… - Серый, - ткнул меня в бок Андреевич. - Ну что, еще по коньячку?
У нас за спиной испуганно заблестел очками Федор, наконец-то до него дошло. Федору еще ни разу не везло, он не видел скрытых возможностей мастеров. Мне повезло гораздо больше, рядом со мной был Андреевич, который занимался моим воспитанием, иногда даже чересчур. Мы много говорили о школе и факиризме, который мог проявится в ней, как разъедающая опухоль. Если человек работает по школе, он не должен проявлять или искать в себе какие-то особенные способности. В определенных ситуациях они проявятся сами, это обычно происходит в моменты отчаяния или слабости.
Андреевич рассказывал о том, как клетка на выдохе старается задержать кислород. Это является показателем здоровья, потому что на полном выдохе обычный человек может не дышать от десяти секунд до шестидесяти - это плохой результат. И когда я продержался всего лишь двадцать пять секунд, то посмел выразить недоверие, из-за чего Андреевич, демонстрируя свою здоровую клетку, просидел два часа под водой. Это было сделано для того, чтобы убедить нас, неверующих, а под водой, - чтобы убедились в отсутствии кислорода. Андреевич запросто мог не дышать ртом, но дышать телом. Много удивительного в этом человеке.
Однажды, когда я шел с Андреевичем по городу, через дорогу он увидел пьяного ученика. Андреевич позвал Сашу. Пьяный ученик радостно замахал руками:
- Сейчас, Учитель, возьму коньяк и к вам.
- Саша, - повысил голос Андреевич. - Идем ко мне.
Это было рядом с его домом. Жаркий день, бегущие бесконечной вереницей по расплавленному асфальту машины.
- Сейчас Учитель, - все также радостно замахал руками ученик.
Это был один из лучших и любимых учеников Андреевича.
- Саша, - жестко позвал Андреевич, бросив в него взгляд.
Вдруг раздался визг тормозов. Ближайшая машина, проезжающая мимо, резко затормозила. В нее ударилась следующая и так еще несколько машин. Вот она, неконтролируемая сила. Андреевич опустил глаза и быстро пошел к своему дому, мгновенно протрезвевший Саша кинулся вдогонку. Из машин начали вылазить обалдевшие водители.
Если занимаешься факиризмом, перестаешь быть учеником, становишься факиром, то есть цирковым клоуном. Большие мастера иногда позволяют себе такие демонстрации для убеждения учеников.
Под испуганное сопение Федора мы выпили еще по стакану коньяку, но это была капля в море, только мысли в моей голове побежали несколько беспорядочно. Демоны любят заставлять вспоминать об ошибках прошлого. Я начал вспоминать о том, что привело меня к самому главному в жизни - Учителю. Это был хаос в высшем своем проявлении, то есть гармония.
… Вечерняя школа не давала никаких знаний, дневная - не успела дать, и я бродил по жизни в поисках хотя бы одной царевны-лягушки, память о которых шла из соснового леса, впитавшего мое детство. Жить без элементарных человеческих знаний было невыносимо. Бабушка имела знакомства, и меня в пятнадцать лет взяли ремонтировать весы в магазинах и на складах. Еще я иногда посещал школу для того, чтобы схватить какую-нибудь понравившуюся девчонку для занятий любовью.
С женщинами у меня были какие-то непонятные отношения. Я испуганно просыпался по ночам в мягкой постели и не мог понять, что это - то ли ненависть, то ли любовь. Но ведь нельзя же всех любить или ненавидеть. Женщины тянулись ко мне и одновременно боялись. В общем, был полный бардак, который, когда я ремонтировал весы, добрые молоденькие продавщицы заливали водкой. После чего транспортировали к себе домой. Я часто просыпался в незнакомых квартирах с незнакомыми женщинами. И так с пятнадцати лет.
Умные книги сделали свое дело, и я решил, бросив все, уехать куда-нибудь подальше. Тем более, что мать наконец-то пришла в себя и нашла мужчину. Мужчина был великолепный, и я со спокойной совестью мог бросить этот мир, который ничем больше не держал.
