Конечно, еврейские пророки слишком "одержимы", чтобы быть справедливыми. Маркс не осознавал, сколько его моральных доводов пришло с другой стороны. Равенство всех людей перед Всемогущим Богом, который беспристрастен, и призыв любить своего соседа как себя - это постоянное осуждение всей социальной несправедливости и тирании. И именно перманентные религиозные установления типа этого вдохновляют на череду революций против плохого старого социального порядка и плохой религии, которая его поддерживает.
Выявляются три момента. Во-первых, религия на практике и моральная, и аморальная; она находится как на стороне справедливости и сострадания, так и выступает против них. Во-вторых, иногда бывает необходимым самым решительным образом осудить религию. И, в-третьих, это осуждение, этот антирелигиозный протест сам по себе - в своей наилучшей форме - движение за мораль и воздействие, обладающее чисто религиозными качествами. Конечно, в своей наихудшей форме он представляет собой нечто совсем другое, но это уже другая история.
Религия и астрономия
Как и в политике, в науке религия также выступает против перемен. Традиционная религия не просто поддерживает существующий общественный порядок - каким бы он ни был несправедливым - против наступления нового порядка, но также существующее видение мира или космологию - какой бы она ни была неистинной - против новых идей, которые ей угрожают. История науки на протяжении последних 500 лет - это история целеустремленного сопротивления религии каждому большому шагу вперед. И каждый раз ее вынуждали уступать.
Но опять же, такой экстремальный консерватизм вполне естествен. Он уходит корнями в самое начало цивилизации, в те времена, когда вся космология была религиозной и вся религия была космологичной: они практически составляли одно целое. Если существовали какие-либо ясные представления об источнике и устройстве мира, они были неотделимы от идей о его Создателе и Господе и от божественной драмы, сценой для которой являлся мир.
Например, традиционное христианство, как и другие религии, точкой отсчета считало Землю. Оно рассматривало Землю как имеющее первостепенное значение ядро физической вселенной, центр, вокруг которого Солнце и звезды ежедневно вращались. И конечно, это было единственное возможное обстоятельство для великого Божьего Плана Спасения, в том числе для рождения его Единородного Сына в образе Младенца в Вифлееме, для его распятия на Голгофе и его вознесения сквозь облака на Небеса.
Не удивительно, что Церковь не приветствовала ни открытие того, что Земля - не центр нашей Вселенной; ни более позднего открытия, что ни наше Солнце, ни наша галактика не могут претендовать на такое уникальное право. У Вселенной вообще нет никакого физического центра: каждое из его миллионов миллионов миллионов небесных тел является, с его личной точки зрения, ступицей колеса Природы. Что касается духовного центра Вселенной, согласно астрономам, наверное, вполне в порядке вещей, что у звезд есть планеты: в таком случае, несомненно, сегодня существуют бесчисленные миллионы таких планет, как Земля, способных поддерживать жизнь. А биохимик добавит, что где появляются все условия для жизни, там непременно появится и сама жизнь. И было бы очень странно, если бы эта космическая жизнь не опережала (в духовном плане и во всех прочих) нашу.
Некоторые христиане искренне пытаются примириться с этой новой картиной мира, но насколько они могут преуспеть, не огорчив христианство? Другие христиане находят, что гораздо легче и безопаснее - временно - не лезть в науку. Но прежде чем мы обвиним кого-либо в нечестности, в том, что он хранит свои религиозные воззрения в "идеенепроницаемом" ящичке, хорошо изолированными от его научных воззрений, давайте посмотрим, насколько мы сами честны. Насколько мы усвоили этот урок смирения - что мы находимся на периферии, незначительны, фактически являемся ничем во Вселенной, которая ставит в тупик и превосходит воображение? Даже если мы не христиане, и вообще не религиозны, не находим ли мы, что гораздо удобнее оставаться религиозно донаучными - большими рыбами в нашем очень маленьком прудике?
Религия и биология
Задача примирения традиционной религии и современной науки становится еще более трудной, если мы обратимся к источнику происхождения самой жизни и самого человека. Несомненно, большинство образованных христиан и евреев с долей недоверия относятся к истории об Эдемском саде - не как к буквальному факту, а как к мудрой притче или мифу. Однако остается смутная уверенность в том, что человек - каким-то образом особенное создание, сотворенный по образу и подобию Бога, и вовсе не всего-навсего очень умное животное. Это не удивительно, если мы вспомним, что решающим доказательствам против всех таких мифов о сотворении мира (а их много) еще не исполнилось двух веков.
