К огорчению теософов, желающих унифицировать все религии, даже в древнегреческой религиозности "догматической определенности тут (в вопросе о посмертии - А. К.) не было; различные воззрения, плоды религиозного сознания различных последовательных эпох уживались рядом. Душа переживает тело - это признано; но как? Она витает незримо участливым духом в доме своих потомков - она живет поблизости своего тела в гробнице, где и следует ухаживать за ней, но навещает свой прежний дом в праздник Анфестерий - она вместе с другими душами живет в общей для всех призрачной обители Аида, представляемой либо на крайнем западе, за Океаном, либо под землей" []. В общем, греческая религиозность не умещается в рамки теософских верований.
Наконец, прежде чем перейти к рассмотрению верований Древнего Израиля, обратим внимание на еще одну религиозную традицию, которая, хотя и возникла в поздние времена, но оказала огромное влияние на судьбы мира. Это ислам. Предположим, что христианские догматики блокировали течение древнего и общечеловеческого предания о душепереселениях. Но в таком случае оно должно было найти себе выход в религии свободных кочевников. Однако, к разочарованию теософов, и ислам оказывается за рамками провозглашенного ими "общерелигиозного синтеза" на базе кармически-реинкарнационных идей. Коран ясно отвергает возможность перевоплощения и возврата на землю: "А когда придет к одном из них смерть, он скажет: "Господи! Верни меня [в этот мир]: может быть, я сделаю благое в том, что оставил!". Так нет! Это - слово, которое он говорит, а за ними - преграда до того дня, как они будут воскрешены" (Коран 23, 101-102) [].
Итак, фон, на котором раздается проповедь Пророков, а позднее и Христа, вне-реинкарнационный. Конечно, новый Учитель мог примкнуть к какой-либо недавно появившейся мистико-философской группе типа пифагорейцев и возвестить реинкарнацию. Но если бы Он остался верен древнейшим ожиданиям и возвестил бы, что человек создан для телесного бессмертия, потерянного им во грехе - это не было бы слишком шокирующе. Это означало бы пришествие Того, Кого ожидают все народы (Агг. 2, 7) за исключением некоторых философов.
Но прежде, чем обратимся в к возвещению Нового Завета, присмотримся к Завету Ветхому.
Смерть в религии Израиля
Мы видели, что те религии, посреди которых формируется религия Израиля, не знают реинкарнационного мифа. Несомненно, что отсутствие некоторого представления у соседей не означает, что оно должно отсутствовать и у Израиля. Его религия весьма самостоятельна и самобытна. Поэтому надо быть готовым к тому, чтобы заметить в Библии идеи, которые не встречаются у жителей Шумера или Египта.
Однако для теософии здесь создается явное затруднение. Теософия исходит из того, что идея реинкарнации мигрировала через века, пространства и культуры. Теософия полагает, что и древнем Израиле была идея душепереселения. Именно потому, что оккультисты считают свою доктрину корнем всех религий, для них является делом чести найти доктрину реинкарнации и кармы в столь уважаемой традиции, как религия Пророков. "Еврейский народ, несомненно, знал в общих чертах о теории переселения душ", - пишет "йог Рамачарака []". Моисей возводится теософами в ранг "Посвященного" [], и Библия оказывается зашифрованным трактатом о карме и оккультизме. Но вот оказывается, что в религиях, окружавших Израиль и даже предшествовавших его возникновению, идея повторных жизней на земле отсутствовала. Откуда же тогда Израиль мог бы ее заимствовать? Неужели она была плодом самостояльного религиозного творчества евреев?
Но весь пафос трудов Блаватской направлен на то, чтобы доказать полную несамостоятельность Библии, ее полную зависимость от языческих верований и практик. Так что для думающего теософа тут встает проблема: или признать духовную и творческую самостоятельность еврейской религии, но в таком случае отказаться от метода, которым Блаватская растворяет Библию в язычестве. Кроме того, в этом случае встает вопрос: если еврейская религия проявила такую поразительную устойчивость по отношению к влияниям своих ближайших соседей, то почему же она должна была впитать в себя идею, пришедшую совсем издалека - из Индии? Или же теософ должен сохранить верность методу Блаватской, согласиться с тем, что религия Израиля не так уж и отличалась от своих соседей, но тогда придется признать, что у евреев, как и у египтян, шумеров или зороастрийцев, не было идеи кармы. И, значит, идея реинкарнации является не "общечеловеческой" и древнейшей, а всего лишь индийской и сравнительно недавней.
В конце концов теософ будет настаивать: хорошо, пусть не у египтян, так у индусов евреи все же заимствовали идею душепереселения. Ведь неоспорим тот факт, что как в индийской мистике, так и в еврейской есть это учение.
Однако, неоспорим ли этот факт или нет - будет зависеть от того, что именно мы будем понимать под "еврейской мистикой": мистику Пророков или мистику каббалистов. Одна из традиционных ловушек в религиоведении - это обозначение одним и тем же термином двух весьма различных (порой даже до противоположности) религиозных традиций: религии Древнего Израиля и религии средневекового и современного иудаизма.
