В книгу включены два произведения известного фантаста и ученого Кирилла Еськова: роман "Евангелие от Афрания", представляющий собой опыт детективного расследования Священного писания, и футурологическое эссе "Наш ответ Фукуяме".
Строгая логика ученого в сочетании с блестящим языком, острым, парадоксальным построением сюжетов и полной идеологической свободой дает неповторимое сочетание: книга читается "взахлеб", с трепетным ощущением причастности к раскрытию величайшей тайны.
Остроумная и увлекательная точка зрения Кирилла Еськова позволяет читателю увидеть как прошлое, так и будущее в совершенно неожиданном освещении.
Оба произведения отмечены литературными премиями, их переводы изданы в ряде европейских стран.
Для широкого круга читателей.
Содержание:
От издательства 1
Евангелие от Афрания: - Священная история как предмет для детективного расследования. 1
Рукопись, найденная в ... 18
Наш ответ Фукуяме: - "Конец истории?" – "Не дождетесь!.." 36
Примечания 44
Еськов Кирилл
Евангелие от Афрания
От издательства
Два тысячелетия человечество занято осмыслением Евангелия, и процесс этот, по-видимому, бесконечен. Существует несметное множество исследований священных текстов, выполненных не только теологами, но и историками, лингвистами, писателями, художниками... А вот палеонтолога в этом ряду, похоже, еще не было!
Впрочем, известный фантаст и ученый Кирилл Еськов, автор серьезных работ по палеонтологии , в данном случае выступает в совершенно неожиданной роли. С одной стороны – это дотошный криминалист и (или) юрист, скрупулезно и добросовестно анализирующий имеющиеся свидетельства и доказательства, с другой – великолепный мастер детективного жанра.
Не ставя под сомнение правдивость Евангелистов, но учитывая все известные расхождения и "нестыковки", автор, вслед за другими исследователями, в первой части книги пытается выстроить рациональное объяснение евангельских чудес. А во второй приводит "документ", в котором все факты становятся на свои места, события стыкуются, головоломка складывается.
Все мы читаем детективы, смотрим фильмы о влиянии всесильных секретных служб на судьбы мира. А какие у нас основания считать, что в древние времена было иначе? Ничто не ново...
При этом ее никак нельзя назвать сугубо атеистической или тем более богохульной: центральные персонажи, плетущие сложнейшие широкомасштабные интриги, для которых Христос – всего лишь "проходная пешка" в замысловатой политической игре, в конце концов поняли, что Он все знал наперед. И они – уверовали!
Остроумная и увлекательная точка зрения Кирилла Еськова позволяет читателю увидеть вечные картины в совершенно неожиданном освещении.
Роман отмечен премией "Зиланткон" (2001), был номинирован на премии "Странник" (1997) и "Национальный бестселлер" (2002).
Если "Евангелие от Афрания" – взгляд в прошлое, то эссе "Наш ответ Фукуяме" – не менее оригинальный взгляд в будущее, разумеется, также с особой, сугубо авторской точки зрения .
Эссе удостоено премий "Бронзовая Улитка" (2002) и "Странник" (2002), номинировалось на премию Международного конвента писателей-фантастов "Интерпресскон" (2002) и "АБС-премию" (2002).
Переводы обоих произведений были изданы в ряде европейских стран.
Евангелие от Афрания:
Священная история как предмет для детективного расследования.
– Помилуйте, что вы делаете, Афраний, ведь печати-то, наверное, храмовые!
– Прокуратору не стоит беспокоить себя этим вопросом, – ответил Афраний, закрывая пакет.
– Неужели все печати есть у вас? – рассмеявшись, спросил Пилат.
– Иначе быть не может, прокуратор, – безо всякого смеха, очень сурово ответил Афраний.
