VI
Разумеется, гораздо более легким делом было обращение тех варваров, которые переходили на имперскую службу. В принципе, в Константинополе язычники могли жить и не меняя веры. О том, что они не подвергались немедленному крещению, свидетельствует неожиданный пассаж из Чудес св. Евфимии. Агиограф рассказывает, как иконоборческий император Лев Исавр выбросил из храма мощи святой и "устроил в нем обиталище некрещеных (άβαπτίστων) и непросвещенных людей - ведь туда доставляли пленных из [числа варварских] народов, приводившихся в столицу". Но сами условия жизни варваров в Империи толкали их к принятию христианства. Варвары даже постригались в монахи: император Михаил III послал дары папе Петру "через монаха Лазаря… родом хазарина". Вот что пишет Феодор Студит (примерно в 821-826 гг.) патрикию Феодоту, болгаринуперебежчику, крестившемуся в Византии: "Бог… тебя из нечестивого народа призвал к познанию Его правды таким способом, по видимости недобровольным, в действительности же добровольным, вместе со всеми родственниками, которые покинули страну вместе с тобой (συνεξελθοΰσιν), поскольку никаким другим способом Божьему домостроению никогда не удайся оторвать вас от безбожия (έπείπερ άλλως ού δεδοκίμαστοα τη θεί$ οικονομία άφαρπάσαι ύμας της άθεότητος)… Ты был перенесен из тьмы в свет, совлек с себя ветхого человека со всеми [его] нелепыми и языческими помыслами и деяниями, ты облекся во Христа, став из язычника христианином… бежав от нечестия многобожного болгарского идолослужения".
С приходом славян на Балканы система византийских епископий там практически рухнула. В VIII в. в Греции началась византийская "реконкиста", за ней последовала и христианизация расселившихся там славянских племен. В "Монемвасийской хронике" (памятнике местной анналистики, созданном в нач. X в.) рассказывается, что император Никифор I "позаботился о том, чтобы [на Пелопоннесе] отстроить те церкви, которые варвары сравняли с землей, а самих варваров превратить в христиан". Любопытно, какими методами пользовался для этого император: "Посему он своим повелением водворил на прежнем месте (разбежавшихся жителей Патр. - С. И.) вместе с их собственным пастырем… и предоставил Патрам права митрополии… Что же до города Лакедемона… то он снова учредил его как епископию и назначил быть в подчинении Патр, подчинив ей вдобавок и две другие епископии - Мефону и Корону. Поэтому и варвары, с Божьей помощью и по милости [Его], будучи оглашены, крестились (Διο καί οί βάρβαροι… κατηχηθέντες έβαπτίσθησαν) и присоединились к христианской вере". Из рассказа ясно, что главной предпосылкой крещения варваров стала организация сети епископий. А залогом конечного успеха было смешение пришельцев с местным христианским населением. Впрочем, крещение "внутренних" варваров не является для нас предком специального интереса.
Глава VI. Новый подъем централизованной миссии (IX в.)
I. Культ апостолов
Судя по некоторым признакам, на рубеже VIII‑IX вв. в Империи наметился подъем миссионерской деятельности. Начнем с мелких признаков этого процесса: хронист Феофан Исповедник, рассказывая о крещении Эфиопии, по своему произволу видоизменил этот широко известный (ср. с. 36) сюжет: вопреки источникам, утверждавшим, что Меропий был просто любопытствующим путешественником, а Фрументий попал к варварам как пленник, Феофан превратил его в сознательного миссионера. В такой подмене можно усмотреть настроение эпохи.