Но, наконец, камни рассказали свою историю, и нашу тоже: историю о потеплении Земли, о постепенном наращивании ее поверхностных материалов, о появлении живых форм из неживого вещества, их эволюции в более и более высокие виды и со временем в самого человека. И эту нашу наследственную историю на Земле - наше медленное превращение из желеобразных сгустков или пластов живого вещества в червеобразные существа, рыбы, амфибии, обезьянообразных млекопитающих и "недолюдей" - всю эту наследственную историю каждый из нас полностью подтверждает и суммирует в своей собственной личной истории до своего рождения, в материнской утробе. Здесь, за какие-то девять месяцев, мы стремительно проходим все эти стадии жизни, начиная с низших. Дело в том, что чтобы быть человеком, нужно быть каждым видом существа. Нет исключительно человеческого состояния, нет такого существа, который был бы только человеком.
Религия, преданная довольно лестной вере в то, что Бог создал человека специально и мгновенно, по своему образу и подобию, непременно будет сопротивляться открытию того, что человек - животное. И каждый из нас, религиозный или нет, непременно будет сопротивляться дальнейшему открытию того, что он в течение своей собственной жизни был по своему развитию ниже мухи, ползающей по окну. Конечно, все мы знаем об эмбриологии, но осознание - совсем другое дело. Нужны необыкновенная честность и необыкновенное смирение, чтобы почувствовать себя братом этой мухи, и еще больше, чтобы уважать ее как какого-либо бога или ангела, по сравнению с собой пятнадцать или двадцать лет назад! Если бы вместо того, чтобы развиваться в виде эмбрионов в утробе у матери, мы бы росли на виду у всех в качестве личинок - в пробирках, на оконных рамах, в аквариумах и зоопарках - мы были бы вынуждены посмотреть правде о себе в лицо! А так мы умудряемся держаться за наши удобные, религиозные, донаучные иллюзии, на самом деле не веря в то, что геолог и эмбриолог - врут.
Это касается как нашего прошлого, так и нашего настоящего состояния: даже наименее религиозному человеку редко приходит в голову воспринимать науку всерьез. Биолог говорит, что по сути каждый из нас - некий Ходячий Город, огромное Сообщество" на-ножках, обитатели которого - смиренные клетки мышц, печени, мозга и пр. - проживают свою собственную маленькую жизнь и умирают своей собственной маленькой смертью. Как так получается, что Существо, которое проявляет себя как король этого замечательного Города (или, быть может как его командный дух?) никогда не задумывается о своих жителях иди о том, что бы он без них делал? Опять же, безопаснее не думать об этих вещах - безопаснее для нашей гордыни и для религии, которая ее не подрывает.
Религия и физика
Конечно, ученый не останавливается на том, что разбирает нас на клетки. Разрушение - его работа. Он разбивает наши клетки на молекулы, наши молекула на атомы, наши атомы на простейшие частицы типа электронов и протонов, а их на - ну, уж точно не на что-либо вещественное. Физик говорит, что мое тело, которое кажется таким плотным, если его внимательно рассмотреть, окажется всего лишь наполненным энергией пространством, пустым как небо. На близком расстоянии я исчезаю. Только если на меня смотреть с расстояния, например, шести футов, я кажусь человеком; или с расстояния, скажем, одной шестой дюйма, я кажусь набором клеток; или с еще меньших расстояний я кажусь какими-нибудь частицами или энергиями. Там, вовне, тому, кто меня наблюдает, кажется, что я имею этот возвышенный - человеческий, животный, материальный или субматериальный - статус. Но прямо здесь я вовсе не являюсь чем-либо столь значительным.
Так как если я сейчас рассмотрю то конкретное место, которое занимаю, этот источник всех моих областных видимостей, этот кусочек мира, который никто, кроме меня, не в положении изучить, тогда я обнаружу, что я действительно не человек, не животное, не материя, не даже своего рода дымка или облако. Дымка рассеялась. Рассматривая себя прямо здесь, в той точке, к которой ученый подходит, но не может до конца добраться, без какого-либо расстояния между нами, я нахожу то, что мистики мне говорят, я найду - Пустоту, при условии, что я достаточно внимательный и смиренный, чтобы просто смотреть. Так как это величайшее уничижение - раствориться в воздухе. Быть полностью разрушенным неприятно, поэтому мы и не воспринимаем ученого всерьез и не смотрим вовнутрь, чтобы проверить и завершить его повествование. Опять же, гораздо удобнее руководствоваться здравым смыслом и той здравомыслящей религией, которая гласит, что мы являемся чем-то и кем-то. Если бы мы позволили нашей физике и нашей религии встретиться, результаты были бы более чем беспокоящими. Они обладали бы взрывной силой.
