Итак, положение русских солдат было крайнее опасное, даже опаснее, чем на самой жаркой битве, – смерть неминуемая. Никто не знал, что делать. Уже каждый из воинов потерял надежду на выход из болота. Прошло несколько дней такого бедственного положения.
За это время некоторым из наиболее сильных воинов удалось возвратиться к своим войскам. Было сделано необходимое распоряжение, на помощь послали достаточно солдат и съестных припасов и наконец вывели измученных людей из болота и подкрепили их пищей.
Вскоре после того, как отец Нафанаил со своими солдатами был освобожден из болотной засады, его полк в составе остальных русских войск двинулся на Париж. При помощи Божией взяли город, и был объявлен войскам трехдневный отдых, гуляние и дозволение распоряжаться полной свободой: пить, есть и брать, что кому угодно. Многие из начальников, товарищи отца Нафанаила, набрали себе золота и других ценных предметов, а отец Нафанаил ничего не взял себе. "Что же, – он сам себе говорил, – наберу денег, и тут же убьют меня? Какая мне будет польза из этого?" И поэтому он не взял себе ни золота, ни других ценных вещей, но пил и кушал, что ему нравилось.
По возвращении в Россию товарищи его купили себе богатые имения, женились и стали хозяйничать, а отец Нафанаил подал в отставку и определился в число братства Митрофаниева монастыря, где вскоре был пострижен в мантию, а затем и рукоположен во иеромонахи с именем Нифонт. Послушание ему было дано стоять при гробе и мощах святителя Митрофания; на этом послушании отец Нифонт прожил семь лет.
В числе братства Воронежской обители был весьма благоговейный и святой муж, иеродиакон и иконописец (имени его отец Нафанаил не помнил). Этому-то иеродиакону отец Нифонт поручил написать для себя, в свою келью святую икону Божией Матери Владимирскую. Иеродиакон исполнил заказ. Святую икону он писал в посте и молитве красками, составленными на святых мощах со святой Богоявленской водой, наподобие того, как инок Иамвлих писал святую икону Божией Матери Иверскую. Благоговейный иконописец написал святую икону в самом прекраснейшем, можно сказать, художественном виде: выражение ликов Богоматери и Богомладенца Господа Иисуса неуловимы при взгляде на святую икону, но в душе чувствуется благоговение, страх Божий и какая-то необъяснимая духовная радость и утешение.
Святая икона Божией Матери стояла в келье у отца Нафанаила. Он сделал для нее массивную серебро-позлащенную ризу, которая и теперь на ней, и привесил свой военный орден – крест святого Владимира 4-й степени. Прожив несколько лет в Воронежской обители, отец Нифонт пожелал поклониться святым местам Палестины и Афона. Выхлопотав себе увольнение, он отправился в путь, куда взял с собою и свое сокровище, келейную икону Божией Матери.
Прибыв на Афон в Пантелеимонов монастырь, он вскоре по прибытии опасно заболел, вследствие чего был пострижен в схиму и назван Нафанаилом (постригал его иеросхимонах отец Иероним). По выздоровлении своем отец Нафанаил с Русика перешел на Капсал. Там, вблизи Андреевского скита, он купил себе келью с церковью во имя святых архангелов, в которой и жил до самой своей смерти. Когда в конце сороковых годов посещал Святую Гору министр А. Н. Муравьев и был в Андреевском скиту (тогда еще келья Серай), то имел свидание с отцом Нафанаилом. Несколько раз он был у него в келье, причем весьма благосклонно и уважительно разговаривал с ним, отдавал ему честь как герою и старому русскому воину.
Учеником у отца Нафанаила был иеросхимонах отец Мелетий, которому и досталась от него и келья, и святая икона в благословение, а затем, уже по смерти отца Нафанаила, в ученики к отцу Мелетию поступил послушник Сергий, который затем принял монашество с именем Саввы и был рукоположен в иеромонахи.
Святая икона Божией Матери Владимирская, пожертвованная отцом Саввой, составляет незаменимое украшение церкви пустыни Фиваида. Ей присуща благодать укреплять силы иноков на предлежащий подвиг и терпеливое несение иноческих скорбей.
Икона Божией Матери Казанская
В 1896 году, марта 15 дня, по благословению игумена отца Андрея в пустынь Фиваиду прибыл на жительство монах отец Мина (в миру подполковник Василий Николаевич Котельницкий, потомственный дворянин Смоленской губернии). Вскоре по прибытии он пожертвовал от себя в соборную церковь преподобных Афонских собственно ему принадлежащую святую икону Божией Матери, именуемую "Казанская" и являющуюся точной копией с чудотворной иконы Божией Матери Казанской, находящейся в городе Казани в женском Казанском монастыре. Эта святая икона мерою вышины в 1/8 вершков, ширины 5 1/8 вершка в массивной серебро-позолоченной ризе с камнями и другими украшениями, при ней привешены два золотых венчальных
кольца и военный орден Василия Николаевича, крест святого Владимира 4-й степени.
