I, 12
Не только авва Иоанн Сав[в]аит, но и авва Стратигий Затворник, хотя он и никуда не выходил, видел авву Иоанна в день, когда того постригал игумен авва Анастасий, сходящим со Святой Вершины. Позвав авву Мартирия и самого отрока, [Стратигий] сказал старцу: "Скажи мне, авва Мартирий, откуда этот отрок и кто постригал его?" Авва Мартирий ответил ему: "Он, отец, мой ученик и твой раб, а постригал его игумен авва Анастасий". Тогда авва Стратигий сказал ему: "О, авва Мартирий, кто осмелится сказать авве Анастасию, что сегодня он постриг [будущего] игумена Синая?"
Достойно, подлинно и справедливо святые отцы пророчествовали о всесвятом отце нашем Иоанне. Ибо он украсился и просиял всякой добродетелью, так что отцы места этого прозвали его вторым Моисеем. По крайней мере, когда сюда пришли около шестисот странников и они, сев, стали вкушать пищу, то святой отец наш Иоанн видел некоего [мужа], коротко постриженного и облаченного в одежду тонкого полотна на иудейский лад, который властно распоряжался, отдавая приказы поварам, экономам, келарям и прочим служителям. После того как толпа [странников] ушла, а прислуживающие сами сели, чтобы поесть, отец наш стал искать того, кто ходил повсюду и отдавал распоряжения, но не нашел его. Тогда [наш] игумен, раб Христов, сказал: "Оставь его. Господин Моисей не сделал ничего странного, служа в собственном своем месте".
I, 13
Был здесь и другой [подвижник], по прозвищу Исавр, муж духоносный и преизобилующий даром исцелений. Опять же в [монастырской] лечебнице лежал расслабленный, и [однажды] пред ним предстала Владычица наша Богородица и сказала ему: "Иди к игумену: он сотворит над тобой молитву – и ты излечишься". Расслабленный, волоча [свое тело], вышел и пришел к игумену. По Домостроительству Божиему, когда он постучал [в ворота], то не нашлось никого, кроме игумена, кто бы вышел и открыл ему. Когда же тот вышел и открыл [ворота], то расслабленный сказал ему: "Не отпущу тебя, потому что Богородица послала к тебе". Сильно понуждаемый [просьбами расслабленного], старец снял свой пояс, сказав: "Возьми его и опоясайся им". Когда же расслабленный одел пояс, то тут же встал и пошел, благодаря и восхваляя Бога.
I, 14
Местность, [под названием] Арселайя, где и я обитал три года, труднодостижима из-за бурных потоков от таявших снегов. Я встречал двух обитающих там отцов, [родом] армян – авву Агафона и авву Илию, пресвитера. Однажды авва Илия говорит авве Агафону: "Брат, приготовься, потому что в течение десяти дней ты отойдешь ко Господу, ибо сегодня я видел тебя облаченного в новый гиматий и идущего на царский свадебный пир. Когда же ты постучал [в дверь], то я услышал голос Хозяина Дома, гласящий: "Хорошо, что ты пришел, авва Агафон. Приготовьте место и откройте ему"". Так и случилось: в течение пяти дней авва Агафон отошел ко Господу.
I, 15
В той же местности жил авва Михаил Ивер, пять лет назад отошедший ко Господу. Этот Михаил обрел себе ученика по имени Евстафий, который прибыл в Вавилон, желая, чтобы [врачи] обследовали его руку. [Он рассказал следующее.] Авва Михаил [серьезно] занемог, а Евстафий находился при нем, рыдая. А кладбище тамошних [почивших] отцов было [в то время] труднодостижимым и [путь к нему] очень опасен из-за обвала, [завалившего дорогу] гладкими камнями. Авва Михаил сказал Евстафию: "Чадо, возьми меня, чтобы я смог помыться и приобщиться [Святых Таин]". Когда это произошло, то Михаил опять сказал ему: "Ты знаешь, чадо, что путь вниз, к кладбищу, опасен и скользкий, и если я умру, то ты и себя подвергнешь опасности, спуская и перенося меня туда, ибо можешь упасть и погибнуть на круче. Поэтому пойдем с тобою потихонечку вдвоем". После того как они спустились, старец сотворил молитву, ласково облобызал Евстафия и изрек: "Мир тебе, чадо, и молись обо мне". Затем, преисполненный радости и ликования, лег в гроб и отошел ко Господу.
I, 16
Когда год назад святейший наш игумен Иоанн, новый и второй Моисей, собрался отойти ко Господу, то пришел к нему епископ Георгий, его родной брат, и, сетуя, сказал: "Вот, ты меня оставляешь и уходишь. А я ведь молился, чтобы ты отправил меня [ко Господу] раньше себя. Ибо я без тебя не способен пасти свою паству". Авва Иоанн отвечал ему: "Не скорби и не печалься, ибо если я обрету дерзновение к Богу, то не оставлю тебя [одного,] и ты даже не насытишь годового цикла [жизни своей]". Так и случилось: в течение десяти месяцев по прошествии зимних дней епископ с миром отошел ко Господу.