Религия и психология
Новая астрономия, новая геология, новая биология - на самом деле, все физические науки дружно выступают против традиционного религиозного видения человека и мира. Есть ли сомнения относительно того, кто выиграет?
Еще более неравной эту битву делает то, что общественные науки и психология напирают все сильнее. Теперь мы можем проследить развитие религиозных идей от их самых грубых начал до их недавних и возвышенных усовершенствований и увидеть, что весь процесс определяется климатом, экономическими условиями и социальным напряжением. Мы можем делать то, что и делали в этой книге, - сравнивать собственную религию с другими - и не всегда в ее пользу. Мы можем путешествовать до тех пор, пока не начнем рассматривать каждую религию как своего рода местный колорит, живописное составляющее окружающей обстановки, и истинной только в том смысле, в котором истинны исторические здания и картины.
Мы можем поделить человечество на психофизические типы - толстых и веселых людей, поджарых и голодных и т. п. - и предсказать их религиозное отношение на основе их строения и веса. Мы можем связать весь религиозный опыт с психическими и физическими заболеваниями и показать, как иногда он является явной патологией. Мы можем проанализировать свои самые глубокие религиозные убеждения и показать, как они происходят от ранних проблем с родителями или от подавленного сексуального влечения.
Еще хуже для нашей религии, если и вовсе не фатальным, оказывается тот путающий факт, что наши верования определяются химией. Содержимое пробирки А, вколотое мне в руку, через несколько минут вызовет великолепные мистические видения Рая и, быть может, религиозный опыт по-настоящему высокого уровня. Содержимое пробирки Б вызовет обратный эффект и пошлет меня прямиком в Ад. Не правда ли, что все это превращает нашу заветную духовность в абсурд? Если все, что мы думаем и чувствуем, определено вдвойне - сначала нашими внешними обстоятельствами, а затем, менее явно, нашими собственными составляющими, тогда мы не более вольны выбирать свою религию, чем компьютер.
Как религия может смотреть в лицо таким фактам и при этом выжить? И как она может отказаться встать к ним лицом к лицу и при этом заявлять о своей заинтересованности истиной - уж не говоря о том, чтобы претендовать на то, чтобы рассказывать нам о Ней?
Религиозная основа науки
Не удивительно, что так много честных людей хотят поскорее похоронить религию и покончить со всем этим. Тем не менее на похоронах принято говорить об усопшем только хорошо, особенно если усопший - ваша родная мать! Христианство - родитель западной науки.
Как мы увидели, первобытный человек рассматривал мир как игровую площадку бесчисленных демонов или духов, чье поведение было непредсказуемым и случайным. Мир был не Королевством, а анархией, очень опасным и уж точно слишком рискованным для того, чтобы им занималась какая-либо наука. Мы также видели, что человек Востока рассматривал мир как майю, сон или мираж, и недостаточно реальный, чтобы заслуживать серьезного исследования: на самом деле, он и является тем, что скрывает от нас Реальность. Только западный человек стал рассматривать мир как полностью реальный, рациональный и заслуживающий восхищения - так как это дело рук самого Господа.
Идея одного мира, единой, универсальной системы естественных законов, управляющих поведением всего и везде и всегда, - по своей сути не естественная идея. Это поразительное и довольно изощренное понятие, которое могло никогда и не возникнуть, кроме как в форме понятия о Личностном Боге, Трансцендентном Творце, который находится за пределами своего творения так же, как часовщик находится за пределами своих часов. Вселенная - Его великое творение, воплощение Его мысли. Таким образом, она является чем-то одним - а не многими отдельными вещами - полностью законопослушным, добрым в своей основе, абсолютно реальным и очевидным. Таким образом, наука - привилегия и даже долг человека, который таким образом открывает природу и цель Бога, выраженные посредством места и времени. Иными словами, у первобытного человека не было мужества исследовать мир; у человека Востока не было к этому интереса; а у западного человека было и то, и другое - благодаря его идее Творца.
Но самое важное из открытий западного человека, из его проникновений в ум Бога как он выражен в Его Вселенной - в том, что Вселенная вполне может справляться и без Бога! Сначала Природой управляла всемогущая Воля Божья, затем - Его безличный Закон, а затем просто Закон. А сегодня отбросили даже и идею Естественного Закона: все просто течет само собой, как хочется - хотя, к счастью, хочется точно того же, что хотелось и вчера! Современная наука открывает закономерности в поведении всех вещей. И ни правитель, ни правила не признаются.