Старцы и братство пустыни Фиваиды были очень довольны бесценным приношением отца Мины и благоговейно отнеслись к этому благодеянию. Святую икону поставили в церкви преподобых Афонских, впереди левого клироса, где она и ныне стоит в ценной раме в складном, очень искусно сделанном киоте с развернутыми дверками. Вместе с прочими келейными иконками отца Мины она составляет приличное по благолепию украшение для церкви. При входе в церковь внимание входящего останавливается на сем киоте, имеющем вид маленького иконостаса, а при взгляде на пречистый образ Владычицы, сияющей при ночном освещении, страх Божий и благоговение проходят в теле, и от них бывает в душе необъяснимая радость и утешение, как говорили о том многие из братий. Новый киот для этой святой иконы взамен прежнего был сооружен боголюбивейшим архимандритом Андреевского скита Иосифом.
Отец Мина сообщил сведения об этой Казанской иконе Божией Матери, а также поведал и о том, как она ему досталась.
Как уже сказано, отец Мина, в миру Василий Николаевич Котельницкий, был человеком военным. Он служил в Бутырском пехотном полку, участвовал в Севастопольской войне, затем, в 1859 году, в чине капитана со своим полком перешел для квартирования в город Корсунь Симбирской губернии. Здесь в свободное от своих служебных обязанностей время он познакомился с помещиком, потомственным дворянином Василием Александровичем Сабаниным, происходившим из древнего рода владетельного казанского князя из татар Сабани. Имение Василия Александровича село Зимненки было недалеко от города Корсуня, и посему Василий Николаевич часто бывал в доме Сабанина и близко познакомился с его семейством.
В одно время, когда по какому-то особому приглашению в доме Василия Александровича Сабанина было много гостей из родных и почетных граждан, Василий Николаевич, который также был в числе гостей, сделал предложение о браке Надежде, болезненной дочери Василия Александровича. Она изъявила согласие на брак, чему все гости, и особенно ее родители были очень рады. "Тогда же, – рассказывал Василий Николаевич, – в присутствии всех гостей родители Надежды благословили нас своей семейной святыней, этой святой иконой Божией Матери Казанской, которая принадлежала еще казанскому князю Сабану, современнику царя Иоанна Грозного, и благоговейно чтилась всеми его потомками". Об этой святой иконе в роде Сабаниных хранилось весьма важное предание.
Вышеозначенный князь Сабан был магометанином. До покорения города Казани в 1552 году он весьма сопротивлялся царю Иоанну Грозному и не уступал города Казани, за что был наказан Богом слепотой. В сохранившемся предании не указывается, сколько она продолжалась, но достоверно известны обстоятельства его исцеления.
Ослепшему Сабану было видение: ему явилась во сне святая икона Божией Матери Казанская, от которой был глас: "Если примешь христианскую веру и крестишься, Я исцелю тебя". Ослепший тут же дал обещание принять христианскую веру и, с произнесением обета, получил исцеление – стал видеть обоими глазами, как и прежде. Немедленно принял он святую веру и крестился, а затем пожелал иметь в своем доме и святую икону Божией Матери, которая являлась ему в видении и от которой он слышал глас.
Виденная им икона была чудотворная Казанская, находившаяся в женской общине в городе Казани. Там же была и точная копия этой иконы, называемая аналойной. Вот об этой-то иконе уже после покорения Казани князь Сабан обратился к царю Иоанну Грозному и просил у него дозволения взять ее к себе в дом. Царь позволил, и Сабану была дана святая икона Божией Матери Казанская аналойная, копия с чудотворной, о которой здесь и повествуется. Эта самая икона по наследству от князя Сабана переходила из рода в род и дошла до Василия Александровича, которым и дана в благословение новобрачным.
Василий и Надежда вскоре после этого были обвенчаны и жили мирной супружеской жизнью, неразлучно при них пребывала святая икона Казанской Божией Матери. Впоследствии по распоряжению начальства Бутырский полк передвигался в разные места, за ним по долгу службы везде следовал Василий Николаевич со своей женой Надеждой, и при них была святая икона.