Да здравствуют книги! Да здравствует экспедиция! Я решил стать первопроходцем. Мне более чем повезло. По транссибирской магистрали поезд увез слесаря по ремонту весов на Дальний Восток. Я ехал с биофаком в долгую экспедицию. Они чего-то там нашли и решили исследовать. Ох, уж эти биологи, люди, пытающиеся познать окружающую природу, но совершенно не познавшие себя. Они изучали, уничтожая то, что интересует и то, что не интересует. Стреляли по одним редким птицам, чтобы сделать чучела, вылавливали других, чтобы посадить в клетку и наблюдать до тех пор, пока они, помаявшись, не сдохнут.
Мне вспомнилось несколько случаев, с которыми столкнулся в жизни. Люди с учеными званиями и степенями, но они ничего не поняли, совершенно запутавшись в окружающем. Мало сидеть на лекциях, мало читать их самому, слишком мало даже ездить в экспедиции. Нужно понять то, что видишь, пользуясь законами Космоса, а не какой-то размытой теорией, базирующейся на каком-то столь же непонятном реализме.
В девяностых годах, в начале разгула демократии, Патриарха, к которому я сейчас лечу, начали терроризировать умные бородатые дяди. Оккультизм входил в моду. Оккультизм - это то, что выходит за рамки понимания общества, которые оно же и создало. В течение трех дней бедного Учителя осаждали доктора, профессора и всякие кандидаты. Он, уставший и обалдевший, ходил вдоль чуйского канала, а они почтительно, на расстоянии, но все же наглой толпой топтались возле.
- Что надо? - спросил Фу Шин у одного бородатого и очкастого интеллектуала.
- Вы понимаете, - важно начал тот, - меня очень интересует влияние химизма Полярной звезды на человека.
Учитель тяжело вздохнул.
- Как срет корова? - спокойно спросил он.
Бородатый аж шарахнулся в сторону.
- Ну? - снова спросил патриарх.
- Не знаю, - засмущался профессор.
- Ну, ну, - поощрительно продолжал Учитель.
- Лепешками, - вырвалось у бородатого.
- Правильно, - улыбнулся Учитель. - А коза?
- Горошком, - уже более смело ответил ничего не понимающий бородатый.
- Правильно, - снова улыбнулся Учитель. - А почему?
- Не знаю, - удивленный профессор трагически развел руками.
- Вот видишь, - Фу Шин покачал головой. - А в звезды лезешь.
Со мной происходили интересные истории. Когда я вернулся из общины, то снова столкнулся с глупостью и непониманием людей, которые занимались самым главным: биологией - это то, что вокруг нас, и медициной - это мы сами. Например, я долго вдалбливал группе медиков, что есть Инь и Ян. С этим они согласились. Ян - это щелочь, Инь - в основном кислота. Почти девяносто процентов женщин не могут забеременеть из-за повышенной кислотности в организме, а те, которые могут забеременеть, чтобы этого не случилось, пользуются кислыми продуктами - лимоном, уксусом. Даже фирменные таблетки являются кислой средой, а значит - концентрированным Инь, который легко убивает сперматозоид. Женщин жестоко оперируют, проводят всевозможные разрушающие чистки. Но почему они должны после этого беременеть, ведь щелочь в организме не повысилась, кислая среда как была, так и осталась? Следующий мой вопрос был таким: "Что делать?" И тут медики меня просто перепугали.
- Надо взять мужской сперматозоид, - начали они, как будто есть женские, это меня сразу насторожило. - Потом поместить один в пробирку со щелочной средой, другой - с кислотной и выяснить, почему кислота убивает, а щелочь нет.
Прямо как в анекдоте.
Но ведь взятый сперматозоид будет уже не просто сперматозоидом, а сперматозоидом забранным. И зачем что-то выяснять? Вот так у них всегда: десять лет ставят диагноз, потом радостно объявляют, чем человек болен, но не объясняют, от чего болен и что с этим делать. Не проще ли, зная, что щелочная среда - это жизнь, ощелочить организм?