М. Булгаков
С сугубо рациональных позиций
Борхес как-то заметил, что "люди поколение за поколением пересказывают всего лишь две истории: о сбившемся с пути корабле, кружащем по Средиземноморью в поисках долгожданного острова, и о Боге, распятом на Голгофе". Насчет последнего он, пожалуй, не совсем прав. Художественное и философское переосмысление событий, сопутствовавших казни Иисуса Христа, стало устойчивой литературной традицией лишь в прошлом веке, когда Церковь в значительной мере утратила функции идеологического надзора. Обычно эта тема присутствует в повествовании в виде побочных сюжетных линий или "романов в романе" (как у Булгакова или Айтматова), реже – в виде самостоятельных произведений (как у Франса или Леонида Андреева). Созданные в рамках этой традиции тексты весьма различны – и по своему художественному уровню (от бессмертного "Мастера" до ернического фантастического рассказика Варшавского "Петля гистерезиса"), и по степени следования Священному Писанию и историческим реалиям (от весьма пунктуального у Домбровского до нарочито-небрежного у Стругацких). В этом последнем аспекте стоит сравнить и два известных киношедевра – "Евангелие от Матфея" и "Последнее искушение Христа". Надо ли говорить, что версии разных авторов различаются радикальнейшим образом, а евангельские персонажи становятся "омонимами" – вспомним Пилатов Франса и Булгакова, Иуд Леонида Андреева и Домбровского, или Иисусов Пазолини и Скорцезе.
Тем не менее, в рамках этой традиции действует и одно общее фундаментальное ограничение: прямое вмешательство в ход событий сверхъестественных сил не должно выходить за рамки "странной тучи, пришедшей на Ершалаим". Именно поэтому такое ключевое для христианского мировоззрения событие, как телесное воскресение, всегда выводится за рамки повествования – несмотря на то, что многие из авторов, обращавшихся к этой теме, были людьми несомненно верующими. А поскольку я принадлежу к поколению, на формирование воззрений которого булгаковский Иешуа повлиял неизмеримо больше, чем его официальный прототип, проблема воскресения, вплоть до самого последнего времени, ни малейшего интереса у меня не вызывала.
Аргументация Джоша Мак-Дауэлла
Недавно, однако, мне попала в руки книга известного современного проповедника Мак-Дауэлла, поставившего перед собой весьма неординарную задачу: доказать факт телесного воскресения Христа с сугубо рациональных позиций. Схема построений Мак-Дауэлла такова. Опираясь на Евангелие как на исторический документ и привлекая множество других (религиозно нейтральных) источников, он пунктуально перебрал все мыслимые возможности для материалистического объяснения необычайных событий, последовавших за казнью Иисуса Христа (прежде всего – исчезновения тела из опечатанной и охраняемой римскими солдатами гробницы). Эти гипотезы были классифицированы им следующим образом.
1. Гробница Христа в действительности не была пуста.
1.1. Реальное место погребения Христа никому не известно; скорее всего, его тело было сброшено в ров вместе с другими казненными (гипотеза Гинсберта).
1. 2. Путаница с гробницами: женщины, впервые обнаружившие "воскресение", в действительности по ошибке пришли к какой-то чужой, незанятой гробнице (гипотеза Лейка).
1. 3. Все рассказы о воскресении – возникшие спустя много лет после казни Христа легенды, вообще не имеющие под собой никакой реальной основы.
1. 4. Рассказ о воскресении – не более чем иносказание: в действительности речь идет о чисто духовном воскресении.
1. 5. Все явления Христа – результат индивидуальных и коллективных галлюцинаций.
2. Гробница Христа в действительности была пуста, но опустела естественным образом.
2. 1. Тело было выкрадено учениками.
2. 2. Тело было перенесено и спрятано властями, с целью воспрепятствовать возможным махинациям тех, кто ожидал воскрешения.
2. 3. Христос не умер на кресте; он был снят с него в состоянии шока, а затем очнулся и оправился.
2. 4. "Гипотеза Пасхального заговора" Шенфилда. Иисус, веря в свою богоизбранность, решил создать видимость свершения пророчеств о Мессии. Для этого он организовал (при помощи Иосифа Аримафейского) собственное распятие; чтобы имитировать смерть на кресте, он выпил вместо уксуса наркотик. По плану далее он должен был быть перенесен в гробницу, откуда через некоторое время вышел бы в качестве "воскресшего". Заговор сорвался, так как римский солдат ударил Христа копьем и действительно убил его. Однако затем Мария и ученики приняли за Христа некоего неизвестного молодого человека, Иосиф же (знавший правду) и не подумал сообщить им об ошибке.