Наступил 1877 год, началась Русско-турецкая война. По распоряжению начальства Василий Николаевич в чине подполковника был назначен начальником 7-го Петербургского госпиталя, с которым и командирован на место военных действий в Турцию, при нем поехала и его жена в качестве добровольной сестры милосердия. По прибытии в Турцию 7-й госпиталь был расположен близ Плевны. Василий Николаевич и его жена усердно исполняли свои обязанности и всего более оказывали любовь и милосердие к страждущим воинам. Святая икона, их неразлучная спутница, была установлена в особой палатке и перед ней неугасимо теп лилась лампада.
Все русские воины благоговейно чтили пречистый образ Владычицы и усердно молились перед ним Царице Небесной, вручая Ей свою жизнь, просили Ее милостивого заступления и помощи. Молитвы их не оставались тщетными. Владычица мира не посрамила их упования и явила им Свое материнское милосердие, благодатное заступление и помощь, вполне и очень явственно сознаваемые всеми воинами, как видно будет из последующих обстоятельств.
Башибузуки, известные своей свирепостью и зверообразным нравом, не один раз покушались истребить госпиталь и всех раненых изрубить, но нисколько не преуспели в своих зверских замыслах. Несчетное число раз они нападали, и всегда были отражаемы какой-то необъяснимой силой, самый же госпиталь во время их нападений был окружен огненным светом, от которого башибузуки, как бы ослепленные, приходили в замешательство и отступали, ничтоже успев. Об этом с особенным удивлением рассказывали сами башибузуки, попадавшиеся в плен, воины же русские, слыша такие рассказы, еще усерднее молились Царице Небесной пред Ее пречистым образом и со слезами благодарили Владычицу мира за Ее покровительство, помощь и заступление.
После взятия Плевны в войсках стал свирепствовать гнилой тиф. Можно полагать, что болезнь эта произошла от множества разлагавшихся трупов. От нее многие умерли, скончалась и сестра милосердия Надежда Котельницкая, жена Василия Николаевича. В предсмертные часы, будучи в полном сознании, Надежда обратила свои страдальческие взоры ко святой иконе Божией Матери Казанской и просила у Царицы Небесной милостивого заступления ее душе, приготовляющейся к исходу. С детской преданностью она всю себя вручала Ее материнскому покровительству, молилась о себе и о муже Василии, который был тут же при ней. Умирающая без слов просила Матерь Божию быть свидетельницей ее предсмертного завещания и, обратясь к мужу, слабым голосом сказала ему: "Василий! По окончании войны не связывай себя узами второго брака, но исполни свой обет, данный Богу, и вступай в монашество". Сказав сие, Надежда мирно скончалась.
"Война окончена, и я, – говорил Василий Николаевич, – возвратился в Петербург, немедленно сдал свои дела и от службы уволился. Затем вскоре подал в отставку, которую и получил с определением полного пенсиона по чину, даже несмотря на то, что о моем намерении поступить в монашество знали все начальствующие.
Освободившись от служебных обязанностей, вспомнил я о минувших годах, о всех переворотах, происходивших в моей жизни, во время которых незаметным образом у меня созревала мысль о заветном желании вступить в монашество и укреплялся мой дух к мужественному терпению всего скорбного, всего непредвиденного на пути к Царствию Небесному. С особенным чувством благоговения и благодарности молился я пред святой иконой Божией Матери. Вспомнил я и свое предложение о браке, сделанное некогда болезненной моей Надежде как будто необдуманно, опрометчиво. И действительно, удивляться следовало моему предложению, ведь я знал, что Надежда больная, и несмотря на это согласился вступить в брак. В то время я этому удивлялся, а теперь благодарю Господа и Его Пречистую Матерь, ибо теперь только вижу, что своим как будто необдуманным бракосочетанием я сберег свое здоровье от расстройства и душу от погибели, которая мне грозила от развратной жизни, в которую в наше слабое время погружаются в большинстве молодые люди. Дивны и непостижимы судьбы Божии, и милостивое заступление Царицы Небесной для меня необъяснимо! Под прикрытием брака, – говорил отец Мина, – я провел большую часть своей жизни мирно, и теперь, на закате своих дней, освободился, и путь к иночеству стал для меня невозбранен. За все слава Богу!
По окончании своих служебных дел мне одно оставалось – поступить в какой-либо монастырь в Петербурге. Это мне советовал и даже предлагал преосвященный митрополит Исидор, которому я лично был известен, но дух мой не был расположен к местным обителям, и на предложение митрополита Исидора я не согласился.
По указанию известного старца иеромонаха отца Феодосия, подвижника Юрьевского монастыря Новгородской губернии, я собрался и отправился на Святую Афонскую Гору и с собой взял святую икону Божией Матери Казанскую. Дело было в конце семидесятых годов, хорошо не помню, в каком именно году. Прибыл я на Афон благополучно и остановился в Свято-Андреевском скиту, был принят в число братства и в 1882 году с высочайшего соизволения и по благословению архимандрита Феодорита удостоен пострижения в ангельский образ (в мантию) с именем Мины.