I, 17
В той же местности Арселайя, о которой речь шла выше, был авва Георгий, прозванный Арселаитом, прославившийся в нашей пустыне, о многих и великих чудесах которого рассказывали нам многие [мужи]. Из этих чудес я попытаюсь кратко остановиться лишь на немногих.
Когда путь из Палестины был захвачен варварами, то на Святой Горе возникла большая нехватка масла. Тогда игумен спустился в Арселайю и призвал человека Божия Георгия взойти на Святую Гору. Не имея возможности ослушаться игумена, Георгий поднялся вместе с ним [на Гору], и игумен ввел его в хранилище масла, попросив сотворить молитву над пифосами, бывшими совсем пустыми. Авва же мягко сказал игумену: "Отец, сотворим молитву над одним только пифосом, ибо если сотворим молитву над всеми, то погрузимся в масло [, как в море]". Они сотворили молитву над одним пифосом – и тут же масло забило, словно из источника. Старец тогда сказал прислуживающим [новоначальным инокам]: "Начерпайте и перелейте в остальные пифосы". Когда все [сосуды] наполнились, то [первый] пифос перестал изливать из себя [масло], как это некогда случилось с Елисеем (см. 4 Цар. 4:2–6).
Игумен после этого возжелал назвать пифос именем аввы Георгия, однако тот сказал ему: "Если ты когда-нибудь сделаешь это, то масло иссякнет, а поэтому назови пифос именем Святой Владычицы нашей Богородицы". Так и случилось. И доныне сохраняется этот пифос, а над ним весит прикрепленная [к стене] неугасимая лампада во имя Святой Богородицы.
I, 18
Однажды к этому же праведному Георгию пришли восемь голодных сарацин, а у него не было ничего из [вещей] мира сего, чтобы он мог нечто дать им, ибо из съедобного имел только плоды диких каперсов, своей горечью могущие уморить и верблюда. Видя сарацин, ужасно страдающих от голода, старец сказал одному из них: "Возьми лук свой, перейди через этот холм, и найдешь стадо диких козлов. Застрели одного, которого пожелаешь, но не пытайся застрелить другого".
Сарацин пошел, как сказал ему старец, застрелил одного козла, схватил и заколол его. Когда же он попытался застрелить другого, то лук его сломался. Придя и принеся мясо, он рассказал товарищам о том, что случилось с ним.
I, 19
Тот треблаженный [муж] воскресил, запечатлев знамением креста, своего ученика, которого укусил аспид и который был уже готов испустить дух, а аспида, словно акриду, разорвал собственными руками. Своему же ученику запретил говорить об этом вплоть до своей смерти.
I, 20
И сколь же [удивительной] была смерть этого великого отца или, лучше, преставление его через смерть к жизни вечной! Ибо заболев в пещере своей, где лежал на циновке, он послал одного сарацина-христианина в Айлу, чтобы тот позвал возлюбленного [брата] старца и сказал ему: "Приходи, дабы я попрощался с тобой прежде, чем отойду к Господу". А путь [до Айлы] был расстоянием в двести миль.
После двенадцати дней старец, лежащий на циновке, сказал своему ученику: "Поторопись и зажги огонь, ибо братия уже подходят". И как только ученик зажег огонь, то сразу же в пещеру вошли [посланный] сарацин и возлюбленный [брат] старца из Айлы. Старец сотворил молитву, обнял обоих [пришедших] и, причастившись Святых Таин, лег [на свою подстилку] и отошел ко Господу.
I, 21
Авва Кириак рассказывал нам об авве Стефане – наставнике своем. Когда старец, по его словам, пребывал в Малахане – месте, вследствие таяния снегов труднодоступном и почти недоступном (в нем я и сам некогда бывал), отстоящим от Святой Горы на сорок миль, пройти которые было очень тяжело, – то там старец сажал зелень, которую употреблял в пищу, ибо ничего другого он не ел. Однажды пришли дикие свиньи, они съели растения и опустошили [поле].
В один из дней, когда старец сидел и сокрушался, он увидел проходящего мимо леопарда и позвал его. Зверь сел у ног его, а старец сказал ему: "Сотвори любовь и не уходи отсюда, но охраняй мой маленький садик – ты поймаешь диких свиней и съешь их". И леопард остался вместе со старцем продолжительное время, охраняя его маленькие овощи до тех пор, пока старец не отошел ко Господу с радостью.
