела и, по замечанию г. Засухина, температура жара 40 /10 ослабела до 37 ½; прошло немного дней - больной стал поправляться. При болезни у него образовалась опухоль за ушами, а потом в правом паху; г. Стабровский нашел нужным опухоль в паху прорезать, чтобы дать исход скопившейся там материи. Но прорез вышел неудачен, материя не шла, а опухоль стала развиваться более и более. Впрочем, несмотря на подобное неблагоприятное условие, вообще здоровье больного стало заметно поправляться. Явился аппетит, и больной без особенных усилий мог в постели сидеть. Г-н Стабровский, не находя ничего серьезного, по своим надобностям отправился в Москву, не считая даже нужным передать больного кому-либо из муромских врачей. Но, к прискорбию больного, вскоре по отъезде Стабровского болезнь усилилась, и больной принужден был обратиться к другому врачу. Был приглашен военный врач г. Карпов. Карпов признал болезнь за поражение кишок и стал лечить против этой болезни, а на прорез опухоли внимания не обратил.
Болезнь не унималась, и больной вызвал из Москвы опять г-на Стабровского; больной, чувствуя невыносимую боль в паху, просил доктора обратить на это внимание.
При внимательном осмотре доктора оказалось: опухоль в паху усиливалась, а прорез уже закрывался, расширить прорез г-н Стабровский не находил удобным, по слабости больного, потому что от изнурительной болезни силы больного очень ослабели. Больной, видя, что болезнь не поддается усилиям г-на Стабровского, просил его для совета пригласить другого врача, но г-н Стабровский не согласился на подобный совет и оставил больного, своего пациента. Был приглашен муромский земский врач г-н Розов. По словам г-на Розова, больной был в таком состоянии: значительная опухлость, крайне болезненная, правой тазовой области, распространенная и на правое бедро, так что движение в правом тазобедренном суставе было совершенно невозможно. В правом паховом сгибе находилось отверстие свищевого хода, идущего к правой тазовой области; из отверстия этого постоянно выделялось значительное количество гноя. Больной был крайне истощен и настолько слаб, что не мог приподняться в постели. Однако после разного рода мероприятий и употребленных доктором средств к октябрю месяцу состояние больного улучшилось до такой степени, что он мог даже несколько ходить с помощью костыля; припухлость таза и бедра и болезненность в них значительно уменьшились. Силы больного окрепли, но свищевое отверстие не закрывалось, и, кроме того, на бедре появился новый нарыв, после которого остался опять свищевой ход. Ввиду такового состояния больного г-н Розов предложил больному отправиться в Петербург, рассчитывая, что, может быть, там найдут возможным помочь ему оперативным путем. Больной так и сделал и вместе с г-ном Розовым отправился в Петербург. Консилиум петербургских профессоров Богдановского и Мултановского нашел операцию невозможной, и только было сделано расширение свищевых ходов и вставлен был дренаж. По словам больного, он желал остаться в Санкт-Петербурге для окончательного излечения, но доктора посоветовали ехать домой, и так как он был очень слаб, то посоветовали ехать (домой) непременно с доктором (3 ноября). По возвращении в Муром в болезни Засухина появилось новое осложнение: по словам г-на Розова, развилось воспаление легочной плевры, к которому присоединился понос, больной ослабел окончательно. Для совета были приглашены еще другие врачи: гг. Доброхотов и Лутновский. Приглашенные врачи сознали положение больного безнадежным и определили даже день его смерти.