Несколько лет я прожил в Андреевском скиту здоро́во и благополучно, а затем заболел возвратным тифом, и меня с Андреевского отправили в Константинополь на излечение, святая же икона Божией Матери осталась на Афоне. По прибытии в Константинополь я был помещен в Николаевской больнице. Все усилия докторов, все способы лечения не действовали на мою серьезную болезнь, и вскоре доктора уже объявили, что мне уже немного осталось жить, даже час смерти моей был назначен. Слабые и болезненные мои чувства уже созерцали приближающуюся кончину. При мысли о том, с чем явлюсь пред Господом, я дрожал всем телом и, хотя не мог молиться как должно, но изнемогающие силы духа и ума возводил ко Господу и Его Пречистой Матери. Я просил их милости, молил об отсрочке наступающего часа смерти, чтобы дано мне было хоть малое время на покаяние. О том, как спастись, помышлял я на смертном одре.
Уже наступала предсмертная агония – не часы, а, может быть, минуты отделяли мою жизнь от смерти, – говорил отец Мина, – и в эти последние минуты явлено мне было милосердие Божие по ходатайству Владычицы мира, моей Покровительницы. Напротив моего одра на стене я увидел святую икону Божией Матери. На этой иконе Она была изображена сидящей в царском величии и славе, на пречистой Ее главе была царская корона, украшенная и сияющая. Богомладенец Иисус Христос с выражением творческой мудрости и славы на лике сидел на коленях у Пречистой Своей Матери, с левой стороны поддерживаемый полуогибающей его рукой Царицы Небесной, на длани которой был изображен земной шар – знак самодержавия и власти. Правая же рука Матери Божией была положена на коленях Богомладенца Господа Иисуса, Который в правой руке держал царский скипетр, а левой указывал вверх, символически выражая Свою Божественную волю даровать нам небесное Его наследие и как бы говоря: "Покайтесь и ищите Царствия Божия". Всматриваясь в этот пречистый образ, я как будто забыл о наступающем смертном часе. Вдруг я заметил в нем перемену: в левой руке Матери Божией вместо земного шара увидел я потир, в который Пречистая Владычица опустила Свою правую руку и, омочив ее в крови, перстами вверху одежды на своей груди большими буквами написала мне ответ на мой вопрос, как спастись, – слово "сердце". Я внимательно смотрел, не опуская глаз. После этого я увидел, что Матерь Божия стала отирать пальцы омоченной Своей руки об одежды на груди и немного стерла написанное слово, затем, обратясь ко мне с невыразимой материнской любовью, сказала: "Дается тебе срок на покаяние, а икону Мою военную отдай туда, куда Я укажу". После этих слов видение скрылось от меня, и я почувствовал себя здоровым. Немедленно я встал и всем объявил, что здоров. Мое неожиданное выздоровление привело в ужас и удивление всех докторов и служащих в больнице, те из них, кто были религиозны, прославляли со мною все святое имя Божие и благодарили Царицу Небесную за мое чудесное исцеление.
Получив исцеление от болезни, – рассказывал отец Мина, – я стал собираться обратно на Афон, где была моя драгоценность – святая икона Божией Матери, пречистый образ моей Исцелительницы, в видении названный военным. Большую часть своего времени я посвящал молитве и благодарственным воздыханиям к Матери Божией, моей Путеводительнице и милостивой Заступнице.
Во всем подчинившись Всеблагому Промыслу Божию и материнской любви Владычицы мира, я не загадывал, что и как сделать по возвращении на Афон, но предполагал, что вновь получу назначение в братство богоспасаемой общины Свято-Андреевского скита. Для меня так и осталось необъяснимым, почему дело сложилось иначе, однако через посредство русского посла в Константинополе господина Нелидова и по благословению добродушного старца батюшки игумена отца Андрея я отправился на Афон не в Андреевский скит, а в пустынь Фиваиду, состоящую под ведением Русского Пантелеимонова монастыря. Туда же я взял с собой и святую икону Божией Матери Казанскую и пожертвовал ее от себя братству пустыни Фиваиды в утешение. Фиваидцы во главе своих старцев приняли святую икону с особенной благодарностью и поставили ее в церкви преподобных Афонских на левой стороне впереди левого клироса, на приличном и Ею Самой избранном месте. Отныне Своим пречистым образом Матерь Божия украшает церковь видимо, невидимо же благодатью Своей Она охраняет братство Фиваиды от козней и нападений вражиих.