В это же время начинает расти культ апостолов. Изначально, как мы отмечали выше (см. с. 29), их миссионерство воспринималось в христианской культуре как нечто символическое. Если, к примеру, среди народов, обращенных апостолом Андреем, и появлялись конкретные варварские этнонимы" вроде "скифов, саков и согдийцев", это никак не увязывалось ни с каким конкретным маршрутом его "хождений". Кстати" до IX в· в Византии вообще не было ни особенного почитания апостола Андрея, ни идеи о нем как об успешном миссионере. Его житие, созданное в нач. IX в. монахом Епифанием, интересно тем, что автор предпринял самостоятельное путешествие по следам апостола, а в своем рассказе смешивает агиографические сведения с реальными наблюдениями. "Спустились в Ивирию и к Фасису, а через несколько дней - в Суанию. Мужчины у этого народа управлялись тогда женщинами, а поскольку женская природа легко убеждаема, они быстро послушались…. Симон и Андрей направились в Аланию и в город фусту. И множество чудес сотворив и многих наставив, отправились в Аланию. Придя в Севастополь Великий, они учили слову Божьему, и многие приняли его. А Андрей… сам поднялся в Зихию. Жестоки эти люди, будучи варварами и поныне наполовину неверующими (εως του νυν άπιστοι οί ήμισυ): они даже хотели убить Андрея [и убили бы], если бы не увидели его несгяжание, кротость и подвижничество. И наконец, оставив их, он пошел к верхним сугдаям. Эти люди, послушные и кроткие, с радостью приняли их. И оттуда он пришел в Воспор… где и мы застали епископа Колимвадия, который знал десять языков… (δστις ηδει δέκα γλώσσας). А из Воспора Андрей спустился в Феодосию, город многолюдный и любомудрый… немногие же из них уверовали". В этом отрывке просматривается перекличка двух миссий - древней и современной автору: Епифаний, во–первых, отмечает конечную неудачу миссии в Зихии, а во–вторых, намекает на продолжение апостольской традиции в лице епископа Колимвадия: ведь языки тому нужны явно для проповеди варварам! Полиглотсгво иерарха наверняка было упомянуто последним в ответ на специальный интерес, проявленный Епифанием к "апостольскому наследию" Андрея. Тем самым первозванный апостол тоже мыслился теперь не столько как чудотворец, сколько как практикующий миссионер.
Текст Епифания важен нам еще и тем, что в нем сделана первая, пока еще робкая попытка описать "миссионера в жизни": "Люди, видя, что апостолы непритязательны, изнурены, бледны, не обуты даже в сандалии и одеты всего в один хитон, но при этом источают боговдохновенное слово, -…не желали расставаться с ними".
Как Епифаний выбирал маршрут своему герою? Можно предположить, что легенды об апостольских посещениях умножались там, где усиливалась христианизация. Нам неизвестно, что в этом смысле происходило на рубеже VIII‑IX вв. на Северном Кавказе, но "появление" Андрея в Боспоре, Феодосии и Херсоне вряд ли случайно: в IX в., судя по археологическим данным, начинается массовая христианизация варварского Крыма. На северном крае второй гряды Крымских гор, в Тепе–Кермене, был основан монастырь, в церкви которого хорошо сохранился крупный баптистерий, явно предназначавшийся для крещения взрослых. Правда, в датировке этого памятника между археологами нет единства: если А. Якобсон относит его к VIII‑IX вв., то Ю. Могаричев - к XI‑XII вв. О том, что местное варварское население вместе с христианством усваивало и греческий язык, свидетельствует погребальная надпись, выполненная мастером с явно местным именем Τζάλ. Она была обнаружена в могильнике Бакла (вторая гряда Крымских гор), датируемом IX - нач. X в.. Кроме того, не позднее IX в. варварами были возведены в Таврике пять примитивных церквей (четыре из них построены на руинах более ранних византийских). Наконец, в Феодоспи была найдена греческая надгробная надпись некоего явно местного человека по имени Ταμγαν, умершего в 819 г. Основание Константинополем Фулльской епархии, случившееся, видимо, в конце VIII - нач. IX в., также может рассматриваться как признак миссионерского наступления Византии, поскольку епископия эта возникла вне пределов имперской юрисдикции. А Сугдея благодаря своим хрисгианизаторским успехам была повышена до ранга архиепископии: недавно была найдена печать Петра, "архиепископа Сугдеи". В Партенитах, на южном берегу Крыма, найдена греческая эпитафия умершего в 906 г. Никиты, игумена монастыря св. Апостолов; в ней говорится, что покойный "учил (μαθητεύσας)… и был всем известным гостеприимцем и нищелюбцем". Быть может, принимая во внимание "апостольский" характер монастыря, расположенного на варварской территории, следует понять "учение" как намек на евангельский завет "учить все народы" и приписать Никите миссионерскую деятельность?