Еще медики предлагали больному выпивать в день по ложке соды. Ничего себе ощелачивание - с уничтожением внутренностей!
А нужно всего лишь пить янистые травы и употреблять янистые продукты. После чего через пару месяцев женщины без всяких мук беременеют.
Нехватку йода предлагают пополнить употреблением нескольких капель раствора жидкого йода с молоком. Конечно, все это не усваивается. Когда я объяснил, что нужно употреблять морскую соль, в которой йода более чем достаточно и он усваивается, все в один голос закричали, что в морской соли много песка, а это - камни в почках и т. д. Как будто они образуются от песка. Да его можно есть хоть ложками.
Мне некогда было протирать штаны в медицинском институте, и я не понимал этого бреда. Знал только одно - они не вылечили еще ни одного человека.
Вдумайтесь, поройтесь в памяти: знаете вы хоть одного человека, которого вылечила так называемая традиционная медицина? Медики не желали этого понимать.
Биологи просто пугали. Узнав, что я не ем мяса, они пророчили в ближайшем будущем слабость, а потом даже смерть. О чем можно говорить, если лично сам завкафедрой биофака утверждал, что только травоядное способно питаться растительной пищей, так как имеет сычуг, несколько желудков, жвачку и так далее и тому подобное.
Завкафедрой мне заявил, что если я не буду, как лошадь или корова, пастись с утра до вечера, то умру от нехватки калорий.
Да, они действительно не видят окружающего и не умеют сопоставлять, сравнивать и соединять. Когда я напомнил этому биологу, что наш аналог, живущий на земле, абсолютный вегетарианец, он сильно засмущался. А ведь горная горилла имеет даже группу крови. Но в тот момент, глядя на меня, он почему-то вспомнил лошадь и корову. Расширяющиеся геморрои - самую инистую болезнь - в наших общественных рамках лечат обычным отрезанием сгнившего куска кишки и пришиванием ее на место. Опять же плюс-ткани, больные клетки, которые плодятся с огромной скоростью, выражая себя в страшных опухолях, у нас лечат чем угодно, ускоряя их рост, закармливая больного качественными продуктами. Именно на них, на этих качественных продуктах, на неотработанной энергии и дополнительных калориях растут опухоли.
Мы живем за счет того, что едим. Мы живем за счет того, что окружает нас. Почему же мы забыли об этом? Лечим друг друга химией, которая является сверхконцентрированным Инь.
Никто при мне никогда не задумывался о самом главном, о том, что может спасти нашу землю, - о силе ян. В рамках общества абсолютно отсутствует какая-либо медицина, только лишь хирурги умеют что-то делать. Но ведь все не отрежешь, да и не пришьешь все, что нужно. Я чуть не сошел с ума, приехав в город из доброй и понятной общины.
… Коньяк все-таки ненадолго расслабил и успокоил. Дребезжание самолета отошло, и я ушел памятью в общину. Я прекрасно понимал: нужно дать полный отчет Фу Шину о своих знаниях, но еще нужно, чтобы он выслушал. Ясный и четкий отчет за семнадцать лет. Стало даже смешно. Но Учитель, к которому я летел, мог добавить силы для будущего пути.
ГЛАВА 4
Память забросила меня в экспедицию на Дальний Восток. Тяжелая работа, не менее тяжелый начальник, разочарование и злоба - вот то, что принесла мне экспедиция. По ночам из-за технического спирта снились идиотские сны. В коллективе ни с кем не сошелся, после чего пришла черная меланхолия, периодически переходящая во взрывы ярости. Я зашвырнул эмалированное ведро, добросив его до самого центра реки.
Дальний Восток. Летом необыкновенная красота, но надоела и она. Перестали удивлять яркие цветы и даже огромные листья лопуха.