I, 22
В той же местности Малахане пребывал и божественный Иоанн Сав[в]аит вместе с великим Димитрием – царским старшим врачом. В один из дней они увидели на песке одного горнего потока след огромного дракона. Димитрий сказал великому Иоанну: "Авва, уйдем отсюда, иначе зверь нападет на нас". Авва же Иоанн ответил ему: "Давай лучше помолимся". Когда они стали на молитву, то зверь находился в двух стадиях от них. И вот они видят, как по Божиему повелению этот зверь вдруг поднялся вплоть до облаков, а затем с грохотом обрушился на землю и рассыпался на множество мелких частей.
I, 23
Авва Иоанн Римлянин, ученик чудного Иоанна Сав[в]аита, о котором речь шла выше, рассказывал мне следующее: "Когда обитали мы в Арселайе, то однажды взрослая дикая свинья принесла своего маленького детеныша, влача его в зубах своих, и положила его, бывшего слепым, к ногам старца. Видя слепоту детеныша, святой плюнул на землю, сделал брение, помазал им глаза детеныша – и тот сразу же прозрел. Мать же его, приблизившись, ласково припала к стопам старца, а затем, забрав детеныша, радостно запрыгала прочь.
На следующий же день она принесла старцу тяжелый кочан капусты, с большим трудом влача его во рту. Святой муж, улыбаясь, сказал ей: "Откуда ты принесла его? Наверное, похитила из садиков отцов? А я ворованного не ем. Поэтому возьми [кочан] и отнеси его обратно туда, откуда ты его взяла". И как бы устыженное животное взяло кочан капусты и отнесло его в тот садик, откуда похитило".
I, 24
В другой раз, как говорит он, случилась великая засуха в пустыне: собрались большие стада диких коз, и они проходили по всем горам и частям Арселайи в поисках питьевой воды, но не находили ее. Был август месяц. И когда все [огромное] стадо их было близко к тому, чтобы погибнуть от жажды, козы забрались на вершину самой высокой горы пустыни, и все эти животные, устремив глаза свои к небу, единодушно издали крик, словно вопияли к Творцу. Поскольку же, по его словам, они, славя Господа, не покидали своего места, то именно только в этом одном месте и снизошел дождь. Они напились, согласно словам пророка: Дающему скотом пищу их, и птенцем врановым призывающим Его (Пс. 146:9).
I, 25
Эта глава, достойная повествования и памяти, показывает, что злословие является [грехом] ужасным и мучительным. Тот же самый чудный Иоанн Сав[в]аит рассказывал следующее: "Однажды, когда я находился в самой дальней пустыне, пришел навестить меня один брат из монастыря. Я спросил его, как обстоят дела у отцов. Он ответил: "По вашим молитвам, хорошо". Далее я спросил его о некоем брате, пользовавшимся дурной репутацией и славой. Он ответил: "Полагаю, отец, что он не избавился от такой славы". Услышав это, я сказал [с осуждением]: "Уф!"
И как только я произнес это "Уф!", то оказался, словно в исхождении из самого себя во время сна, напротив святой Голгофы, где был распят Господь между двумя разбойниками. Я хотел приблизиться и простереться ниц перед Ним, а Он, увидев это, громким голосом повелел стоящим рядом с Ним Ангелам: "Извергните его вон, потому что он антихрист для меня, ибо осудил брата своего еще до Моего Суда". Когда я был изгнан и оказался за дверью, то плащ мой, зацепившись, застрял в двери, которая была закрыта. Я оставил его там и тут же очнулся. Пришедшему же ко мне [брату] я сказал: "Это дурной день для меня". А он спросил: "Почему, отец?" Тогда я рассказал ему о том, что видел, и сказал: "Поверь, плащ мой – покров Божий надо мною, а я его лишился".
С того дня, как бы воздавая славу Господу, я провел семь лет в скитании по пустыням, не вкушая хлеба, не имея крова над головой и не встречаясь [ни с одним] человеком до тех пор, пока я [вновь] не увидел Господа, позволившего вернуть мне плащ мой".
Мы же, услышав это о чудном Иоанне, можем только сказать: Если праведник едва спасется, то нечестивый, грешный и блудник где явится? (1 Пет. 4:18).
I, 26
Чудным отпрыском нашей пустыни стал Орент, об удивительных деяниях которого рассказывают святой отец наш игумен и некоторые другие отцы.
Как говорит [игумен], этот [муж], чтобы возжечь в себе светильник Святого Духа, тушил пламень зримого огня, постоянно беря своими руками раскаленные угли и разжигая ими кадило. В один из дней, когда некие чужестранцы пришли навестить его, старец решил, приветствуя их, покадить благовониями перед ними. Но вследствие действия ненавистника добра только он прикоснулся к огню рукой своей, как тот сжег средний палец, растерзав и нерв его. С тех пор, если ему приходилось когда-нибудь писать письмо, то он подписывал его [словами] "Орент с сожженной рукой".