Позитивизм
Философия, которая водворяет науку на место религии, называется позитивизмом. Она презрительно указывает на конфликтующее множество теологических идей, рассуждений о Боге, душе, жизни грядущей, свободной воле и на тысячи других малопонятных тем; на вдохновенные догадки, мифы и легенды всех сортов и на явную чепуху - все то, чем образованные люди занимались в донаучную эпоху. Многие из аргументов были блестящими, многие идеи - смелыми и воодушевляющими, но они никуда не привели. Всегда появлялись столь же блестящие аргументы и столь же воодушевляющие идеи, которые им противоречили. Не было никакого прогресса, никакого накопления знаний.
Причиной этого был неправильный метод. Позитивист считает, что единственный способ узнать правду о мире - перестать о нем думать и терпеливо его наблюдать, выискивая закономерности, формулируя гипотетические "законы" (по возможности в математических терминах), а затем проверять эти законы путем эксперимента. Таким образом, осторожно нащупывая путь и, по ходу, все проверяя, вы обнаружите, что определенные законы природы объединяются в еще более общие законы - с двумя результатами. Во-первых, мы сможем все чаще и чаще предсказывать, что же произойдет в природе. Во-вторых, мы сможем все больше и больше применять свои новые знания для контроля природы. Этот контроль и подтверждает наш метод* Современный мир - один большой монумент позитивистской науке. Тридцать веков глубоких размышлений и тонких и обширных дискуссий так ни к чему и не привели: в нас меньше мудрости в конце пути, чем было в его начале. Они лишь наслаивают замешательство на замешательство. И от них человечеству было меньше практической пользы, чем от тридцати минут, проведенных в лаборатории за изучением капельки крови.
Безусловно, научные открытия вовсе не такие глубокие и воодушевляющие, как открытия религии и философии. Их устраивает быть очень ограниченными и даже поверхностными, устраивает не открывать ничего очень глубокого о жизни и человеке - пока. Достаточно, что открытия позитивистской науки в какой-то мере истинны: что означает, что их можно конкретно сформулировать, они могут быть кем угодно опробованы, их можно согласовать друг с другом, и, быть может, рано или поздно поставить на службу человечеству.
Конечно, это правда, что этими открытиями злоупотребляли и благодаря им даже создали оружие, способное уничтожить все человечество. Позитивист так же этим напуган, как и все мы, но находит основания для надежды. Быть может, эта угроза разрушительной силы науки насильно объединит человечество так, как не удалось религии и философии. И в любом случае, разве религией и философией также не очень сильно злоупотребляли, разве они не ответственны за такое количество ненависти, войн, жестокости, фанатизма, притеснений и ханжества, до которых науке далеко?
Моральность науки
Согласно позитивисту, важнее всего то, что дух науки морально превосходит дух религии. Он честен. Религия всегда гонится за какой-то выгодой: она жадная до спасения, до мира, до счастья, до жизни после смерти. Естественно, она поверит во все, что угодно, чтобы получить такую выгоду. Как следствие, она представляет собой плохую моральную тренировку, плохую интеллектуальную тренировку, плохую практическую тренировку: ее воздействие на характер может быть плачевным. Чистая наука, с другой стороны, хочет лишь добраться до правды, даже если эта правда не приносит никакой выгоды, даже если она ужасна! По иронии, именно эта незаинтересованность, это благородное безразличие к наградам, и делает науку столь стоящей. Своим невероятным успехом она обязана не жадности, как утверждают ее враги, а ее отсутствию!
Позитивист мог бы так это сформулировать. Подход религии алчный, заносчивый и нетерпеливый, тогда как научный подход - отстраненный, смиренный и очень терпеливый. Ученый смиряется перед фактами: он покоряется данности, не пытаясь ее улучшить; он позволяет проявиться ее собственному рисунку, он смотрит и слушает. А человек религии предвзятый: он всему навязывает свои собственные чувства, озарения и идеи. Хуже того, он налагает на данность всякого рода вторичные чувства, озарения и идеи, которые даже не являются его собственными. У него нет благоговения перед реальным, перед тем, что есть сейчас. У него нет естественного благочестия.
Поэтому (по мнению позитивиста) ничего удивительного, что религии мира имеют резкие разногласия, что это куча воюющих систем и несовместимых идей, причина резкого разделения людей. С другой стороны, наука абсолютно одинаковая везде и для всех: ее законы, методы, дух, ее разнообразные способы применения и даже большая часть ее языка идентичны в каждой части света, без оглядки на национальность, темперамент или традицию. Не удивительно, что наука обещает объединить человечество так, как это никогда не удавалось религии. Она по своему характеру интернациональная, даже межпланетная, универсальная.