Я шел сквозь тайгу, давя все живое на своем пути. Впереди вспыхнуло круглое сине-зеленое озеро, бьющее перламутром по глазам. Вдруг оно вздрогнуло и поднялось вверх, крупные бабочки в две ладони - махаоны Маака. Они пили воду из лужи.
Озеро, летящее над головой. Стало ясно, что заблудился, а когда стало страшно, встретился маленький узкоглазый человечек, в котором я сразу ощутил то, чего не хватало всю жизнь. Он, наверное, ощутил гораздо большее и поэтому, взяв меня за руку, повел с собой. Это не сказка, просто мир, в котором я жил, так получилось, не дал ничего, но ухитрился забрать самое главное - веру, надежду, любовь.
Маленький кореец вел за собой "мертвого" человека, он сразу понял - так нужно. Не принято у мастеров оставлять умирающих от отчаяния и неверия в собственную душу. Откуда мне было знать, что даже есть душа. А он вел меня за собой и приговаривал:
- Нисего, сто больная, нисего, сто мертвая, зато сильная и сердитая. Это холосо.
Не знал я тогда, что вел меня за собой один из крупнейших мастеров одной из шести оставшихся корейских общин. В Северной Корее свирепствовал Ким Ир Сен, в южной - Чон Ду Хван. Знания хранились в тайных и затерянных местах, так было всегда. Хочется верить, что пришло время…
Ведь разрешили же написать эту книгу, может, что и получится. Из восточных знаний вышло все, ибо они самые древние, и все это человечество изуродовало до предела, назвав религией. Может быть, религия и хорошо, но в ней нужно родиться. Что осталось нам, загнанным? Мы действительно успешно загнали сами себя. Может, стоит повернуться в сторону самых древних, чистых и неменяющихся Знаний?
Земля, на которой росли сосны, как будто заволновалась, самая высокая волна в центре была прорезана длинным тоннелем. Если эти насыпи были насыпаны человеческими руками, то очень давно. Огромные сосны и сухие камни росли из земляных волн. Тоннель, в который мы зашли, был выложен сверху, снизу и по бокам обструганными бревнами, через каждые два метра - небольшие, в полроста, входы. Сухо и тепло. Большая печь в самом конце стояла на земле, и если кормить ее деревом, то зимой было тепло. Перед входом в земляной вал стояли два огромных котла с горячей и холодной водой, под горячий котел два монаха равномерно подкладывали хворост.
Метрах в десяти за котлами была большая, со странными тренажерами, площадка. Эти тренажеры назывались станками - вкопанные в землю бревна, ощетинившиеся вбитыми в них острыми ветками. Это были "деревянные люди". Изогнутые бревна, с большим количеством деревянных рук, чем-то похожие на ежей, назывались драконами. В три обхвата бревна, качающиеся на толстых цепях, назывались волной. За площадкой, метрах в двадцати, была кухня - такие же котлы, за которыми приглядывало несколько монахов.
Всего в тоннеле жило человек пятьдесят. Странное место, странные люди. Почему они так живут? Что им нужно? Я попытался задуматься, но думать не было сил.
Человек, который назвал себя Юнгом, завел меня в низенькую келью. Мы шли с ним несколько дней, и поэтому он смилостивился надо мной, сразу выйдя. Я провалился в глубокий, тяжелый сон. Это было какое-то особенное место, но какое, я даже не предполагал. Приснилась прошедшая жизнь, восемнадцать с небольшим лет - пугающие, пустые, совсем никакие, я остро ощутил это и проснулся. Очевидно, было утро, но в тоннеле, конечно же, темно. Выйдя на ощупь, я очутился на большой поляне. Братья по общине, очевидно, долго уже сидели, скрестив ноги, расслабленно, с какой-то внутренней непостижимой силой, они смотрели на вход в тоннель. Я вышел, и сила общины, в сотню пар глаз, обрушилась на меня, стало страшно, но что было терять.