Впрочем, благодать Божия не отошла от старца, и Господь сотворил через него многие знамения. Однажды на Святую Гору пришла некая жена патрикия, имевшая при себе страждущую [беснованием] дочь; узнав про старца, она пожелала поклониться ему. Святой не принял ее, но, взяв одну виноградную гроздь, послал ей. Бес, [сидящий] в девушке, увидев эту гроздь, стал кричать: "Зачем ты пришел сюда, авва Орент?" И приведя в сотрясение девушку, покинул ее.
I, 27
Авва Авраамий, протопресвитер, рассказывал нам следующее: "Когда авва Орент умирал, то я, авва Сергий, епископ Айлы, и некоторые другие сидели рядом с ним. Видя явление Ангелов, старец сказал епископу: "Сотвори молитву, отец". Сотворив молитву, мы снова сели, а старец еще раз сказал епископу: "Сотвори молитву". После свершения ее старец опять обратился к епископу: "Видишь, великий господин, сколь много воронья слетелось сюда, но по благодати Христовой я не обратил внимания на них, и ни один из них не приблизился ко мне". Сказав это, старец в мире и радости отошел ко Господу".
I, 28
Когда умирал авва Стефан Византиец, бывший хартуларий стратига Мавриана, то присутствовали я и Феодосий Африканец, ставший [впоследствии] епископом в Вавилоне. При чтении псалма Блажени непорочный (Пс. 118:1), который обычно читается при исходе души из тела, умирающий внезапно взглянул грозным оком и сурово сказал тому, кого видел он [один]: "Зачем ты пришел сюда? Иди во тьму внешнюю: ты не имеешь ничего [общего] с нами. Часть моя – Господь". И когда мы, поспешая, дошли в чтении псалма до стиха: Часть моя еси, Господи (Пс. 118:57), тогда авва предал дух свой Господу. Мы искали в келлии плащ, чтобы [в новом одеянии] похоронить его, но ничего не нашли, хотя [в миру] он был богат и славен.
I, 29
Другом этого блаженного мужа – и в миру, и в [подвижническом] образе [жития] – был мой авва Епифаний Затворник, два года назад отошедший ко Господу. О его твердости и терпении как в подвижничестве, так и в [преодолении человеческой] немощи можно было бы многое рассказать. Он проявил такую степень [преуспеяния], что казалось, будто в нем нет ничего, кроме духа и костей.
В начале его затворничества пред ним предстал Ангел Господень и сказал ему: "Если ты будешь с терпением служить Христу, то удостоишься дара Святого Духа". По благодати Божией это и произошло. Он воспринял великое богатство и свет сияния Святого Духа; благодаря Божественному Свету видел бесовских духов мрака, часто входящих в келлию его, иногда играющих им, а иногда бьющих его для испытания. Он же, как бы вооруженный силой Христовой, часто откровенно смеялся над ними и презирал как бессильных.
Обычаем этого святого [мужа] среди нас, переданных ему издавна, было следующее: за исключением [крайней] нужды не встречаться до четвертого часа ни с кем, даже с прислуживающим ему [иноком]. Однажды, предузнав от Бога о своем отшествии ко Господу, этот раб Христов вечером сказал своему ученику: "Завтра приди рано утром, толкни дверь и войди ко мне, потому что хочу показать нечто полезное для тебя". Раб Христов был [рабом] неложным: рано утром он открыл [дверь] и вошел внутрь; [в келлии] он нашел святого обратившим лицо свое к востоку и отошедшим ко Господу. Учеником же старца является Захария – житель Вавилона, где он был золотых дел мастером.
I, 30
Незадолго до нашего времени в дни Великого поста один из отцов взял своего ученика и сказал ему: "Чадо, в эти святые дни укрепим [наше подвижническое] житие. Пройдем через пустыню, и наверняка Бог удостоит нас чести видеть кого-нибудь из рабов Его, отшельников, и взять у него молитвенное благословение". Когда они проходили уделы [пустыни] Сидид, то увидели внизу, в глубочайшем ущелье, келлию и [рядом с ней] деревья, покрытые, вопреки сезону, всевозможными плодами.
Спустившись и приблизившись, мы закричали: "Благословите, отцы". Нам ответили: "Хорошо, что пришли, отцы". И как только прозвучали эти слова, то все сделалось невидимым: и келлия, и деревья. Вернувшись, мы опять поднялись на вершину той горы, откуда мы видели келлию, и, вновь увидев ее, спустились. Приблизившись, снова произнесли приветствие. Когда же нам ответили, то опять все стало незримым.
Тогда я сказал брату: "Пойдем, чадо, и доверимся Богу, [уповая,] что поскольку рабы Христовы сказали нам: "Хорошо, что пришли, отцы", постольку и Христос подлинно удостоит нас, за их заступничество, моления, тяжкие труды и пот, того, чтобы мы пришли к ним в будущем веке".