Опровергнув, с различной степенью убедительности, все указанные гипотезы, Мак-Дауэлл счел пространство логических возможностей исчерпанным и сделал вывод: объяснить исчезновение тела и последующие явления Христа с материалистических позиций невозможно. Эрго – мы имеем дело с прямым вмешательством Бога в дела земные.
Необходимо отметить, что абсолютно идентичная схема доказательства факта воскресения Христова была изложена еще в 1906 году в "Общедоступном толковании Евангелия" Б. И. Гладкова, "предназначенном для интеллигентных читателей, преимущественно же для неверующих, сомневающихся и колеблющихся". Этот автор тоже последовательно опровергает "три возможных возражения против действительности воскресения Иисуса Христа: 1) ученики Иисуса украли Его тело и разгласили, что Он воскрес; 2) Иисус не умер на кресте, а был погребен мнимо-умершим, затем ожил и явился своим ученикам; 3) Иисус воскрес не в действительности, но лишь в воображении Его учеников". Хотя формально набор гипотез у Гладкова существенно беднее, чем у Мак-Дауэлла, он в действительности покрывает все реальное разнообразие принципиально несводимых друг к другу позиций (ибо вряд ли стоит всерьез полемизировать, например, с такой фантастической и полной внутренних нестыковок версией, как "Пасхальный заговор").
Думаю, что любому человеку, знакомому с законами логики, вполне очевидна принципиальная уязвимость системы доказательств Мак-Дауэлла или Гладкова (смотри ниже); подчеркну, что речь идет именно о системе в целом, а не о конкретных опровержениях. Тем больший интерес вызвали у меня приводимые Мак-Дауэллом высказывания целого ряда ведущих западных юристов, в число которых входят члены английского Верховного суда лорд Дарлинг и лорд Калдекот и министр юстиции Великобритании лорд Линдхерст. Их вердикт сводится к тому, что имеющихся свидетельств было бы вполне достаточно для признания факта воскресения в ходе гипотетического судебного заседания. Многолетний завкафедрой юридического факультета в Гарварде профессор Гринлиф, автор ставшего классическим трехтомного трактата о доказательном праве, даже опубликовал специальную монографию – "Исследование свидетельств четырех Евангелистов по правилам юридических доказательств, применяемых в судопроизводстве".
Я, конечно, отдаю себе отчет в том, что мои совковые представления о западном правосудии почерпнуты главным образом из детективов Гарднера. И тем не менее... Попробуйте-ка представить себе адвоката Перри Мейсона (равно как прокурора Бергера), пытающегося убедить присяжных в том, что некое происшествие есть результат действия сверхъестественных сил – на том лишь основании, что он лично не может предложить убедительной версии происшедшего. Представили? Я вот пытаюсь – и не могу: воображение отказывает...
В религиозном плане я, подобно многим моим коллегам-естествоиспытателям, являюсь агностиком; то, что в сфере Разума доказательств бытия Божия нет, да и быть не может, всегда было для меня аксиомой. Отказавшись же от честного тертуллиановского "Верую, ибо абсурдно" и собственноручно десакрализовав евангельский текст, протестант Мак-Дауэлл сознательно вступил в весьма рискованную игру на поле соперника. Не в силах противиться искушению, я принял его вызов; как говаривал один мой приятель: "Не замай! А уж коли замаял, так не обессудь...".
Постановка задачи
Прежде всего отметим, что строгость используемой Мак-Дауэллом системы доказательств иллюзорна. В терминах классической логики она представляет собой косвенное доказательство, при котором "истинность тезиса устанавливается путем показа ошибочности противоположного ему допущения". Этот метод уже сам по себе не является универсальным, и его применение связано с рядом принципиальных ограничений. Более существенно, однако, другое. В рассматриваемом случае ошибочность антитезиса не доказывается дедуктивным путем, а выводится как индуктивное обобщение, позволяющее предполагать случай неполной индукции (так называемое "поспешное обобщение").