Поскольку теософия ведет свое происхождение из традиции "западного эзоетризма" (отнюдь не из буддизма и не из других индийских школ, а просто из каббалистики) [], то для теософов не секрет, что идея реинкарнаци присутствует в каббалистическом иудаизме.
В нем "это явление называется гильгуль нешамот - реинкарнация. После смерти тела души возвращаются к своему Источнику и переходят в другие тела, чтобы исправить то, что испортили в прошлом воплощении. Переселение душ - одно из основных положений иудаизма. Сказано в книге "Шаар гагильгулим" р. Хаима Виталя (1542-1620): "Душа входит в тело, когда ребенок рождается. Если человек в течение своей жизни не исправил ее, на она должна снова вернуться в этот мир и будет возвращаться в него, пока не очистится совершенно". Кабалистам известно, что души почти всех живущих сейчас людей находятся в этом мире не первый раз" [].
Итак, невозможно оспаривать наличие учения о реинкарнации в современном иудаизме. Но когда появляется это учение у евреев? Первые упоминания о проявлении реинкарнационных взглядов на еврейской почве восходят к рубежу I-II веков по Р.Хр. Еврейский историк Иосиф Флавий приписывает допущение реинкарнации фарисеям: "Души, по их мнению, бессмертны; но только души добрых переселяются после их смерти в другие тела, а души злых обречены на вечные муки" (Иудейская война. II, 8, 14). "Фарисеи верят в бессмертие души и что за гробом людей ожидает суд; грешники подвергаются вечному заключению, а добродетельные люди имеют возможность вновь воскреснуть" (Иудейские древности. XVIII, 1, 3). "Тем, кто сохранил верность законам, Бог даровал право родиться вновь и получить лучшее, в сравнении с прежним, существование" (Против Апиона II, 30) []. Тут же Флавий отмечает, что это учение фарисеев весьма популярно в народе.
Скорее всего, Флавий просто стилизует под нормы греческой философии традиционную библейскую веру в воскресение плоти. Еврейская религия и сам еврейский народ презирались язычниками. Даже Марк Аврелий - "философ на троне" - был преисполнен антисемитизма. "Рассказывают, что когда Марк Аврелий на пути в Египет проезжал через Палестину, то, испытывая отвращение к вонючим и нередко производившим смуты иудеям, скорбно воскликнул: "О маркоманны, о квады, о сарматы! Наконец я нашел людей хуже вас" (Аммиан Марцеллин. Римская история. 24, 5, 5). Соответственно, иудейские книжники старались оправдать веру своих отцов перед судом покорителей Палестины. Еврейские интеллектуалы встают на защиту своего народа и своих святынь. Они идут тем же путем, которым чуть позже пойдут христианские "апологеты": стараются найти параллели между Библией и эллинской культурой (философией, поэзией, религией). Иосиф Флавий и Филон Александрийский дают примеры приспособления религии своих предков ко вкусам языческой философской среды []. Не ограничиваясь лишь указанием на действительно близкие места Библии и греческой философии, они порой создают их сами.
Похоже, что и превращение Иосифом Флавием палестинских фарисеев в подобие стоического философского кружка относится к такого рода попыткам. Это не столько рассказ о прошлом, сколько попытка сотворения желательного будущего - такого будущего, в котором римляне считали бы евреев равными себе.
Сообщению Иосифа о фарисеях, таким образом, не стоит придавать много веса. Во-первых, потому, что оно исходит из источника, который не скрывает своей тенденциозности.
Во-вторых, потому, что это сообщение не подтверждается другими свидетельствами о вере фарисесев. Так, в Евангелиях фарисеи предстают как оппоненты саддукеев и вполне одобряют ответы Христа, защищающие Воскресение (Лк. 20, 39). Фарисей Никодим (Ин. 3) слова Христа о необходимости нового рождения первоначально понимает именно буквально ("неужели войти в утробу матери своей и родиться?"), но это не вызывает в нем никакого энтузиазма и даже понимания. Кроме того, языческий критик христианства Цельс во втором веке приписывает иудеям ожидание телесного воскресения: "Мы, - приводит Цельс слова иудея, - имеем твердую надежду на то, что воскреснем в теле и получим вечную жизнь" (Против Цельса. II, 57).
В-третьих, потому, что слишком уж фантастично выглядит логика, которую Флавий приписывает своим фарисеям.
Насколько неорганична идея реинкарнации для ветхозаветной религии, видно из того, сколь неуклюже обосновываются первые попытки интеграции этой идеи в еврейскую религию, предпринятые вскоре после новозаветной перемены в судьбе Израиля. Согласно Флавию, фарисеи полагали, что "вторая попытка" может быть дана только праведникам (в то время как грешники наследуют вечные муки). Переселение служит средством возвращения к Богу только тех людей, которые не сошли совершенно с пути спасения. В отличие от обычных реинкарнационных систем, не грешник, но праведник посылается в новую земную жизнь. Перевоплощение - не кармическая кара, понуждающая душу еще раз облечься в плоть, но награда. Почему это так, Иосиф Флавий не поясняет. Позднее, в каббалистической традиции появляется такое объяснение этого пути: поскольку нельзя спастись, не исполнив весь закон, то реинкарнация может быть нужна для того, чтобы исполнить-таки всю полноту Закона. В Законе 613 заповедей. И даже при полной праведности может просто не представиться случай исполнить их все. Например, если кто не имеет злой жены, тот не разводится с ней, и, следовательно, не выполняет заповеди, предписанной в книге Второзакония (24, 1), по которой он обязан выдать злой жене разводную. Поэтому он должен родиться еще и вступить в несчастный брак [].