Итак, Епифаний следовал за развивавшейся легендой об апостоле Андрее, а она, в свою очередь, распространялась в соответствии с географией христианизации. Культ апостолов рос в течение всего IX в., о чем еще будет сказано ниже.
II. Фотий
Рубежной фигурой византийского миссионерства неизменно признается патриарх Фотий (годы патриаршества с 858 по 867 и с 877 по 886). Его именем освящены кампании по христианизации Болгарии и Руси. Фотий впервые со времен поздней античности задумался над теоретическими основами обращения язычников, и хотя в целом его мысли на этот счет продолжают, несколькими столетиями позже, рассуждения Златоуста и Феодорита, весьма знаменательно, что в предшествующие века никому не приходило в голову писать на подобные сюжеты.
Ко времени Фотия в среде византийских богословов суще, сгвовало мнение, что миссия к варварам вообще не нужна. Проповедь перед ними приравнивали к евангельскому "метанию бисера перед свиньями". Ярче всего это чувство выразил Продолжатель Феофана: рассказывая о том, как ненавистный ему император Лев V заключал мир с болгарами, историк пишет: "И доверил он им христианскую веру (sic!), в которую предстояло им, как и положено, перейти когда‑то с нашей помощью (την των Χριστιανών δε πίστιν έκείνοις μέλλουσί ποτε ύφ’ ήμών διαβιβάζεσθαι πρός εκείνην, ως εοικε, κατεπίστευσεν)". В византийской литературе известны случаи, когда люди, не имевшие отношения к христианским таинствам, прикасались к ним - и свершалось чудо. Теоретически, целование язычниками–болгарами креста могло привести их, помимо воли, к чудесному обращению, как это случалось с агиогафическим Вавилой (. BHG, 2053) или детьми, понарошку игравшими в литургию (BHG, 1318х). Но все эти аналогии не работают для Продолжателя Феофана, потому что болгары - варвары. Продолжим прерванную цитату: "Очевидным образом, этот человек не устыдился своего нечестия! И за то, что он бисер веры метал, по словам Господа, перед свиньями [ср. Матф. 7, б], и вынужден был влагать его им в уста, заслуживает отвращения сей нечестивец! (και σαφώς ούτωσί ούκ ήσχύνετο άσεβών. οις τε γάρ τούς της πίστεως μαργαρίτας κατ& την του κυρίου φωνήν ’έμπροσθεν ήφιει τών χοίρων και χρήσθαι τούτοις επί στόματος έξεβιάζετο, άξιος βδελυρίας δ άνήρ άσεβών)". Из этого путаного текста можно заключить, что, с одной стороны, крещение варваров - процесс неизбежный и необходимый, но с другой, он должен свершаться не на стогнах. Болгарам, конечно, предначертано принять веру от византийцев, но не любой ценой. Попытка человече–ским произволением ознакомить их с православием нечестива, а кроме того, профанирует "нашу" религию. Намек на Нагорную проповедь ("Не давайте святыни псам и не мечите бисера вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас") в данном случае переосмыслен в политических понятиях: варвары - #го свиньи, а византийское христианство - святыня и жемчуг. Варвары могут лишь осквернить все это, да вдобавок и нанести Империи ущерб.
Видимо, такое же отношение было выражено в одном не сохранившемся экзегетическом сочинении епископа Мефодия, известном лишь благодаря полемике с ним Фотия. Мефодий утверждал, что евангельский запрет "метать бисер перед свиньями" означает, будто "перед погрязшими в нечестии… Христос не велел излагать Божественное учение, ибо они не способны его усвоить". Фотий критикует подобную интерпретацию: "[Учение] было передано и возвещено Христовыми учениками всем эллинам и прочим неверным, это привело их от нечестия к вере во Христа… Следовательно, нельзя считать, что бисер - это тайное учение, а свиньи - неверные, это было бы кощунством!"