Переходя от логической стороны задачи к содержательной, следует подчеркнуть, что используемый в обсуждаемой схеме последовательный перебор альтернатив осмыслен в том – и только в том – случае, когда их набор с исчерпывающей полнотой перекрывает пространство логических возможностей (на чем, собственно, и настаивает Мак-Дауэлл). Поэтому для опровержения "схемы Гладкова – Мак-Дауэлла" необходимо и достаточно следующее. Я должен предложить хотя бы еще одну гипотезу (естественно, материалистическую), которая объясняла бы комплекс событий, связанных с распятием и воскресением Христа, более непротиворечиво, чем все опровергнутые ранее.
Задача наша, таким образом, идентична той, что решается в любом классическом ("английском") детективе, каковой по сути есть собирание головоломки. Из фиксированного числа кусочков заданной формы (установленных фактов) необходимо сложить фигурку (версию) так, чтобы фрагменты прилегали друг к другу без зазоров и были использованы все до единого, включая наиболее "неудобные". На всякий случай повторю: версия должна быть именно внутренне непротиворечивой; вопрос же об ее истинности или ложности лежит в совершенно иной плоскости, и в данном контексте он просто несущественен.
Такая постановка вопроса позволяет нам, в частности, избежать обсуждения историчности Христа, правомочности рассмотрения канонических Евангелий в качестве исторических документов и связанных с этим вопросов. Смешно дилетанту лезть в клубок проблем, по которым специалистами – историками, археологами, филологами, лингвистами – написаны необозримые горы литературы . Так что предлагаемый текст вовсе не следует рассматривать через призму научной библеистики: предметом нашего исследования будут прежде всего литературные персонажи, а не их исторические прототипы (если таковые существовали). Сам бы я, пожалуй, определил его как продолжение той традиции, в которой написана любимая мною "Загадка Прометея" Мештерхази.
Итак, авторство и хронология написания Евангелий принимается здесь в полном соответствии с церковным каноном; проблемы преемственности четырех канонических текстов относительно Матфеевых Логий, Евангелия от Фомы и протоевангелия "Q" (от немецкого "Quelle" – источник) нас интересовать не будут. Канву событий я буду излагать в основном по одной из классических версий, согласующих между собой все новозаветные тексты, – "Жизни Иисуса" В. Ф. Фаррара, написанной с вполне ортодоксальных позиций.
В ряде пунктов, однако, расхождения между версиями разных Евангелистов кажутся достаточно принципиальными; в этих случаях нам не избежать обсуждения источника этих разногласий. В рамках нашего подхода рассказы Левия Матфея и Святых Петра, Павла и Иоанна, легшие в основу соответствующих Евангелий, можно воспринимать... ну, скажем, как показания четырех жильцов занесенного снегом йоркширского поместья, в котором волею Агаты Кристи произошло загадочное преступление. В спорных и сомнительных случаях, касающихся толкования текстов или исторических реалий, мне кажется справедливым отдавать предпочтение именно мнению Мак-Дауэлла (если таковое было высказано).
Оговаривая исходные условия, введем одно важное ограничение. В части обсуждаемых Мак-Дауэллом "материалистических" гипотез Христос и его сподвижники выставлены, попросту говоря, или жуликами, или недоумками. И хотя сам я отношусь к религии безразлично, а к официальным Церквам – довольно прохладно, эти допущения решительно мне не нравятся. В конце концов, что бы там ни говорили Отцы Церкви, каждый человек имеет своего собственного Христа. И пусть мой Христос с точки зрения ортодоксальной догматики совершенно чудовищен (ибо несет на себе все "родимые пятна" либеральной теологии), но уж лжецом-то он не будет ни при каких обстоятельствах. В любом случае, и Христу, и большинству из его спутников предстояло вскоре отдать жизнь за свои убеждения, что уже само по себе должно вызывать элементарное к ним уважение. Поэтому при переборе гипотез для объяснения различных "узлов" событий мы будем исходить из следующего: сознательный обман со стороны Христа или Апостолов можно допускать лишь после того, как исчерпаны все иные возможные варианты объяснения ("презумпция честности"). Забегая вперед, отмечу, что таких случаев в итоге не окажется вовсе. С одной лишь оговоркой.