Это все равно, как если бы мы сказали, что в православной Церкви есть 7 таинств - и они только в совокупности спасительны. Потому если кто в этой жизни не принял таинства священства - он должен это сделать в следующей, а если кто избрал, напротив, монашеский путь и не познал таинства брака - то должен будет сюда вернуться и в следующей жизни венчаться.
К выводу, заимствованному из языческого оккультизма, после-библейский иудаизм попробовал подстроить логическую лестницу, исходящую из библейского материала. Комбинация получилась достаточно странной и весьма мало похожей как на "закон кармы", так и на религию Пророков. Еще почти тысяча лет требуется иудейской философии, чтобы прийти к более общепринятой в языческой среде трактовке реинкарнации: "В XVI веке автор мистического произведения "Галия Раза" утверждал, что переселение душ является наказанием за грехи" [].
Если с эпохи Флавия и Филона (который считал повторное перевоплощение необходимым для тех, кто не сумел освободиться от материальных благ - О сновидениях, 641; О монархии, 2) до средних веков суждения иудейских философов о целях перевоплощения были столь разительно отличны, это означает, что устойчивой и авторитетной традиции, трактующей посмертную участь человека, в иудаизме не было даже долгое время спустя после евангельских событий.
Итак, идея реинкарнации не вырастает из глубин религии древнего Израиля. Скорее она заимствуется из общей для поздней античности моды на пряности восточного производства. "До VIII века христианской эры - эпохи возникновения еврейских сект - эта доктрина оставалась чуждой еврейству, но под влиянием мусульманской мистики иракских и иранских сект она была воспринята каримами и другими еврейскими сектантами. По новейшим данным основатель караимской секты Анан заимствовал учение о переселении душ у мусульманской секты равендитов, появившейся в Багдаде в 758 г. по Р. Хр… Впервые в еврейской литературе о переселении душ упоминает Саадия Гаон, протестовавший против этого верования, которое в его время разделяли приверженцы "секты иудганитов"… Вера в переселение душ нашла в первое время мало приверженцев среди евреев, и никто из средневековых еврейских религиозных философов, за исключением рабби Авраама ибн-Дауда не нашел нужным бороться с нею вплоть до рабби Хасдаи Крескаса. Только с тех пор, как каббала стала пролагать себе путь в иудаизм, вера в переселение душ начала приобретать себе последователей. "Люди не знают, что люди вращаются, подобно камню, брошенному пращей" (Зогар 2, 99б). Однако, несмотря на то, что каббала возвела веру в переселение душ в догму, эта доктрина часто вызывала возражение со стороны представителей еврейской философии в XIV и XV вв… Однако с течением времени голос противников ослабел, и вера в переселение душ овладела даже последователями Аристотеля…. (С точки зрения каббалистов) если у человека добрых поступков больше, чем злых, душа его переселяется в человеческое тело, в противном случае в тело животного" []. "Идея реинкарнации оставалась чуждой иудаизму приблизительно до VIII века" [].
Есть в книгах Ветхого Завета одна черта, которая изумляет любого читателя Священного Писания, и которая при этом не позволяет навязать Библии кармическое ее прочтение. Эта странная, пожалуй, даже шокирующая черта Писания - готовность его святых авторов вступать в полемику с Творцом. Издалека кажется, что единственное дело псалмопевца и иных библейских авторов - воспевать Бога, всевозможно прославлять Его и благоговеть перед Его величием. Тем неожиданнее оказывается реальность, тем неожиданнее бывает открыть - насколько же неелеен язык Ветхого Завета. И по своему опыту, и по рассказам других людей я знаю, насколько неожиданно оказывается при приближении к Библии обнаружить в ней гневные людские недоумения. Нам, приученным к жесткой цензуре (и самоцензуре) тем более странно видеть столь разительную, порой граничащую с кощунством честность библейских пророков. Они дерзают выражать свое непонимание путей Промысла:
"Невинен я; не хочу знать души моей, презираю жизнь мою. Все одно: я сказал, что Он губит и непорочного, и виновного. Если этого поражает Он бичом вдруг, то пытке невинных посмеивается. Земля отдана в руки нечестивых; лица судей ее Он закрывает. Если не Он, то кто же?" (Иов. 9, 21-24). "Почему беззаконные живут, достигают старости, да и силами крепки? Дети их с ними перед лицем их, и внуки их перед глазами их. Домы их безопасны от страха, и нет жезла Божия на них" (Иов. 21, 7-9).