Я ощутил, что попал в место силы, вернее, не я, а мое внутреннее Я. Оно понимало, что такое место силы, а я был просто в неведении и отчаянии. При моем появлении Юнг что-то резко сказал, монахи вскочили и рухнули на одно колено, протягивая вперед руку. Я понял - кланяются мне. Сердце заколотилось, казалось, оборвутся внутренности. Почему они кланяются мне? Может, упасть на колени тоже? Я повернулся к тому, который меня привел, и вдруг не увидел человека. Напротив стояла то ли хищная птица, с огромным, жестким клювом, то ли дракон. Страшное втянутое лицо, мне показалось, что руки высохли, а суставы стали больше. В тот миг понял, что эти руки могут вырвать кусок моего тела. И вдруг Юнг засмеялся:
- Стласно? - спросил он.
- Угу, - промычал я.
- Интелесно? - спросил он.
- Угу, - снова промычал я.
- Нлавиться? - улыбнулся мастер.
- Угу, - промычал я, чувствуя себя полным идиотом.
- Эта сила, - засмеялся Юнг. - Наусю. Сесяс иди, - он указал пальцем на братьев по общине.
Каждый занимался своим делом. Кто рубил дрова, кто кормил огонь под большими котлами, готовили есть, но большее число работало на станках. Я слонялся среди монахов, тупо все разглядывая. И никак не мог понять, куда же попал? Что творится вокруг? Красивая, немыслимая сказка. Может, книги детства свели с ума? Но все оказалось более прозаичным. Начали наступать холода. "Боже мой, - думал я, - что за идиотская жизнь? И так все время голодаю". Слоняясь среди корейцев, я постоянно думал о еде. Тем более, что ничего мясного не было и в помине. Каша и трава. Трава и каша. Я сходил с ума от этого рациона.
Через несколько дней меня немножко попустило. Оказывается, растительная пища очень сильно освобождает нервную систему от лишних перегрузок, да и вообще оттого, что хотелось есть, все страдания отходили в сторону. Попросту жутко хотелось жрать. Поэтому кусты с попадавшимися на них ягодами съедал чуть ли не до корней.
Каши и трава забирали грязь, которую накопил в себе за годы бездарной жизни. Мозги прояснялись. Как только привык к голодному состоянию, снова извечный вопрос: " В чем же он - смысл жизни?" В священной общине меня начали учить не в чем смысл жизни, а учить жизнь, окружающую меня. В общине на меня никто не обращал внимания. Если я подходил к какому-то монаху, он на мгновение замирал с улыбкой на лице, а потом снова продолжал заниматься своим.
Я ходил за Юнгом, как привязанный, а он рассказывал удивительные легенды о какой-то Небесной стране утренней прохлады, где все прекрасное и живут сильные люди, маленькие и красивые. Берегли они свою страну, воевали, защищая свои синие горы, покрытые сверкающей от росы зеленью, водопады, подобные клинку небесного меча, острые и холодные. Защищали от набегов огромных кочевников, которым тоже нравилась Небесная Страна. Но люди не боялись, ведь у них был Великий Дракон Ссаккиссо. Он выпросил у Создателя силу воина. Создатель сжалился и дал маленькому народу героя. Мать назвала его именем священного Дракона Ссаккиссо. Имя Дракона разрушителя, пятого дракона в священной шестерке.
Число шесть прошло сквозь меня и через мою жизнь. Космическое число шесть, на котором стоит незыблемый фундамент Истины.
Стихий - четыре: Земля, Вода, Воздух, Солнце. Все это есть и в нас самих. Мы маленькие повторения Космоса, живущие в нем, получившие разум.
Я поразился, когда узнал определение разума. Оказывается, есть четкая формула, что такое разум. Кланяюсь своему Учителю, только четкое изложение этого и дало мне возможность услышать Фу Шина.
Если эти четыре стихии соединяются, на Земле происходят ураганы, землетрясения, пробуждается пятая стихия. Имя ее Дракон Ссаккиссо - великий разрушитель. Но слава Создателю, что шестая стихия - это жизнь. Потому что, когда соединяются Земля, Воздух, Вода и Солнце, на земле появляется жизнь.